Мы пылаем огнем

Взгляд Пакстона падает на меня. Я коротко киваю, и он указывает на следующего журналиста. На этот раз женщина, светловолосая блондинка, кошачьи глаза с темными кругами, сто процентов переутомленная. Кажется, она из тех, кто жаждет карьеры, поэтому работает даже тогда, когда другие спят. Она поправляет очки в роговой оправе, выпрямляется и постукивает карандашом по блокноту:

– Ходят слухи, что ваша бывшая девушка вернулась в Аспен. Говорят, она вам изменила. Это правда?

На мгновение я настолько растерялся, что не смог ответить. Что это такое – она издевается? Мой рот открывается, чтобы это сказать.

Но Пакстон, похоже, умеет читать то, что написано на моем лице. Он успевает вмешаться прежде, чем слова слетают с моих губ.

– Личная жизнь игроков не должна быть предметом обсуждения.

На накрашенном красной помадой рте журналистки появляется преувеличенная улыбка. Она щелкает языком, странно довольная тем, какую реакцию вызвали ее слова во мне. Ее рука буквально летает над бумагой. Я настолько отвлекся, что не заметил, как Пакстон указал на другого журналиста.

– Правда ли, что «Сноудогс» рассматривают возможность продажи Лопеза обратно в младшую лигу?

Можно подумать. Какой дрянной вопрос. Настолько дрянной, что я фыркаю и подавляю смешок. Я бросаю взгляд направо, на Кейдена, нашего правого защитника для поддержки («Ха, этот бездельник думает, что меня принижает, Кейден, меня! Смешно, да?»), но он не смеется. Он смотрит в свой стакан с водой, который держит в руках крепкой хваткой. Я продолжаю буравить взглядом Ксандера. Тот возится с пуговицами рубашки и не обращает на меня внимания.

В животе растет жирный, уродливый, липкий комок, настолько уродливый, насколько можно себе представить, потому что это катастрофа века. Какого черта парни из моей команды ведут себя так, будто журналист попал в яблочко своим вопросом?

Я понимаю, что пресс-секретарь, должно быть, раздобыл какую-то секретную информацию, которую определенно не стоит обсуждать сегодня. И, видимо, в моей команде ее знали все – кроме меня.

Я смотрю на Карла, который тоже трусит и избегает моего взгляда. Он смотрит на потолок, потому что он такой красивый, такой белый и простой, такой неотразимый. И только тренер Джефферсон смотрит на меня в ответ. Вид у него такой же, как у меня. Как будто его пожевали и выплюнули. Он тренировал меня в школе. Всего несколько недель, пока не перебрался в НХЛ в качестве тренера. Именно благодаря ему я получил это место. По его рекомендации глава «Сноудогс» Зейн Каллахан меня купил. И теперь он смотрит на меня с таким страдальческим видом, как будто извиняется, словно он готов поменяться со мной местами, лишь бы мне не пришлось с этим мириться, что, конечно, неправда, так всегда говорят, но никогда так не поступают.

Мне говорили: «Уайетт, очень жаль, что ты сломан». Под этим подразумевали руку, не подозревая, что моя голова сломана гораздо сильнее.

Но я жалел. Себя, сестру, маму с папой, которые парят где-то там, над облаками, гордясь единственным, чем можно было гордиться, – своим сыном. Я жалел о своем прошлом, о надежде, о том одном ее проценте, за который так долго держался, несмотря ни на что. Я жалел обо всем, во что я когда-либо верил, за что когда-либо боролся.

И мне было жаль Арию, которая вечно твердила, что у меня все получится, что я доберусь до вершины, и что она будет верить в меня вечно. Но я разрушил остатки ее веры в меня. Отнял последнюю крупицу. И тогда я стал никем. От Уайетта, которого она когда-то любила, просто ничего не останется, а я не могу этого допустить, потому что это убьет последнюю искру, которая еще теплится во мне.

Что тогда во мне останется?

– Меня не будут продавать.

Мой ответ звучит торопливо, страх и паника сквозят в каждом слоге, и когда я губами касаюсь микрофона, зал наполняется неприятным скрипом. Толпа гримасничает, но после неловких двух секунд мои слова, кажется, доходят до них. Некоторые из них выпрямляются, а многие кричат: «Вы это серьезно?», «Почему вы так считаете?», «Мы слышали другое». Паника.

От моего заявления глаза Карла чуть не вылезают из орбит. Конечно. Все, что слышат здешние журналисты, становится достоянием гласности. Поэтому, когда я говорю, что «Сноудогс» меня не продадут, хотя, похоже, они именно это и собираются сделать, они бросят на себя тень.

Только тогда до меня начинает доходить.

«Аспен Сноудогс» хотят продать меня, que merda, меня в самом деле решили вышвырнуть. Нередко подобные новости скрывают от игроков, и они узнают о них через третьих лиц или прессу. Это хоккей, и каждый думает, что это отличный вид спорта, что игрок живет ради азарта, и все, кто стоит за командой, тоже. Но в принципе хоккейная команда – это одна большая экономическая машина. Все дело в деньгах. Как и почти везде в жизни. Сокрытие информации об игроках нельзя назвать небывалым событием, но это все равно скандал. И я никогда, ни при каких обстоятельствах в своей жизни не ожидал, что меня втянут в такой скандал.

Карл хочет что-то сказать. Он открывает рот. Я не могу этого позволить, потому что знаю, что, как только слова сорвутся с его языка, пути назад уже не будет.

«Титаник» тонет. Я – Джек. Карл – Роза. Я кидаюсь к микрофону, потому что это дверь, на которой мы плывем, и, прости, Карл, прости, Роза, но мне нужна эта дверь, потому что я хочу жить.

– Я буду играть, – повторяю я более твердым голосом.

Все уставились на меня. Каждая пара глаз в этой комнате прикована к моим губам, впитывая каждое слово, которое срывается с них, капля за каплей на раскаленном камне.

На шее выступают бусинки пота и стекают по спине.

– В следующие выходные. На домашней игре. Против Бостона. Я буду на льду.

Что бы я ни натворил, это было самое глупое, что я мог придумать. Черт, да мне и стакан с водой не поднять, не скривившись от боли.

Команда смотрит на меня так, словно я дефектный. Карл на грани нервного срыва. У него дергается веко. И только у тренера Джефферсона гордый вид. Он немного похож на меня. Такой же странноватый, как мне кажется. Вот почему он мне нравится. Его полулысая голова блестит, свет отражается в ней и ослепляет меня, а он улыбается и кивает, снова и снова, как будто я сделал что-то правильное, хотя я чувствую, что я в полном дерьме.

Тишина прекращается внезапно, как будто только что взорвалась брошенная мной бомба. Журналисты вскакивают и кричат в замешательстве, все камеры направлены на меня, щелк, щелк, щелк, тысяча вопросов, еще тысяча, и ничего, кроме страха, в моей голове. Оуэн рядом со мной в шоке. Для него это слишком: мальчик пускает газы не переставая. Он воняет, как скотина, как мощная белковая бомба, просто отвратительно. Лицо у него темно-красное, но никто этого не замечает, потому что все смотрят только на меня.

– Пакстон, – я говорю слабо и тихо, потому что не могу сейчас притворяться. – Мне надо отсюда смыться.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Боже мой (порт.) – прим. перев.

2

Вот дерьмо (порт.) – прим. перев.

3

Черт (порт.) – прим. перев.

4

Иди к черту (порт.) – прим. перев.

5

Проклятье (порт.) – прим. перев.