Игра Бродяг

Наёмница закрыла глаза и уснула. Мгновенно.

Створки над водой, установленные на выходе из города, со скрежетом распахнулись. «Плывите, плывите живо!» – крикнул кто-то. Лодка легко скользнула меж створок, и они сомкнулись за ней.

***

Вогтоус мягко барабанил по ее щеке кончиками пальцев.

– Проснись-проснись-проснись, нам пора. Прыгай в воду, тихо.

– Сам ты тихо, – буркнула спросонья Наёмница.

Вогт выполз из-под мешка и беззвучно, грациозно, как выдра, скользнул за борт. Наёмница последовала за ним. Холодная вода пробудила ее окончательно. Наёмница зависла в толще воды, слегка шевеля руками. Вогт пыхтел, задрав над водой нос. Течение быстро уносило лодку прочь. Лодочник не заметил их побег, так же как раньше не заметил их присутствие. Как только лодка скрылась из виду, Вогт громко спросил:

– Куда нам?

Наёмница покрутила головой, соображая.

– Туда, – указала она на место, где берег позволял выбраться.

Она плыла легко, с удовольствием разминая тело. Рана отреагировала на воду ноющей болью, но дискомфорт не превысил тот уровень, чтобы им нельзя было пренебречь. Вогт отставал и так плескался, что на голову Наёмнице летели брызги. У нее сложилось впечатление, что он по большей части пытается не утонуть и только немного плывет. Уже почти добравшись до цели, Вогт издал захлебывающийся крик и, когда Наёмница повернулась к нему, исчез под водой. Наёмница ругнулась, нырнула, вытащила его и обнаружила, что он смеется.

– Какого черта, Вогт? – сердито спросила она.

Он смеялся и ничего не мог объяснить. Наёмница за шиворот поволокла его к берегу.

Стоило ему оказаться на суше, как Вогт немного успокоился и сказал:

– Я рыбу поймал! Она меня ужасно щекотала.

– Рыбу? – не поверила Наёмница, выбираясь следом. С нее ручьями лила вода. Мокрые волосы прилипли к голове, одежда – к телу. – Это, наверное, мертвая рыба, раз ты сумел ее поймать.

– Нет, она запуталась в моей одежде, – объяснил Вогт. Он разжал руки, прижатые к груди, и к его ногам, отчаянно извиваясь, действительно плюхнулась большая серебристая рыбина.

– Хм, – запнулась Наёмница. – Что ж, благодаря твоей везучести у нас есть еда. Варить ее нам не в чем и не на чем, так что сожрем сырую, как ты привык.

– Да, но… – на гладком лбу Вогта обозначились морщинки. – Что же, нам придется ее… умертвить?

– Сама умертвится, – заявила Наёмница и свирепо выжала волосы.

Они молча смотрели на рыбу, бьющуюся на траве.

– Ей больно? – спросил Вогт, заметно бледнея. – Давай вернем ее в реку.

– Ну уж нет, – возмутилась Наёмница. – Тем более что она сама попалась. Ей не больно. Она просто задыхается.

Вогт вздрогнул.

– До сих пор я не присутствовал при подобном. Мне просто подавали рыбу на блюде, с запеченным картофелем в качестве гарнира.

– Я могу шибануть ее о дерево и прервать ее страдания, хочешь?

– Нннеет.

Рыба подергала хвостом и успокоилась. Они разорвали ее на части, честно («Ну, почти честно», – решила Наёмница) разделили пополам и съели. На вкус так себе и жуется плохо, но лучше, чем ничего.

Наёмница встала.

– Ты куда?

– Я тебе про все, что собираюсь сделать, должна рассказывать?

Однако она вернулась уже минуту спустя, позабыв от удивления, зачем вообще уходила… Она нашла свой плащ. Аккуратно сложенный, он лежал у корней дерева. Наёмница подняла его, развернула, не веря своим глазам, и на траву вывалились ее кинжал и ком земли. Огрызок каравая, припрятанный для себя, отсутствовал.

Наёмница быстро подняла кинжал и спрятала его в ботинок. Чтобы Вогт ни говорил, она не была готова расстаться с оружием. Это как лечь голой на гигантский муравейник, разве нет? Сожрут.

– Вогт, – сказала она диким от удивления голосом, разворачивая перед Вогтом плащ. – Можешь мне объяснить, как это здесь очутилось?

Он отреагировал спокойно.

– Это еще не самое странное, что может произойти в Игре.

О, Наёмница уже нисколько в этом не сомневалась. Она вдруг широко зевнула, и ее голова упала вперед. Однако прежде, чем уснуть, ей хотелось задать еще один вопрос. О решетке.

– Предположим, – начал объяснение Вогт, – что до нас там находился какой-то узник, который поставил себе целью выбраться и почти достиг ее – только лишь дернуть решетку, и она оказалась бы в его руках. Но тут явились стражники и увели его, и больше он не вернулся в камеру.

– Предположим, – согласилась Наёмница. – Хотя я не думаю, что это правда.

– Ну, мы же только предполагаем… – Вогт уселся на траву. – Пока ты будешь искать объяснений, не дождавшись, когда они сами придут к тебе, все, что ты найдешь, будет казаться неубедительным.

На Наёмницу снизошло озарение; ее лицо вытянулось.

– Ты знал?

– Что именно? – уточнил Вогт.

– О решетке! Вот почему ты был так спокоен! Ты знал, что мы в любой момент можем сбежать!

Вогт виновато потупился.

– Догадывался. Я был абсолютно уверен, что Игра даст нам возможность улизнуть, поэтому сразу осмотрел решетку и заметил, что она едва держится. Но это было самое подходящее время и самое подходящее место, чтобы получше познакомиться с тобой. Знаешь, когда ты думаешь, что настали последние часы твоей жизни, ты становишься более разговорчивой. Поэтому я решил, что не будет ничего страшного, если мы задержимся.

Наёмнице хотелось ударить его, но вместо этого она зевнула.

– А карту мы так и не нашли.

– Нет. Но обязательно найдем. А если не сможем, то она сама нас найдет.

Спустя десять минут они крепко спали на траве. С первым этапом игры они справились достаточно легко, и это не могло не внушать надежду.

Глава 4. Шванн

Пробудившись, Наёмница ощутила спокойное тепло Вогта, прижавшегося к ее спине, а затем и нежный поцелуй солнечного света, льющегося на ее щеку сквозь брешь в листве. Пару минут она полежала в обалделой истоме, потом отодвинулась, выпуталась из плаща и встала. Она вытащила кинжал из ботинка, ботинок натянула на ногу, кинжал завернула в плащ и, подражая Вогтоусу, произнесла дурацким голосочком:

– Проснись-проснись-проснись! Очередные глупости сами себя не сделают!

Вогт безмятежно дрых. Его опущенные ресницы походили на веера из светлых пушистых перьев. «Так странно, – подумала Наёмница. – Почему я не испытываю к нему отвращения?» Придется признать – этот слюнтяй довольно красив. Насколько только может быть красив слюнтяй. Борода у него как будто бы не росла вовсе, и ничто не нарушало гладкость нежного, приятно округлого подбородка с маленькой ямочкой посередине. Наёмница вспомнила грубую щетину, что столько раз раздирала ей кожу, и страдальчески поморщилась. Откуда он такой, как он вообще может быть таким? Или и вправду…

Ну. Уж. Нет.

Наёмница размахнулась левой, босой ногой и дала Вогту пинка.

– Уже утро? – моргая и сипя спросонья, уточнил Вогт.

– Нет, уже день! Снова в бой!

– Это вовсе необязательно, – Вогт сел. Он взглянул на Наёмницу серыми большими глазами и спросил: – Как твоя рана?

– Нормально.

– Нормально или хорошо?

– А что, есть разница?

– Разумеется. Для меня.

– Тогда хорошо.

– Совсем не болит?

– Слегка. Я регулярно о ней забываю.

– Нам бы раздобыть чистую ткань для перевязки. И какую-нибудь мазь… – пробормотал Вогт, плетясь к речушке. – Я выглядывал в городе, но там не было ничего подходящего.

– Я сама разберусь с этим, – возразила Наёмница. – Это мое дело. Тебя не заботит.

Вогт поднял руки.

– Конечно. Только не сердись.

Склонившись к реке, Вогт плеснул на лицо воды и посмотрел на Наёмницу. Плеснул еще раз и снова посмотрел на Наёмницу.

– Что? Что? – не выдержала она.

– Да я все думаю о твоем имени.

– А чего о нем думать?

– Но когда-то же оно у тебя было, верно?

– С чего ты так решил?

– У всех есть имя, – убежденно заявил Вогт. – Мы с ним рождаемся. Называя нас, родители лишь придают ему определенную форму. Когда же я пытаюсь нащупать твое, я лишь натыкаюсь на пустоту. Разве ты сама не ощущаешь нехватку?

– Я не хочу говорить об этом.

– Почему?

– Потому что все это чушь, потому что мне совсем не интересно.

Вогт пожал плечами. Наёмница отвернулась.

– Знаешь, ты мне приснилась сегодня.

– У меня тоже бывают кошмары.

– Да нет. Ты мне не угрожала, не делала ничего плохого.

– Тогда это была не я.

– Ты шла. По мосту. Потом мост упал. Я испугался за тебя и проснулся. Увидел тебя поблизости, успокоился и снова заснул.

Наёмница то ли усмехнулась, то ли оскалилась.

– Очень содержательный сон, – сказала бы она, но слово «содержательный» не пришло ей на ум, поэтому она просто буркнула: – И что? Ничего.

Его сон она тоже не намеревалась обсуждать, и угрюмое, упрямое выражение ее лица намекало на это более чем ясно.

– Куда пойдем дальше? – спросил Вогт.

– Не знаю. Только не в Торикин.

– Что случилось с тобой в Торикине, что ты так его ненавидишь?

– Ничего, чтоб ему рухнуть.

Наёмница сжала свернутый плащ крепче, чтобы ощутить твердость запрятанного в нем кинжала. Наличие оружия утешает. О да, всегда.

***

Молодая поросль впитала прозрачную воду, бывшую прежде белым снегом, добавила к ней золотистый солнечный свет и все превратила в сияющий зеленый, хоть это было вопреки всем правилам цветосмешения. «Это что же, – не без удивления спросила себя Наёмница, – трава каждый год была такой, или просто весна выдалась особенно мокрой и солнечной?» Прогибаясь под ступнями, травинки затем снова поднимались, неповрежденные.

Наёмница устремила взгляд туда, где синее небо обманчиво соприкасалось с землей, и подумала, что это и есть настоящая свобода: идти к линии горизонта, которая край всему, и знать, что к ней невозможно приблизиться; ощущать кожей это огромное пространство, обозначенное зеленым полотном травы и бесконечно продолженное ввысь небом, наполненное светом и ветром. Данное тебе, как будто ты еще имеешь на что-то право в этом мире.

Вогтоус испытывал схожие чувства. Он успел уже не пять, и даже не десять раз споткнуться, так как большую часть его внимания занимало небо, а не неровности почвы. Впрочем, в этом не было ничего для него необычного – Вогт всегда при ходьбе смотрел куда угодно, только не себе под ноги, тогда как Наёмница наоборот – обычно горбилась и низко опускала голову, и в итоге кроме земли вообще ничего больше не видела. Вогт был счастлив.

Наёмница поглядывала на него украдкой. Она считала, что глупо быть беспричинно счастливым, и в то же время ее угнетало, что сама она не может надумать ни единой причины для счастья. Разве что деньги могли бы ее порадовать, потому что деньги означали возможность отдохнуть, подлечиться, забыть на время о крысах и прочей дряни, которой ей иногда не позволялось брезговать; может, даже снять комнату и поспать на кровати, а не на земле, под деревянной крышей, а не под небесной, хоть и впечатляющей своей обширностью, но гораздой на дождь, снег и прочие мерзости.

– Я устал, – сообщил наконец Вогт, отвлекшись от души и сосредоточившись на теле.

Наёмница не устала, но великодушно согласилась немножко посидеть.

– Если бы у нас была еда, – беспечально помечтал Вогт, – мы бы устроили отличный обед.

– Если бы мы были овцами, – сказала Наёмница, – мы бы тоже устроили отличный обед. Столько сочной травы вокруг.

– Чего бы тебе хотелось больше? – спросил Вогт. – Чтобы перед нами вдруг появилась еда или чтобы мы превратились в овец?

Наёмница не отвечала на глупые вопросы.

– Считаю, мне нужно предупредить тебя, хотя я не знаю, насколько это нам угрожает… – продолжил Вогт тем же тоном.

– Ты о чем? – насторожилась Наёмница.

Вогт безмятежно посмотрел в небо. Его серые глаза сейчас казались голубыми, как будто небо поделилось с ними синевой.

– О ловушках. Я отдохнул, мы можем идти дальше, – он вскочил на ноги и бодрой рысью помчался прочь от нее.

– О каких таких ловушках? – крикнула Наёмница, спеша нагнать его. Ей представилось, как земля внезапно разверзается под их ногами и они летят в открывшуюся черную яму.

– В любой игре есть ловушки, – уклончиво ответил Вогт.

– Мне плевать на любые игры, – огрызнулась Наёмница. – Что нас может поджидать в нашей?

– Не знаю, – только и раздалось ей в ответ.

Наёмница, уверовавшая в глубине души, что он если чего-то не знает, то наверняка догадывается, внезапно страшно на него обиделась.

– Но хотя бы где они? – раздраженно осведомилась она.

– Узнаем, когда в них окажемся. Или не узнаем. Знаешь, иногда попадаешь в ловушку, выбираешься из нее – и так и не понимаешь до конца, что это было на самом деле.

– Мы что, прямо вот сейчас можем очутиться в ловушке? – встревожилась Наёмница.

– Сейчас? Вряд ли, – заторможено-расслабленно откликнулся Вогт. – Еще даже следующий этап не начался.

– Начался, – констатировал он чуть позже.

Наёмница уставилась на него, и он молча указал ей на линию горизонта. Маленькие темные дергающиеся пятна. Наёмница прищурилась, но все еще не могла рассмотреть.

– Что это? – настороженно осведомилась она.

– Собаки, – мирно объяснил Вогт.

– Собаки?

– Да, охотничьи.

Теперь она и сама видела. Собаки приближались с ужасающей скоростью. От их лая зазвенел воздух. Они были огромные.

– Бежим, – заметалась Наёмница. – Скорее! Они же нас растерзают!

– Они все равно быстрее, – возразил Вогт и встал. – Если мы побежим, это только разозлит их, вот и все.

– Я боюсь собак, – панически зашептала Наёмница, беспокойно переступая с ноги на ногу.

– Не двигайся.

– Я боюсь! – закричала Наёмница. – Я боюсь! – и побежала.

Она мчалась как вихрь. Вогтоус испуганно посмотрел ей в спину и, сорвавшись, помчался за ней.

Псы настигали. Из-за горизонта показалась процессия ярко разодетых всадников.

Близкое рычание собак заставило Наёмницу и Вогта остановиться и одновременно обернуться. Что им оставалось? Разве что продолжать бежать еще несколько секунд, до тех пор, пока острые зубы не вцепятся в их икры. В голове Наёмницы промелькнула идея попытаться отбиться кинжалом, но желание утаить от Вогта тот факт, что она в очередной раз его не послушалась, заставило ее помедлить. А затем ее ударили в грудь тяжелые лапы. Линия горизонта опрокинулась, затылок больно стукнулся о землю, влажная собачья пасть крепко обхватила горло. Чувствуя острые зубы, глубоко вдавливающиеся в кожу, Наёмница в ужасе зажмурилась и хрипло задышала.

– Не дергайся, – с трудом выговорил Вогт, чье положение было не лучше. – Они ждут хозяев.

Последующая минута была одной из самых неприятных в жизни Наёмницы. «Ненавижу собак, – думала она. – Ненавижу. Разве что на вкус. На вкус они ничего. Лучше, чем крысы, определенно». По ее шее стекали капли собачьей слюны. Земля задрожала от ударов копыт – звук раздавался все ближе, и ближе, и ближе. Наёмница уже решила, что сейчас пробегутся прямо по ней (утешало одно – собаке тоже достанется), когда топот наконец-то стих.

– Взгляните, господа, каких странных кроликов поймали наши псы, – произнес насмешливый женский голос.

Послышался смех дружной компании – мужские и женские голоса вперемешку. Серебристо звенящий голосок насмешницы выделялся четче всех. Он ярости у Наёмницы потемнело в глазах.

– Не соблаговолите ли вы приказать вашим псам отпустить нас? – дипломатично предложил задыхающийся Вогт.

– Пожалуй, – медленно согласился женский голос. – Волк, Зуб, фу!

Челюсти разжались. Наёмница поднялась, держась за склизкое от слюны горло. У нее жгло язык от желания высказать этой дамочке, что она думает о ней и ее паршивых псах, но, увидев обидчицу, восседающую на прекрасном вороном коне, она потеряла дар речи.

«Нет, – подумала Наёмница, сама не замечая, что ссутуливается, как будто пытаясь стать меньше и незаметней. – Таких не бывает».

Небо и трава вдруг поблекли.

***

Все рожденные прежде женщины нужны были лишь для того, чтобы, потренировав руку на их лицах и телах, природа смогла создать лицо и тело Шванн. И, любимое дитя, Шванн предстала во всем совершенстве – кожа белая, как алебастр, рыжие волосы струятся по спине, как жидкое пламя. Ее красота завораживала и подавляла, занимала все собой, никому и ничему не оставляя места. Там, где была Шванн, была лишь Шванн – и только. Остальное теряло свое значение, утрачивало облик.

Сейчас Наёмница рассмотрела каждый хрупкий палец затянутой в перчатку руки, сжимающей позолоченную уздечку, но едва ли бросила взгляд на сопровождающих Шванн охотников.

– Знаете ли вы, где находитесь, бродяги? – услышали они низкий мужской голос. Один из охотников выступил вперед.

– Знаем. Здесь, – не отводя от Шванн восторженных глаз, ответил Вогт.

– Жалкое отребье! – воскликнул охотник. – Это владения самой Шванн – величайшей женщины в стране! Вот куда вы забрели, осквернив эти края своим мерзким видом и вонью ваших грязных шкур!

– Да, мы этого не знали, – кивнул Вогт, боясь моргнуть и упустить такую красоту из виду хотя бы на долю секунды. – Мы не хотели. Отпустите нас.

Охотник обнажил меч.

– О нет, вы так просто не уйдете! Никто и никогда не смел явиться в эти земли самовольно! Только смерть искупит вашу вину!

Наёмница судорожно сглотнула. Их действительно могли убить, и даже наверняка убили бы, если бы тут не вмешалась Шванн, чей голос тек как холодный прозрачный ручей:

– Думаю, нам следует повременить с этим, господа. Мы отправились на охоту, а поймали этих двоих – следовательно, охота наша была не безрезультатна, хотя и с несколько необычной добычей. Предлагаю отогнать их в мой замок. Мы столь редко видим настоящих простолюдинов, окруженные непроницаемой стеной отборнейшей знати, что представители черни, эти странные полулюди-полузвери, для нас лишь немногим уступают в экзотичности причудливым животным, которых привозят для нас с далеких островов. Во время вечернего пира они будут нашим развлечением, а завтра мы решим, что с ними делать – если, конечно, от них останется что-нибудь до завтра, – Шванн рассмеялась, а за ней рассмеялись и охотники.

«Смешно, – злобно подумала Наёмница. – Ну просто очень ХА-ХА. Особенно для тех, от кого до завтра ничего не останется».

Идею Шванн бурно поддержали все, кроме, разумеется, Вогта и Наёмницы. Они просто промолчали, понимая, что право высказывать возражения было безнадежно потеряно в тот самый миг, когда они ступили на эти земли. Впрочем, Вогт и не возражал.

Их погнали впереди лошадей. Вогтоус пыхтел себе преспокойненько, Наёмница же клацала зубами от унижения и злости.

– Она смеялась! – прошептала Наёмница Вогту. – Ее псы чуть не разорвали нас, а она смеялась!

– Красивая, правда? – выговорил тяжело дышащий Вогт.

– Смеялась! – повторила Наёмница, чья раненая гордость страдала и кровоточила. – Наши недавние неприятности в городе вскоре покажутся нам приятным воспоминанием. У тех сволочей в городе не было фантазии, мы хоть знали, чего от них ожидать. А у этой рыжей твари, поверь мне, фантазия имеется.

Казалось, этот мучительный бег никогда не закончится. Стоило Наёмнице и Вогту хотя бы немного замедлиться для передышки, как всадники начинали свистеть и покрикивать, а собаки принимались злобно лаять. Даже Наёмнице, привыкшей к физическим нагрузкам, это показалось слишком, а Вогт и вовсе обливался потом и дышал так, словно у него в горле дыра. Один раз он споткнулся, упал, и в то же мгновение длинный хлыст свистнул в воздухе, срезав пучок травы возле его ноги. Придись такой удар по ляжке, он снял бы слой кожи с такой же легкостью, как нож отделяет кусок подтаявшего масла. У Вогта сразу же обнаружились силы подняться и продолжить бег. «Теперь мы действительно обратились в зверей, – горестно подумала Наёмница. – Парочка трусливых удирающих кроликов!» Она опустила голову ниже, вся подалась вперед, и ее пятки засверкали вдвое чаще.

Едва не скатываясь кубарем, они помчались по склону, увидели пламенеющие в закате стены замка и, достигнув его в последнем рывке, упали у крепостных ворот почти бездыханные.

***

Подвешенная цепью к потолку, клетка была приподнята над полом примерно на половину человеческого роста. Она была чистой, но для двоих очень тесной – не более пяти шагов в длину и три в ширину. Сверху клетку прикрывал кусок алой материи.

Вогт не стал оказывать сопротивление и, широко улыбаясь, проследовал в клетку как в родную. Нуждаясь в отдыхе после пробежки, он не имел ничего против такого расклада. Наёмница показала себя беспокойным зверем. Она вцепилась в прутья металлической двери и орала, не позволяя закрыть дверь и впихнуть себя в клетку. Клетка отчаянно раскачивалась.

– Разожми пальцы, – уговаривал Вогт, подбадривающе улыбаясь. – Ничего страшного.

Но пальцы по собственной воле она так и не разжала: ее оторвали от прутьев и швырнули в клетку. Она могла бы как следует ушибиться, но, к счастью, налетела на Вогта, вбив его в решетчатую стенку.

– Поймал, – моргнув, сказал добрый Вогт и обнял ее большими мягкими лапами. Наёмница извернулась, ударила его локтем, села на пол и часто задышала.

– Ты заметила?

– Что?

– В саду.

– Я спрашиваю, что, а не где.

– Значит, ты не заметила.

– Хватит! – закричала Наёмница. – Хватит! Хватит! Все ужасно и без твоих глупостей!

– Зато мы увидим пир, – попытался успокоить ее Вогт.

– Из клетки, как звери, как какое-то поганое зверье! А они все будут пялиться на нас сквозь решетку, вопить, протягивать руки, пытаться схватить!

– Ой, – сказал Вогт. – Тогда это просто здорово, что мы в клетке – так им будет сложнее нас схватить. Как звери… Это ты отлично придумала. Словно животные. Теперь у меня есть план.

– Какое унижение, – прошипела Наёмница, зеленея от злости.

– Ты просто относишься ко всему чересчур серьезно.

– У тебя нет гордости, тупица.

«А еще у тебя нет представления, что с нами может сделать толпа изобретательных, любопытных, начисто лишенных сострадания людей», – подумала она, но вслух этого произносить не стала. Картины возможных истязаний, развернувшись пред внутренним взором, заставили все волоски на ее теле встать дыбом.

– Ты очень странная. Стоило приравнять тебя к животному, как ты смертельно обиделась. С тех пор, как я вынужден был покинуть стены монастыря, я не раз видел, как люди поступают так низко и подло, как никогда ни одно животное, поэтому, я думаю, едва ли здесь есть причина для обиды.

– Ладно, – неохотно пробормотала Наёмница. – Тогда что нам делать? Скажи мне, если ты такой умный!

– В данный момент – ничего, – невозмутимо заявил Вогт. Он сел и прикрыл глаза. – Просто расслабься и отдыхай, пока есть такая возможность. А потом постараемся повеселиться.

– Расслабиться? – поразилась Наёмница. Она потрогала языком свое сухое, шершавое, как кора, нёбо, провела ладонью по впалому животу. Рассчитывать хотя бы на кусочек хлеба и глоток воды не приходилось. Кинжал у нее, разумеется, отобрали. Зеленый плащ – и тот не отдали. Вот же уроды. – Мы в полной заднице, придурок, ты до сих пор не заметил?

– Незачем быть такой грубой, – надул губу Вогт. – К тому же это неправда. Это даже чисто физически невозможно!

– Я тебя сейчас стукну, – пообещала Наёмница, но не стукнула.

Она ухватилась за холодные прутья и тоскливо оглядела зал. Он был огромным, с великолепными арочными окнами и громадным камином, мертвым до осени. Тщательно вычищенное от золы, жерло топки темнело, как вход в пещеру. Пространство над камином занимал портрет увешанной драгоценностями хозяйки замка. Шванн была изображена в полный рост и натуральную величину, создавая иллюзию ее постоянного присутствия в зале – дополнительная причина для Наёмницы чувствовать себя отвратно. Художник удивительно точно передал и манящие изгибы тела Шванн, и несравненную красоту ее лица, и змеиную подлость ее взгляда. Менее крупные портреты Шванн, а также несколько зеркал в массивных золоченых рамах украшали другие стены. Стояли длинные столы и лавки возле них.

Пришла служанка с кипой скатертей и застелила столы. Наёмницу и Вогта, сидящих в клетке, она как будто не замечала. Лицо у нее было бледное и злое, а передник грязный. Когда служанка прошла мимо клетки, Наёмница уловила запах крови и птичьих перьев.

– Эй, неряха! – окликнула она служанку, чтобы немного повеселить себя. – Что у нас на ужин? Гусятина? Утятина? Пара-другая таких клуш, как ты?

Служанка смерила Наёмницу презрительным взглядом и молча отвернулась.

– Могла бы и сказать что-нибудь, уродина! – закричала Наёмница удаляющейся спине служанки. – Постирай свой передник!

Вскоре явились другие слуги. Они принесли разноцветные свечи и яркие гобелены с вышитыми на них цветами. Пока слуги украшали зал, Наёмнице представилась очередная возможность поупражняться в язвительности. Она выдала еще несколько столь же неудачных реплик, но никто даже не посмотрел в ее сторону.