Paradise City

Лина старается не смотреть на нее, выжидает.

– Я знаю, что между вами снова что-то есть.

Теперь она смотрит на Эзлем в упор. Но сердце не начинает биться сильнее. Таблетки действуют.

– И поэтому ты здесь?

– Да.

– Насколько это серьезно?

– Возможно, он не протянет и до утра.

У Лины начинает кружиться голова. На мгновение ей кажется, что она ничего больше не видит и не слышит. Эзлем встает, подходит, садится на корточки, кладет руку ей на колено.

– С ним произошел несчастный случай.

– Что случилось? Я хочу к нему.

– С ним его жена.

– Что произошло?

– Он упал на рельсы перед подъезжающим поездом.

У Лины в голове начинают звучать объявления, которые она слышала на вокзале, но к Яссину они никакого отношения иметь не могли. Эзлем говорит о ком-то другом:

– Бред! С чего бы ему сводить счеты с жизнью, да еще таким образом? – она чувствует учащенное сердцебиение, несмотря на сильное лекарство.

– Наверняка он не хотел покончить с собой.

– Тогда что это за несчастный случай?

Рука Эзлем все еще на ее колене. Она произносит приглушенным голосом:

– Я бы хотела тебе кое-что показать. Где нас никто не потревожит?

Они одни в гостиной, но комната кажется такой обширной и открытой, что здесь совершенно невозможно почувствовать себя защищенным от вторжения. Лина встает и неуверенным шагом идет вперед, Эзлем следует за ней.

Родители устроили гостевую комнату там, где прежде была ее детская. Или, точнее, ее и брата. Лина живет здесь уже несколько месяцев, но до сих пор не привыкла к возвращению в родные стены. Часть комнаты, принадлежавшей брату, превратили в гостиную, там стоят два удобных кресла, между ними журнальный столик. Кроме того, письменный стол с офисным стулом, на стене висит большой экран. Кровать и платяной шкаф находятся в Лининой части комнаты, которая производит впечатление гостиничного номера. Она передвинула письменный стол на свою половину и, по сути, пребывает только там, стараясь не заходить в пространство брата.

Как только Лина закрывает за ними дверь, Эзлем говорит:

– Ты нужна мне сейчас. Ты должна мне помочь. А еще больше – Яссину. Сможешь?

В голове у Лины все вверх дном. Ее взгляд мечется от Эзлем к двери, потом к окну, на стену, на пол, лучше было бы потерять сознание.

– Что с ним? – спрашивает она тихо.

– Сядь. В кресло. Ладно? Ты должна быть очень сильной. Я знаю, ты можешь. Окей? – Голос Эзлем звучит глухо, будто издалека. У Лины шумит в ушах.

– Он что-нибудь сказал?

– Он в коме.

– Он выживет?

– Я не знаю.

– Но если он умирает, мне надо к нему! – Она встает, кидается к двери. Эзлем хватает ее за руку и удерживает.

– Нет.

Лина садится обратно:

– Почему нет?

– К нему никому нельзя. Только жене. А она и близко тебя не подпустит. – Это звучит жестко, но так надо, чтобы Лина поняла. Она пытается дышать спокойнее, подает Эзлем знак, что ей нужно время.

Эзлем садится рядом на корточки:

– Тебе лучше? Сейчас мы кое-что посмотрим. Готова?

Лина молча кивает.

– Это один и тот же эпизод, но с четырех разных ракурсов. Ты увидишь Яссина.

Взгляд Лины снова начинает блуждать по комнате.

– Крови и ничего подобного не будет.

Лина молчит.

– Очень важно, чтобы мы посмотрели это вместе. Тогда мы сможем помочь ему. Ясно? Ему срочно нужна твоя помощь.

Это срабатывает. Лина смотрит на Эзлем и кивает. Эзлем садится в свободное кресло и кладет смарткейс на стол.

Она включает первый видеофайл. Запись с одной из камер безопасности на станции метро «Театральная площадь». На экране ожидающие и снующие люди. Лина замечает Яссина прежде, чем Эзлем указывает на него. Она видит, как он пробирается между людьми к краю платформы, будто хочет сесть в поезд одним из первых. Яссин балансирует на носках ботинок и поворачивает голову туда, откуда появляется поезд. Его тело бросается вперед и исчезает на железнодорожном полотне, где камера уже не берет. Лина издает сиплый крик, отворачивается, закрывает глаза. Эзлем останавливает запись и ждет. Лина замирает, она сидит, согнувшись, закрыв лицо руками. Потом ее плечи начинают подрагивать. Она тихо плачет. Эзлем обнимает ее. Ждет. Лина порывисто встает, разворачивается и выходит из комнаты.

Взяв себя в руки, она возвращается к Эзлем. Бьющая в лицо струя холодной воды, несколько минут пустоты и еще одна таблетка помогли.

– Продолжим, – говорит она Эзлем, будто ничего не произошло.

Эзлем снова включает первое видео. Затем она показывает запись с ракурсов второй и третьей камер, а потом съемку непосредственно из поезда. Из головы первого вагона, в который встроены камеры калькулятора вождения, видно, как Яссин падает перед останавливающимся поездом и исчезает под ним, но ничего из того, что могло бы происходить на перроне.

Лина смотрит до конца, не реагируя. Внешне она выглядит сосредоточенной, в то время как в ее голове крутится одна и та же мысль: «Я делаю это для него. Я должна помочь ему».

– Как он выжил? – спрашивает она Эзлем.

– Поезд почти остановился. И хотя вагон зацепил его, Яссин упал довольно удачно, если так можно выразиться.

– Но ты не знаешь, выкарабкается ли он.

– Его уже дважды оперировали. Хуже всего – тяжелая черепно-мозговая травма. Он еще не приходил в сознание.

Лина кивает, комок подступает к горлу. Она прислушивается к своему дыханию, пульсу. И то и другое более или менее в порядке, и все же она чувствует, будто внизу живота что-то скребет, схватывает и сжимает внутренности.

– Тебе сообщат, если его состояние изменится?

– Думаю, да.

– Ты дружишь с его женой, – она слишком поздно замечает, что это звучит как упрек.

– Мы знаем друг друга очень давно. Но я бы не сказала, что это дружба.

– Она знает обо мне?

– Я ничего не рассказывала.

– Но ты недавно на это намекала.

– Возможно, знает. Но не от меня.

– Он точно ничего не говорил ей.

– Она же не дура.

– Я никогда не требовала, чтобы они расстались.

– Ты не должна передо мной оправдываться.

– Я не хочу разрушать ничьи отношения. Этого никогда бы не произошло, если бы мы раньше не…

– Это ты с ним выясняй. Не со мной, – прерывает ее Эзлем на полуслове, – официально я ничего не знаю, и не попади он в больницу, я бы никогда не завела с тобой разговор об этом. Помоги разобраться в том, что случилось. Он что-то раскопал. Что ты знаешь?

– Он отослал меня искать шакалов.

– Он тебе ничего не говорил об этом деле?

– Только то, что за этим скрывается нечто большее.

– И все?

– У тебя тоже нет никакого представления, над чем он работал?

Эзлем мотает головой:

– Получается, мы ничего не знаем.

– Да.

– Хрень.

– Полная.

Эзлем сухо улыбается. Потом спрашивает:

– Ты что-нибудь заметила на видео? – Она медлит.

– Что тебе показалось странным?

– Только блокираторы камер. – Эзлем показывает на три расплывчатые точки. В этих местах стояло как минимум три человека с нелегальными блокираторами камер видеонаблюдения. Идет ли речь об активистах, выступающих против системы распознавания лиц, или там действительно те, кто пытается что-то скрыть, неизвестно. Но по крайней мере два блокиратора находятся рядом с Яссином. И это одна из причин, почему невозможно различить, прыгнул он сам или его столкнули.

– Никогда в жизни не прыгнул бы, – произносит Лина.

– Это несчастный случай. – Эзлем рисует в воздухе кавычки.

– А что говорит его жена?

– Что в последнее время он вел себя странно и она едва могла его понять.

– Она думает, это самоубийство?

– Похоже на то.

Лина чувствует навалившуюся усталость:

– Ты права, она все знает.

Эзлем только поднимает брови и ждет, Лина меняет тему:

– Откуда у тебя записи?

Эзлем не отвечает. У нее свои источники, но она о них не рассказывает, во всяком случае подчиненным.

– Окей, ясно, кто тут начальник. Но источник достоверный?

– Итан тщательно проверил все четыре записи и уверен настолько, насколько только можно быть уверенным. – Итан работает в «Галлусе» редактором, он специалист по аудио и видео. – Никакого фейка. Никаких манипуляций. Достоверный источник.

– То есть блокираторы камер настоящие.

– К сожалению.

Снаружи, за дверью, Лина слышит голос отца, его всепроникающий бас, который заставляет умолкнуть все вокруг, даже если он думает, что говорит тихо.

– Он не кидался под поезд, – говорит она.

– Нет, – подтверждает Эзлем.

– И?.. Что нам делать?

– Выяснить, над чем он работал.

Лина еще раз просматривает видеофайл, в котором Яссин пробирается сквозь толпу. Она изучает стоящих вокруг людей, проигрывая видео в замедленном темпе, пытается понять, кто, где, когда стоит.

– И ты уверена, что эта версия не обработана? – спрашивает она Эзлем.

– Почему ты сомневаешься?

– Кое-что не сходится. – Лина увеличивает кадр: два человека с блокираторами камер рядом с Яссином. – Видишь?

Эзлем мотает головой.

– Это другая модель. Сравни… – она перемещает стоп-кадр, показывает на серое пятно. – Гораздо грубее, почти как раньше, когда все распадалось на пиксели. А эти двое здесь, – она возвращается к предыдущему кадру, – совершенно безупречны, словно однородный серебряный поток. Это другая технология.

Эзлем медленно кивает:

– Передам Итану, чтобы проверил.

Лина смещает кадр чуть ниже. Полупрофиль Яссина теперь в центре дисплея. Комок подступает к горлу.

– Кто-то еще проводил расследование для Яссина, – говорит она. – Он сказал мне об этом вчера. В любом случае, ему требовалось больше людей для расследования, он говорил, лучше бы человек пять, но в этом деле ни на кого нельзя положиться. – Снова комок подступает к горлу. – Я думала, он отстраняет меня, так как не доверяет. Поэтому так разозлилась. Сначала он утверждает, что ему необходимо больше людей, а затем отсылает меня. Не понимаю.

Эзлем забирает у Лины смарткейс и убирает его. Она подается вперед, сдвигаясь на край кресла.

– Все же ты знаешь больше, чем я.

Лина удивлена:

– Он не говорил, с кем сотрудничает?

– Хочешь подробнее обсудить эту тему или будем двигаться дальше? – раздраженно спрашивает Эзлем.

Лина закрывает глаза. Там, в ее памяти, что-то сохранилось. Она пытается представить кабинет Яссина:

– Кайа, – произносит она. – Когда я вошла, он разговаривал с Кайей.

– Кайа Эрден?

– Понятия не имею. Кто это?

– Легенда криминальной журналистики, как ее в свое время называли. Очень умна, очень настойчива, давно в профессии, дольше, чем мы все.

– Ни о чем не говорит.

– Ты слишком долго жила за границей. Я уважаю ее. У нее я научилась большему, чем в университете. Раньше она часто с нами работала. Скандал вокруг расширения порта Ширштайнера? Лет десять назад?

– Ого! Правда?

– Да. Это была она. Она расследовала все это почти в одиночку. Благодаря ее усилиям много голов полетело.

– Хороший человек.

– Да, хороший, – повторяет Эзлем. – Яссин работает только с такими людьми.

– Но почему я тогда ее не знаю? Вы не сотрудничали с ней в последнее время?

– Мы бы с удовольствием. Но после истории с портом она ушла на покой. Пенсия – так она это называет, ей лет шестьдесят. Кто-то разузнал, что она занималась этой историей, начались серьезные угрозы.

Лина прекрасно понимает. Личность того, кто проводит подобные расследования, как правило, остается в тайне. Не только потому, что иначе будет сложно раскрывать другие дела. Снова и снова возникают нападки на «правдивую прессу» – ироничное словосочетание для тех, кто еще придерживается фактов и аналитики и противоречит официальным источникам. Государственные средства массовой информации сами себя называют свободными, критическими и независимыми.

– Если Яссин говорил с ней, значит, он подобрался к чему-то совершенно особенному.

– Ты полагаешь, она знает, о чем речь?

– Если кто и знает, так это она.

Лина встает:

– У нее и спросим.

3

– Мы пойдем прогуляемся.

Ей кажется, будто оказалась в прошлом на пятнадцать лет назад. Может, просто оттого, что снова живет у родителей.

Из кухни доносится голос отца:

– Возвращайся пораньше, – затем он поспешно добавляет: – Повеселитесь хорошенько! – А мама сдерживает смех.

Кайа Эрден не подходит к телефону, поэтому они отправляются к ней. В городе с населением десять миллионов необходимо время и терпение, чтобы куда-нибудь добраться, особенно если живешь на окраине, как Эзлем и Лина. Но им везет, Кайа Эрден тоже живет в Ланштадте, если адрес, который Эзлем нашла в картотеке «Галлуса», верный.

Ланштадт образован на месте городов Гисен и Вецлар, а также близлежащих общин и городков от Лойна до Штауфенберга. Они срослись и вошли в административный округ Франкфурта. Видимых границ уже давно нет. Право проживать в Ланштадте получают главным образом пожилые люди и семьи, кроме того жилищное ведомство уделяет большое внимание смешению возрастных и социальных групп при распределении домов и квартир.

Трамваи ходят день и ночь без перерыва. Эзлем и Лине не приходится ждать дольше пятнадцати минут. На трамвае до ланштадтского Западного вокзала, потом через исторический центр города, привлекательного для туристов бутик-отелями, которые на деле хоть и не всегда комфортабельны, внешне напоминают быт времен позднего Средневековья. Не доезжая до китайского поселения с озелененными фасадами высотных домов, они выходят и, оказавшись в полностью перестроенном квартале Шпильбург – до конца двадцатого столетия казарма бундесвера, – отправляются искать квартиру Кайи Эрден.

Согласно адресу, квартира находится в мансарде бывшего офицерского общежития. Проход, как и в большинстве жилых кварталов, под видеонаблюдением, но Лина, выйдя из дома, уже включила блокиратор камер. Его хватит на них двоих. Им повезет, если системы безопасности в квартале еще не настроены на распознавание блокираторов.

Через небольшой парк они проходят к зданию. Справа расположены многочисленные заведения, судя по шуму, хорошо посещаемые. При узаконенной двадцатичасовой рабочей неделе у людей, работающих по договору, обеспечивающему полную занятость, есть и время, и деньги на развлечения. Особенно здесь, где плата за квартиры заметно ниже, чем в центре города. Эзлем и Лина заходят внутрь: достаточно нажать зуммер и любезно кивнуть охранникам. Ремонт был давно, Шпильбург больше не относится к лучшим кварталам города. Охранные системы не на высшем уровне, а проверки проходят от случая к случаю.

Они поднимаются в стеклянном лифте до самой крыши. Квартира слева от лестницы, ведущей вниз. Эзлем звонит и стучит, никто не открывает. Затем набирает номер мобильного, сигналы смарткейса отчетливо слышны в прихожей. Больше в квартире не слышно ни звука.

– Она должна быть внутри, – говорит Лина.

Без смарткейса никто не выходит из дома. Им расплачиваются, он содержит паспортные данные, все права доступа, в том числе к зашифрованным файлам, а при несчастных случаях предоставляет сведения о здоровье. Смарткейс – это мобильная часть тела. Технические концерны уже говорят, что скоро гаджеты исчезнут под кожей. В Китае разработана технология, которая не вредна для здоровья, достаточно эффективна и не требует постоянного обновления. Впрочем, спрос ограничен. Пока все обходятся компактными приспособлениями, которые регулируют, организуют жизнь и управляют ею в целом.

– Она должна быть там, – повторяет Лина и видит, что Эзлем думает, как проникнуть в квартиру. Двери можно открыть только с помощью авторизации. Эзлем стучит еще раз. И наконец говорит:

– Пожарная сигнализация, она отключает всю систему.

– И одновременно наполняет все здание водой?

– Есть идея получше? Вызвать полицейских будет непросто.

– Может, у кого из соседей есть код доступа.

– У таких, как Кайа, нет ни комнатных растений, ни домашних животных. Она никому не предоставила бы доступ к квартире.

– Но у нее ведь есть друзья или родственники.

– Не знаю, Лина. Я с ней работала, а не спала.

Лина пытается не поддаваться на провокацию:

– А как насчет службы охраны?

Глядя на Эзлем, она понимает, что та предпочла бы запустить пожарную сигнализацию.

– Что мы им скажем?

– Что беспокоимся за подругу.

– За подругу…

– Тетю? – предлагает Лина. Они снова стоят в лифте, едут вниз.

Эзлем кивает:

– Стоит попробовать.

Они подходят к стеклянной будке охраны. Эзлем действует как обычно даже тогда, когда остается одна – внушает уважение:

– Моя тетя, Кайа Эрден, не открывает. Ее смарткейс звонит в квартире. Мне надо срочно с ней поговорить. У вас наверняка есть код доступа.

Блондинка лет двадцати кидает на коллегу вопросительный взгляд. Та проверяет что-то на дисплее, потом поворачивает его к блондинке.

– Вы слышали сигнал смарткейса?

– Да.

Блондинка кивает, касается дисплея, активирует гарнитуру. Ждет. Встает и говорит:

– Я посмотрю. Оставайтесь здесь.

– Мы пойдем с вами.

– Ждите здесь.

– Мы подождем у лифта, – говорит Эзлем, а Лина кивает, глядя широко открытыми, невинными глазами, в полном соответствии с ролью заботливой племянницы, кузины, кого-нибудь. Втроем они снова поднимаются на нужный этаж. Девушка из службы охраны подходит к двери Кайи, звонит, стучит. Проверяет, не ответит ли она по смарткейсу. Проделывает те же действия, что и они несколько минут назад, разве что не думает включать пожарную сигнализацию. Она активирует код доступа, кричит, что сейчас войдет, и открывает дверь. Эзлем тут же срывается с места и встает за спиной у девушки.

– Отойдите, – говорит та Эзлем.

– Мне надо знать, что с ней.

– Оставайтесь здесь, – повторяет девушка, и на этот раз голос ее звучит куда более властно, чем прежде, что заставляет Эзлем отступить. Лина медленно подходит.

– Что происходит? Она там? – кричит Эзлем вглубь квартиры.

Никто не отвечает.

– Ау?

Эзлем делает шаг вперед, слышен голос девушки из службы охраны. Она говорит, но не с Эзлем.

– Я вхожу. – Эзлем переступает порог квартиры, Лина за ней. Они попадают прямо в открытую кухню, справа гостиная, слева двери, вероятно, в ванную и спальню. На чистом кухонном столе стоят почти полный стеклянный чайник, полупустая чашка, миска с увядшим салатом. Смарткейс на зарядке. Рядом лежит то, что Лина все чаще видит у своих коллег: блокнот для заметок.

Девушка из службы охраны говорит по гарнитуре. Когда она видит их обеих, делает знак остановиться. Лина не сразу замечает, что кто-то сидит в кресле, возле которого стоит девушка. Она почти полностью перекрывает обзор, но Лина видит свисающую с подлокотника кресла руку и вытянутые голые ноги.

– Кайа? – Эзлем делает несколько шагов вперед, чтобы увидеть больше. – Нет! – она замирает.

– Сколько раз повторять? Не подходите! – говорит девушка. Раскинув руки, она идет на Эзлем и Лину и вытесняет их из квартиры. – Ждите внизу. Полиция уже в пути.

– Она мертва? – голос Эзлем звучит так подавленно, что Лина едва узнает его. – Почему она умерла?

– Я не знаю.

– Но вы же видели! Скажите, что вы видели!

– Она выглядит совершенно спокойной.

– Что за чушь! – Кажется, Эзлем вот-вот ударит девушку. Та, кажется, к этому готова.

– Эй, потише!

– К черту, отвечайте сейчас же, что произошло! Она действительно мертва? Вы проверили пульс, дыхание? Вы абсолютно уверены?

Девушка из службы охраны кивает. Тем временем на лестнице и в коридоре собралось несколько жильцов. Некоторые что-то печатают в смарткейсах. Они либо ищут версии произошедшего, либо постят то, что происходит. Платформы, где они размещают посты, вскоре удалят любую информацию, вызывающую беспокойство, но до того, как это случится, некоторые успеют прочитать.

– Ее убили?

Охранница пытается затолкнуть Эзлем в лифт и требовательно смотрит на Лину. Лина скрещивает руки на груди и не двигается с места. Эзлем повторяет вопрос намного громче. По коридору проносится шепот.

– Почему вы так думаете? – спрашивает охранница. – Дождитесь полицию. Поскольку вы родственники, вам все расскажут. Дело пойдет быстрее, если вы прямо сейчас предоставите свои паспортные данные.

Эзлем разворачивается и идет сквозь толпу зевак вниз по лестнице. Лина следует за ней. Синие огни разрезают ночную тьму, сирены воют. Они заговаривают друг с другом только после того, как покидают здание и добегают до Франкфуртерштрассе, где ждут трамвай, пока машины полицейской оперативной службы проносятся мимо.

– Это было на грани, – шепчет Эзлем. – Надеюсь, они не доберутся до наших данных.

Частным охранным службам доступ к персональным данным запрещен. Даже полиция не имеет на это права без судебного решения. Однако наличие запрета еще не означает, что все его соблюдают.

Лина проверяет, работает ли еще блокиратор камер. Ее GPS выключен, и все же она стирает в смарткейсе все данные, собранные за последний час. Какое-нибудь из приложений обязательно считывает их, а ты и не подозреваешь. Ее руки трясутся, она учащенно дышит.

Эзлем наблюдает за действиями Лины и тоже уничтожает данные о своих передвижениях. Это довольно слабая мера предосторожности. Тот, кто задастся целью, сможет воспроизвести картину передвижений через провайдер. Но без данных со смарткейса это все же будет сложнее.

– Черт, черт, черт, что за дерьмо! Что происходит? – Юная парочка, которая как раз подходит к остановке, смущенно поглядывает на Эзлем. Та кидает на молодежь злобный взгляд. Они отворачиваются, отходят и перешептываются. Эзлем пристально смотрит на Лину.

– Это не может быть совпадением. – Лина с трудом понимает смысл фразы, так сильно ее трясет. От измождения, от волнения. И от страха.

– Сейчас придет трамвай. Сможешь сесть.

– Все нормально. – Лина старается держаться уверенно. Это плохо получается.

– Не отнекивайся… Таблетки с собой? Или что ты там принимаешь в подобных ситуациях?

– Я редко оказываюсь в подобных ситуациях, – пытается шутить Лина. Ее сердце бешено стучит, дыхание едва за ним поспевает. Она ищет лекарство. От мигающего синего света полицейских машин у нее кружится голова.

– Ты отключила КОС? У тебя же есть чип? Дай смарткейс.

Лина вяло протестует, но отдает гаджет. Эзлем запускает приложение. КОС – общее медицинское приложение, у людей с хроническими заболеваниями оно связано с имплантированным чипом, отслеживает жизненные показатели и бьет тревогу, если что-то не соответствует норме. Сигнал сразу поступает в систему.

– Не здесь, – шепчет Лина. – Нам надо уйти.

– Как это работает?

Эзлем обхватывает Лину за талию и помогает ей сесть на скамейку у остановки. Парочка откровенно таращится на них. – Почему ты отключила приложение?

– Я думала, это щекотливое дело…

– Если бы и ты сейчас умерла, это было бы щекотливым делом.

– Мне очень жаль.

– Сейчас приедет скорая. Где таблетки?

Лина не может их найти, впадает в панику, сердце уже бьется слишком быстро, а от этого начинает биться еще сильнее.

– Эзлем, когда приедет скорая, отправляйся домой.

– Даже не думай.

– Обо мне позаботятся.

– Поедем вместе.

Лина понимает, что может потерять сознание в любую минуту. Она протягивает Эзлем сумку.

– Возьми и проваливай.

Эзлем открывает сумку, думая, что ей надо найти таблетки. Вместо этого она обнаруживает там маленькую записную книжку и вопросительно смотрит на Лину.

– Кайа, – произносит Лина и проваливается в глубокий обморок, перед ними останавливается машина скорой.

Прежде

Прежде было совсем недавно, но будто в совершенно другой жизни.

Она родилась во Франкфурте, выросла, пошла в школу, в университет. Все важное в жизни происходило во Франкфурте, от первой любви и подросткового бунта до собственной квартиры и обманчивого чувства, что ты уже взрослый и не нуждаешься в поддержке.

Лина надеялась, что учеба поможет найти жизненный путь, но, после того как она без особого интереса попробовала себя в пяти совершенно разных специальностях, ей пришлось признать, что ничего не подходит. Или, наоборот, она ни на что не годна? Шли годы, и, хотя она все время начинала что-то новое, изучала новый материал, встречала новых людей, ее не покидало чувство, что она не нашла свое место в жизни.

В кампусе ей приглянулся студент-политолог. Он привлекал ее тем, что вокруг него витало нечто сумрачное, и это становилось заметным только тогда, когда он думал, будто за ним никто не наблюдает. Эта таинственность особенно притягивала Лину. Его звали Яссин. Они стали парой. Лина была счастлива, наконец она нашла что-то действительно важное: стремление Яссина всеми силами способствовать просвещению общества в борьбе с политической дезинформацией вдохновляло Лину. Ей казалось, что именно к этому она и стремилась.