Край заблудших

– Это мы легко организуем, – сказал мужик и вышел из комнаты.

Только он открыл дверь, как я чуть не оглох – у них на производстве было ужасно шумно. Даже хорошо, что мой почтовый уголочек находился здесь, где потише. Мужик вернулся через пару минут:

– Вот, возьми. Пока хватит?

Примерно с полсотни серых листочков, скрепленных нитью. Знакомо…

– Блокнот, – вспомнил я.

– Точно!

– Спасибо.

В ящике для писем оказалось в этот раз пять бумажек – похоже, по городу разнесся слух, что появился почтальон, и работа пошла. Однажды мне за нее даже, наверное, заплатят. Только на что тут тратить деньги? Форму выдали, кормят, блокнот с карандашом бесплатные. Зачем люди вообще здесь работают, если все достается бесплатно? Да, конечно, если фабрики и поля внезапно встанут, то и еды, и остального не будет – но почему совсем нет на улице попрошаек, лентяев?

Послание с очередным списком зданий и цифрами для Каина тоже забрал. Проверил – цифры изменились, но суть та же. Сунул под дверь его дома.

Другие письма заставили побегать по всему городу, хотя ничего интересного в них не было. Пока что только письмо кузнеца заставило поломать голову… Вот тоже вопрос – зачем он писал своему коллеге, с которым мог поделиться той же мыслью на работе? Возможно, к тому времени второй кузнец – тот, кому предназначалось письмо, – забросил все дела, погрузился в себя, начал сходить с ума. Готовился выйти за границу. А первый кузнец пытался его вдохновить тем же, чем вдохновлял себя, – загадочной девушкой, которая легко выходит из мертвой Леты и ныряет обратно.

Очередное письмо нужно было отнести Лему – и я отправился к нему с радостью. Хотелось повидаться с лекарем и показать, что я уже научился говорить и думать нормально. Жаль, имя так и не вспомнил, но все равно хотелось верить, что он за меня порадуется.

Я постучал в лекарню для приличия, а потом, не дожидаясь, вошел. Странно. Когда Марк уводил меня отсюда в прошлый раз, казалось, что мы всего-то вышли из кабинета прямо на улицу. Наверное, у меня просто не хватало слов, образов, чтобы осмыслить, насколько большой была лекарня на самом деле. И работал здесь не только Лем – в здании были десятки комнат, за некоторыми дверями слышалось шушуканье, еще в одной комнате кто-то скулил. В коридоре на стульях сидели те, кто ждал очереди. Я не смог понять, с чем они пришли, только у одного была явная проблема – рука была обмотана тканью, и она уже успела окраситься в красный.

Только я собирался спросить у всех, где найти Лема, как он вышел из одной из комнат.

– Это же дурень! – обрадовался он. – Ты как, говорить научился?

– Э-э-э, ложка. – Я постарался состроить наиболее глупое лицо. Потом засмеялся, и уже напрягшийся Лем тоже повеселел. – Научился, уже и работу выдали. Я почтальон. Тебе тоже послание, держи.

Лем взял письмо. Я успел заглянуть внутрь: лекарю писала какая-то девушка и недвусмысленно намекала на свидание. Пока он читал, у него даже уши покраснели.

– Гонцу с хорошими новостями – прием вне очереди.

Я обернулся на мужичка с окровавленной рукой, но Лем уже тащил меня в комнату. Кажется, именно здесь я впервые очнулся. Ничего интересного – кровать, несколько полок с баночками и лекарствами, стол, заваленный книгами. Они мало отличались от моего блокнота, наскоро схваченного нитками сбоку.

– Рассказывай, как устроился. Дом тебе выдали?

– Я отказался.

Лем погрустнел. Но, кажется, это было связано не со мной.

– А я вот согласился. Не знаю, что же я отдал Каину, но теперь у меня этого нет. Может, поэтому иногда так грустно по вечерам. Но сегодня я надеюсь пустоту чуть-чуть заполнить. – Лекарь с обожанием посмотрел на письмо и сунул его между книг. – Ты, значит, почтальон? Хорошее дело. Туда всегда молодых набирают, решительных. А ты решительный, раз смог Каину отказать.

– Так многие же отказывают? В приюте много людей живет.

– Они ж туда не только потому попадают. Знаешь, если вот прямо разбирать… да ты не стесняйся, садись, надолго тебя не задержу. Так вот, если посчитать, из сотни, может, трое отказываются меняться. Так что ты немного особенный.

– А как остальные в приют попадают?

– В этом городе легко ошибиться. В первый раз ошибаешься, когда попадаешь сюда. Второй – когда соглашаешься на сделку Каина. Он ведь так всех новеньких проверяет, у него почти весь город в должниках ходит. Не в должниках даже… Просто все знают, что он способен забрать у них что-то важное, и даже больше – уже забрал. Вот, допустим, даже захотят его сместить – не убивать же? А вдруг вместе с ним пропадет то важное, что он забрал? Вот он и сидит на своем троне уже лет сто.

– Разве это так важно? Вы ведь даже не знаете, что обмениваете. Я, например, не знал… – В голове мелькнуло сожаление, которое я почувствовал еще у Каина, когда он пытался выменять мой талант. Вот и ответ – уверен, если бы я согласился, то жить с такой пустотой в душе было бы непросто.

– Это важно, хоть я и не могу объяснить почему, – подтвердил Лем мои мысли. – Мужчина, который раньше работал со мной лекарем, тоже что-то обменял. Я видел, как по вечерам он иногда что-нибудь пробовал. Покупал у торговца деревяшки, пытался что-то вырезать. Он будто бы помнил, что умел это раньше, – а теперь не мог. Так он и провел последние несколько месяцев. Потом вышел за границу. Сошел с ума, не сумев себя найти. Со многими тут такое случается…

– Мне показалось, что тут все вполне счастливы.

Лем неопределенно покачал головой.

– Как тебе сказать? Прямо счастливыми я бы нас не назвал. Не несчастные – вот это ближе.

– А есть еще способ дом себе выбить?

– Если сможешь Каину угодить. Он у нас все раздает, он же и отбирает. Ага, по глазам вижу, хочешь отдельный угол. Не понравилось в приюте?

– Там не хорошо. Не плохо – вот это ближе. – Я обыграл фразу Лема, надеясь его поддеть, но он будто не заметил.

– Дурень ты. Как был, так и остался, – беззлобно сказал лекарь. – И двух суток у нас не живешь, а уже устал от «не плохой» жизни. Кстати… ты это… вспомнил еще что-нибудь?

– Имя свое? – не понял я. – Не вспомнил.

– Да нет… что-нибудь другое? Вот как с «врачом». Я это слово не говорю, но знаешь, как услышал его – душу греет. Здорово это, гораздо лучше звучит, чем дурацкий «лекарь». Есть еще слова?

– Есть. Оно тебе, наверное, еще больше душу согреет. Ну, Каин на него интересно отреагировал, так что вы его, наверное, не знаете. Солнце? – Я произнес это неуверенно, чувствуя себя полным дурнем, все еще до конца не веря, что кто-то может забыть такое яркое слово. Но лицо Лема озарилось, он расплылся в улыбке и рухнул на стул, будто опьянел. Так и сидел секунд десять, пробуя слово на вкус:

– Солнце… солнце… Ты молодец! Слушай, у меня предложение. Как еще что вспомнишь – приноси слова, я их у тебя куплю. Вот, держи, это за… солнце, надо же! И где же оно?

Он начал рыскать по столу, заглянул в шкафчики, достал пару монет. А вот и моя первая зарплата. Много это или мало? Вроде монетки побольше тех, что были у Зимы. Наверное, тот специально их на мелочь выменивал, чтобы плывущим по Лете больше досталось.

– Спасибо.

– Тебе спасибо, дур… Эх, не могу больше тебя так звать. Короче, как вспомнишь еще что-то, приходи, заплачу́. А теперь мне пора людей принимать. Помереть они не могут, но боль чувствуют.

Я сунул монеты в сумку и пошел дальше разносить письма.

Интересное дело – тут же многие слова знают. Не то что я, когда очнулся. Совсем не помнил ничего. Так почему же некоторые слова ускользают от всех? День, ночь, неделя – это они помнят, а солнце, без чего дня, ночи и недели не будет, все забыли. Странно все это.

Глава 05

Найди ту, кого нет в городе

Работал до самого вечера. Небо начало темнеть. Я взял в столовой что-то вроде пирожка и жевал его, облокотившись на угол чьего-то невысокого домика и вглядываясь в небо. Почему темнеет, если нет солнца? И луны нет, и звезд. Эти слова тоже надо Лему продать.

К столовой сбредались уставшие после смены люди. У некоторых тоже была форма, как у меня, с особыми знаками на плечах – правда, по ним не всегда можно было угадать, что же за профессия у человека. Да и форму носили не все, особенно в нерабочее время. Я не снимал ее, чтобы люди из толпы узнавали и давали почтальонские задания.

Только я доел пирожок, как увидел, что ко мне неспешно идет женщина… скорее даже старуха. В странной одежде: как и у меня, много карманов, на груди была прикреплена подушечка с множеством иголок, из одного кармана выглядывали ниточки. На голове – косынка, скрывавшая волосы. Наверное, из-за этого старушка выглядела еще старее.

– Почтальон? – без лишних предисловий спросила она.

– Да.

– Тебя ищет моя сестра.

Сестра? Интересно.

– Загляни в ткацкую мастерскую, – сказала старуха. – Да поскорее. А лучше – беги прямо сейчас. У нее задание, которое нужно успеть выполнить до полуночи.

Опять «полночь» в мире, где даже ночи почти нет. Что ж, дело есть дело. Я уже видел ткацкую – такую небольшую избушку на краю города. Ее легко было отличить по вывеске с изображением веретена. Туда-то мне и надо. Я побежал.

Двадцать минут – спасибо часам за точность, – и я на месте. Постучал в ткацкую и, не дожидаясь ответа, зашел. Невежливо, наверное, но мне же сказали торопиться?

Огромного производства, как на той же бумажной фабрике, здесь бы не поместилось, но и то, что есть, ткацкой назвать было сложно. Скорее чей-то домишко. Я оказался прямо на кухне, от зала ее отделяла низенькая печь. Весь зал пересекали веревки с развешанными на них то ли коврами, то ли полотнами.

– Есть тут кто? – громко спросил я.

– Иди вперед! Да не оборачивайся! – ответил молодой голос. Вряд ли это сестра той старухи – они должны быть ровесницами, разве нет?

Я вошел в зал, обогнул одно полотно, другое, третье. Шагал вперед будто целую вечность. В небольшой избушке спрятался целый лабиринт из ковров и веревок. Рисунка на полотнах не было, просто серые, желтоватые, иногда коричневые ткани – можно было бы принять их за простыни, но на ощупь слишком грубые.

– Куда идти?

– Сюда, – подсказал голос, и я опять пошел, ради интереса решив считать шаги.

Досчитал до сотни (дом внутри больше, чем снаружи!), отодвинул очередное полотно и внезапно оказался перед девушкой. Она сидела за прялкой, покручивая колесо ногой. На коленях у девушки лежала шерсть, которую она превращала в идеально гладкую нить. Сама пряха была молодой, статной. Приподнятый тонкий подбородок, гордо выпрямленная спина, глаза, подведенные черным. Не видел, кстати, чтобы здесь кто-то красился.

– Мне сказали спросить… – Я внезапно понял, что не знаю ни имени той старухи, ни имени той, кого должен найти.

– Ты почтальон, – кивнула пряха. – Я – Тропа́.

– Вас так зовут?

– Да.

– И вы хотите дать мне работу?

– Да. Вот. – Она взяла сбоку корзину с веретеном, на которое была намотана во много слоев золотая нить. – Эта вещь долго дожидается свою хозяйку. Ты должен ее найти.

– Передать веретено?

– Нет. Привести сюда эту девушку.

– Ну… А как ее зовут? Где искать? Как выглядит?

– Мне это все неинтересно, – отмахнулась Тропа, будто я спросил несусветную чушь. – Просто найди ее.

– Но как?

– Какой же глупый почтальон… Той девушки нет в городе. Найди ее.

Еще лучше. Она мне предлагает отправиться за границу? Что-то пока не хочется.

Видимо, устав от моего молчания, пряха сжалилась и пояснила:

– Сейчас ее нет в городе. Но иногда она появляется. Тогда-то ты ее и найдешь. Сегодня тоже должна прибыть, нити чувствуют приближение хозяйки. Видишь? Золотом переливаются. Обычно они бесцветные, как эти куски ткани. – Она махнула на веревки с полотнами.

– Вы дадите мне веретено? Я смогу искать ее, как компасом?

Тропа рассмеялась. Опять я сморозил глупость? А может, эта дамочка тоже сходит с ума и ей пора бы за границу?

– Отдать тебе нить чужой судьбы? Ничего глупее не слышала. Но я могу дать тебе твою.

– И как это поможет?

– Ваши судьбы связаны, из одной шерсти спрядены. Полотна пока нет – сестра не может решить, ткать одну картину или две разных. Я же говорю, что нить той девушки давно нужно разрезать. Глупо надеяться, что вы сможете вернуться, отсюда нет пути назад.

Что за бред…

– Мне надо найти того, не знаю кого, там, не знаю где? – уточнил я заказ.

– Именно!

– А я могу отказаться? Я, знаете, только письма должен доставлять, максимум – слова передавать. Наверняка в городе есть кто-нибудь, кто согласится притащить к вам эту девушку, но у меня совсем другая профессия.

Тропа покачала головой, заглянула в корзину, вынула еще одно веретено. На нем были медные нити – они не переливались, как на другом, а были вполне явного металлического цвета. Концы нитей – золотой и медной – вдруг потянулись друг к другу и попытались завязаться в узел, но Тропа резко их отдернула и вручила медное веретено мне. Я инстинктивно взял. Укололо сердце.

– Ты, почтальон, о чем-то мечтаешь. И я могу тебе это дать взамен на услугу. Чего хочешь?

– Чего хочу, то вы мне дать не в силах.

– И что же это?

Я первым делом подумал, как же не хочется сегодня возвращаться в приют и переживать очередной беспокойный сон. Да, Марфа поможет, но не вечно же она будет укладывать меня спать… Впрочем, есть кое-что поважнее.

– Я хочу вспомнить имя. Ну как, слабо такое желание исполнить?

Тропа улыбнулась. Ее губы были более красными, чем у других жительниц города.

– Ты не мог дать мне задания проще, почтальон. Возвращайся с девушкой, и я назову твое имя. Впрочем, оно уже у тебя в руках. – Она кивнула на веретено. – Не потеряй его, не разорви нить, не урони в Лету. Иначе тебе больше нечего будет вспоминать.

Я и не заметил, как вышел из ткацкой, сжимая в руках подарок. Небо стемнело, зажглись редкие фонари. Часы показывали 19:00. Где же мне искать эту девушку?

Веретено ничего не подсказывало. Я сунул его в сумку – так надежнее – и бросился к кузнице. Там ведь видели странную девушку, что выходит из Леты? Больше никаких зацепок не было.

Полчаса до кузницы. Колесо крутилось даже яростнее, чем в прошлый раз, окропляя землю мертвой водой. Я подошел ближе к тому месту, чтобы рассмотреть – нет ли следов, о которых писал кузнец? Ничего, только безжизненная почва. Где же искать девушку? А найти хотелось – награда щедрая.

Может, спросить у кого?

Внезапно у берега мелькнула знакомая фигура.

– Зима! – позвал я и поспешил к нему. Друг радостно пошел мне навстречу.

– И ты тут? Тоже монеты бросаешь?

– Нет! Мне нужно найти девушку… Тогда пряхи помогут вспомнить… – Речь была путаной, будто я только недавно свалился с неба. Зима поднял руку, призывая помолчать.

– Подожди, ты выглядишь таким же растерянным, как эти, на лодках. Давай по порядку, кого тебе найти надо?

Я рассказал Зиме о своем задании, уже меньше сбиваясь. Он задумался.

– У нас четыре с половиной часа, – заключил он.

– У нас?

– Не бросать же тебя тут одного? Ты и города не знаешь. Я предлагаю поискать у границы. Раз девушки нет в городе, значит, она должна в него прийти. Через Лету, что бы там кузнецы ни болтали, это невозможно. Остается граница. Хотя и через нее невозможно… И все же больше вероятность. А есть еще конвейер – может, там?

– Что за конвейер?

– У границы. Через него мы отсылаем товары каждый день. Идем!

Мы бросились к границе. Я к ней еще не подступал, только видел совсем издалека какую-то черную полосу. Теперь же подошел ближе. Что ж, похоже на… туман? Темный непроглядный туман. Он начинался резко, будто кто-то действительно прочертил границу. Сам по себе невысокий, туман простирался до горизонта и дальше, стелясь по полям и пригоркам. А еще от него веяло холодом – я впервые почувствовал, что в форме почтальона не так уж тепло.

– Она вокруг всего города, туда и туда. – Я показал в обе стороны от тумана. – Как проверять будем?

– До конвейера недалеко. Если там ничего не найдем, просто пойдем в разные стороны. Будем что-нибудь искать – дыру в границе, следы, тело девушки. Что-нибудь должно быть, – предположил Зима.

А я внезапно подумал, что он наверняка старше своих лет. Если тут не стареют, он, может, торчит тут уже десятилетие, хоть и выглядит ребенком.

Добрались до конвейера. Металлическая дорога метра два в ширину уходила в темноту границы, а через несколько метров такая же дорога выглядывала из тумана.

– Эта лента запускается по кнопке, вот тут, – показал Зима. Возле конвейера стояли мешки с товарами – видимо, то, что не успели передать сегодня.

– Почему отсюда никто ничего не ворует?

– А смысл? Тут каждый знает, что́ он может брать, а за что его через границу выкинут. Попадать туда ради какой-то мелочи – кто ж захочет? Ничего необычного тут не вижу. Видимо, придется искать твою девушку где-то еще.

Часы отбили восемь. Никогда еще в этом городе время не бежало для меня так быстро. Мы с Зимой разошлись, условившись встретиться у конвейера, если ничего не найдем. Я шел, шел, переходил на бег. Как-то запоздало пришла мысль, что нужно было поменяться сторонами – я бы искал в сторону Леты, а Зима отправился бы в поля. Не зря же он предупреждал, что туда нельзя заходить. А вдруг девушка там?

Еще я надеялся – глупо, конечно, – увидеть какую-нибудь дыру в границе. Так бы я точно понял – она здесь прошла, хотя бы можно предположить, куда она двинулась дальше. Но какая дыра в тумане? Если такая и была, то быстро бы затянулась. Как же хотелось вернуть имя!

За час добрался до полей. Вернее, сами поля начинались дальше, а до них нужно было пройти лес. Или вернуться в город… Что же выбрать? Я достал веретено из сумки. Оказалось, оно светилось в полумраке слабым-слабым ржавым светом.

– Что же мне делать?

Кончик нити на веретене качнулся в сторону леса и полей. Это знак или слабый порыв ветра? Тропа показывала, как наши нити с этой девушкой переплетаются… Может, и знак. Рискну!

Нырнул между деревьев. Посажены они были аккуратно, по линеечке. Наверное, специально, чтобы отгородить поля от любопытных глаз. Сердце бешено билось, каждые два удара отмеряя секунды. Долгий лес, ненужно долгий, отнимающий и без того короткое время…

Я вышел из-за деревьев и буквально выпал на равнину. И вновь бескрайние поля – на этот раз не тумана смерти, а растений. Поля, кормящие весь город. Прямо передо мной – колоски пшеницы высотой по пояс. Заходить в них не стал – страшно. Вдруг вырвется из-под земли рука и схватит меня, как обещал Зима? Ну да, в какую только чушь ночью не поверишь…

И вдруг – примятые колоски. Здесь точно кто-то проходил! Кто-то небольшой, ребенок или девушка, смял пшеницу и оставил за собой явный след. Я опять достал веретено.

– Идти туда или не идти?

Нить завилась, как живая, то мечась в сторону поля, то – назад, к лесу. Даже веретену было страшно. Ладно, прорвемся! Я сделал шаг, наступив на поле. Земля не содрогнулась, чудища не появились. Меня пропускают? Что ж, так тому и быть.

Я помчался вперед, по следу примятой пшеницы. Ноги заплетались в колосках, несколько раз я чуть не упал, инстинктивно придерживая сумку. Впереди никого не видел – темно, звезд-то нет. Хотя и не полный мрак. Если та девушка здесь, она могла и уснуть в поле, тогда ее не будет видно – остается только идти по следу. Да, буду надеяться на это.

Только здесь не было часов, и от этого становилось еще страшнее. Четыре часа пока не вышли, но когда выйдут – я и не узнаю. Что-то подсказывало, что опоздание даже в одну минуту сорвет нашу сделку с Тропой. Что она задумала сделать с той девушкой? Оборвать нить… А про мою нить сказала, что ее нельзя перерезать, иначе и меня не станет. Неужто хочет убить ее? А может, я опять все неправильно понял?

Что-то в воздухе загудело, в ушах зазвенело. До этого из звуков было только тихое шуршание потревоженных колосков. Теперь же – гул, с каждой секундой все громче. Я замер. Звук не пропадал, нарастал – как и страх в сердце.

– Нельзя мне было на поле, нельзя…

Отчаяние перевесило – черт с ним, с именем, надо обратно! Ноги сами развернули тело и понесли к лесу, но тут прямо передо мной – бах! – взорвалась земля, засыпала меня кусками. Я упал. Из ямы высунулось длинное щупальце, зацепилось за край, подтянулось – и вытолкнуло на поверхность человеческое тело. Человеческое ли? Женщина с волосами-змеями и огромным, невероятно длинным чешуйчатым хвостом. Яма закрылась за ней, как молния на куртке (в этом мире нет молний, дурень!), хвост метнулся ко мне, стиснул тело. Я захрипел – легкие сдавило болью, чешуя врезалась в кожу даже через одежду. Руки прижало к бокам. Я вытащил одну, и по предплечью разошлись алые лоскуты. Порвал кожу в мясо, но пока не чувствовал боли. Адреналин?

– Ты здес-с-сь не работаеш-ш-шь, – сказала змеюка.

Хвост подтащил меня к ней, и сердце забилось – теперь уже не только от страха. В ткацкой Тропа была красивой, но эта женщина оказалась идеальной, даже несмотря на змееволосы. Белая кожа, большие глаза, такие четкие скулы, как у актрис с экранов телевизора.

Актрисы? Телевизор? Голова разрывалась от нахлынувших понятий, которых я просто не должен был знать.

– Я почтальон! Пытаюсь… – Дышать тяжело. – Пытаюсь найти адресата.

– Пис-с-сьмо мне? – удивилась змея. – Хи́де никто не пишет.

– Это не вам. Но тут должен быть тот, кто мне нужен.

Я выдохнул и резко рванул вторую руку, освобождая ее от хвоста. На этот раз почти без порезов. А вот правую надо перевязать, иначе истеку кровью. Лем говорил, тут нельзя умереть? Буду первым.

– Кто?

Показалось, что во рту у нее – раздвоенный язык и острые зубы. Красоту это ничуть не испортило.

– Пряха заказала найти тут девушку. Знаете пряху? Ее зовут Тропа.

– Атропа… – переиначила змея. – С-с-старая знакомая. С-с-с ней не с-спорь.

– Вот я и не стал! Отпустите меня, а? Я ведь просто выполняю свою работу. Хотите, я и от вас письмо передам кому-нибудь?

Хида чуть ослабила хватку хвоста, я даже смог нащупать кончиками ботинок землю. Все равно не вырваться, но хоть дышать легче.

– На поля никому нельзя. И тут никого нет. С-с-с чего ты начал ис-с-скать ее здес-с-сь?

– Увидел следы. Смотрите, вон там. – Я указал на след в поле. Найти его было нелегко: темно, к тому же Хида со своим эффектным появлением разбросала повсюду землю. Кровь с правой руки закапала ей на хвост, затекая между черной чешуей. Успею ли добежать до Лема и не сдохнуть? Работает ли он ночью или придется бездыханным телом валяться у лекарни?

Хуже руки болела только голова. Так некстати вспомнились странные словечки из прошлой жизни – или откуда? Не знаю, но здесь этого точно нет.

– Моя создательница, С-с-с-стикс, – начала Хида, – не любит, когда наруш-ш-шают правила. Не ходить на поля – правило.

– Стикс? Как река? – А вот и еще одно слово, которое мне никто не говорил, но я его знал.

– Ты помниш-ш-шь? – И без того большие глаза Хиды округлились. – Никто не помнит!

– Стикс, река. Вроде Леты, только другая. – Не знаю, откуда это бралось в моей голове, просто страх подстегивал воспоминания. Как на экзамене… что, что, что?! Что за экзамены?!

– Пять рек. Одна – С-стикс-с-с, моя создательница. Пять рек, пять городов. Я должна охранять все, иначе Ера опять отомс-с-стит…

– Вы одна – и на все пять городов? И как только успеваете?

– Глупцов мало. Ты первый за этот мес-с-сяц.

– Ну… Вы же могли не заметить? – без особой надежды спросил я. Тело онемело и уже едва слушалось. Даже хорошо, что хвост Хиды поддерживал меня в вертикальном положении, а то я давно бы упал. – Как же можно взвалить такую ответственность на столь прекрасную хрупкую женщину… Ай!

Хида опять сжала кольцо хвоста. Видимо, комплимент ей не понравился.

– Я не хрупкая!

– А я – очень даже. И вы меня сейчас раздавите!

Она внезапно ослабила объятья, и я свалился на землю. Ноги затекли, так что встать я не мог. Да и в голове было все больше тумана. Может, тут все и вечные, но без крови организм отрубится… надо перевязать руку, иначе…

Я лег на спину, старался отдышаться и всеми силами не давал глазам закрыться. Пока говорил, был шанс спастись. Хида скрутила хвост вокруг нас, а сама прилегла рядом, касаясь моей израненной руки. На ее тонких пальцах осталась кровь, и змея с удовольствием облизала их.

– Кровь живого. Ты можеш-ш-шь умереть.

– Тут же никто не умирает…

– Потому что здес-сь вс-с-се мертвы. А ты – нет. Почему?

– Не… знаю… – Глаза все же закрылись. Я услышал шорох удаляющейся змеи. Беспамятство уже почти захватило разум…