Качели

Затянутый ещё немного ворот сменил бледность лица Вовы на пунцовый окрас.

– И ты, конечно, уже осознал свою ошибку, и изо всех сил желаешь извиниться, не так ли, Вова?

Вова, лишённый поддержки приятелей, затравленно кивнул.

Егор отпустил его воротник, и, заботливо расправив на нём помятость, слегка подтолкнул кулаком между лопаток растерявшего всю свою уверенность Вову к Тане:

– Приступай.

Никто из собравшейся уже небольшой толпы школьников, не вмешивался в происходящее, признавая право старших над младшими. Выслушав сбивчивые извинения, Таня хмыкнула, и не сказав ни слова, пошла к школе, гордо вздёрнув свой тонкий аристократический носик. Свистеть ей вслед никто более не рискнул.

– Впредь постарайся Вова, чтобы моя невеста на тебя не жаловалась. А иначе мне придётся объяснять тебе правила хорошего на уже не словами. Усёк?

– Усёк, – буркнул Вова, и поспешил исчезнуть с места своего позорного бенефиса.

Лично самому Егору было глубоко наплевать на всякого рода высказывания в свой адрес, и в прежнее время он просто не обратил бы даже внимание на подобного типа инцидент с «мелюзгой», но сейчас им управляла новая сила, известная ему, как «неумолимая логика событий». Егор знал о таком явлении в отношении литературных произведений, но впервые это коснулось его в реальной жизни. Не было неизбежным его знакомство с Таней, не было неизбежным и его решение позвать её с собой, но, когда это всё произошло, события приобрели свою собственную логику. И Егор, пусть и несколько отстранённо, но отчётливо сознавал это своим натасканным на соответствующий анализ, умом.

– Ну ты даёшь, Воронцов! – Щедрый, «от души», хлопок по плечу, вывел Егора из задумчивости. Егор обернулся, хотя мог бы и не делать этого; он и так прекрасно знал, от кого ему «прилетело» это дружеское приветствие, от которого он лязгнул зубами, едва не прикусив язык. Рука у Светки была тяжёлой, а голос грубым. Хотя Егор считал его просто низким, и даже находил в этом неповторимую Светкину особенность; как он говорил, «изюминку». Светка, его соседка по парте, смотрела на него изумлёнными глазами, и улыбалась во весь свой большой некрасивый рот. Некрасивым у Светки было всё; и лицо, покрытое, словно оспинками мелкими шрамами от давленных прыщей, и излишне широкоплечая фигура, и жидкие короткие волосы неопределённого блеклого цвета, и размашистая «мужская» походка, и даже улыбка, открывавшая крупные и немного кривоватые зубы. Некрасивая Светка была не просто его соседкой по парте; она была едва ли не единственным настоящим другом Егора в школе.

Познакомились они два года назад, когда новая одноклассница перешла к ним из другой школы, приехав из другого города. Нескладную и грубоватую Светку никто не хотел в соседки, а Егору было всё равно; поэтому на неуверенный вопрос новенькой Егор тогда лишь равнодушно кивнул, и молча убрал свою сумку с соседнего стула.

Сдружились они уже позднее. В ответ на неловкие предложения дружбы от некрасивой новенькой, девочки класса решили забавы ради устроить ей травлю, но Светка терпеть этого не стала; и первая красавица класса очень быстро оказалась в медпункте с расквашенным носом. Драться с сильной и решительной девочкой представители прекрасной половины класса теперь не рисковали, а мальчишкам драться с девчонкой было зазорно. Поэтому класс решил объявить ей бойкот. Вернее, объявить его решили девочки, но в кавалерах у самых красивых девочек как правило были самые сильные мальчики, и все остальные просто не посмели возражать.

Все, кроме Егора.

Первое время Егор, по своему обыкновению, бесстрастно наблюдал, как его новая соседка безуспешно пытается сблизиться с кем-нибудь в классе, привычно абстрагируясь от происходящего, и воспринимая всё не более, чем очередной сюжет. Однако, когда, придя однажды утром в класс, он не обнаружил Светку на её обычном месте рядом с собой, Егор решил всё же узнать у своей недолгой соседки в чём собственно дело, почему она сидит в одиночестве за первой партой, и не он ли стал тому причиной. Ему тут же со всех сторон стали говорить, что новенькой объявлен бойкот, и что с ней теперь нельзя никому говорить, нельзя сидеть и вообще никаких дел с ней иметь нельзя. Пусть убирается из их класса.

Егор всё внимательно выслушал, затем пожал плечами, молча взял одной рукой Светкин портфель, другой за руку саму Светку, и так же молча отвёл её на прежнее место за своей партой. Светка не сопротивлялась.

Класс недовольно загудел, а та самая, пострадавшая от тяжёлой Светкиной руки, первая красавица крикнула ему со злостью:

– Тебе что, Воронцов, больше всех надо? Тебе что, наплевать на мнение коллектива?

– Разумеется, – равнодушным тоном ответил ей Егор, и отвернулся.

Драться с Егором из-за «бабских разборок» мальчишки не желали, на подначки типа «любовь-морковь» Егор не реагировал, и постепенно бойкот изжил сам себя, и новая ученица заняла своё собственное место в классе.

А чуть позже выяснялось, что Светка переехала сюда вовсе не случайно, а была приглашена одним спортивным клубом, как показывающая неплохие результаты в академической гребле. И это, наряду с видом плечистых парней, иногда встречавших Светку у школы, полностью отбило желание у кого-либо в школе «разбираться» с новенькой силовым образом, или даже просто ссориться с ней.

Сама же Светка к их завязавшейся дружбе с Егором отнеслась серьёзно; она решила взять под своё крыло «этого малахольного мечтателя», и тень силы самой Светки легла теперь частью и на Егора. Что, наряду с репутацией представителя не самой простой семьи, создавало ему в школе статус своего рода «неприкасаемого», и придавало вес его словам. Впрочем, Егор совершенно не злоупотреблял этим своим положением, держась в стороне от школьных дел. Постепенно Егор уже и сам проникся дружескими чувствами к своей неожиданной защитнице. Она была единственной, с кем он мог свободно поболтать на разные темы, прощая ей вмешательство в его раздумья. Они прикрывали друг друга на уроках, беззастенчиво списывали друг у друга школьные задания, легко на пару лгали учителям или одноклассникам. Они полностью доверяли друг другу, хотя ни малейших романтичных чувств по отношению друг к другу не испытывали никогда. Друг – он друг и есть.

– Ты, Воронцов, меня порой поражаешь! – пробасила Светка, – не мог себе ещё помельче подружку найти!

– Какая была – такую и нашёл, – огрызнулся Егор, – и не «подружку», а «невесту». Глухая ты, что ли?

– И где же ты её нашёл, бедняжку?

– Где-где; на качелях.

– И забрал себе? Вот так просто?

– И забрал себе. Вот так просто. И чего это ты решила, что она от этого стала вдруг «бедняжка»? – оскорбился Егор, – мне вот не показалось, что она стала теперь более несчастной, чем была до нашей встречи.

– Потому, умник, что ты просто толстокожий придурок. Жизни не знающий. Я давно это подозревала. Это тебе пофигу, что другие скажут, а ты представляешь, как задразнят теперь эту твою мелкую и за портфель, и «невесту»? – возмущённо сказала Светка.

– А что плохого-то в «невесте»? – возразил ей Егор, пожимая плечами, – Слово – как слово.

– Это вы там привыкли играть словами в своём писательском кружке, а в реальной жизни слова имеют для нормальных людей ещё и вполне прикладное значение, – постаралась втолковать простую житейскую истину своему непонятливому другу Светка. – Подружку твою в школе теперь непременно начнут дразнить. И она начнёт плакать. А когда она начнёт плакать, то очень быстро решит, что именно ты виновен во всём этом.

– Ты так считаешь? – несколько смущённо сбавил тон Егор, – но я думаю, что она справится. Она умная. ..Хм.. Нда… И духом крепкая.

– «Духом крепкая»! – передразнила Егора подруга, – а чего это ей будет стоить? Эта «крепость духа». А если она сорвётся? Ты снова плечиками пожмёшь и просто выкинешь её из своей жизни, словно ненужный черновик?

Светка пристально и без тени улыбки смотрела на Егора. Он вдруг вспомнил, как плакала Таня там, на скрипучих качелях, сидя в одиночестве под дождём, и ему стало стыдно. Впервые в жизни он взял на себя ответственность за кого-то, вмешавшись в чужую жизнь всерьёз, но что теперь нужно делать он совершенно не представлял.

– Ладно, ладно. Убедила и устыдила. Ты права. Что-то мне и впрямь как-то не по себе стало, – встревожился Егор, видя, что Светка говорит совершенно серьёзно. – Делать-то теперь что?

– Тебе по правде дорога эта девочка? – по-прежнему серьёзно спросила Светка. – Кто она тебе на самом деле? Просто случайно встреченная малявка, мелкий эпизод в твоей ненаписанной книге, или нечто большее?

– Я не знаю, Света, – задумчиво ответил подруге Егор, – у меня странная симпатия к этой девочке. Необычная, да. Я знаком с ней меньше суток, но она совершенно точно не «эпизод». Зато я знаю, что не могу допустить, чтобы с ней случилось что-то плохое по моей вине. И вообще что-то плохое.

– А надо было думать над тем, что говоришь! – назидательно сказала Светка, – кому говоришь и при ком говоришь. А то вам, парням, всё шуточки, а нам, девочкам, слёзки.

– А может я и не шутил, – буркнул Егор, и Светка со злостью хлопнула себя обеими руками по бёдрам, – Нет, ну ты и впрямь придурошный, а? Ну да что теперь с тебя взять! Придётся всё самой за тебя делать. У-у!! – и Светкина ладонь остановилась в миллиметре от затылка Егора.

– Свет, может давай я вас с Таней познакомлю, что ли, – неуверенно потянул Егор, – тебя в школе уважают…

– Не учи учёного, – презрительно хмыкнула Света, – но будешь должен! На свадьбу свидетельницей пригласишь. И попробуй, только, обмануть меня или эту твою Таню. Не посмотрю на нашу дружбу. Класс-то у твоей невесты какой?

– Пятый, вроде. А может и шестой. И букву не знаю, – растеряно сказал Егор. Светка закатила глаза, и махнув на него рукой, исчезла в дверях школы. Впрочем, Егор подруге доверял; если она взялась за это дело, то можно уже не тревожиться так сильно за Таню. А Егор тревожился. И этот факт его самого здорово удивлял и выбивал из привычного душевного равновесия. Однако, школьный звонок вскоре прервал это самокопание Егора, и он поспешил вслед за Таней и Светкой в школу.

Глава 6

Последним уроком была химия. Весь урок Егор сидел, как на иголках, был невнимателен и неаккуратен, и в наказание учитель определил Егора за это в дежурные; убрать класс после урока, собрать лабораторную посуду, реагенты и пр. Прежде Егор лишь привычно пожал бы плечами и невозмутимо принялся за работу, но сейчас его ждала Таня. И как он мог объяснить это учителю? Валентина Степановна была чужда всяких сантиментов; дисциплину и педантичность она полагала основой безопасности при выполнении практических заданий, и необходимым условием для изучения химии вообще. За прегрешения в этой области она наказывала учеников строже, чем за невыученный урок, и Егор совершенно точно знал, что своего решения она не отменит.

Выручила, как всегда, Светка; улучив момент, когда «химичка» вышла в подсобку, она шепнула Егору «Беги!», и начала сама убирать со столов.

– Я не поняла, что за самодеятельность тут? – недовольно поджала губы Валентина Степановна, вернувшись в класс. – Я, кажется, назначила дежурным Воронцова, а не тебя.

– Извините, Валентина Степановна, это я его отпустила, – невозмутимо ответила Света, собирая чашки и блюдца аккуратными стопочками.

– Ты? – изумилась Валентина Степановна, немного даже опешив от такой наглости.

– Я, – повинилась Света. – Дело в том, что это я отвлекала Егора весь урок, и наказание, по справедливости, должно быть мне. А Егор по дружбе и по совести ни за что бы Вам этого не сказал.

– Хм, – сменила гнев на милость учительница, – ну что же; за честность добавлю тебе один балл к оценке за урок, но кабинет ты мне весь выдраишь до блеска за нахальство. Приду через пол часа – всё проверю!

И Валентна Степановна, чему-то улыбаясь, вышла из класса.

Егор мчался по коридору, и в его воображении вставали картины затравленной и заплаканной Тани, окружённой насмешниками. Он с одной стороны злился на себя за необдуманные слова при всех, а с другой стороны мысль, что кто-то будет определять, как именно он должен разговаривать, что он может и что не может говорить по своему разумению и желанию, злила его даже ещё сильнее. И наряду со всей этой бурей чувств Егор, привычно анализируя происходящее с позиции наблюдателя со стороны, не мог не удивляться своему поведению и своим собственным чувствам, и мыслям. Ему было крайне непривычно видеть себя таким. Таким взволнованным из-за чьих-то проблем, да и вообще из-за кого-то.

Расстроенный утренним разговором со Светланой, Егор весь день порывался найти Таню, но Светка сказала ему: «Не надо. Не лезь. Ты же ничего не понимаешь в настоящей жизни». Лучшая подруга назвала его «слоном в посудной лавке»;

– Ты сделаешь только хуже, – сказала Светка, и Егор решил довериться ей.

Таня ждала его там же, где они расстались утром. Она весело болтала с двумя другими девочками, и у Егора отлегло от сердца; на затравленную и заплаканную Таня не походила. Однако Танины подружки увидев Егора, быстренько ретировались, не дожидаясь, пока он подойдёт к ним.

– Ты не мог бы, при встрече со мной, не делать такое злобное выражение лица? – сказала Егору Таня вместо приветствия, заботливо поправляя ему воротник. – А то же меня потом все изведут вопросами, почему мой женихвечно такой злой.

– Э-э… Таня, я.., – растерянно протянул Егор, – в общем, я целый день… я хотел извиниться перед тобой. Мне не стоило так говорить при всех. Это было глупо, я подвёл тебя. Прости.

– Ты бросаешь меня? Я больше тебе не нужна? – Таня замерла и опустила руки; казалось, девочка сейчас расплачется. – Ты не хочешь ждать, пока я вырасту? Говори уже прямо; я больше не твоя невеста?

– Нет…то есть да, – окончательно смешался Егор. – Я не это хотел сказать. Конечно, ты мне нужна. Очень нужна! Но я подумал, что тебя станут дразнить. Ты обидишься на меня из-за моих слов, и разозлишься.

– Обижусь? Разозлюсь? – Таня искренне рассмеялась. – Как можно обидеться за то, что кто-то признаётся тебе в любви?

– В любви?! – оторопело повторил Егор. – Кто признаётся?

– Причём публично, – Таня закружилась смеясь, а затем, остановившись почти вплотную напротив Егора, сказала неожиданно очень серьёзно, – Я дала тебе своё слово, ты мне своё. Теперь мы связаны этими словами. Нравится тебе это или нет, но теперь это так. Хочешь отказаться от своих слов – откажись. Имеешь право. Но после сказанного это будет уже предательство, а не просто отказ. Вот так-то.

Затем Таня снова улыбнулась своей печальной улыбкой, и сунув в руки вконец обалдевшему и деморализованному Егору свой портфель, преувеличенно грустно вздохнула:

– А ведь кто-то обещал накормить меня после школы.

Егор вдруг ясно понял, что Таня тогда не просто так молчала, подавленная случившимся у неё дома. На самом деле она думала. Она решала. Она выбирала свою линию поведения. И теперь, приняв какое-то решение, она более не рефлексировала, не дулась и не рыдала; она теперь просто жила. И вела себя так, как и должна была вести себя обычная девочка её возраста без особых проблем в жизни.Егор был в недоумении. Эта девочка не просто не походила ни на какую другую, из ранее виденных им; её поведение противоречило всем представлениям Егора о том, как должна была она себя вести в этой весьма непростой для неё ситуации. А то, что она на самом деле непростая, Егор понимал хорошо. При этом Таня отнюдь не выглядела глупой, а совсем даже напротив. Она и сама наверняка сознавала всю сложность своих жизненных обстоятельств. Но вела себя при этом так, словно и не было никаких этих обстоятельств вовсе. Если не считать её утреннего молчания по дороге в школу, конечно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.