Роман на лестничной площадке

– Хорошо, – кивнул он и улыбнулся. – Не переживай, все будет хорошо.

Как ни странно, он оказался прав. Разговора с мамой не последовало, хотя я ждала его весь вечер. Мама читала журнал, отчим смотрел телевизор, а я сидела в своей комнате и пыталась учить уроки. Успеваемость не должна была страдать от личных проблем.

С утра я проснулась не в настроении. Я не была уверена, что совсем никаких последствий не будет. Наскоро умывшись и одевшись в свое единственное черное платье с черными колготками, я смоталась в школу, даже не позавтракав.

Перед химией (это был второй модуль) меня вызвала к себе мама. Как завучу по методической работе, ей был предоставлен хороший светлый кабинет на втором этаже школы с окнами во двор, но на солнечной стороне. По периметру он был заставлен лакированными шкафами со стеклянными дверцами, за которыми хранились бесчисленные папки и стопки бумаг. Посреди кабинета стоял длинный стол, за которым обычно обсуждались ее методические дела с учителями и посетителями, завершался он письменным столом у окна.

Сейчас за длинным столом сидели две женщины. Одну я видела вчера в инспекции. Высокая крашеная блондинка, нос с горбинкой, глубоко посаженные голубые глаза, подведенные черным карандашом для выразительности. Звали ее Наталья Сергеевна, она являлась заместителем Фаины Алимовны в звании капитана, но сейчас она была в штатском – коричневом шерстяном пиджаке и такой же юбке. Вторая дама была заместитель директора школы по учебно-воспитательной работе Валерия Федоровна Яковлева. С аккуратной копной черных блестящих волос, уложенных в пучок, в сиреневом платье с брошью на плече, на ухоженных руках маникюр и золотые часы-браслет фирмы «Заря». Я всегда избегала ее общества, подсознательно побаиваясь ее, но сейчас выбора не было.

– Здравствуйте, – сказала я, входя в кабинет. – Чего тебе, мам?

– Здравствуй, Саша. Мы к тебе вообще-то, – ответила за мою маму Наталья Сергеевна.

– Ко мне? – удивилась я, понимая уже причину и собрав в кулак силу воли.

– Да, – подтвердила Валерия Федоровна. – Присаживайся, – она жестом указала мне на стул по другую сторону стола от себя.

Я села за стол и убрала руки под столешницу. Чтобы не видели, как они дрожат от волнения.

– Нам поступил сигнал, и мы должны на него отреагировать. Ты хорошо учишься, являешься примером для многих учеников. И вдруг ты оказалась в милиции! Это непостижимо! Что с тобой произошло? Как ты докатилась до такого? А если с тебя возьмут пример другие, что же будет с нашей школой? – стала рассуждать Валерия поучительным тоном.

Моя мама сидела потупившись, словно это ей читали сейчас нотации, и не смела заступиться за меня. Она вообще не умела защищаться и защищать. Тогда я, зная, что от нее поддержки ждать не приходится, решила сделать это сама:

– А что должно быть? Что я сделала предосудительного? Я никого не убила, ничего не украла. Просто посидела с друзьями на чердаке.

– Ну знаешь ли! – изумилась Валерия моей наглости. – Просто так в милицию не попадают. А если ты была с друзьями, у которых на уме только спиртное и девушки, то ты находилась в очень даже предосудительном для себя положении. Поэтому я еще раз спрашиваю, что случилось? Ты за какие-то две-три недели опустилась так, что стыдно сказать! Раньше ты никогда не позволяла себе такого.

– Знаете, Валерия Федоровна, по-моему, вы немного преувеличиваете все, но в ваших словах есть доля истины, – вмешалась на мое счастье Наталья Сергеевна. – Возможно, конечно, что раньше Саша и не пошла бы на чердак с такой компанией. Но у нее переходный возраст, вы же знаете, как это бывает. Я уверена, что здесь чье-то дурное влияние или какие-то веские причины, – и, обратившись к моей маме, продолжила: – Вы не замечали, не произошло ли чего-нибудь с Сашей в последнее время? Я имею ввиду личные отношения с друзьями. Кто общается с ней чаще всего?

– Вроде ничего особенного, – пробормотала мама, даже не думая меня покрывать. – Хотя у Саши произошла какая-то ссора с Андреем. Больше они не дружат.

Наверное, это было правильно, я должна была сама отвечать за свои поступки, но как же мне хотелось хоть капли материнской любви! Я смотрела на нее и спрашивала себя, почему она так слаба? Почему не хочет нисколько проявить это знаменитое материнское самопожертвование, о котором столько написано в литературе, столько снято в кино? Почему она все время живет в страхе? Чего она боится?

– Андрей? А фамилия? – поинтересовалась Наталья Сергеевна, делая пометки в своем блокноте.

– Сабиров, – подсказала мама, стараясь не смотреть на меня.

– Душевный спад после разрыва с парнем – это можно понять, – продолжала Наталья Сергеевна. – Саша, я советую тебе стараться лучше себя контролировать. Помирись или забудь о нем, но уйди из компании, в которой тебе лучше не быть.

Три эти женщины сидели и размышляли, с кем мне стоило дружить, а с кем нет, обсуждали мою личную жизнь и отношения. Не зная моих друзей и даже ни разу их не видев в своей жизни. Я понимала, что они хотят мне добра – по-своему, с высоты опыта, так сказать. Они судили по себе, при том что ни одна из них не могла похвастаться счастливым браком. Моя мама жила с отчимом от запоя до запоя. Наталья Сергеевна, насколько я успела понять, была глубоко не замужем в свои тридцать пять с гаком лет. А Виктория Федоровна была вдовой вот уже двадцать лет. И вот эти прекрасные женщины сейчас учили меня, как мне жить. Это переполнило мое терпение, и я вспылила:

– Какое вам дело до моей личной жизни? Хватит меня запугивать сказками о нехороших дядях, которые испортят мне жизнь своим присутствием! Я нормально учусь, что вам еще нужно? Все, что происходит со мной вне школы, не ваше дело! Вы отчитываетесь только за мою успеваемость и поведение в школе, а не дома и на улице.

Поняв, что зашла уже дальше положенного, я внезапно замолчала, тихо извинилась и выбежала за дверь. Там я остановилась. Ужасно хотелось знать, что скажут эти тетки.

– Наглая девчонка. Самовлюбленная и неуравновешенная, – сердилась Валерия.

– Зачем же так сразу? – мягко оборвала ее Наталья Сергеевна. – Просто девочка не любит, когда кто-то чужой касается ее личной жизни. Это бывает. Она просто замкнулась в своей беде, ей очень тяжело. Ведь часто бывает, что девушка, которую бросил ее парень, продолжает любить его, или ей просто тяжело забыть о нем. Нужно время. Время все взвесит и всех рассудит. Подождем.

– Хорошо, – согласилась Валерия. – Но все же…

– Я поговорю с ней дома, – уверила мама. – Попытаюсь переубедить.

– Уж вы постарайтесь.

Прозвенел звонок с первой части модуля, и я отправилась в класс.

Разговор с мамой вечером оказался не очень длинным. Я сидела на стуле, кивая молча в ответ ее речи. Она нервно изливала мне душу, высказывая опасения о последствиях для ее работы, репутации семьи, моей собственной репутации. Говорила, что я должна думать о последствиях свои поступков и беречь себя. Я смотрела на ее черные волосы, постриженные под объемное каре с челкой, и видела в них два седых волоска. Господи, это было невыносимо! Конечно, можно было покричать, побеситься, поругаться, пригрозить, что уйду из дома. Но я решила помолчать: пусть выговорится, я потерплю. Ей станет легче, а у меня останется чистая совесть.

Ее прервал звонок в дверь. Мама, посмотрев в дверной глазок, крикнула:

– Иди отсюда!

– Пусти! – донесся рычащий голос отчима. Он опять был пьян.

Я обхватила голову руками, чтобы поменьше слушать эти бесконечные перепалки. За восемь лет они надоели мне до чертиков. В периоды трезвости он был тих как ягненок. Туповат, но тих. Помогал отвезти и привезти что-то, ходил в магазин, меня никогда не доставал, даже иногда приносил конфеты или куклу, не зная, что еще подарить девочке. Он не пытался никогда заменить мне отца, но я не могла пожаловаться, он хотя бы старался мириться с моим присутствием. Но иногда на него находило что-то необъяснимое. Он вливал в себя ведрами все, что горело, – от самогона до одеколона – и превращался из ягненка в скотину, обрюзгшую, багровую, слюнявую до безобразия скотину. А поскольку запой продолжался не один день, эти периоды становились просто адом на земле. Мама плакала, забившись в угол, я запиралась в своей комнате без возможности выйти, и так до тех пор, пока какой-то божественный луч спасительного света не пробивал дырку в темном сознании отчима (а это могло занять и неделю, и месяц).

Сейчас мама беспомощно кричала:

– Иди и ночуй там, где пил! Нисколько о семье не беспокоишься!

Мне было стыдно сейчас от того, что я ее так расстроила, хотя ей и без меня не просто. Хотелось ее защитить, раз она у меня была такой трусихой. Но что я могла сделать? Мне всего пятнадцать, и я даже не парень, чтобы отдубасить его как следует.

Отчим что-то еще прорычал неразборчиво, но вдруг замолчал, потом, обращаясь к кому-то другому, пробурчал:

– Чего стоите? Пошли отсюда! Ишь вылупились. Не видели, как человека в дом не пускают?

– Нет, дядя, – послышался странно знакомый мне голос. – Мы к Саше пришли, а ты нам задаром не нужен. Просто ты у ее двери стоишь.

– Мальчики, позовите милицию! – попросила из-за двери мама.

– Не, пацаны, не зовите. К Сашке пришли? Так она… ну, вобщем, не родная, но дочь. Вы мне поможете домой зайти, а я с вами ее отпущу, и гуляйте, где хотите.

– Кент, я сейчас! – подала я голос и поспешно стала обуваться. Господи, как он был вовремя! У меня не было времени даже подумать, зачем он здесь, я просто была рада убежать из дома хоть ненадолго и не видеть этого ужаса.

– Саша, неужели ты нисколько не поняла все то, что мы тебе говорили с Валерией Федоровной и Натальей Сергеевной? Неужели ты не понимаешь, что эта трясина затянет тебя и тебе никто не сможет помочь? – запричитала в отчаянии мама, ломая руки.

– Мам, ты же прекрасно знаешь, что Кент – это не трясина, – улыбнулась я. – Ты просто не хочешь понять. Да и какая трясина, если отчим пришел? Ты же хорошая, добрая, умная, ты же знаешь, – я поцеловала ее в щеку, накинула куртку и взялась за ручку двери.

– Саша, – вдруг сказала мама. – Я понимаю. Ты сможешь постоять за себя.

Это было неожиданное признание в доверии ко мне.

– Я знала, что ты поймешь, – я с облегчением обняла ее крепко и открыла дверь.

Отчим сунулся было в щель, но поскольку в пьяном состоянии он был довольно неповоротлив, я успела отпихнуть его в сторону и выскочила на площадку, захлопнув за собой дверь. Мама тут же заперла ее с другой стороны.

– Сашка! Даже ты отца не уважаешь! Зачем ты дверь захлопнула? – возмутился отчим.

– Протрезвеешь, а потом зайдешь, – громко сказала мама из-за двери.

– Никто меня не любит. Все моей смерти хотят, – ворчал отчим, не зная, что ему делать дальше. – Даже дочь предала. Помогает этой…

– Идем, Саш, – позвал Кент. Он обнял меня за плечо и увлек вниз по лестнице. А я, вся еще в раздрае от очередного скандала и признания мамы, даже не обратила на это внимания.

Мы с ним и Мальборо спустились на первый этаж и вышли из подъезда. Вечер был чудесный. Легкий необычно теплый для осени ветерок заставлял шелестеть последние листочки на почти обнаженных ветках деревьев и кустов. Стояла необычная тишина, на улице почти никого не было, хотя было еще от силы часов шесть. Я втянула ноздрями свежий влажный воздух и закрыла глаза, пытаясь избавиться от негатива в голове. Парни закурили и молчали, давая мне время остыть.

– Вы чего пришли-то? – поинтересовалась я, наконец, обращая на них внимание.

– А что? Обязательно по делу надо приходить? Просто в гости, – ответил Кент бодро. И опять эта едва заметная улыбка одними глазами.

– Какие сейчас гости? – усмехнулась я невесело. – Отчим пришел.

– Говорят, с тобой Валерия с Натальей Сергеевной сегодня разговаривали, – начал Мальборо.

– А-а, это, – протянула я разочарованно, поняв причину их визита. – Было дело. Отчитывали за вчерашнее и надавали кучу советов.

– Например?

– Например, бросить вашу компашку.

– Это еще почему?! – возмутился Мальборо. А он крайне редко возмущался. У него от негодования даже одна бровь поднялась.

– Потому что у вас на уме только секс и алкоголь, – поддразнила я его.

– Не слушай их! У нас, кроме этого, еще на уме много других вещей. Курево, мотоциклы, спорт, – стал перечислять Димка, загибая пальцы.

– Ах, «кроме этого»?! – рассердилась я, уставив руки в бока.

– Ну не так сказал! – развел руками Мальборо.

– Надеюсь, ты этого не сделаешь? – спросил Кент с улыбкой. В его голосе мне почудилась надежда, и меня это удивило так, что я снова забыла отвернуться под его взглядом.

– Конечно, нет, – я улыбнулась ему в ответ уголками губ, немного растерянная.

– Вон эта… Алька бежит, – вдруг сказал Мальборо, указывая на цокающую каблуками по тротуару мелкими шажками, но с немыслимой скоростью Монтану.

– Сааааашк! – Монтана затормозила в каких-нибудь десяти сантиметрах от меня.

– Что? – спросила я ее.

– Подожди меня! – выпалила она и шумно выдохнула, переводя дух: – Фууух!

– Но ты же уже здесь.

– Я хотела это крикнуть еще когда бежала, но не успела, – пояснила Алька, растопыривая пальцы и от этого становясь похожей на краба. – Мы же к Алику собирались.

– Зачем? – я не помнила, чтобы мы с ней куда-то собирались, но решила не спорить.

– Я с ним еще не кончила ругаться.

– А завтра нельзя? – мне не хотелось уходить далеко от дома.

– Можно. Но откладывать, – она покачала с сомнением головой, всем видом показывая, какая это может быть ошибка.

– Подождешь. Если ты ему будешь нужна, он сам придет, – рассудил Мальборо.

– Тогда пошли в комнатуху, – предложила Алька.

И мы отправились в дом, стоящий по соседству с моим, но с другой стороны от Алькиного. Он выходил на проспект, на первом этаже у него располагался магазин, а вторым этажом в доме считался технический этаж. Лестничные пролеты не разворачивались поэтому на втором этаже в площадку с квартирами, а вели дальше, к квартирам на третьем этаже.

Мы зашли в первый подъезд, поднялись на лестничный пролет, который должен был соответствовать второму этажу, и Мальборо вынул решетку в квадратном отверстии в стене.

В отверстие пролезли Мальборо и Монтана, за ними я, последним шел Кент, поставивший решетчатую загородку на место. Мальборо включил свою любимую зажигалку и пошел вперед, подсвечивая ею.

Мы друг за другом шли некоторое время по узкому коридору, все время перелезая и перешагивая через водопроводные и канализационные трубы, и в конце концов оказались в небольшой комнатке. Коридор вел дальше, но туда мы идти не собирались.

Все стены «комнатухи» были сплошь обклеены картинками и исписаны. Особенно выделялась надпись «MAFIA», сделанная черной масляной краской во всю стену. На картинках была всякая чепуха, выдранная из журналов: сигареты, девушки в бикини и без, парни с торсами Геракла, мотоциклы. В самом центре висели плакаты с Сильвестром Сталлоне и Арнольдом Шварценеггером.

– Это любимые плакаты Киборга, – весело шепнул мне Кент.

– Я уже поняла, – кивнула я, теперь понимая, почему Берт сказал, что Киборг – это будущий Арнольд.

– Здесь мы иногда заседаем, а иногда семнарь заседает. Тогда мы идем в детский сад на веранды, – пояснил Кент, приглашая меня присесть на ящик, поставленный у стены.

– Какой семнарь? – не поняла я, присаживаясь.

– Это контора такая, семнадцатая, она сейчас всем в Новом городе заправляет. Самая большая и самая сильная контора, – пояснил Мальборо, зажигая толстый огарок свечи в стеклянной банке.

Стало немного светлее. Монтана подала ему еще одну банку со свечой, стоявшую на полу, и он ее тоже зажег. Мы расселись кружком вокруг этих свечек, как у костра. Было что-то романтическое в таком приключении. В отсветах пламени тени на стене казались длинными и узкими, похожими на первобытные рисунки древних людей. Мы и были как будто в пещере, собравшиеся отдохнуть после охоты на мамонта. Я встретилась взглядом с Кентом. Его глаза в полутьме казались темными и глубокими, а отсветы пламени плясали в этой бездне веселыми искорками. Завороженная ими, я затаила дыхание. Но, желая бороться до конца за сохранение своей силы воли, вскоре пришла в себя и попыталась нарушить эту странную магию вопросом, ни к кому конкретно не обращаясь:

– А восьмерка?

– Наша контора тоже большая и сильная, но все же чуть поменьше, чем семнарь, – Кент смахнул с ящика пыль и неизвестно откуда взявшиеся опилки, поправил банки со свечками.

– Почему?

– Это не для наших мозгов, – вмешалась Монтана, прикуривая у Мальборо.

– А кто в семнаре главный? – я продолжала упрямо задавать вопросы, просто чтобы не поддаваться опять этому странному чувству, которое возникало у меня, когда мы замолкали.

– Канат. А зачем тебе? – поинтересовался Кент, тоже закуривая.

– Просто спросила. Познакомиться, может, хочу, – я не понимала, почему, но меня словно черт дергал поддразнивать их.

– А че, это можно устроить, – пожал плечами Мальборо. – И для нашей, и для твоей пользы будет.

Я больше ни о чем не спрашивала. Монтана с Мальборо тихо переговаривались о чем-то своем. Кент, задумавшись, смотрел на огоньки в банках. И я не посмела больше мешать ему своими глупыми вопросами.

Вскоре, впрочем, он поднялся, давая всем понять, что нам пора. Мы выбрались по уже известному нам пути на улицу и отправились гулять.

По дороге нам попался Киборг, возвращавшийся с тренировки, и Монтана с Мальборо ушли с ним. А мы с Кентом остались вдвоем – впервые за все время знакомства. Я подсознательно боялась этого момента, он как-то странно влиял на меня своим присутствием. Поэтому первые несколько минут я старалась даже не смотреть на него. Он шел очень близко, засунув руки в карманы, и, кажется, вполне расслабленно. Иногда улыбался мне, как обычно, одними глазами. И молчал. Наконец, я тоже расслабилась и, чтобы разрядить обстановку, решилась на еще один глупый вопрос:

– А как тебя зовут на самом деле?

Он рассмеялся, качая головой:

– Алексей.

– Нет, ну правда, столько раз встречались уже – и курили, и пили вместе, и даже в милиции побывали, а я до сих пор даже имени твоего не знаю, – оправдывалась я, наивно хлопая ресницами.

– Я сам виноват, надо было сразу сказать, – он все еще смеялся, теперь уже над собственной недогадливостью.

Мы присели на лавочке в сквере. Кент предварительно смахнул с нее всю листву и убедился, что доски сухие. Какое-то время прошло в тишине. Было просто хорошо вот так сидеть вдвоем рядом и молчать.

– Давай с тобой ходить? – вдруг предложил Лешка, развернувшись ко мне вполоборота.

– Давай, – пожала плечами я.

Я смотрела в этот момент, как пегая бродячая собака нюхала что-то в листве под ближайшим к нам тополем. Не найдя там ничего интересного, она вильнула хвостом и побежала дальше по своим собачьим делам. Поэтому, видя только мой профиль, Кент не поверил мне сразу и уточнил:

– Ты не шутишь?

– Зачем мне шутить? – я, наконец, взглянула ему в глаза. Я была сейчас чересчур жесткой, как мне показалось, и мне стало немного стыдно за себя.

– Ну мало ли, – машинально ответил Кент.

Зачем-то вспомнилось, как Андрей предложил мне встречаться год назад. Точно так же – на лавочке в сквере. Мне стало не по себе оттого, что все могло закончиться точно так же. Я не знала, чего ждать от наших отношений с Кентом. Он, несомненно, был хорош, умен, имел авторитет у друзей. Но соответствовала ли ему я? Вдруг и он однажды вот так внезапно придет и без объяснения причин разорвет все на британский флаг?

– Мне пора, – я всматривалась в свое отражение в его голубых, как небо, глазах.

– Что так рано? – удивился Кент, кажется, уловив мою тревогу.

– Просто вспомнила… Нет, ничего, – я встала, Лешка тоже.

– Про Сабира? – догадался он. – Обещаю, этим не кончится. Или, лучше сказать, не этим кончится. Я тебя уже достаточно знаю. Если кто хоть что-нибудь сболтнет, будет потом зубы в карман собирать, – объяснение было сбивчивым, и я списала это на его волнение. Для меня было новостью, что Кент вообще умеет так волноваться, ведь он обычно так уверен и спокоен.

– И на том спасибо, – я улыбнулась ему. – Проводишь?

Было уже темно, и, хотя до дома было недалеко, хотелось чувствовать рядом надежное плечо. Впрочем, вопрос был излишен. Он обнял меня за талию и сказал:

– Пошли.

На прощание на площадке у квартиры Лешка чмокнул меня в щечку, и я зашла домой.

Дома… Дома я закатила настоящий скандал. Ведь отчим все-таки проник в квартиру, разбил в пьяной истерике половину посуды, в том числе мою любимую чашку. Я готова была избить его, если б знала, где он находится, но он, побуянив дома, ушел в неизвестном направлении. От бессилья я взбесилась до того, что сама разбила одну чашку.

Мама, видя, что от посуды скоро ничего не останется, пообещала купить железные кружки и миски. На том и успокоились.

Глава 4.

В школе снова состоялась беседа мамы с Валерией Федоровной. Я не знала, о чем они говорили, но мама была расстроена весь день. Когда я пыталась узнать о содержании разговора, она отмалчивалась. Мне было жаль ее, но я ничем не могла ей помочь.

Во время большой перемены, когда большинство одноклассников ушло обедать, ко мне примчалась Алька. Не обращая внимания на Черепа и Кобру, сидевших на задней парте с домашними бутербродами, она поздравила меня, загадочно хихикая, подпрыгивая от нетерпения и тряся меня за руки.

– С чем? – удивилась я, не очень понимая причину ее поведения.

– Как?! Разве ты не ходишь с Кентом?! – в свою очередь спросила Алька, вцепившись в мою руку.

– Хожу, – подтвердила я простодушно.

– Ну так чего спрашиваешь?

– Ну спасибо, – пожала плечами я. – Не думала, что это такое значимое событие.

Откуда ей это стало известно, было непонятно. Непохоже, чтобы Лешка был такой же болтун, как Берт.

– Да ты что! Его закадрить – это еще надо постараться! – доверительно сообщила мне Алька и напомнила тут же: – Сегодня к Алику идем. Ты обещала!

– Ладно.

И она ускакала на своих шпильках обратно в свой класс.

Череп посмотрел ей вслед, а Кобра подсел ко мне и тихо спросил:

– Ты что? С восьмеркой знакома?

– Тебе-то что? – я не понимала, какое ему до этого дело.

– Тоже поздравить хочу, – пояснил Кобра. – Ты, может, и в семнаре кого-нибудь знаешь?

– Обещали познакомить, – я не стала вдаваться в подробности.

– Быстро контакты устанавливаешь, – с понимающим видом кивнул Кобра. – А можешь сказать Берту, что я хочу с ним встретиться?

– Если увижу, скажу.

– Окей. Этак часиков в девять, в детсаду, в обычном месте. Я жду сегодня и завтра. Побазарить надо.

– Ладно, скажу, а дальше не моя забота, – пообещала я. Мне было интересно, какие странные дела могут связывать его с Бертом, и я надеялась, что хотя бы Берт мне что-то объяснит.

После школы за мной зашла Монтана, все еще ненормально похихикивающая:

– Быстрее собирайся, нас давно внизу ждут!

– Кто? – я поспешно напяливала на себя куртку, шарф, ботинки, зная, что иначе она начнет меня дергать и это сильно осложнит задачу.

– Кентище с Мальборо. Кто же еще? – закатила глаза Монтана. – Почему ты мне вообще раньше не сказала про вас? А я вот прямо чувствовала, что он на тебя глаз положил! – она потрясла руками для убедительности.

– Как ты вообще об этом узнала? – я открыла дверь на выход.

– Да чего тут знать? Кент когда вернулся к нам, у него на лице все было написано, – отмахнулась Монтана, выбегая на площадку. – Тоже мне тайна!

Значит, Лешка все-таки ничего не рассказывал. А из этого следует, что Монтана подловила меня в школе, и я лично ей подтвердила все ее догадки. Ну что ж, значит, так тому и быть. В конце концов, скрывать тут особо было нечего.

Я попыталась сменить тему разговора, потому что иначе Алька забросала бы меня вопросами о подробностях наших отношений с Лешкой. Она была помешана на любовных романах, и ее не смущало, что нашим отношениям всего один день.

– Слушай, Берт и Алик ведь в одном доме живут? – спросила я ее.

– Ну и что?

– Дело есть, – я не стала объяснять.

Внизу нас действительно поджидали Лешка с Димкой.

Первой выскочила Монтана – как всегда, когда она торопилась, мелкими шажками и с выпученными глазами. Мальборо подхватил ее под руку и повел в сторону остановки.

Я, едва показавшись из подъезда, сразу попала в крепкие объятия Кента.

– Привет, – прошептал он мне на ушко и поцеловал в щеку.

– Привет, – я улыбнулась, заметив знакомые искорки в его глазах.

И мы поспешили догнать Альку с Димкой. Алька пыталась на ходу оглядываться, чтобы узнать, что мы там сзади делаем, но Димка неумолимо тащил ее вперед и ей приходилось смотреть под ноги, чтобы не споткнуться.