Край заблудших

– Ай!

Это уже было не похоже на письмо – лист, свернутый в трубу и перевязанный красной веной. Сбоку подпись: «Каину». И как такое под дверь просунуть? Ладно, попробую.

– Спасибо. До свидания, – сказал я и опять порадовался: «до свидания» – это я сейчас вспомнил, мне еще не говорили. Слова возвращаются!

Интересно, можно ли читать чужие письма? Наверное, да, они же никак не запечатаны, только делать это надо не на улице. Лучше спрячусь куда-нибудь, где не заметят. Вот у фабрики закуток – наверное, там люди не ходят.

Я стащил вену с бумажной трубы… Не вена, лента. Так это называется. Стянул ленту и взглянул на послание:

909 – Монетный двор.

5 – Кузня.

108 – Ткацкая…

Список был большим, но ничего, кроме цифр и названий зданий, не было. Я вернул ленту на место, сжал трубу, чтобы она стала плоской, – как выйду из закутка, просуну под дверь Каина. Второе письмо было адресовано некому Мирту в доме 80. Значит, у домов здесь есть номера. Достать бы карту… В письме говорилось:

Опять видел следы с пеной. Ты мне не верил? И снова в пятницу! Прямо у кузницы, как и раньше. Нам нужно ее увидеть, понимаешь? Давай на следующей неделе попробуем.

Пятница… Это день недели. Неделя – семь дней. Тут есть дни недели, но нет солнца – только часы, которые отмеряют время. Я взглянул на небо – светло, но источника света нет. Да и откуда я могу знать про солнце? Я помню, как оно выглядит: огромное, яркое, обжигает глаза. Откуда же я его помню? Значит, там, где я был раньше, солнце было. И Каин про него знал – удивился не самому слову, а тому, что я его помню. И вообще, раньше – это когда? Лем сказал, что на вид мне семнадцать лет. Где же я их провел? Как меня звали?

Почему-то надеялся, что теперь, когда я начал вспоминать слова и даже смог читать, имя вернется ко мне. Но нет – пустота…

Я вышел из переулка, сунул под дверь Каина послание со списком зданий и задумался. Нужно было найти форму на складе.

– Извините. – Я обратился к прохожей. Она несла корзинку с чем-то съедобным. – А где здесь склад, где можно взять рабочую форму?

– Иди туда, на ткацкой фабрике выдают. – Она махнула в сторону лекарни, и корзинка опасно наклонилась. Я перехватил, чтобы помочь.

– Давайте донесу, вы же как раз туда идете?

– Верно, малыш. Спасибо. А ты здесь новенький?

Мы шли вместе недолго. Девушка больше расспрашивала, я что-то отвечал. О городе ничего нового узнать не сумел, зато нашел первого заказчика:

– Так ты теперь почтальон? Знаю, вам не положено брать посылки, только послания, но, может, отнесешь это Карлу? Он живет в приюте, у Марфы.

– Я тоже там теперь живу.

– Отлично! Вот, передашь ему? – Она вытащила из корзинки батон хлеба. – Я давно обещала, но никак в ту сторону попасть не могу. Хожу от дома до поля и обратно, ни на что времени не хватает.

Я забрал посылку. Положить некуда, а руки заканчиваются: хлеб, письмо в дом 80, еще сейчас форму куда-то девать надо… Но не мог же я ей отказать? Она мне помогла.

– Передам. Может, еще на словах что-то сказать?

– Не поможет, малыш, Карл говорить-то почти не умеет, да и понимает плохо.

Наконец она свернула в свой дом (номер 12), показав на склад. Большой такой амбар в двух кварталах отсюда. Я направился туда.

На складе, пристроенном к еще одной шумной фабрике, меня тоже встретил мужик с усами. Наверное, им так и выдавали работу: есть усы – будешь главным встречальщиком на очередном заводе или на складе. Мужик выдал мне форму. Синюю, очень удобную. По бокам – широкие карманы, как раз размером под письма. На плече были изображены сандалии с крылышками по бокам. А еще – сумку, тоже синюю. Туда-то и отправится хлеб для Карла!

– А где дом номер 80? – спросил я.

– А кто там живет? – спросил мужик со склада.

– Кажется… Мирт. Да, так его зовут. – Я сверился с письмом.

– А, Мирт… Опоздал ты, Мирт недавно за границу шагнул. Теперь в кузне только двое работают.

– Что же мне делать с ненужным письмом?

Мужик странно покрутил головой, будто надеялся найти ответ на потолке.

– Сжечь? – наконец предположил он.

Наверное, так и придется. Я бы вернул отправителю, но тут он не указан.

Пока других дел не было, я решил найти приют Марфы. Опять подсказал прохожий, и я отправился в сторону дымящихся труб. Люди поглядывали на меня, но пока никто не подзывал. Я слышал только «наконец появился почтальон» и подобные фразы. А платят ли за работу деньги? И должен ли я платить за приют? Самое-то важное Каин мне не сказал. А может, тут денег нет, как и солнца? Хотя что-то про Монетный двор было…

Теперь я внимательно рассматривал дома, которые встречались по пути. Нужно запоминать, чтобы потом при необходимости найти. Были зáмки, как и говорил Каин, но какие-то ненастоящие: маленькие, скорее дома-переростки с башенками. У небольших зданий были номера – вероятно, тут люди жили, а не работали. Разного стиля, размера, вместе они смотрелись как разбросанный детский конструктор. Кажется, я даже нашел столовую – круглая, она чем-то напоминала многоэтажную кастрюлю с окнами и с крышей вместо крышки.

Приют не был похож на что-то определенное – просто длинное здание с несколькими входами. В один из них забрел и я, ожидая увидеть очередного усатого мужика. Но нет, вместо этого – небольшая прихожая. Встретил меня парень, рассматривавший собственные ботинки.

– Извините, а как найти Марфу? – спросил я. Парень поднял глаза, но ничего не сказал. – Это же приют, верно?

Незнакомец снял ботинок и поднял его за шнурок, будто предлагая мне.

– Э-э… Я ищу Марфу. Она здесь?

Парень несколько раз прыгнул на одной ноге, оборачиваясь вокруг своей оси, и с довольной ухмылкой опять протянул ботинок.

– А ты случайно не Карл? – догадался я. Парень закивал и наконец перестал совать мне обувь. – Держи, тут тебе кое-что передали.

Карл вцепился в кусок хлеба, словно не ел несколько лет. Уже через секунду булка исчезла, а я прошел вглубь здания.

За следующей дверью открылась гигантская комната с сотнями кроватей. Где-то лежали люди, но большинство пустовало. У каждой кровати – маленький деревянный шкаф. Иногда ряды спальных мест прерывались – там стояли столы с лавочками, кто-то играл в карты или просто болтал шепотом, чтобы не будить остальных. Я подошел к одному из таких столов.

– Где я могу найти Марфу? – тихо спросил я.

– О, у нас появился почтальон! – обрадовался один из моих будущих соседей. – Вон же она ходит, в белом.

Он указал на женщину, которая бродила между кроватей и иногда касалась головы спящих ладонью. Я поспешил к ней.

– Простите…

Она неторопливо повернулась, прислонила палец к губам и взглянула на одного из спящих. Тот беспокойно ворочался и что-то бормотал, но, стоило Марфе коснуться его лба, сразу успокоился.

– Идем, – прошептала она и отошла от кроватей. Я последовал за ней. Чудная женщина. От нее веяло спокойствием, добротой. Белая одежда была сделана словно из простыней. – Ты будешь здесь жить?

– Наверное… Каин сказал, что да.

– Ты отказался от его предложения? – Показалось, что ее эта новость обрадовала.

– А он что, всем это предлагает?

– Дом в обмен на талант? Увы, да. Увы, многие соглашаются. Увы…

– Я отказался. Но я тут всего один день… совсем ничего не знаю и не помню.

– А имя?

– Тоже не помню.

– Не бойся, маленький. Может, во сне вспомнишь. Сон многим позволяет вернуться во времена, которые никогда в реальности не вспомнишь.

Я оглянулся на кровать, у которой мы только что стояли. Тот беспокойный человек улыбался, не открывая глаз. Тоже что-то вспоминал? Может, дни, когда он был счастлив?

– Ты можешь приходить сюда, когда захочешь, – сказала Марфа. – Пусть вот это место будет твоим. Оставляй вещи в шкафчике и не бойся, что кто-то тронет, – он откроется только тебе.

Пока мне нечего было оставлять, только старую одежду. Впрочем, сейчас она мне в сумке ни к чему, так что я сразу выложил ее в свой шкаф.

– А где можно достать еду? У меня нет денег…

– В столовой тебя накормят. Деньги трать на что-нибудь другое.

– Например?

Марфа пожала плечами.

– Я покупаю простыни, если старые рвутся. После плохих снов иногда и кровати ломаются. Кто-то покупает одежду, украшения. А Зима – вон он, как раз собирается убежать, – он тратит деньги особым способом. Мне кажется, вы с ним подружитесь, попробуй.

– Зима? Странное имя. – Я вспомнил, что это значит. Холод, снег, лед… Бывает ли здесь зима? Если нет, лучше не спрашивать.

– Придуманное, – вздохнула Марфа. – Если кто-то предложит тебе имя, откажись. Лучше вспомнить самому. Зиме придумали, и он теперь не знает, кто он на самом деле. Даже во сне не знает.

– Спасибо… тогда я лучше поспешу к нему.

Что за особый способ тратить деньги? Я подошел к мальчишке – он, кажется, был еще младше меня. Светлые волосы спадали на лицо. Если здесь есть парикмахеры (это люди, которые стригут волосы! Помню!), он к ним не заглядывал. Я ощупал свою голову – у меня тоже волосы, кучерявые, чуть длинноватые. Вырвал один. Светлый. Зачем вырывал? Я же видел себя в зеркале.

Зима копошился в своем ящике, отсчитывая монеты.

– Привет, – поздоровался я.

Зима поднял взгляд и добродушно улыбнулся. В этот миг я понял – подружимся, еще как. Хотя пока и не знаю почему.

– Привет! Ты почтальон?

– Похоже, что так. А ты?

– Я в полях работаю. Но сегодня выходной. Хочешь со мной?

– Куда?

– К Лете!

Зима, Лета…

– К реке, что ли?

– Да. Я туда каждый выходной хожу.

– Зачем?

– Там людям нужна помощь!

Как же он им помогает? Может, там живут бедные, а он отдает им деньги? Наверное, я бы предпочел купить новую одежду, не ходить же постоянно в форме и тех тряпках, в которых меня притащили к лекарю. Но, раз дел сейчас все равно нет, почему бы и не сходить с ним? Я бы посмотрел на Лету. Широкая ли она? А что за ней – продолжение города?

– Идем, – согласился я. Зима достал еще несколько монет и закрыл шкафчик. – Прости, это, наверное, слишком нагло. Но Марфа сказала, что шкаф открывается только владельцу. Можно попробую?

– Валяй! – разрешил Зима, и я дернул несколько раз дверцу. Даже не шелохнулась. После этого Зима легко, без всяких ключей сам ее открыл. – Марфа не обманывает! Может, утаивает что-то, но не обманывает. Так что, идем?

Мы вышли из приюта. Зима рассказал, что трижды в день нужно заглядывать в столовую за едой – причем в любое время, когда удобно. Продукты туда доставляют с полей – там есть и растения, и животные.

– Но ходить туда можно только работникам.

– А если почту надо отнести?

– Вряд ли тебя попросят. Но если вдруг – просто оставь в амбаре у полей, а дальше не суйся.

– Иначе что?

– Иначе вылезет из-под земли огромная рука и схватит тебя, клац! – Зима сжал кулак и рассмеялся. Я так и не понял, шутил он или нет.

– Куда еще лучше не ходить?

– Да не знаю. В кузню можно, наверное, но туда все равно никто не суется. Жарко, душно. Там только три человека работают – больше никто молот поднять не может.

– Такой тяжелый?

– Ну, вроде того. Кузница прямо возле Леты стоит, мы ее даже увидим. А еще возле нее растут нарциссы – цветы такие, очень красивые. Если кузнецы увидят, что ты их рвешь, с ума сойдут, тем же молотом в тебя запустят. Но если очень хочется, можешь и сорвать. Я один раз дарил Марфе. Она улыбалась.

Минут через пятнадцать – я проверял по часам, которые были расставлены на каждом углу, – мы вышли к реке. Она появилась из-за домов внезапно, широченная, едва другой берег видно, хотя кое-где она сужалась. За ней – лес и горы до небес. А по самой реке… я застыл – страхом сковало все тело.

– Эт-то кто?

По Лете плыли сотни, тысячи лодок. Весла вращались сами, словно их держали невидимки, а в лодках сидели люди – кто в костюмах, кто в обносках. Кто-то задумчиво смотрел в воду, другие не могли оторваться от собственных рук. Попробовал рассмотреть тех, кто поближе, – большинство из них были стариками, морщинистыми и некрасивыми.

– Не знаю кто, – ответил Зима. – Они тут постоянно плавают. Наверное, это часть реки. В земле же бывают сорняки – а вот тут эти… Ты, главное, воды не касайся, а то рука отсохнет на неделю. Смотри, я как-то раз попробовал.

Зима показал палец – в целом здоровый, но на кончике черная, будто обуглившаяся кожа с отсохшим посеревшим ногтем.

– Зачем мы пришли?

– Сейчас покажу… подожди.

Зима вгляделся в проплывающих, стараясь кого-то найти. Потом показал больным пальцем:

– Вон, видишь? Оглядывается постоянно. Другие вниз смотрят, а он что-то ищет.

Действительно, метрах в двадцати от нас плыл мужчина, с завистью поглядывавший на другие лодки. Он даже пытался как-то жестикулировать, кричал – но голоса не было. Лодка из-за его метаний раскачивалась, и он тут же успокаивался, боясь упасть, а через секунду пытался снова.

– Э-ге-гей! – закричал Зима и поднял вверх одну монетку. Проплывавший тут же замахал руками и даже неуклюже попытался встать на колени. – Не знаю, почему им так нужны деньги. Но мне-то они совсем ни к чему, вот и кидаю монеты им. Предлагал яблоки, камни, пуговицы – нет, им именно монеты нужны.

Мы двигались по течению, стараясь не упустить из виду этого мужчину. Зима попробовал бросить монету, но она упала в воду, чуть-чуть не долетев. Проплывавший чуть не нырнул за ней следом, в последний момент одумался и взмолился об еще одной.

– Давай я попробую. – Я взял у Зимы монету, прицелился и бросил. На этот раз она прилетела прямо в нужную лодку. Мужчина бросился за ней на дно, отыскал и счастливо помахал нам.

– Им две нужны, – подсказал Зима, и я бросил еще одну. Опять попал – на этот раз прямо проплывавшему в руки. Тот поднял ладонь в знак признания и сел, успокоившись. Он тут же слился с другими людьми, и через десять секунд я уже не мог отыскать его среди прочих проплывающих.

– Зачем им деньги?

– Не знаю. Но очень-очень нужны. Пойдем, еще кого-нибудь отыщем.

Мы бродили по ровному каменному берегу, бросали по две монеты всем, до кого могли добросить. Далеко-далеко, метрах в ста, проплывала такая же отчаявшаяся, как тот мужик, женщина. Я хотел помочь и ей, но никак не мог прицелиться и спустил около десяти монет впустую. Там уже Зима остановил:

– Давай помогать тем, кому можем помочь.

– Жалко ее. Не знаю почему, но жалко.

– Всех жалко, братец, но смотри, она уже далеко уплыла. Давай других спасать.

Так было, пока у Зимы не закончились деньги. Я уходил с берега с четкой мыслью, что уже не буду покупать себе одежду или что-то еще – даже самая расчудесная куртка не нужна мне так, как монеты этим людям. Почему – не знал, но чувствовал это. Ничего я об этом мире не знал… Может, эти люди чувствовали пустоту? Как и я весь этот день. Чего-то не хватало в душе, в сердце. Я не знал, чем заполнить пустоту у себя. Но эти люди – знали, и мы им помогали.

– Смотри, вон кузница, я про нее говорил.

На берегу стояла кузница – небольшой одноэтажный дом, огороженный забором. Из трубы валил дым, сбоку было пристроено водяное колесо – оно перекидывало воду из Леты, а земля рядом с ним была безжизненной – черное пятно среди цветастого газона. Вокруг – похоже, нарциссы, о которых говорил Зима.

– Спасибо, что показал мне Лету. А сейчас мне надо в кузницу.

– Смотри, чтоб не прогнали.

– У меня письмо… Хоть одним глазком, но загляну. Кстати, сегодня какой день недели?

Зима задумался.

– Вторник? Да, вторник. Ладно, братец, пойду в столовую. Увидимся вечером.

Он ушел, а я двинулся к кузнице. Зачем мне туда? Письмо предназначалось человеку, который уже шагнул за границу, что бы это ни значило, но, может, хоть что-то новое узнаю?

Глава 04

Сколько стоит солнце

Я побродил вдоль забора, не решаясь войти. Звоночка или другого способа позвать кузнецов не было, входить без спроса было страшновато – особенно после заверения Зимы, что в меня могут запустить молотом. Интересно, что они тут делают? «Кузница – 5», – говорилось в письме Каину. Чего пять?

Вдруг двери здания распахнулись, и из него вышел запыхавшийся силач в кожаном фартуке. Он небрежно вытер лицо какой-то тряпкой и жадно вдохнул воздух, после чего заметил меня.

– Чего тебе, малой? – пробасил он.

– У меня… – Мой голос на фоне его грома показался никчемно тихим. Кузнец даже подошел, чтобы расслышать.

– А?

– У меня письмо… Оно для Мирта, но мне сказали, что он недавно вышел за границу. Теперь не знаю, что делать с этим. – Я протянул письмо кузнецу. Тот взял бумагу, но даже не заглянул внутрь.

– Месяц как вышел. Я уж и забыл, что отправил письмо. Мирт в последние дни совсем захворал, на работу не приходил. Я хотел его расшевелить. Мы из кузницы редко выходим, даже не знали, что почтальон пропал. А забирать как-то несподручно было… Сожгу его.

– А о ком вы писали? Кого хотели поймать?

– О! – Глаза силача стали мечтательными, он взглянул в небо и улыбнулся своим мыслям. – Мы еще не видели ее, но знаем, что она хранит нас. А те, кто был до нас, – видели и даже говорили с ней.

– Кто она?

– Кто… кто ж ее знает! Я вижу иногда белую тень, но только приближаюсь – она прыгает в Лету. А иногда замечаю ее следы – вон там, где земля сожжена водой. Несколько раз даже находил белые волосы на цветах – легкие, как паутина, прочные, как железо! Вот, я из них сплел – даже в самый разгар работы не раскаляется, хоть и на металл похоже. – Кузнец, не снимая, показал цепь на шее, похожую на обычную, хоть и очень тонкую, проволоку серебряного цвета.

– Как она может прыгать в Лету? Вода же убивает.

– Видимо, ее не убивает. Или ты не веришь, что я видел?! – Кузнец мгновенно вернулся из мечты на землю, набычился.

– Верю, просто интересно…

– Да… Мирт тоже не верил. А меня греет, что за нами кто-то присматривает. Спасибо, что хотя бы попытался отнести письмо, малыш, но теперь можешь идти.

Пожалуй, этот громила – единственный, кто действительно может звать меня малышом. Надо бы поскорее вспомнить свое имя.

– А правда, что ваш молот никто поднять не может? – вдруг спросил я, уже почти отойдя от забора.

– У нас три молота. И пока два работника. Ха! Я буду смеяться, если у тебя получится, но хочешь попробовать? Говорят, это не от силы зависит!

Раззадорившись, громила вперевалочку отправился в кузню и вернулся с инструментом. Я ожидал увидеть бандуру размером минимум с меня, но нет – небольшой такой молоток.

Кузнец аккуратно поставил его на землю рукояткой кверху и жестом пригласил попробовать. Я коснулся дерева – теплое, приятное. Потянул… Будто прикован к земле! И двумя руками хватался, и ногами упирался, и живот почти надорвал – а молот ни на миллиметр не сдвинулся. Наконец я сдался.

– Не получается.

– Значит, оставаться тебе почтальоном! Бывай!

Посмеиваясь своим мыслям, кузнец легко перехватил молот, подкинул его, красуясь, и побрел к себе.

– Ну и дела…

Работа на этом закончилась, но день чем-то занять надо было. Я вернулся в приют, попросил у Зимы бумагу с карандашом – он у кого-то тут же ее одолжил – и пошел осваивать город и рисовать карту. В центре поставил сам приют, исследовал несколько улиц, проставляя номера домов. Тут кто-то подозвал передать послание в другую часть города – и я понесся рассказывать, что сегодня в девять вечера будет сбор друзей возле пруда. Пруд тоже, кстати, на карте отметил – пробегал мимо него по пути. Он оказался совсем недалеко от Леты. Интересно, там остался след от моего падения?

Только передал одни слова, как попросили отнести другое послание – что в торговой лавке (нарисовал ее тоже) продают какую-то интересную вещицу, о которой адресат давно мечтает. Что именно – не говорилось.

Одна девушка по пути сказала передать соседке из дома напротив, чтобы та не стучала по ночам. Тут я застрял на добрые полчаса, перенося взаимные угрозы через дорогу. В конце концов девушки плюнули на меня и просто начали кричать друг на друга, а я поскорее ушел.

Так и провел время до самого вечера. Потом заглянул в столовую – люди вставали в очередь за едой. Кушать можно было прямо там, а можно – уносить домой. Я решил не вонять котлетами из баранины на весь приют и поел на месте. Не идеально, но съедобно. Мозг подсказывал, что я пробовал что-то вкуснее, желудок же радовался, что ему досталось хотя бы это.

В общем, в приют вернулся совершенно вымотанный. Нашел уборную и душ – общие, конечно. Воду, как я выяснил, каким-то образом перерабатывают, отстаивают на одном из заводов, после чего ее можно пить, ей же поливают растения в полях и моются. Как подсказал мне мужик, который вышел из душа передо мной, в противном случае любое умывание заканчивалось бы походом в лекарню. Мыло тоже было общее. Преодолев брезгливость, я все же его использовал. Под водой не растворился, и то ладно.

Лег на кровать. Многие уже заняли свои места и похрапывали. Мне достались довольно тихие соседи, а вот прямо возле Зимы мужик так храпел, что дрожали шкафчики.

Я думал, что усну за мгновение, но проворочался, наверное, целый час. Мучали вопросы: где я? Кто я? Откуда я пришел – и остальные тоже – и пришли ли мы из одного места или из разных? Что за странное чувство, будто я должен что-то сделать, но не знаю что? А еще я очень боялся, что через несколько таких же суетных дней совсем перестану задаваться этими вопросами. Тут вряд ли кто-то часто об этом думает, а то можно и с ума сойти. Уж не потому ли уходят за границу?

Подошла Марфа, села на край кровати. Я согнул ноги, освобождая место.

– Не спится? – спросила она.

– Не получается. А вы сами спите?

– Чаще, чем ты думаешь, малыш.

Нет, ей тоже разрешается называть меня малышом. Даже когда у меня появится имя. В какой-то миг мне показалось, что она заботится обо мне как… как… что же это было за слово? Такое теплое, светлое, женское. Такое слово, что хочется в него укутаться с головой, – почему же я не могу его вспомнить?

– Закрой глаза, – попросила Марфа.

Я послушался и почувствовал у себя на лбу приятное прикосновение ее прохладной руки. А дальше провалился в сон…

Теплая ладонь у меня на щеке. Мягкая, тонкая, родная. Моя рука больше – мы измеряли раньше, забавляясь. У девушек всегда изящные руки, но у нее – особенно. Помнил, что раньше я не мог отвести от них глаз. Наблюдал, как она выводила конспект в тетради – красивым почерком, будто заполняла древний свиток. «Путь к сердцу мужчины лежит через желудок». Так говорят. Мое же сердце любило смотреть и трогать.

Она улыбнулась, и от этого мне самому захотелось улыбаться.

– Конечно, я буду с тобой встречаться. Уж думала, и не спросишь!

Ее губы коснулись моих. Приятно.

Только я не мог вспомнить – кто же она?

Утро началось с грохота часов. Думаю, они во всем городе в одно время звенят, оповещая о новом дне.

– Мне сюда. – Я собирался попрощаться с Зимой: ему нужно было отправляться в поля, мне же – на бумажную фабрику за новыми письмами. – До скольки ты работаешь?

– До восьми примерно. Прихватить тебе яблок?

– А это не запрещено?

– Я скажу, что это для меня. Мне – можно, – похвастался Зима. – Другие за деньги покупают. Иногда в столовой выдают, но редко – у нас не слишком много фруктов. Как-то был пожар – кто-то что-то кинул в костер. Бахнуло громко, горящее полено в сад отлетело. Спалило половину деревьев. Пока воду из Леты натаскали, половина людей без ног осталась, из ведер все на них проливалось. Лекари потом долго за целебными травами к нам порывались пойти, но на поля им тоже нельзя.

– Тушили водой из Леты? Так она ж того… убивает. И растения тоже.

Зима замер. Явно никогда об этом раньше не задумывался. Через секунду пожал плечами и легкомысленно ответил:

– Да кто ж его знает? Мы и огород ею поливаем. Там есть такие заводи у Леты, прямо у полей – оттуда и берем воду, если нет времени идти до отстойника. Она все еще калечит, но не сжигает растения. Даже не спрашивай, как это работает.

– А что с теми, кто ноги потерял?

– Во время пожара-то? А чего с ними будет? Больные ноги оттяпали, ребята полежали месяцок, а потом у них новые отросли. А нам с тех пор форму несгораемую шьют, на всякий случай.

Зима все произносил с такой интонацией, что не понять – шутит или нет. Мы попрощались, и я зашел на фабрику.

Тот же мужик, что и в первый раз, встретил меня уже более приветливо. Я решился у него спросить:

– А можно как-нибудь у вас бумаги взять? Мне столько посланий передают, что боюсь забыть…