Служба Спасения Геймеров 3

Александр Грохт

Служба Спасения Геймеров 3

Глава 1

Солнце за окном медленно ползло по небу, отмеряя время, оставшееся мне на выполнение задания. Два врага, две эпические схватки – и это только начало, ведь был еще вездесущий Странник, чьих намерений я не понимал. Но вместо того, чтобы разбираться с проблемами, я сидел в кабинете человека, помощь которого была сомнительна. Ни армии, ни оружия… пока только истории, которые вряд ли мне помогут. Да и человека ли? Снова я забывался, видя в обычном НПС личность. Но зоны аномалий находились далеко.

Увы, прописали его неплохо, стоит отдать должное сценаристам. Так что просто встать и уйти я все же не мог. Да и времени объективно мы потратили на историю Шамаила не так и много, и поездка совсем уж бесполезной не была: “Мамонта” мы у противника завалили.

Сам же Шамаил выпрямился, с силой потер лицо, словно приходя в себя – слишком настоящий жест для компьютерной программки, – отпил чаю и продолжил рассказ. Мы завороженно слушали, нечасто удавалось узнать столь подробно истории из этого мира.

– Беовульф рванул фонтаном огня из кормы и из башни, разбрасывая осколки на большую площадь. Изнутри раздались вперемешку мужские и женские крики боли, которые, впрочем, почти моментально затихли. Одного из наших зацепило осколком, и он, хрипя, рухнул на землю. Игорь тоже лежал без движения, нижней части лица у него практически не было. Затем изнутри раздался треск, как будто что-то рухнуло, и пламя заревело с новой силой. Мы взяли на прицел останки бронемашины, хотя было непонятно, как можно уцелеть в этом взрыве и пожаре. Но тут пылающие края брони раздвинулись, и на нас выдвинулась облитая пламенем фигура в силовой броне.

Мэр прикрыл глаза на минутку, словно вспоминая тот день. Впрочем, наверно и вспоминал. Но на этот раз паузу выдержал совсем небольшую.

– Что можно противопоставить человеку в силовой броне? До сегодняшнего дня я был уверен, что только другого человека в силовой броне. Или крупный калибр. Силовой брони у нас не было, зато был 14.5 мм пулемет Викинг на пикапе. И даже стрелок за ним, когда-то служивший в армии и умеющий обращаться с этой дурой. Пока мы разбегались и занимали позиции для стрельбы, Вим навел на пылающую фигуру ствол пулемета и открыл огонь. Вот только опоздал: оператор брони на ускорении бросился к пикапу, на ходу сбивая с себя пламя и вытягивая из кобуры пистолет.

На этих словах мэр явно рефлекторно погладил ствол у себя в кобуре, из чего я сделал вывод, что пистолет этот тот самый, гаусс модели RC7, который я видел при знакомстве с ним у дверей кабинета. Любопытно, как шесть гражданских сумели завалить человека в силовой броне, вооруженного этой игрушкой. Они должны быть как минимум крайне незаурядными бойцами, или же – очень везучими. Но послушаем дальше историю, она все любопытнее, хоть и не подошла до сих пор к сути – что такое Пуща.

– Наш пулеметчик успел все же перевести прицел и даже попасть пять или шесть раз, прежде чем наш противник дважды нажал на спуск. Первый снаряд разнес в клочья затворную раму пулемета и вбил ее куски Виму в лицо. Но прежде, чем он успел даже завалиться назад, второй сделал в его груди сквозную дыру, подбрасывая тело вверх и выкидывая его из кузова пикапа.

Нас оставалось пятеро, и шансы на успех были минимальными. Мы все равно открыли огонь по нему, но пули просто отскакивали от брони. А лазерные импульсы оставляли лишь небольшие подпалины. Сейчас я понимаю, что нужно было бить по уязвимым местам, и все могло получиться, но в тот момент мы панически разряжали в него магазины, не думая вообще ни о чем.

Как будто красуясь, он медленно разворачивался к нам. В тот момент, когда голова еще одного моего товарища практически исчезла после попадания из пистолета – нервы у всех не выдержали, и мы побежали. Единственным укрытием казалась лишь Пуща, так что все, не сговариваясь, ринулись внутрь. Человек в броне успел подстрелить еще одного моего товарища, Игана, но не смертельно – снаряд прошел по касательной. Правда, он вырвал Игану кусок мяса из щеки и попал в бетонную стенку, породив кучу острых как бритва осколков, воткнувшихся в лицо и свежую рану. Но ужас работал, как лучшее обезболивающее, и тот бежал чуть ли не быстрее нас всех.

За воротами с пылающим БТРом был небольших размеров дворик, в углу которого находилось невзрачное здание, как раз занимающееся неярким пламенем. Видимо, в него угодила одна из ракет. Из дворика вело несколько стеклянных дверей, все, как одна, битых – от попадания из пушки и пулеметов, от осколков, что-то рухнуло после взрыва ракеты. Мы заскочили в ближайшую, потому что сзади уже слышалось скрежетание брони БТРа – похоже, что преследователь не планировал оставить нас в покое и твердо вознамерился покончить с теми, кто поставил крест на его планах.

Я был почти уверен, что человек в броне – это сам Кэнон, но шлем мешал сказать наверняка. Снять его можно было только с мертвеца, но как убить того, кому наше оружие не способно оставить даже серьезных царапин? Похоже, что подобная мысль пришла в голову и всем остальным из нашей группы, потому что все заозирались вокруг. Прямой коридор с множеством дверей, украшенных надписями “Лаборатория”. И табличка, указывающая на лестницу под потолком – все, что перед нами было. Ни укрытия, ни оружия, ни возможности спрятаться: двери и стены стеклянные, внутри – просто административные помещения. Оставалось лишь бежать вперед, рассчитывая спуститься по лестнице и затеряться где-то ниже.

До лестницы нам оставалось еще десяток шагов, когда от входных дверей раздался свист гаусса, и бежавший первым парень упал. О его тело запнулся бежавший вторым, а я просто перепрыгнул кучу малу и практически рыбкой нырнул в двери пожарной лестницы, скатываясь на спине по ступеням. За мной следом вбежал Иган, а последнего в двери уже внесло прямым попаданием в спину. Я бросился вниз по лестнице, Иган несся следом за мной. К этому моменту половина его лица, залитая кровью, целиком распухла, закрывая его глаз. Может, оно и к лучшему, потому что один из осколков бетона торчал точно в этом самом глазу, вызывая у меня рвотные позывы. Сам Иган, похоже, пребывал все еще в шоке, так как не чувствовал боли.

– Шам, мы от него не убежим, – прохрипел он, и этот голос, должен признать, запомнился мне на всю жизнь. – Надо заманить урода на третий уровень, там стоят чаны с крайне агрессивными формами водорослей фагоцитов. Их вывели как способ борьбы с громадным перепроизводством пластика, но пока что эксперименты оказались не слишком успешными, они жрут вообще все углеводородные соединения.

– А ты-то откуда это знаешь? – поразился я. Иган попытался, видимо, улыбнуться, и перекосило его так, что смотреть было тяжело.

– Это я их разрабатывал. Ты что, забыл, что я биолог?

– Да я и не знал никогда, мне было не интересно.

Как-то не задумывался, кем были мои знакомые до объявления дня D. И о том, что происходило вообще в этой Пуще.

– Ну, вот теперь знаешь, – Иган рвано выдохнул. – Официально это был аграрный комплекс для исследования местной флоры; ни вирусов, ни патогенов не предполагалось, поэтому и внешняя защита здесь была чисто символическая. Но мы тут много чего разработали, на третьем и четвертом уровнях. Стивен, сука, не стеснялся… это начальник комплекса. То, что под нами, не должно бы, по-хорошему, попасть наружу.  Но тут, боюсь, уже поздно.

– В смысле?!

Не хватало нам кровавого мудака за спиной, теперь проблемы подступали еще и снизу. Шансы на выживание таяли на глазах.

– Стивен эвакуировался первым, через три часа после сообщения о дне D, забыв отдать приказ о консервации исследований, нам, знаешь, тоже было не до того. Да и внутренние протоколы безопасности были на высоте, плюс два дублирующих контура электроснабжения. Один отрубили из столицы после введения военного положения, а Тарентскую отключил ублюдочный Кэнон для экономии городских ресурсов. Какое-то время все держалось на маленькой резервной электроподстанции, которая, если ты не заметил, – Иган усмехнулся, и выглядело это ужасающе, – сейчас горит во дворе.

– Какой идиот ее там разместил? – проворчал я, хотя смысла в этом вопросе уже не было. Кто бы ни разместил, нас это знание уже не спасет.

– Тот, который считал, что генераторное помещение не нужно месту, находящемуся на двух дублирующих контурах электроснабжения, – Иган снова усмехнулся, и я отвернулся, чтобы не видеть его лица. – Так что держится тут все, пока не сядут аккумуляторные батареи, а после – я бы не совался сюда и в округу ни за какие коврижки… тут будет дикий сад. Времени у нас – часа три-четыре. Я очень надеюсь, что большая часть того, что тут живет, просто сдохнет от внешних условий. Но не факт, жизнь вообще умеет приспосабливаться.

– Погоди, а где тут большая красная кнопка самоуничтожения?

По ответному взгляду оставшегося глаза было ясно, что этой мелочью тоже никто не озаботился. А еще я заметил, что взгляд моего последнего товарища плывет – а значит, времени у нас куда меньше трех часов. Очень скоро Иган превратится в обузу, а не помощника.

– Ладно, тогда каков план?

– Варианта два, – голос Игана сел, но пока звучал ясно. – Первый я тебе озвучил, чаны с фагоцитами. Для впрыскивания на субстрат используются такие здоровенные распылители. Я предлагаю эту дрянь закачать в два распылителя и попробовать обдать броню ими. По идее – бактерии прожрут моментально почти все кабели, сочленения и прочие неметаллические элементы. Превратив его в стальную статую, с нерабочими сервоприводами и неподвижную. Но черт его знает, культура реально экспериментальная. И не всегда работает так, как надо.

– Второй вариант? – уточнил я. Слишком ненадежным выглядел первым. Пусть в нашем случае о надежности речи в принципе не шло, но если второй вариант окажется лучше, лучше сразу перейти к нему.

Иган тяжело вздохнул и прикрыл целый глаз.

– Второй – намного хуже, но гарантированный. В лаборатории н-305 есть крайне любопытная разработка. Растение-паразит, способное размножаться на любой органике, весьма стойкое к любым внешним условиям. Цель разработки – утилизатор для перспективного космического корабля Кентавр, думаю, уж о нем слышал каждый. Первый прорыв к соседней звезде, все дела. Нужен был утилизатор отходов жизнедеятельности на время перелета, предлагали разные варианты. У нас велись опыты по выведению универсального поглотителя. Первый результат неудачный, продолжить опыты мы не успели… Это не только копрофаги, но и вообще фаги чего угодно, еще и бешено плодящиеся. Но военные заинтересовались результатом, так что он был сохранен в заморозке. Так вот. Если ты сумеешь донести даже одну клетку до этого чувака – он труп. Гарантированно. Только через некоторое время. Лаборант, подцепивший случайно одну частицу этой дряни – умер очень плохо, через шесть часов. Его выжгли огнеметами, а место выжигания заварили и изолировали от остального комплекса. Так что допустить, чтобы после контакта с дрянью кто-то отсюда вышел – нельзя, понимаешь? Тот, кто возьмет ампулу и откроет – должен остаться в лаборатории.

– Гарантированный, – проворчал я. В тот момент отчаяние было еще не таким сильным, чтобы умирать вместе с подонком, терроризировавшим город. – Тогда давай попробуем все-таки прикончить его с помощью фагоцитов. Ладно, план есть…

Закончить фразу мне не позволил протяжный даже не крик, а вой человека, испытывающего смертельные муки. А потом его сменил странный «чвяк», и сверху прилетел, разбивая голову, труп парня с развороченным тазом, только теперь совсем без ног – похоже, его просто разорвали пополам и швырнули вниз верхнюю часть. Причем делали это медленно, чтобы он заорал от боли.

И это не было проявлением изощренного садизма, чистая прагматика – узнать этого ублюдка мы все успели. Кэнон вообще, казалось, не испытывал особых эмоций, и просто так тратить время на раненых бы не стал. Попытка запугать? Значит, чего-то опасается. Возможно, взрыв или пулемет все же повредили силовую броню, и он уязвим. И хочет, чтобы мы бежали, не помыслив даже о сопротивлении. А дальше он нас выследит и прикончит, не приближаясь. Но хрен ему во все рыло! Мы прикончим поганого ублюдка, а потом выйдем отсюда, приведем из города бульдозеры и бетономешалку, зальем к чертовой матери вход и завалим его обломками бетона, чтобы ничто не смогло выйти из лаборатории. И будем эвакуироваться: наверняка в соседней, Галерской, области, где находятся производственные комплексы и военные базы, сумели справиться с этой напастью. А раз так, они точно согласятся принять беженцев с детьми.

       Под эти более-менее бодрые мысли мы и добрались до третьего уровня. Двери в него стояли запертыми, но на мою удачу со мной был Иган, который мог отсканировать сетчатку оставшегося глаза и получить доступ, что он и проделал быстро. Шаги Кэнона уже громыхали по лестнице; в какой-то момент звук неуловимо изменился, и я инстинктивно шагнул влево. Снаряд пролетел в нескольких сантиметрах правее меня и сделал вмятину в открывающейся двери. Мы с Иганом протиснулись в небольшую щель, которая успела разойтись, нещадно обрывая пуговицы на одежде. Следующий выстрел выдал нервозность противника: явно был сделан поспешно и наугад, не попал на добрые полметра в меня, бесполезно долбанув выше наших голов в створку. А дальше Иган нажал на кнопку закрытия, и устремился вглубь помещения, крикнув мне следовать за ним.

Коридор был прямым, и на бегу я обернулся, чтобы оценить перспективы. Они не утешали: Кэнон успел всунуть обе ладони между сужающимися створками. На мгновение мелькнула надежда, что ему отрежет пальцы как в голофильме, но, увы, в реальности в мирной лаборатории при попадании в двери постороннего предмета они начинают расходиться обратно. Учитывая экзоскелет Кэнона, стоило рассчитывать, что откроются они куда быстрее, чем было задумано инженерами. У нас оставалось секунд десять, может, пятнадцать. Иган уже сканировал глазное яблоко у двери одного из помещений, одновременно набирая какой-то цифровой код на двери.

– Шам, у тебя очень мало времени, – попутно проговорил он, и створки медленно поползли в стороны. – Вот те две чаши – это автоклавы с водорослями. В углу распылители. Я побежал во вторую лабораторию, если ты не сумеешь – я добью его. И заблокирую изнутри этот этаж, надеюсь, этого хватит, чтобы удержать внутри все, что тут есть.

       На споры времени нет, так что я заскочил внутрь и кинулся к колбам с отвинченными верхушками. Двери с едва слышным скрежетом задвинулись, но я не обратил внимания: где-то снаружи, со стороны лестницы, уже слышны гулкие шаги. Заниматься аккуратным переливанием нет возможности, так что я без раздумий снес выстрелами крышку одного из чанов, расплёскивая во все стороны содержимое, и зачерпнул через верх зеленую массу одним из распылителей. Рукава куртки и ремень винтовки, на которые попала масса из чана, мгновенно покрылись темными пятнами, расплывающимися в стороны, а следом за границами пятна начала расползаться и ткань, обвисая неопрятными лохмотьями.

Шаги в коридоре замерли у моей двери, и времени завинчивать крышку и подсоединять шланг не осталось, вынуждая импровизировать. Я подскочил к двери в тот момент, когда снаружи раздались три выстрела, от которых замок изнутри заискрил. Створки снова медленно поползли в стороны, и Кэнон нетерпеливо просунул внутрь две стальные ладони, вот только я был готов к этому моменту. Моя куртка за прошедшие мгновения уже наполовину осыпалась хлопьями на пол, надеюсь, что большая порция сработает не хуже. Прицелиться в таких условиях нереально, но я все же выплеснул все, что сумел зачерпнуть, в образовавшийся зазор – на руки точно попадет, если повезет, то и на корпус, а то и шлем. А сам бросился обратно к чану, собираясь зачерпнуть еще одну порцию. За спиной раздался мощный скрип и хруст протестующей гидравлики, знаменуя, что хотя бы что-то пошло не так… Я успел добежать до чана, когда меня настиг выстрел. Пуля попадала в правую ступню, отправляя меня на пол, и от боли  реальность перестала существовать.

Трудно сказать, сколько я валялся, но вряд ли долго: лужа крови у моей ноги оказалась не слишком большой, а Кэнон не успел ни добить меня, ни даже войти в дверь. Впрочем, силовая броня стояла неподвижно, а изнутри доносилось пыхтение. Похоже, план так или иначе сработал: ни сдвинуть с места доспех, ни выбрать сам Кэнон не может.

Ремнем брюк я перетянул ногу, из которой льется кровь. Плохо, что и на него попали водоросли, так что этот импровизированный жгут не продержится долго. Тем не менее, прыгая на одной ноге, кое-как удалось добраться до металлического штыря на колёсиках, напоминающего медицинский держатель для капельниц, и, используя его как костыль, подойти к броне. Все внешние изолирующие элементы отсутствовали, из остатков перчаток торчала ладонь Кэнон; он все еще сжимал пистолет и пытался направить его на меня. Аккуратно обойдя статую так, чтобы не подставится под выстрел, я железной палкой выбил у него оружие, сломав попутно палец на руке. Это вселило некоторую уверенность, особенно когда оружие перекочевало в мои руки, так что я рискнул снова приблизиться и стянуть остатки шлема с его головы.

Что ж, я не ошибся, внутри и правда сидел Кэнон. Забавно то, что водоросли сожрали не только броню его шлема, но и его волосы. Так что он лыс и безус, аки новобранец.

– Ах ты ублюдок, Шамаил, мать твою! Гнойный чмошник, вонючий клистирный червь. Ты испортил все, сука. Я сейчас выберусь из брони и оторву тебе вторую ногу. А потом отрежу яйца и начну вытаскивать кишки!

Этот фонтан красноречия легко прервался ударом пистолета по зубам, от которого парочка из них вылетела. Накатила злость, даже более сильная, чем четверть часа назад, так что я впечатал дуло ему в зубы и прошипел:

– Ты, мразь. Ты убил множество невинных людей в больнице. Среди них были моя дочь, которую кто-то из твоих козлов подстрелил за кусок древнего железа с полуразворованного автопарка. И моя жена, которая работала там хирургом.

Глава 2

Он выплюнул осколки зуба и с той же яростью и сарказмом прорычал:

– Кто бы говорил о невинных. Ты убил не меньше сотни человек сегодня ночью, когда кинул их с лопатами и топорами на вооружённых дружинников. Ты убил и сжег заживо пятерых в БТР, а еще – ты ведь не запарился о тех, кто жил на улице и не откликнулся на твой призыв мочить меня. Они сгорели в своих домах, сметенные волной пылающего бензина. И ты об этом даже не думал. Ты сжег минимум пятерых матерей и дочерей, взрывая мой БТР. И как, ощущаешь хоть что-то? Ничего ты не ощущаешь, ты делал это для дела. Вот и я тоже. В клинике была зараза. От нее нет лекарств. Точка. Все там должны были умереть, диагностика не работает. Твои жена и дочь были мертвы, и убил их тот идиот, который притащил в больницу больного D-чумой, этот ваш добренький пилюлькин, мать его, главврач. Так что хочешь меня убивать – убивай, только вот не надо про невинных, сука. Ты просто хочешь мести и все.

Решимость убивать никуда не делась, но его слова заставили меня посмотреть и на оборотную сторону монеты – я ничем не лучше этого гада. Или нет? Да, жертвы были, но ради того, чтобы остановить эту мразь и его прихлебателей. Потому что такие, как он, должны быть мертвы. Он виновен, и все его слова – это просто способ меня запутать, заставить чувствовать себя причастным к убийствам.

Простой смерти ему не видать, я придумаю что-то более эффективное.

Проверив его систему открытия брони – не сработает, заклинена намертво, – я похромал из этой лаборатории, чтобы найти Игана. Нужно разобраться с той дрянью, о которой он говорил – заморозить или сжечь, что там поможет… И мне нужен какой-нибудь бензин. Я залью его внутрь доспехов и подожгу, наслаждаясь тем, как эта сволочь умрет той же смертью, что устроил моим девочкам.

 Передвижение для меня было настоящей пыткой, и спасала только мечта о том, что я сделаю с Кэноном. Лаборатория, в которую направился Иган, была мне неизвестна, но найти труда не составило: мой напарник оставил четкий кровавый след. Идти пришлось слишком далеко для моего нынешнего состояния, до самого конца коридора, но я все же дохромал. Вот только дверь была плотно заперта, и на мой стук поначалу никакой реакции не последовало. Я решительно забарабанил по ней еще сильнее, и тогда ожил динамик над дверью, заговоривший голосом моего товарища.

– Шамаил, немедленно уходи. Я не открою двери, но это ненадолго. Аккума в комплексе от силы на полчаса работы, а потом все… по протоколу в экстренной ситуации двери обычной гражданской лаборатории открываются для эвакуации сотрудников… Это конец любому живому существу как минимум тут, на этом этаже. Капсула с водорослью… она не герметична. И я уже точно поражен. Я попытаюсь за оставшееся у меня время найти способ что-то сделать, но мне будет куда проще, если ты прямо сейчас возьмешь ноги в руки и убежишь отсюда.

– Погоди, – велел я, выдыхая. Дорога далась тяжело, и мысли все еще были заняты нашим противником. – Я не прикончил Кэнона, просто полностью обездвижил. Он там, в соседнем отсеке…

– Значит, он сдохнет крайне медленно и болезненно, – перебил Иган. – Не беспокойся уже о нем, беги отсюда. Иначе я отдам команду на блокировку уровня, и ты останешься здесь со мной, умирать.

Пару мгновений я обдумывал его слова, и информация все же дошла до мозга. Тварь умрет, медленно и мучительно – пусть и не в огне, но меня устроит. Других причин задерживаться не было, разве что…

– Хорошо, я уйду. Ты уверен, что я не могу помочь тебе?

Вместо ответа он сделал односторонне прозрачное стекло полностью прозрачным, и я не смог сдержать вскрик. Та половина лица, где была рана – уже не была человеческой плотью, она покрылась зеленой коркой, и прямо у меня на глазах расползалась по его лицу, заползая в рот. Рука, которую он поранил, тоже. И в самом помещении высилось минимум два зеленых холмика, с которых медленно поднимался зеленоватый дымок. Видимо, так выглядели споры.

– Беги, дружище. А когда убежишь и доберёшься до города, пригоняй сюда чертовы бетономешалки и закупорьте наглухо вход в эту базу. И под страхом очень плохой смерти – не позволяйте сюда приближаться.

Я просто кивнул ему в ответ и побежал – откуда только взялись силы. Боги, я никогда еще в жизни так не бегал, особенно учитывая, что одна нога у меня едва работала, и любые движения причиняли дикую боль. Тем не менее, я сумел одолеть коридор, лестницу, на ходу кивнул разорванному пополам парню – он был мертв, но мы все же были знакомы, и хотелось попрощаться хотя бы так. До входа оставалась едва ли пара шагом, когда свет в помещениях стал тусклым-тусклым, а еще через пару мгновений погас. Судя по всему, электроника отключилась. А следом за ней отключились и дверные замки, в том числе и на этом этаже. Я увидел, как двери распахиваются, и представил, что то же самое происходит и внизу, и как зеленый дымок медленно вылетает наружу, попадая, в том числе, на ублюдка в силовой броне. Эти мстительные мысли придали сил, и я сумел доковылять до входа.

Снаружи мало что изменилось, разве что броневик уже не полыхал, а чадил, распространяя отвратительную смесь запахов паленой проводки, пластика и горелого мяса с жиром. Удивительно, но Игорь все еще был жив. Из аптечки одного из солдат, выброшенных взрывом – он добыл присыпку-коагулятор, и сейчас сидел, привалившись к борту нашего пикапа. Я помог ему перебраться в кабину, и мы поехали в город со всей возможной скоростью.

Как и просил Иган, на следующий день мы с максимальными предосторожностями загнали к зданию двенадцать бетономешалок, и запечатали вход громадной бетонной пробкой. Пару машин оставили стоять на вечном приколе, закрывая собой въезд, и написали на них запрещающие вход надписи. И на этом, как мне казалось, история завершилась. Горожане единогласно выбрали меня мэром, и мы начали учиться сложному процессу жизни в условиях нехватки всего. Опытные поля неподалеку от бывшей Пущи давали некоторое количество зерна, в окрестных болотах и озерах были съедобные коренья и рыба, хоть и немного. На всех выживших это были крохи, но что поделать. Лучше так, чем никак. Часть людей пыталась охотиться, благо, в холмах неподалеку от города были крупные животные. Но сколько может добыть один такой стрелок? Ну, пять туш, десять максимум. На оставшиеся в живых почти одиннадцать тысяч людей это капля в море. Да, рядом были и другие выжившие городки, но просто так никто не планировал делиться той же пищей, а на обмен… а на обмен жителям моего города предложить было нечего.

Что вполне логично, из города начался массовый исход. И тут то мы узнали новую и печальную истину – никто нигде нас не ждет. С момента дня D прошло уже полгода, и никаких центров спасения никто не держал, крупные города, не пострадавшие от эпидемии, закрылись в своих границах, не пуская подозрительных чужаков, а мелким было не до принятия беженцев – у них хватало своих ртов. Плюс к этому расцветал бандитизм, и уже появились первые работорговцы и рабовладельцы.