А я останусь!

Пока муж разговаривал с дочерью, Елена Константиновна уже собрала и положила на диван ровной стопкой его одежду. Она, как и всегда в сложных ситуациях, быстро смогла взять себя в руки. Пашка между тем слонялся без дела. Он чуть отодвинул штору и посмотрел в окно.

– Коля, здесь два комплекта теплого белья, носки. Что еще положить? – Елена Константиновна вопросительно посмотрела на мужа.

– Паша, отойди от окна! – спокойно, но строго сказал отец и повернулся к жене: – Синий свитер положи. – Он осмотрел вещи. – Ну вот, кажется, и всё. И сами собирайтесь! Медлить нельзя.

Отец аккуратно сложил одежду в вещмешок.

А Пашка, воспользовавшись его занятостью, снова выглянул в окно.

– Паша, ты что, оглох?! – прикрикнула на него мама. – Не слышал, что отец сказал? А ну марш собираться!

Мальчик нехотя, нога за ногу, поплелся в детскую, а Елена Константиновна плотно задернула шторы.

– Только самое необходимое берите. Главное – теплые вещи! – напомнил глава семьи.

Когда дверь за сыном закрылась, Николай Иванович первым нарушил тишину:

– Лена, прошу тебя, будь помягче с Надей. У нее сейчас такой возраст…

– Ох, Коля! Тебя-то она слушается, а со мной…

– Пойми, нельзя на нее давить, – старался он убедить жену. – Надя сразу же начинает артачиться.

– Боюсь я за нее. Если потакать, то Надя совсем отобьется от рук, – пыталась настаивать на своем Елена Константиновна. – Влюбилась в этого Панкратова! Подумать только! Назло мне, наверное.

– Ну что ты такое говоришь? Надя отстаивает свободу своего выбора. Это вполне естественно в ее возрасте.

– Анна Каренина тоже вон отстаивала свободу выбора, – понизила голос почти до шепота жена. – И чем всё закончилось? А Надя такая же взбалмошная и своевольная, как Каренина.

– Ну ты и сравнила!

– Есть в Наде что-то от Анны. Есть. Уж поверь мне! – Елена Константиновна была непреклонна. – Поэтому я и боюсь за нее.

7

Надя, поняв, что вопрос с отъездом решен окончательно, бесповоротно и обсуждению не подлежит, на следующее утро спозаранку поджидала Юрку во дворе – не могла уехать не простившись. Она тихонько раскачивалась на качелях, но, увидев Панкратова, ловко спрыгнула и бросилась за ним вдогонку в переулок.

– Юр, а мы в эвакуацию уезжаем! – Девушка подстроилась под его шаг и пошла рядом. – А вы?

– А мы не уезжаем. – Юрка не был расположен к продолжительной светской беседе. – Тебе чего?

– Я… просто хотела проститься. – Надя решительно протянула ему руку.

– Ну, бывай! – Панкратов почти равнодушно пожал ее и – чуть мягче – добавил: – Надь, я на работу. Опаздывать нельзя. У нас с этим строго.

Девушка, набравшись смелости, быстро поцеловала его в щеку и убежала. Парень усмехнулся и решительно зашагал прочь, но всё же, дойдя до поворота на улицу Кирова, оглянулся и посмотрел ей вслед.

8

Уже через пару минут Надя, согнав счастливую улыбку со своего лица, вернулась во двор. Около их подъезда стояли мама и брат.

– А папа скоро выйдет? – подойдя ближе, спросила Надя. В ее голосе не было ни тревоги, ни озабоченности.

– Папа уже уехал, – почти беззвучно, одними губами, сказала мама. Развернулась и вошла в подъезд.

– Как – уехал?! – Надя, не веря маминым словам, оглядела двор, встретилась взглядом с братом.

– А вот так! Пока ты где-то шлялась…

Надя, поняв, что на этот раз Пашка не шутит и не пытается ее разыграть, готова была расплакаться.

Девушка выбежала со двора на улицу. Она бежала мимо мешков с песком, которыми были закрыты витрины магазинов на улице Кирова; мимо противотанковых ежей; мимо окон со светомаскировкой, перечеркнутых крест-накрест полосками бумаги. Она всё бежала… Пока вдруг не остановилась, осознав, что бежать бесполезно. И внезапно поняла – совершенно отчетливо и бесповоротно: отца она может больше не увидеть никогда.

Надя заплакала. И понуро побрела обратно.

9

Сказать, что на Казанском вокзале было много народу, – значит не сказать ничего. Платформа была похожа на муравейник перед началом ливня.

Надя, ее мама и брат – с чемоданом, вещмешками и объемным тюком – с трудом продвигались к краю перрона. В валенках, закутанная по плечи в пуховую шаль, Надя была похожа на деревенскую девочку, вышедшую на улицу в лютый мороз. Она покорно шла за мамой, стараясь не отставать. Неожиданно, заметив кого-то в толпе, она рванула в сторону.

– Юра! – Девушка пристально смотрела кудато вдаль, боясь потерять из виду знакомую фигуру. – Мам, я сейчас!

– Стой! – Елена Константиновна схватила ее за руку. – Опять этот Панкратов?

– Мам, я ему наш адрес оставлю. Вдруг захочет написать!

– Размечталась! – ухмыльнулся Пашка. – Да и нет там никакого Юрки. – Он тоже вглядывался в толпу. – Просто у этого парня такая же кепка, как у Панкратова. Дурацкая.

– Надежда, давай договоримся, – назидательно начала мама, – в дороге ты от меня ни на шаг не отходишь. И чтоб про Юрку этого я больше не слышала. И без него забот хватает.

– Ясно? – ехидно переспросил брат.

– Ясно, – буркнула Надя, отводя глаза в сторону.

– Что-то долго нет поезда, – забеспокоилась Елена Константиновна.

Проходивший мимо мужик задел ее прямо по лицу своим тяжеленным вещмешком. От неожиданности она охнула.

– А поосторожней можно?.. – робко вступился за маму Пашка.

В этот время раздался резкий гудок паровоза, взгляды всех устремились к подходящему составу.

– Пропустите гражданочку с детьми! – Старушка протолкнула вперед молодую женщину с грудным ребенком на руках; второй ребенок, лет семи, крепко держался за ручку чемодана.

Тут как раз поезд подошел. И началось!..

Народ пришел в движение. Однако к самому краю платформы многие подходить боялись. Нескольких упавших на пути пассажиров уже успели втащить обратно.

Поезд подползал не торопясь, пыхтя и поскрипывая товарными вагонами-теплушками. Когда дверь вагона, около которого стояли Елисеевы, со скрежетом отъехала в сторону, поток людей хлынул внутрь. Пашка оказался в числе первых. Он, как и договаривались с мамой, сразу занял место на нарах в дальнем углу.

Тем временем Елена Константиновна и Надя с трудом втиснулись в теплушку. В сутолоке и суете они не сразу заметили, что их тюк с вещами, увязанными одеялом, остался на платформе.

– А вещи! Наши теплые вещи! – закричала мама.

Надя ловко спрыгнула с поезда, подхватила узел и передала его в вагон через головы пассажиров.

Поезд между тем медленно тронулся с места. Мама протянула руку дочери, но та промахнулась, не сумев за нее ухватиться.

– Надя, прыгай скорее!

Девушка схватилась за край дверного проема, коснулась пальцами маминой руки – и неожиданно отпустила ее. Поезд начал набирать скорость, Надя бежала рядом с открытой дверью. Елена Константиновна, встретившись глазами с дочерью, вдруг всё поняла, закричала:

– Надя, не смей! Слышишь?!

Девушка, пробежав для виду несколько шагов, остановилась, глядя вслед уходящему составу. Затем решительно развернулась, чтобы уйти, и наткнулась на бегущую за поездом женщину. Когда хвост состава отделился от платформы, она осела прямо на асфальт и зарыдала.

Надя опустилась на корточки рядом:

– Да не убивайтесь вы так! В этом поезде такая теснотища. Раздавить запросто могут!

– Там мои дети! Васенька и Валерик! – голосила женщина, глядя вслед уходящему поезду.

– Они что, уехали без вас?! – Надя только сейчас начала осознавать весь трагизм произошедшего.

– Мне говорят: «Давайте детей!»! – кричала несчастная. – Я подсадила Васю, потом передала одной старушке Валерика. И тут поезд тронулся… – Она смотрела на Надю глазами, полными слез. – Они же без меня пропадут!

Девушка огляделась по сторонам и, увидев на непривычно опустевшей платформе мужчину в форме железнодорожника, подбежала к нему:

– Товарищ начальник!

– Опоздали? Сегодня другого поезда не будет, – бросил он на ходу, направляясь к зданию вокзала.

Надя схватила его за рукав:

– Послушайте! В поезде уехали маленькие дети. Без родителей. Что с ними будет?

– Что ж вы, мамаши, за детьми не смотрите! Что будет, что будет… – ворчливо сказал он. – Ссадят их на ближайшей станции.

– А где ближайшая?

– Узнайте в здании вокзала.

Железнодорожник махнул рукой в сторону той двери, где располагалась администрация:

– Мамаши!..

Надя побежала к вокзалу, таща за собой женщину, которая с трудом за ней поспевала.

– Меня, кстати, Надей зовут. А вас? – спросила она на ходу.

– Наташа. Синицына.

10

Юрка после утренней смены домой особо не торопился. Они со Славкой встретились во дворе и стали обсуждать события последних дней.

– Матери за три месяца зарплату выплатили. Говорят, завод закрывают. – Славка сел на качели. – А еще говорят, что взрывать его будут, чтоб немцам не достался.

– Брехня! – Юрка сплюнул сквозь зубы. – Наш завод ведь не закрывают. Развели дезертиры панику. Видал, что на вокзалах делается? А ты, часом, вещи еще не пакуешь?

– Упаковал уже. Завтра в военкомат. С вещами.

– Повестка? На фронт? – оживился Юрка.

Славка кивнул.

– И ты до сих пор молчал?!

– Привет, пацаны!

К ребятам подошел Поликарп Еремеев, по кличке Еремей, старинный приятель Юркиного отца, с которым они вместе отбывали наказание. Сухой, поджарый, с колючим, «волчьим», всё схватывающим и мгновенно оценивающим взглядом. Поздоровался он со Славкой и Юркой за руку.

– А что, много из вашего двора народу драпануло в края обетованные? – как бы между прочим, закуривая, спросил Еремей.

– Не так густо, как в сентябре. Но порядочно.

– А поконкретней? Из каких квартир?

– А вы что, дядя, тимуровец[6]? Помогать оставшимся намерены? – поинтересовался Славка.

– Типа того. – Мужик сплюнул. – Пойдем, Юр, разговор есть. – И Еремей, не оглядываясь, вразвалочку пошел вперед.

Юрка протянул Славке руку. Они обнялись, и Панкратов бросился догонять Еремея.

11

Грузовик, поднимая снежную пыль, остановился на развилке двух проселочных дорог. Из кабины выпрыгнула Надя, затем помогла выбраться Наташе.

– Спасибо, что подвезли! – крикнула девушка водителю.

Тот ответил коротким сигналом, газанул, и машина стала быстро удаляться. Надя и Наташа свернули вправо, пошли, похрустывая снегом, который забелил всё вокруг. Им встретилась пожилая деревенская баба с ведром.

– Здравствуйте, тетенька! Подскажите… – кинулась к ней Надя.

– Вам комнату? – перебила ее та. – Моя соседка пускает. Недорого возьмет.

– Нет-нет! – встрепенулась Наташа. – Мы узнали, что здесь где-то рядом детский дом.

Женщина поставила ведро на землю. Наташа заглянула в него – пустое. Только немного снега на дне.

– Это вам во-он по той тропинке. – Женщина показала направление рукой. – Прямо до пруда, а там повернете налево. Недалеко. Километра три. Увидите: там старый дом такой с колоннами…

– Спасибо! – оживилась Надя. – Вот видишь. Со мной не пропадешь! – радостно сказала она новой подруге.

– У нее ведро пустое! – помрачнела Наташа. – Это плохая примета.

Девушка взяла ее под руку.

– И ты что, веришь в эту чепуху?! – Она посмотрела в глаза подруги и осеклась. – Так ведь оно не пустое! Там полведра снега!

Они уже шли по тропке, ведущей к пруду.

– Только бы дети там были! Только бы они там были! – повторяла Наташа как заклинание.

Это был второй детдом на пути следования поезда с Казанского вокзала на Урал.

Детский дом располагался в старинной, полуразрушенной бывшей помещичьей усадьбе на берегу пруда. Видимо, хозяева были людьми небогатыми: двухэтажный дом, с когда-то белыми, а теперь уже серыми облупившимися колоннами и кое-где вывалившимися кирпичами, был небольшой, с подслеповатыми окошками.

Когда Надя и Наташа оказались внутри, детей как раз кормили. Пришлось набраться терпения и ждать. Наташа нервничала, кусала губы и раскачивалась из стороны в сторону, обхватив голову руками. Наконец ей разрешили войти в спальню. Один из малышей лежал с открытыми глазами и как-то не по-детски внимательно и серьезно смотрел на вошедшую женщину.

– Валерик! – охнула она, упала на колени и с такой силой прижала к себе сына, осыпая его поцелуями, что нянечка забеспокоилась: не раздавила бы на радостях!

Немного придя в себя, Наташа вспомнила про старшего, Васю.

– А сколько ему годков? – спросила нянечка.

– Семь на той неделе исполнилось.

– Большой! У нас только до трех лет.

Показывая, что разговор окончен, нянечка пошла, переваливаясь с ноги на ногу, как утка. Надя бросилась ее догонять.

– Как же так? Родных братьев – и порознь?!

– А я почем знаю? Такой порядок.

– А больших куда направляют? – Наташа тоже не отставала. – Где мне сына искать?

– А вы у заведующей спросите. На втором этаже ее кабинет.

12

Наташа очень надеялась, что в дороге их подберет попутка и они успеют до темноты попасть на станцию. Но за час пути только несколько машин проехало им навстречу. Пришлось свернуть на лесную тропинку, чтобы сократить путь.

Быстро смеркалось. Поднялся ветер. Наташа с Валериком на руках остановилась, обессиленно села на пенек, набрала в пригоршню немного снега и стала его есть.

Валерик заплакал, и мама стала его укачивать.

– Вот и правильно. Отдохните. А я сбегаю посмотрю, что там за холмом, – попыталась подбодрить подругу Надя.

– Говорила же тебе – вдоль «железки» идти нужно. А ты: «Давай срежем». Вот и срезали. Скоро совсем стемнеет. – Наташа стала согревать дыханием озябшую руку.

– Ну прости! – Надя сняла варежки. – Я здесь летом была. У подруги на даче. – Она огляделась. – Зимой тут всё по-другому. На! – Она отдала варежки Наташе. – Сиди. И никуда не уходи! Слышишь? Я скоро вернусь. Я обязательно вернусь!

На ходу девушка выдернула из волос алую ленту и привязала ее к ветке куста неподалеку от Наташи. Она еще раз внимательно осмотрелась, запоминая дорогу.

Только сейчас, когда осталась одна, Надя полностью осознала, в какое серьезное и сложное дело она ввязалась и какая на ней лежит ответственность. Насколько непросто найти Наташиных детей и при этом не влипнуть в какую-нибудь историю – не заблудиться в темноте, не замерзнуть и вообще не пропасть.

Как только Надя убежала, Валерик снова заплакал. Наташа стала кормить его грудью, укрывая шалью.

К счастью, Надя, как и обещала, вернулась довольно скоро. И не одна: следом за ней шла женщина, закутанная в клетчатый платок (только глаза были видны); она везла за собой санки.

Уже темнело.

– Наташа! – Надя подбежала к подруге. Та спала, прижав к себе Валерика и согревая его своим дыханием. – Не спи! Замерзнешь! Здесь до станции всего пара километров!

Наташа никак не могла очнуться от тяжелого тревожного сна. Надя стала тереть ей щеки снегом, и та с трудом открыла глаза.

– Ну-ка, девонька, давай вставай! Прокачу с ветерком. – Женщина с санками молодо рассмеялась, показывая здоровые зубы.

– Ой! – Надя посмотрела на нее. – Так вы моложе моей мамы. А я подумала – старуха.

– А перед кем нам теперь красоваться? Все мужики на фронте.

Наташа окончательно пришла в себя, села на санки, прижав к себе ребенка.

Женщина впряглась в санки, Надя стала подталкивать их сзади. Посмеиваясь друг над другом, они действительно поехали «с ветерком». Даже Наташа, слыша их веселый, молодой смех, улыбнулась, глядя на спящего сына.

Через полчаса, расставшись со своей спасительницей, они уже были около железнодорожной платформы. Надя, заметив при свете тусклого фонаря дежурную, ходившую с флажком по краю платформы, подбежала к ней. Та стала что-то ей объяснять, жестикулируя.

Вернувшись, Надя объявила:

– Ну вот. Всё в порядке! Скоро дрезина будет. Далеко на ней, конечно, не уедешь, но до ближайшего городка она нас довезет. Там и переночуем.

Валерик закашлялся, начал хныкать. Наташа еще плотнее закутала его в шаль, убаюкивая извечным: «А-а, а-а, а-а, а! А-а, а-а, а-а, а!»

– Холодно, конечно! – Девушка поежилась. – Но другого транспорта нам всё равно не найти. Прости.

– Да что ты, Надя! Ну в чем ты виновата? Спасибо, что возишься с нами. Не знаю, что бы мы без тебя делали. Пропали бы совсем!

Надя обняла Наташу. Так они и стояли, пока не подъехала дрезина.

13

На поиски Васи ушло еще два дня.

Наташа вся извелась, уже начала опасаться, что не сможет найти своего старшенького. Что по какой-то неведомой причине его не ссадили с поезда и увезли куда-нибудь за тридевять земель, на Урал.

Наконец им повезло. Детей в очередном, шестом по счету, детдоме было немного, и воспитательница, услышав фамилию и имя – Синицын Вася, сразу же привела его.

Было довольно поздно, часов одиннадцать вечера, и дети уже спали. Вася шел, держась за руку воспитательницы, и тер кулачком глаза. Увидев маму со спящим на ее руках младшим братом, он от удивления широко раскрыл рот и не мог вымолвить ни одного слова.

Наташа быстро передала Валерика Наде, схватила Васю, прижала к себе крепко-крепко, словно боялась, что его снова куда-нибудь увезут.

Она гладила сына по голове, а тот прильнул к ней, захлебываясь словами, рассказывал, как его ссадили с поезда и привезли сюда. И он не знал, где мама и где Валерик. Потом им дали в детдоме рыбку, и она «из него вырвалась». Наташа слушала сына и плакала. А он не мог понять, почему мама плачет, ведь она же нашла его и теперь всё будет хорошо!

Уехать сразу было невозможно (время шло к полуночи). Васю увели спать в группу; перед уходом он взял с мамы честное-пречестное слово, что утром она его отсюда обязательно заберет.

Добрая и словоохотливая дворничиха – баба Тоня, как все в детдоме называли ее, – пустила их переночевать к себе в каморку. Накормила картошкой в мундире, напоила чаем с сухарями. До глубокой ночи они сидели, слушая посапывание спящего Валерика, и говорили о войне, о своих мужчинах, ушедших на фронт, и о том, что их всех ждет впереди.

Под этот неторопливый разговор у теплой печки Надя задремала. Она испытывала настоящее блаженство от того, что здесь, в дворницкой, тепло и безопасно. Что дети нашлись. Что они живы и здоровы. И что можно просто спать и набираться сил.

А утром Наташа написала заявление, и ей отдали старшего сына, а вместе с ним – вот уж чего она точно не ожидала! – их чемодан. Оказывается, Вася всю дорогу его из рук не выпускал.

– Ты настоящий хозяин! Сберег маме много нужных вещей, – похвалила мальчика Надя.

…В Москву возвращались на детдомовском грузовике – им повезло, случилась оказия: нужно было получить для воспитанников теплые вещи. Наде пришлось ехать в кузове, и добрая дворничиха дала ей рваное одеяло, чтоб укрыться от холодного, уже по-настоящему зимнего ветра.

14

И вот наконец Наташин дом. Она жила в коммуналке у Покровских ворот, недалеко от Кривоколенного переулка.

В подъезд ввалились все в снегу, отряхнулись. В комнате раздеваться не стали: холодно. Центральное отопление не работало, и москвичи обзавелись печками-буржуйками[7].

Наташа по привычке кинулась на кухню к крану – но воды в нем не оказалось. Теперь стало понятно, почему, пока шли к дому, им то и дело встречались люди, тянувшие саночки с ведрами воды.

– Хорошо, что у нас немного дров осталось. Сейчас печку растоплю, – оживилась Наташа. – Дернуло же меня податься в эту проклятую эвакуацию. Дома-то куда лучше!

Валерик стал кашлять. С тех пор как он замерз во время поисков брата, кашель не оставлял его.

– Я сама протоплю. Корми ребенка!

Надя взяла инициативу в свои руки. Она положила в печку несколько поленьев, достала из своего мешка газету – и вскоре в комнате весело затрещал огонь. Надя положила в печку еще одно полено и невольно засмотрелась на пламя. Сколько она себя помнила, огонь властно притягивал ее к себе.

– Мам, я тоже хочу есть! – Вася крутился рядом с мамой, кормившей грудью малыша.

– Кашу будешь? Гречневую.

Вася кивнул.

– Надюш, можно тебя попросить? – Наташа посмотрела на подругу. – Сбегай, пожалуйста, за водой на колонку. Бидон в шкафчике.

Надя нашла и критически осмотрела трехлитровый бидон.

– Чего порожняка гонять? Давай лучше ведро!

– А не тяжело тебе будет? Смотри не облейся!

– Я быстро! – крикнула Надя уже с порога.

Валерик снова закашлялся. Наташа прижалась губами к лобику сына. А Вася, достав из вещмешка свою машинку, стал катать ее по подоконнику, имитируя звуки то буксующего, то движущегося на большой скорости автомобиля.

15

Найти колонку было нетрудно: по пути Наде всё время попадались люди с ведрами, бидонами и даже с кастрюлями, наполненными водой. В тех местах, где вода проливалась, образовывался лед, поэтому идти было скользко. Кто-то вез поклажу на санках по накатанному тротуару, кто-то нес в руках. Надя поймала себя на мысли, что за эти несколько месяцев, прошедших с начала войны, уже привычными стали и военные патрули, и баррикады из мешков с песком, и заградительные аэростаты[8] противовоздушной обороны, и другие приметы военного времени.

У колонки образовалась целая очередь. Надя пристроилась в ее конец.

– А почему воды в домах нет? Кто-нибудь знает? – поинтересовалась она у стоявшей перед ней женщины с бидоном.

Та пожала плечами.

– Вчера в насосную станцию бомба попала. Обещают починить. А пока… – ответил ей пожилой мужчина с двумя ведрами.

Очередь продвигалась медленно. Но не было ни конфликтов, ни ругани. Женщин с маленькими детьми, как только они подходили, сразу же пропускали вперед.

16

Когда Надя вернулась, Вася уже спал не раздевшись, а Наташа баюкала Валерика, напевая колыбельную.

– А вот вода! Кому воды?! – закричала разрумянившаяся от мороза девушка.

– Ч-ш-ш… – прижала палец к губам Наташа. – Ставь кастрюлю на печку. У Валерика температура. Градусником не измеряла – губами, но тридцать восемь есть точно.

– Простудился, маленький… – Надя погладила ребенка по головке. – Слушай, у меня дома лекарство осталось от простуды. В моем столе лежит. Давай сбегаю!

– Сиди уж! И так набегались мы с тобой. У меня тоже есть лекарство. Достань из мешка аптечку. Главное, детей нашли! Правда? – Наташа быстро отыскала нужную вещь в мешке. – А кашель мы вылечим.

– А я вовсе и не кашляю, – спросонья отозвался старший сын.

– Вот и молодец!

– Представляю, как твоя мама сейчас переживает! – Наташа испытующе посмотрела на Надю, наливая ей и себе горячий чай. – Ну как ты могла вот так взять и соскочить с поезда?!

– Переживает?! Ты мою маму не знаешь! – тряхнула волосами Надя.

– Мама не может не переживать. Даже за взрослую дочь. Слушай, напиши ей письмо. Она доедет и сразу же его получит.

– Вот только не нужно меня воспитывать. И… вообще… мне домой пора. – Надя решительно встала и направилась к двери.

– Ты хоть поешь с нами! Гречка быстро сварится. Вон вода уже кипит.

– Дома поем. Всем привет! – И Надя ушла.

Наташа вздохнула, уложила Валерика в кроватку и стала варить кашу. Впервые за несколько дней на душе у нее было спокойно.

17

– Опа! Вроде третьего дня простились. – Появление во дворе Нади явно озадачило Юрку.

– А я решила остаться. Это мой город! Почему я должна куда-то уезжать? В общем, спрыгнула с поезда…

– Вот это по-нашему! – Юрка жестом, подняв большой палец, одобрил поступок Нади. – Надь, слушай, а давай погуляем!

Такой быстрой победы Надя никак не ожидала. Конечно, сейчас, когда нет рядом строгой мамы, она надеялась, что у нее больше шансов обратить на себя внимание Панкратова. Но чтобы вот так, сразу же, он пригласил ее на свидание! Надя быстро справилась с нежданной радостью и напустила на себя равнодушный вид:

– Можно. А куда пойдем?

– Есть одно местечко. Тут недалеко.

С Юркой Надя была готова идти хоть на Северный полюс. И жить там с ним в палатке на льдине, как папанинцы[9]. Она даже забыла, что совсем недавно «умирала от голода» – на завтрак съела один сухарик с морковным чаем.

Но голубятня, куда они направились, была недалеко от их дома. Надя знала о ее существовании, много раз проходила мимо, но никогда даже и не мечтала попасть внутрь. Голубятники очень ревниво относились к своим питомцам и чужих в свои владения обычно не пускали.

Стоило Панкратову открыть дверцу, как пернатые всех оттенков и цветов окружили его плотным кольцом. Одни садились ему на плечи, другие – на ладони, в которых парень держал просо. Он насыпáл его из кулечка, свернутого из газеты.