Мрак сердец наших

В обед, который у официантов наступает гораздо позже обычного обеда, я взяла на кухне положенный мне сэндвич, вышла на улицу и сбежала к набережной. Там я спряталась в любимый закуток между овощной лавкой и пекарней. Весной и летом я всегда ела снаружи – презрительные взгляды за общим столом портят аппетит. А на улице тепло свежий воздух. Насколько он может быть свежим в подворотне, куда повар выбрасывал протухшие потроха и где кошки метили каждый угол. Да и тепло сегодня уже не было – небо заволокли тучи. Обещанный Куртом из будущего дождь должен был вот-вот начаться.

Я села на перевернутый плетеный ящик, закинула ноги на второй, поменьше, после чего достала сэндвич, откусила и закрыла глаза от удовольствия.

–Хэй, красавица, чего скучаешь в одиночестве? – протянул кто-то.

Я открыла глаза исключительно, чтобы закатить их. О, Покровитель, что за избитые фразы. Да и неужели кто-то реально заводит знакомства в подворотне среди одичавших от голода кошек и разжиревших крыс? Нет, определенный тип людей, наверняка. Я повернула голову. Да, вроде такого типа.

В дальнем конце прохода между зданиями, облокотившись плечом на покрытую мхом и плесенью стену, стоял молодой парень. Он вряд ли был старше меня. Но вот его сюртук и цилиндр – видели еще моих предков. Даже издали я видела обтрепанные рукава и лоснящиеся пятна на темной одежде. Зато лицо у парня было светлое – над глазами поднимались дуги белесых бровей, а ресницы или отсутствовали напрочь, или были абсолютно прозрачными. И только на удивление красные губы выделялись на белом лице.

Я проигнорировала вопрос и снова впилась зубами в бутерброд. Парень подошел ближе, потом еще ближе и до неприличного близко. Сел на ящик, куда я положила ноги и заглянул мне в лицо.

– Хэй, красавица, а еще одного не найдется? – он ткнул пальцем в мой сэндвич.

– Заработай, – я опустила ноги и отвернулась.

Парень был настырный. Он поднялся и обошел меня, чтобы снова заглянуть в глаза.

– Не всем с работой везет, – он вздохнул, как будто и вправду сожалел. – Другие вертятся, как могут.

Я промолчала, только глянула на сэндвич – много ли еще осталось, – а потом на небо – скоро ли польет.

– Слушай, – не унимался белобровый. – А давай я тебе что-нибудь продам. У меня разного добра навалом. Вот и заработаю.

– Я меня все есть, – хмыкнула я, – только денег нет.

– Да ты не переживай, я сестре скидку сделаю.

Он коснулся тыльной стороны правой ладони. На руке красовалась перчатка без пальцев. Я поняла, что он намекает на клеймо под ней. Такое же как у меня – я-то сэндвич держала голыми руками и метку выставила на обозрение всей подворотне. Я снова хмыкнула. Мрак, торгующий ширпотребом, наверняка, еще и ворованным, – ходячий стереотип.

– Спорим, у меня найдется что-нибудь для тебя. У меня талант – понимать, что человек хочет.

Он уставился на меня, прищурился и, не отрывая глаз, стал лазить по карманам.

– Не то, не то, – приговаривал он, не вынимая содержимое. – Такой красавице нужна красивая вещь. Вот!

Он выставил сжатый кулак, пошевелил пальцами. Из его ладони выпал желтый жук и запрыгал на веревочке. Через несколько секунд, я поняла, что это золотой кулон на тончайшей цепочке. Нежные золотые лепестки, которые я сначала приняла за лапы жука, обрамляли камень размером с ноготь. Кулон чуть повернулся, и на камень упал заблудившийся луч солнца.

– Под цвет твоих глаз, – расплылся в наглой улыбке парень.

Сегодня я не смотрелась в зеркало, но и без этого прекрасно знала, как выгляжу. Русые волосы – того скучного цвета, что в хмурый день становятся особенно блеклыми. Тугая коса – чтобы спрятать оттопыренные уши. Бледная кожа. Но стоит меня разозлить – и она станет пунцово красной. Большой рот. Не чувственный, как любят писать в книгах, а гигантский. Прозвище «жаба» кому ни попало не дают. А я носила его все годы, что жила в приюте. И только глаза…

Глаза были моей гордостью, это было единственное, что мне в себе нравилось. И они были какие угодно, но только не грязно-зеленые. То есть, в первую очередь, они были зеленые. Светло-зеленые, ярко-зеленые, нежно-зеленые с каплей желтого. Как зеленая дымка, что появляется на деревьях ранней весной, когда листья едва-едва показываются из почек.

И именно такого цвета камень сверкнул в руках незнакомого Мрака в темной, грязной и вонючей подворотне.

Я застонала. Парень был прав – у него талант. Может, в этом его способность, а может, просто чутье торгаша. Я хотела этот кулон. Хотела больше всего в мире. У меня никогда не было такой красивой вещи. Я тихо застонала.

– У меня нет денег.

– Совсем нет?

Я опустила глаза к недоеденному бутерброду.

– Слушай, мы, конечно, оба понимаем, что вещь дорогая, – белобровый зажал украшение в кулаке. – Но мы также понимаем, что в лавку я его не понесу. Тебе готов отдать за пол цены.

– Сколько? – я так и не подняла глаз.

– Пусть будет… так и быть… пятьсот мин.

Я горько рассмеялась. В кармане у меня были две последние мины. Хотя сегодня месье Гийом должен был выплатить недельное жалованье – тридцать мин. Даже начни я торговаться с парнем, кулон никогда не будет мне по карману.

Я вздохнула и посмотрела на улицу, которая виднелась в проеме между двумя домами. Там шли покупатели с пакетами плюшек и рогаликов из пекарни, до меня долетал приторный запах выпечки. Там останавливались кареты и почтовые дилижансы, из которых выходили солидные путешественники и их жены в вышитых бисером и покрытых кружевами платьях. А мне хотелось всего лишь один маленький кулон.

Рука сама собой поползла в карман. Там лежал свернутый вчетверо лист бумаги. Лежал на самый крайний случай, как я не раз повторяла Курту.

– Так, как? Будешь брать? – белобрысый протянул руку и раскрыл ладонь. На ней снова зашевелились золотые лепестки, а в зелени драгоценного камня заиграли блики.

Я долго смотрела на кулон очень и надеялась, что на лице отражаются муки выбора, а не подозрительное напряжение. Мои пальцы тем временем разворачивали лист. Они двинулись от угла к центру, оставляя на бумаге цветные пятна. Красные завитки, герб Ниневии, цифра пятьсот в самом центре и портрет Хьюго Деманца, члена Директории. Я чувствовала, что на лбу выступила испарина, но отступать было поздно.

– На! – я вскинула руку и протянула сложенную банкноту.

Пожалуйста, не разворачивай. Пожалуйста, спрячь ее поскорей, пока цвет не сошел.

Но парень не услышал моих молитв. Он ошарашенно уставился на деньги, взял их и развернул. Посмотрел на банкноту с одной стороны. Перевернул. Хмыкнул.

– А говорила, что денег нет.

– Я… мне… заплатили, – промямлила я.

– Меньше знаю, – торгаш вскинул руку, – меньше осуждаю.

Он протянул кулон на раскрытой ладони. Я схватила украшение, выронив остатки сэндвича, и поднесла к глазам.

– Ну-с, с вами приятно иметь дело, – белобровый приподнял цилиндр и не прощаясь зашагал вглубь подворотни – подальше от многолюдной улицы.

Я же прижала свое сокровище к груди, вскочила и побежала к трактиру. И там, внутри, в темноте коридора, меня внезапно захлестнул страх. Я только что нарушила закон. Я заставила себя дышать медленно и глубоко, чтобы успокоиться. Да, нарушила. Но разве обмануть обманщика – так уж плохо?

Глава 4. Официальный визит

Остаток дня я при любой возможности уходила из главного зала, пряталась на кухне или в коридоре и проверяла кулон. Я доставала его, любовалась золотыми лепестками и зеленым камнем и закусывала губу в блаженстве. Смешно, мне ведь некуда было в нем выйти, но это не имело значения.

И только к концу дня меня огорошила мысль – что если парень выследит меня? Когда он увидит, что купюра потеряла цвет и вновь стала клочком бумаги, он найдет меня и потребует кулон назад. Мне вспомнился утренний офицер Надзора и его вопрос, как надолго я могу придавать вещам цвет. Я действительно не засекала – зачем? Пару часов, день. Курт требовал, чтобы я тренировалась. Тогда, согласно его гениальному плану, можно будет поехать в столицу, закупить там всякого добра, переночевать в лучшем трактире и спокойно уехать, пока торговцы не заметили подвоха.

Ходили байки, что если Мрак тренируется, то он может усилить свою способность. Еще я слышала, что ландаум и другие вещества, названия которых я не знала, тоже могут влиять. Но я их не пробовала, не хотела и не собиралась – не хватало еще в притоны за этим ходить! Я бы все отдала, чтобы избавиться от этой своей особенности, не становится еще более… мрачной.

Кроме того, в жизни я никогда не встречала Мрака, который как-то изменил себя. Хотя я и с другими Мраками, кроме Курта, и не общалась. Зато он мечтал развить свою способность. Он мог задерживаться в прошлом лишь на три минуты, а хотел оставаться там, сколько захочет.

– Я бы на сто лет назад прыгнул, когда у нас был король-Мрак, вот тогда была красота, вот я бы там зажил, – мечтал он.

– На четыреста лет, – всегда поправляла его я. Курт совсем не знал истории. – Или лучше на четыреста пятьдесят. Четыреста лет назад его как раз свергли и убили. Его, всю его семью и всех Мраков при дворе.

Но сколько Курт ни прыгал, изменить ничего не мог.

Мысль о Курте напомнила, что неплохо бы получить жалование. Я столкнулась с трактирщиком, когда он метался между столиком богатого местного купца и столиком еще более богатого торговца из столицы.

– Что такое? Девочка, ты чего? – месье Гийом удивился, когда я преградила ему путь.

– Месье Гийом… Жалованье.

– Что? А это… ну пусть… – толстяк явно торопился завязать разговор с новым постояльцем. – Давай завтра. На кухне еды возьми.

Такой вариант меня тоже устраивал. Я забежала на кухню, по пути еще раз проверив кулон в кармане, и взяла холщовую сумку с двумя горшочками жаркого.

– Только верни, – погрозила пальцем кухарка. – А то скажу, и из денег твоих вычтут.

Я оставила угрозу без ответа – и без нее всегда возвращала посуду, – и выбежала на улицу. Стоило мне спуститься с крыльца, как темное вечернее небо раскололось от яркой молнии, и дождь, что весь день собирался, обрушился стеной.

– Зараза!

Возвращаться в трактир к Тибальду и ворчливой кухарке не хотелось, поэтому я выбежала под струи воды, мечтая о теплом плед, уютном кресле, интересной книге и кружке горячего чая.

По дороге домой я замерзла, вымокла как ныряльщик за жемчугом с Ларнийских островов, а ботинки давно наглотались воды из луж. Вдобавок меня на полном ходу обогнала карета и облила коричневой грязью. Я громко ругнулась вслед, но меня не только не увидели, но и не услышали. Поэтому остаток пути проклинала дождь, нахальных ездаков, Курта. Курт был тут ни при чем, это я так – по привычке.

Дорога повернула к нашему дому, и я замерла. Перед крыльцом стояла карета. Та самая.

– Вот, а ты не верила, – рядом со мной возник Курт. Просто выпрыгнул из воздуха. Видимо, в сегодняшнее утро он переместился именно из этого момента. – Гады, облили меня и даже не остановились. О, и тебя тоже. Гляди! Они еще и вломились к нам.

Он ткнул пальцем в сторону окна. За стеклом трепыхался огонек лампы, в котором можно было разглядеть темную фигуру. Кто-то проник в дом! Но у нас и брать-то нечего. А у этого кого-то есть деньги на карету и лошадей. Может, это Надзор?

– Давай уйдем, – я вцепилась Курту в руку. Он кивнул.

– Вас ждут, – пророкотал голос из-за спины.

Я скосила глаза. Сзади стояли двое в темных плащах, под которыми виднелись кожаные стеганые жилеты. Меня подтолкнули в спину. Я дернулась, подумав было убежать в лес, но тут заметила на груди у одного из мужчин красный знак – звезда, каждый луч которой упирался в угол пятиугольника. Знак Директории.

Директория – пять человек, которые управляют Ниневией. Неужели Курт был действительно видел одного из них? Но зачем ему приезжать сюда, к нам? Они уже знают, что я подделала деньги? Уже? Как? Откуда? Или прознали, что мы самовольно заняли дом А я-то думала, что смогу притвориться обычной.

Подчиняясь тычкам в спину, я двинулась к дому. Шла покорно – все равно не вырваться из рук охранников. Зато Курт дергался и норовил выдернуть плечо из железных пальцев мужчины в черном. Провалиться! Не хватало еще, чтобы он начал дерзить члену Директории. Провалиться! А если они уже знали, как он о них отзывался?

Мужчина, что держал Курта, по-свойски распахнул дверь нашего дома, впихнул туда моего брата и посторонился. Второй затолкал меня.

В гостиной, у полки с книгами, стоял мужчина. Его лицо, в отличии от лиц остальных членов Директории, еще не печатали на деньгах. Бодуэн Вормский вошел в «высшую пятерку» два месяца назад. И это было невероятно. Его лишь три года назад избрали в Сенат. Сенат избирал из своих членов новых правителей страны, когда кто-то из Директории умирал. Обычно правителями страны становились люди преклонного возраста, которые заседали в Сенате десятилетиями. А тут – такой стремительный взлет! К тому же Вормский стал самым молодым членом Директории в истории, ему было всего сорок. Сколько шума тогда было! Вормского поддержало большинство членов Сената, и только его глава Николас Клюни был против.

Вообще-то, по закону Мраки даже голосовать не имели права, но от разговоров о политике в трактире никуда не деться.

Новоизбранный член Директории – высокий, статный, с блестящими черными волосами и густыми темными бровями – листал потрепанный фолиант. Книги были здесь, когда мы поселились. Именно из-за них я выбрала именно этот Падающий дом. Тут Бодуэн Вормский поднял глаза, заметил нас и захлопнул книгу, выпустив небольшое облако пыли.

– А, вот и вы, – протянул он с улыбкой и вернул книгу на полку. – Прошу прощение за то, что я самовольно проник в ваше жилище. Будет нескромно считать, что вы знаете меня. Меня зовут Бодуэн Вормский. Я – член Директории. И я ждал вас, Кёртис Гирсу.

Краем глаза я заметила, как Курт дернулся, но не поняла – от неожиданности или возмущения. Он тоже терпеть не мог нашу «сиротскую» фамилию. Однажды даже попытался поменять ее на Отметке. Сделать это ему, естественно, не разрешили. Только бы Курт не начал сейчас жаловаться на запреты, что установила Директория для Мраков.

– Ну, что же вы стоите, пожалуйста, присаживайтесь. Ведь это ваш дом, – мужчина, все так же улыбаясь, повел рукой в сторону кресел. Сделал это он так, естественно, словно, хозяином все же был он.

Мы одновременно двинулись вперед. Курт оказался к креслу ближе и сел в него, не глянув на меня. Я же замерла перед братом, понимая, как глупо сейчас выгляжу. Я понимала, что занять второе не могу – тогда высокопоставленному гостю будет некуда сесть. Гость! Нужно проявить гостеприимство и показать хорошие манеры! Может, тогда нас не так сильно накажут.

– Чаю? – пискнула я.

– О, как вы любезны. Да, пожалуйста, – новая улыбка из угла с книжной полкой.

Я двинулась на кухню, судорожно пытаясь придумать, что смогу предложить к чаю. Предложить было решительно нечего. На кухне я трясущимися руками грохнула чайник на печь, забросила в топку последние дрова и разожгла огонь. Пока вода закипала, я перебирала чашки в надежде найти приличную пару. Такой в доме тоже не было – все потрескавшиеся и со сколами. Я даже в раковине поискала – Курт так и не помыл посуду. Застонав, вытащила поднос с выцветшим цветочным узором, поставила на него две разномастные кружки и плеснула в них сначала заварку, потом кипяток. Долго думала, поставить ли сахарницу – треснутую плошку без крышки. Решила поставить, чтобы поднос не выглядел таким пустым. Только по пути в комнату поняла свою оплошность – зачем две пары? Обе Вормскому? Или ему и нам? Тогда нужно было ставить три.

Бодуэн и Курт вежливо молчали, пока меня не было в комнате. Хотя, наверное, член Директории делал это из вежливости, а Курт – из страха. Я поставила поднос на столик между креслами и отошла. Бодуэн быстро подошел и взял одну из кружек. Курт ко второй не притронулся.

– Благодарю. Как я уже сказал… – мужчина положил три ложки сахара, быстро размешал, не задев при этом края кружки, и сделал глоток. – Боже-Покровитель, что за дивный чай! Это какой-то травяной сбор? Вы сами это сделали?

Бодуэн посмотрел мне в глаза.

– А… да, – в этот вечер я могла лишь противно пищать.

– Что вы сюда добавили? Такой дивный аромат. Какая-то ягода… Подождите-подождите, не говорите, я сам угадаю. Ежевика?

– Да, – снова выдавила, хоть и помнила, что в сбор клала листья малины.

– Что ж, прекрасно, – Бодуэн поставил кружку на стол. – Вы должны будете дать мне этот чудо-чай с собой. Лучший, что я пил в этом году. Но, прошу вас не обижаться, сюда я приехал не за этим. Как я уже сказал, я искал вас.

Вормский посмотрел на Курта. Я заметила, как у того дернулась щека.

– Я искал вас в приюте. Ведь вы еще не достигли совершеннолетия…

– Я… ну… я… в гости к сестре приехал, – он махнул рукой в мою сторону. – А… там… восемнадцать через две недели… решил не возвращаться….

– Да, и это сбило меня со следа, если можно так сказать. Ведь она вам не сестра, – Бодуэн примиряюще поднял ладони. – Но, прошу, меня не волнуют такие условности.

Я почувствовала, как горят щеки. Похоже, член Директории думает, что мы с Куртом… тут… О, какой стыд! Но не объяснять же ему, что мы дружим почти десять лет: с тех пор, как я оказалась в приюте, где Курт жил с младенчества. Что нас клеймили в один приезд Надзора, что после этого у нас обоих жизнь превратилась в кошмар. Что остальные дети дразнили и били нас – сначала по отдельности, а однажды загнали в угол обоих. Что тогда мы впервые взялись за руки, и Курт прыгнул по времени и спас нас. Что с тех пор мы всегда старались держаться вместе. И, наконец, что каждому из нас так отчаянно хотелось иметь семью, что еще в самом начале нашей дружбы мы придумали сказку, будто мы родственники, и сами в нее поверили. Вряд ли все это интересует Директорию.

– А искал я вас потому, – улыбка исчезла с лица Бодуэна, он стал крайне серьезным, – что хочу попросить о помощи.

Глава 5. Просьба Директории

Я услышала, как Курт поперхнулся воздухом. Я и сама в шоке распахнула глаза. Член Директории же продолжал.

– Благодаря данным от Надзора я знаю о ваших способностях, – Бодуэн вытащил из внутреннего кармана сюртука несколько бумаг. Видимо, личное дело моего брата.

«Ох, Курт, только не дерзи», – взмолилась я, вспомнив его утренние слова. Но он благоразумно молчал.

– Однако данные довольно поверхностные. Вы позволите задать несколько уточняющих вопросов? Согласно документам, вы умеете перемещаться назад во времени? Как далеко?

Курт пожал плечами. Но Бодуэн продолжал смотреть на него и молчал. Брату все-таки пришлось открыть рот.

– Не-не очень. День-два. Может, неделя. Один раз – на два года было…

Молодой член Директории кивнул и нахмурился.

– И как долго вы можете оставаться в прошлом?

– Три минуты.

– Так мало?

Курт снова пожал плечами.

– А можете ли вы при этом перемещаться в пространстве?

– Нет, – Курт начал было мотать головой, но опомнился и заговорил. Чтобы не показывать страха, он зажал трясущиеся ладони между коленей. – Откуда прыгнул, ну, в смысле, переместился, – там же в прошлом и оказываюсь.

– Так, хорошо, а возвращаетесь тоже на прежнее место?

– Да, всегда.

– Что ж, отлично, отлично, – повторил Бодуэн, но радостным не выглядел, скорее задумчивым.

Он приложил палец к идеально чистому подбородку сделал небольшой шаг. Половица под ним взвизгнула. Глаза Вормского чуть расширились, и он сделал шаг назад.

– З-занятный у вас дом, однако, – Бодуэн почти смог скрыть испуг.

Я же подивилась его хорошим манерам – как мягко он намекнул, что живем мы в сарае, даже ходить по которому опасно.

– Что ж, теперь о просьбе.

Бодуэн обошел скрипящую половицу и оказался перед Куртом. Член Директории положил на стол рядом с подносом небольшую пластину. По краям ее украшала позолоченная резьба, а в центре был портрет ребенка лет восьми. Мальчика с белокурыми локонами и ясными голубыми глазами, прямым благородным носом и совершенно идиотским огромным жабо на шее. Я оторвала глаза от рисунка и взглянула на Бодуэна.

– Это – сын одного знатного семейства. К сожалению, их дом подвергся нападению. Их ограбила банда Мраков. Простите, что приходится это говорить, – член Директории посмотрел мне в глаза. – Я не разделяю предубеждение, что все Мраки – преступники. Но в этом случае дело обстояло именно так.

Он отошел к столу, взял кружку и сделал еще один глоток. Помолчал несколько секунд. Я заметила, как он слегка постукивает ногой. Кажется, ему сложно было говорить. Может быть, он говорит про свою семью? А мальчик – его близкий? Брат, сын? Хотя совсем не похож. Бодуэн продолжил говорить, глядя перед собой.

– Нападавшие ограбили семью и забрали мальчика. Потребовали выкуп. Но когда семья принесла деньги, ребенка в условленном месте не было. Надзор задержал банду и все выяснил. У одного из них оказалась очень необычная способность – он мог заставить людей исчезать… Точнее, он утверждал, что перемещает людей в какое-то другое место. Куда именно – он и сам не знал. Мраки планировали скрыться с деньгами, а от мальчика просто избавились.

– И он не может вернуть его? А если его заставить? – меня так заворожил глубокий и печальный голос Бодуэна, и так возмутила жестокость этого Мрака, что я забыла о страхе и смогла задать вопрос без писка. Нет, Мраки от природы своей злые, но так обойтись с ребенком – это за гранью.

Самый молодой член Директории обернулся ко мне и горько улыбнулся.

– В том-то и дело: он может отправлять людей, но не возвращать их. Вы ведь и сами знаете про это «но».

Я поджала губы, конечно. Всегда есть «но». Что-то что делает способности Мраков бесполезными.

– И все же, все же… Возможно, вдруг… Я все же должен попытаться. – Бодуэн сделал глубокий вдох. – Я надеюсь, что вы, Кёртис, сможете помочь. Сможете вернуть ребенка.

– Ээээ, да? – Курт нахмурился. – Но я же… во времени… а место…

Бодуэн медленно кивнул. Также медленно вытащил из кармана небольшую склянку и с тихим «дзинь» поставил на поднос рядом со второй нетронутой кружкой чая. Мы с Куртом уставились на стеклянный сосуд. В нем что-то темнело.

– Возможно, мы сможем это изменить.

Я и брат, словно марионетки, одновременно вскинули головы на Бодуэна.

– Я бы хотел чтобы вы прыгнули назад во времени – к моменту, когда мальчик исчез, – чтобы он не успел испугаться. А попасть именно к нему вам должно помочь это средство.

– Наркотики? – я отпрянула.

Бодуэн вперился в меня взглядом. На лице не осталось и следа улыбки, даже грустной.

– Наркотики вне закона. Неужели вы думаете, я бы предложим вашему, кхм, брату запрещенные вещества?

Нет, конечно нет. Я потупилась, чувствуя, как краснею. Еще и этот намек…

– Мы это особо не афишируем, и я надеюсь, вы тоже сохраните это в тайне. Уже много лет наши ученые ищут способ освободить Мраков от их… особенностей. Пока, к сожалению, без результатов. Но они смогли найти способ влиять и изменять способности, – мужчина кивнул на пузырек на столе.

Я вновь уставилась на пузырек. Способности не приносят пользу. Они лишь туманят разум, отчего Мраки или злятся и вредят другим, или сами сходят с ума. Я никогда не слышала, что кто-то пытается избавить нас от способностей! Но как бы это было здорово – стать обычным человеком! Человеком, которому дают работу, позволяют поселиться, где он хочет, которого не бьют.

– И-и что он делает? – Курт прервал мои размышления. Он наклонял голову из стороны в стороны, рассматривая маленькую бутылочку.

– Конкретно этот позволит вам переместиться не только во времени, но и в пространстве…

– Туда, куда отправили этого пацана?

– Мы надеемся.

– Я-я не буду! – Курт вжался в кресло. – Даже тот Мрак не знает, куда людей отправляет. А если в Джезире, и там меня волки сожрут! Или в Эрбид, а там кони дикие. Пусть ваши ученые и прыгают, раз они это придумали!

Мне захотелось тряхнуть Курта за плечо. Я закусила губу от досады и страха – сейчас Бодуэн позовёт своих стражей, и те отправят Курта в тюрьму за дерзость.

– К сожалению, они не обладают вашим уникальным даром, и не могут перемещаться во времени, – Бодуэн не обратил внимания на наглость. – Нужны обе способности. И только вы подходите для этого. Вы уникальны.

Курт захлопал глазами и приоткрыл рот. Я его прекрасно понимала – редко можно услышать, чтобы кто-то хвалил Мрака.

– Понимаю, что прошу о многом. И да, я не знаю, где вы можете оказаться: на соседней улице или на другом конце страны или даже за границей. Но разве вам не любопытно? Вам ведь нравиться читать о дальних странах, – Бодуэн кивнул в сторону книжного шкафа.

– Это она читает, – Курт ткнул в мою сторону, и улыбка сползла с его лица.