Хроники Моокрогга. Изнанка Тьмы. Том 2

– Вы собираетесь бросить вызов лорду? – комиссар откинулся на спинку стула, не отводя испытующего взгляда.

Кровная месть – нерушимый закон Северной Границы, понятный любому ее обитателю. И когда-то я и вправду мечтал о ней, жил ею, дышал только ради нее, берёг, словно какую-то реликвию, единственное наследство, кроме памяти, искромсанной до одного бесконечного дня. И постепенно настолько слился с ее тенью, что перестал замечать. Привык к тлеющему на границе сознания костру ярости. Чистой ярости, не имеющей ни причины, ни цели своего существования. Я и сейчас с легкостью могу протянуть руку, зачерпнуть полную горсть этого всеопаляющего пламени, и от него не убудет ни капли.

Но что мне даст заведомо проигрышный поединок с повелителем хатров? Смерть от чужого меча, которая не вернет мне прошлое, но отнимет будущее у всего мира? И даже если отсрочить этот поединок – исход будет один. Еще неизвестно, смогу ли я вернуться в Моокрогг из пространства Престола, назначать дуэли – курам на смех. Да и бросать вызов сюзерену своего единственного союзника… Хатры считают месть священным правом каждого, но никто не обязывает Иса помогать тому, кто покушался на жизнь его повелителя. А мне нужна его помощь, как ни крути. Поэтому я не стал отвечать, просто задал вопрос, который давно меня мучил:

– Почему вы тогда оставили меня в живых, комиссар?

– Не мог поступить иначе, – пожал плечами виглар. – Вы урожденный Неметона Скальнарго.

– И все?

– Этого более чем достаточно.

– Допустим. Что вообще представляет из себя этот Неметон?

– Семь небольших селений на северном склоне Скальнарго в пределах фона источника постоянных магических искажений, Обетного Камня, – Иса переплел руки на груди. – Вы родились в центральном, Куолемьере, оно расположено ближе всех к Камню. Вся эта зона – аномалия, условно пригодная для жизни, с первых дней своего основания заселенная только людьми.

– Наиболее чувствительной к искажениям расой.

– Этому были причины, поверьте, но сейчас речь о вас. Звор, вы урожденный некромант Неметона Скальнарго. Чем дальше вы будете уходить по своему пути Избранного Смертью, тем ярче будет проявляться ваша суть. Урожденные редко доживают до ваших лет: кто-то не может примириться с собой, кто-то – с другими. Вас воспитали те, кто хорошо понимает каким жарким может быть огонь ярости в вашей крови. И сколь он губителен, если возьмет верх над рассудком. Можете считать это подарком Судьбы.

– К огру в… пещеру такие подарки, – буркнул я.

– Случившегося не изменить, – развел руками Иса. – Двадцать три года назад, спустя два года после вашего рождения, ваши родители приняли решение перебраться на Восток, построить новый дом и забыть о прежнем. Но сейчас решать вам. Вы уже сделали шаг за грань, разбудили лавину. Остановить ее невозможно, только научиться ею управлять или потерять контроль. Конечно, вы вольны поступать так, как сочтете нужным, но бежать от себя бесполезно. Да и куда?

– И зачем? – поддакнул я. – Предлагаете разом перечеркнуть прошлое и броситься в омут?

– Что делать с прошлым вправе решать только вы. Я же предлагаю обрести настоящее.

– А будущее? Давайте сразу, одним махом.

– Не могу же я совсем лишить вас работы, Звор.

Я рассмеялся, пытаясь скрыть волнение:

– Что именно вы предлагаете, комиссар?

– Пройти инициацию. Ритуал поможет вам осознать себя в новом качестве. Способности урожденного слишком специфичны, чтобы этому можно было обучить любого, владеющего истинным даром. И дело не только в магии, но и в физиологии. Врожденная чувствительность к чужой боли и страху, и возможность использовать это в качестве энергетической подпитки; зрение и слух лишь на порядок слабее хатрских; эмпатическое восприятие темного наречия Севера и как следствие – более широкие возможности для понимания и сотворения чар. Урожденный практически нечувствителен к холоду, у него великолепная реакция и высокий порог выносливости, он умеет усилием воли вводить себя в состояние, близкое к боевому бешенству хатров. В идеале это – абсолютное оружие Неметона. К сожалению, предсказать появление на свет мага с таким набором способностей невозможно, и по наследству они не передаются – Избранный Смертью не умеет дарить жизнь.

– И поэтому приходится экспериментировать. Например, устраивать человеческое поселение в пределах фона Обетного Камня, – сощурился я.

– Обетный Камень не несет угрозы жизни, – ушел от прямого ответа виглар, но мне хватило и косвенного.

– Зато фонит до заворота мозгов и вырождения чувств. Для чего вам понадобилось это оружие, комиссар?

– Для защиты. Северная Граница всегда была опасным местом. И хатры тоже от этого страдают. Да, мы лучше других приспособлены к таким условиям, но на Севере свыше тридцати видов нежити, включая морфов, и это только учтенных. Прибавьте к этому аномалию Скальнарго, периодические прорывы Хаоса, близкое соседство Мертвых Земель и не забудьте о том, что хатры – отнюдь не многочисленная раса, мы не можем успеть везде. Потому-то люди и предложили одному из лордов наместников Севера создать оружие против окружающей псевдожизни. Мы попытались.

– Получилось? – съехидничал я.

– Отчасти, – не стал задирать нос Иса. – Если бы появление урожденного можно было заранее рассчитывать и влиять на это – говорили бы о победе. Но, увы. Нужный набор способностей наследует случайный человеческий ребенок мужского пола, рожденный в Неметоне Скальнарго и обладающий истинным даром. Число единовременно появившихся на свет младенцев с подобным даром значения тоже не имеет – до совершеннолетия доживает лишь один. В лучшем случае.

– Повезло вам со мной.

– Повезло. За последние тридцать лет в Неметоне на свет появилось всего четверо урожденных, а выжили только вы, Звор. Нам очень с вами повезло.

Я неопределенно хмыкнул в ответ. Подумать только, и в голову прийти не могло, что когда-нибудь я окажусь на Севере и услышу подобное от убийцы родных. В страшном сне не привидится – сидеть с ним за одним столом и о чем-то говорить, вместо того чтобы перерезать глотку еще в Ста-Фо. Орки не меньше хатров ценят родовую месть, и каждый обитатель Оркриста знал о случившемся с моей семьей, но ни один даже не заикнулся о том, что мне следует поквитаться со своим кровником. Потому что я человек? Или потому, что убийца – комиссар хатров? Тханкор наверняка узнал его по описанию, да и остальные…

– Если вы согласитесь на инициацию, Звор, это помешает вашей мести, – Иса будто прочитал мои мысли. – Не потому, что вы позабудете повод или он перестанет казаться достаточно важным, просто это будет единственным условием, которое я поставлю. Я проведу ритуал. Но только если вы откажетесь от мести моему народу.

Я кивнул, безрадостно усмехнувшись. Совершенно логичная просьба. И я могу отказаться от сделки. Вот только мы оба понимаем, что на самом деле не могу. Слишком многое поставлено на кон, чтобы думать только о себе.

– Можете не верить, Звор, но я понимаю ваши чувства. В свое время мне тоже пришлось многим пожертвовать, чтобы стать тем, кем я являюсь сейчас.

– Верю, – я посмотрел в мягко мерцающие осенним золотом глаза Иса. Хранителем Источника от легкой жизни не становятся.

– Чтобы обрести что-то иногда приходится что-то потерять.

– Ваша цель стоила этих средств, комиссар?

– Определенно стоила. Но стоит ли ваша?

– Мне некогда об этом думать, – я растянул губы в кривой улыбке. – И в ваших глазах это может выглядеть форменным предательством. Да, я никого не воскрешу своей местью, но ведь смысл мести и не в том, чтобы кого-то воскрешать. Месть – это для живых, а не для мертвых. Нет, конечно, бывают исключения вроде Вилл-Орма или того бойкого старикашки, который успел передушить всю уморившую его семейку, прежде чем до него добрался магистр Ксниил, такие и после смерти в покое не оставят, но в целом… Для живых. А я должен забыть об этой священной обязанности каждого северянина и сделать вид, что ничего не было. Простить. По-дайнски подставить вторую щеку. Хотя мне претит сама мысль о таком, но я не могу понять, почему она вообще пришла мне в голову!

– Вы растеряны, – спокойно отреагировал на мою вспышку Иса. – И это нормально. В конце концов я прошу очень много, ставя вас перед выбором: долг или честь. Но, поверьте, Звор, я делаю это только потому, что сам стою перед таким же выбором. Я знаю о вашем долге Носящего Печать. Я принимаю ваше право мстить убийцам своего рода. Я помню о собственном долге Хранителя третьего Источника, но не могу рисковать жизнью повелителя. Даже гипотетически. Я в таком же тупике, как и вы, урожденный Севера. И делаю вам предложение не от безысходности, а потому что только такое предложение позволит мне выиграть. Я помогу Носящему Печать выполнить его долг и тем самым сохраню в неприкосновенности собственный Источник. Дам урожденному Севера возможность стать тем, кем он должен стать. И предотвращу поединок, несущий гипотетическую угрозу жизни моего повелителя.

– Кажется, вы не верите в мою победу в этом поединке, – усмехнулся я, пытаясь выиграть еще немного времени, чтобы осознать услышанное.

– Наместники Северной Границы не обучаются бою на мечах или заклинаниях, – Иса охотно предоставил мне это время. – Такова традиция: наместник Границы выражает волю Севера, а защита этой воли и ее изъявителя ложится на плечи комиссара, командоров, капитанов и простых патрульных. Но, в отличие от своих предшественников, лорд Эфьял стал наместником в зрелом возрасте. А до этого готовился стать одним из командоров. Но этим мечтам суждено было умереть вместе с хатром, который пытался их воплотить. Умереть, чтобы переродиться в нечто иное.

– Что ж, тогда не буду нарушать традицию перерождения.

– Вы согласны на инициацию? – Иса сжал когти на рукояти меча.

– И на ваши условия, комиссар. Поединок долга и чести я уже проиграл. Но хоть эту битву попробую выиграть.

Виглар приподнял уголки губ в улыбке:

– Ваши предки могут вами гордиться, Звор. Вы умеете принимать трудные решения.

– Просто я дал слово. И не могу его нарушить. Что бы не лежало на другой чаше весов.

Улыбка Иса стала шире, обнажив кончики клыков:

– Поверьте, Звор, на Севере есть те, кто отлично вас понимает. Что ж, тогда для начала расскажу, что собираюсь сделать.

Спокойный негромкий голос звучал контрапунктом грохоту крови в ушах – внезапное волнение захлестнуло приливной волной, но, к счастью, схлынуло так же быстро, как и возникло.

– Я адаптирую приемы хатрской инициации под вашу природу, вам нечего опасаться. Хотя процедура и будет малоприятной, так как физиологически вы в большей степени человек. По крайней мере сейчас.

– И планирую им оставаться, – на всякий случай предупредил я.

– Ваше право, – чуть склонил голову Иса. – Ритуальное убийство – древняя традиция, существовавшая еще до Первой Войны. Как и в любой формуле Ритуала, каждая ступень здесь равно важна, нельзя просто отбросить что-то и ничем не компенсировать, гармония и симметрия построения должны соблюдаться неукоснительно, иначе результат может быть непредсказуемым.

– Ритуал, за редчайшим исключением, запрещен во всем Моокрогге.

– Да, но этот раздел магии – ваш профиль, Звор. К тому же на Севере законы устанавливает правящий дом, а не совет Триумвирата.

Я понимающе хмыкнул. Любой совет, рискнувший диктовать повелителю хатров какие-то законы, рискует распуститься досрочно в Сопредельном мире.

– Инициировать вас будет непросто, не стану скрывать, и дело не только в самом ритуале: как только блок сознания исчезнет – ничто не будет сдерживать поток, скрывавшийся за этой дверью. Вам придется справляться самому, Звор. Я готов рискнуть и посмотреть, что из этого выйдет. А вы?

– Меня никогда не считали образцом благоразумия.

Когти на рукояти меча легонько сжались – Иса принял ответ. И продолжил, по-прежнему спокойно и размеренно, словно речь шла о семейном секрете выпечки яблочных пирогов.

– В ритуальном убийстве можно использовать любой вид оружия, но есть свои тонкости. Целью всегда является сердце, направление удара зависит от того, чего вы хотите достичь. Например, если мы говорим о даэкхаар, посмертном отречении, бьют в середину грудной клетки, при этом оружие держат в левой руке, а отрекаемый стоит на коленях в ритуальном круге. Если ваша цель перерождение, а не посмертие, оружие держат в правой руке, при этом удар наносится со спины. Целиться нужно немного ниже сердца. Проще всего бить под лопатку, под углом, это допустимая вольность, которую можно компенсировать на подготовительном этапе дополнительными ступенями, но прямой удар, хоть это и требует от мага высокого мастерства, куда предпочтительнее.

Что ж, вряд ли Иса считает себя посредственным магом, так что, скорее всего, у меня скоро появится шанс испытать на себе все прелести его прямого удара.

– Не волнуйтесь, Звор, – комиссар в очередной раз прочитал мои мысли, не прибегая к телепатии. – Это далеко не первая инициация в моей практике.

– Ну, в моей-то первая, – неуклюже отшутился я, пытаясь справиться с волнением. – Что нужно делать?

– Как обычно: то, что посчитаете нужным, – усмехнулся виглар, текучим движением поднялся на ноги. По серебряному клинку лениво скатилась голубоватая капля энергии, разбилась о воздух, не долетев до пола. – А для начала встать. Спиной ко мне.

– Никаких ритуальных кругов? – нервозно хмыкнул я, потянув с плеча куртку. Нечего зря дырявить единственную приличную одежду, а шкура и сама зарастет.

– Ритуальный круг нужен, чтобы ограничить подвижность того, кто в нем заключен, в случае даэкхаар – это дух отрекаемого, чье насильственное умерщвление, совершенное с помощью магии, вполне способно породить крайне опасную сущность классом не ниже ревенанта. Наш ритуал не предполагает вашей окончательной смерти, поэтому и круг нам не пригодится.

Я вздрогнул, уронив рубашку на спинку стула – голос комиссара раздался куда ближе ожидаемого. Да, я уверен, что слишком выгоден Северу, чтобы Иса решил прикончить меня столь изощренным способом, но дело еще и в том, чтобы довериться чужому мастерству…

– Готовы? – виглар положил когтистую руку мне на плечо.

– Не уверен.

Иса хмыкнул, а в следующее мгновение я резко дернулся, но железная рука комиссара даже не шелохнулась. Ох, Бездна! Обжигающе-холодное лезвие пробило позвоночник и высунулось из грудины, раскалившись до свечения. Голос виглара грохнул в замкнутом пространстве отзвуками горной лавины, звуки жалили воздух, не торопясь складываться в слова. Больно было жутко, при этом сознание удерживалось в теле, а значит и волна агонии не слабела. Да уж, малоприятная процедура…

– Я сейчас проверну меч, – спокойно предупредил Иса.

Возмутиться я не успел, нечленораздельно взвыв до треска в горле. Хатр, с его тонким слухом, должен был оного лишиться напрочь, но у комиссара, судя по всему, выработался иммунитет к горластым жертвам ритуального убийства.

– И в обратную сторону.

Что б вас, с вашей страстью к симметрии и насквозь гармоничными построениями! Я прекрасно осознавал, что ярко светящийся клинок замер буквально в волосе от лихорадочно стучащего комка сердца. Ну и как сосредоточиться в такой нервной обстановке?!

– Последняя ступень. Вверх, одним движением, держа запястье абсолютно неподвижно и не наклоняя рукоять. Удачи, урожденный.

Серебряный меч комиссара поймал режущей кромкой сердце и я, наконец-то, умер.

Ну и куда идти, кого искать? Я огляделся, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь в кромешной тьме. Это точно не Сопредельный мир. Но где тогда я? Куда может подеваться дух, если не в мир мертвых? Наверное, то, что я вижу – проекция моего собственного сознания.

Внезапно что-то сдвинулось в окружающей действительности, и я понял, что стою на краю лесной поляны. Бесшумно клонились к земле рябиновые ветви, украшенные кроваво-красными кистями, бесплотно задевали плечи. Я откуда-то знал, что стоит немного пройти по забирающей вправо тропинке и наткнешься на небольшую охотничью заимку. Пустую, если не считать дремлющего перед дверью вислоухого брыластого пса ржаво-черной масти. А если пойти вперед, переступив отчетливо видную границу высоких осыпающихся семенами трав?

Я осторожно тронул стебли носком сапога, поднял взгляд. Перед глазами расстилалась вересковая пустошь. Сплошное бело-серо-зеленое море, волнующееся без ветра. Вереск, цветок мертвых. И едва заметная тень, замершая на самой границе зримого.

Можно повернуть назад, войти в дом, что охраняет собака, которая никогда не потеряет след давно пролитой крови. Остаться и ждать, когда свершится задуманное, след потеряет значение, а дорога лишится смысла. Ждать бездействия и покоя.

А можно пойти вперед, навсегда позабыв тропу к призывно открытой двери, за которой все так предсказуемо и просто, пройдено не тобой, но до тебя, и потому неуловимо знакомо. Пойти вперед и увидеть, чья тень ложится на беспокойную гладь верескового моря.

Я колебался, разрываясь надвое. Страх. Страх неизведанного, что накрепко въелся в душу еще до рождения. Это он позволяет выживать. Но он же губит чувством излишней защищенности, сужающей границы ведомого. Я стоял на границе двух сущностей долго, очень долго, пока не понял, что колебания лишь усиливают страх. И тогда шагнул вперед.

…За спиной полыхал пожар. Снова горела жесткая стерня, чумным флагом стелился меж деревьями дым. А когда стих гул жадного пламени и тишину осознания тревожил лишь треск лопающихся от жара углей, из верескового марева поднялся на лапы зверь. Черный волк с ядовито-желтыми глазами, горящими безумием. Туманный образ застывшей во времени ярости. Мощные когти на жилистых лапах глубоко врезались в твердую землю, в мохнатой глотке заклокотало свирепое рычание.

Я нашел своего зверя. Но смогу ли подчинить его себе? Время покажет…

Иса внимательно наблюдал, как стягивается рана на груди инициируемого, оборачиваясь кривым широким шрамом. Комиссар не сказал всего, только то, что посчитал необходимым открыть сейчас. Сейчас, когда Север обрел пусть малый, но шанс вернуть утерянный когда-то Меч. Интересы Границы всегда стояли для хатра на первом месте.

В остекленевших серо-стальных глазах человека не было жизни. Да и не должно быть. Урожденный некромант не просто имеет дело с нежитью, он обладает почти такой же скоростью реакций, что позволяет ему стоять практически на равных с большинством неживых противников. И ради таких способностей приходится кое-чем поступиться.

Нет выхода из этой петли памяти. Урожденный мертв наполовину, но вторая часть души и сознания помнит о своей утрате. И раз за разом напоминает об этом. Выхода нет, но есть передышка, дающая послабление натянутым нервам и сгорающему заживо разуму. Для каждого – своя.

Мертвый взгляд урожденного поймал в ледяные когти сердце, в глубине зрачков постепенно гасло обжигающе-холодное синее пламя.

«Немногие смогут смотреть тебе в глаза, Меч Севера. И ты научишься делить мир надвое, на тех, кто способен выдержать твой взгляд, и других. Тебя будут бояться и ненавидеть, уважать и прощать, судить и презирать, понимать и любить. Тебе будут завидовать и сочувствовать, противостоять и подчиняться, но мир никогда не станет для тебя прежним. Скоро ты поймешь это…»

Мои спутники остались ждать снаружи, под присмотром молчаливого патруля. Захар бессовестно дремал, Агрос начищал оружие, Кевлара стучала зубами. Надеюсь, от холода, а не от ужаса, то-то хатры на нее поглядывают странно. В глубинах капюшонов блестели алым глаза с вертикальными полосками зрачков, патрульные тихо переговаривались на своем языке и кутались в черные плащи, размывающие очертания фигур.

Приютившее нас бревенчатое строеньице было слишком добротным для охотничьей заимки или сарая, но слишком непритязательным для полноценного дома. Хатры предпочитали каменные постройки, как и гномы, так что скорее всего избушка – человеческих рук дело. Интересно, что стало с ее обитателями?

Я проковылял немного вслед за комиссаром, потом остановился. Иса как почувствовал – обернулся:

– За лошадью придется обратиться к людям. Наши кони – морфы, и подчиняются только тому, кто провел их морфирование.

– Да хоть к троллям, – я потер колено, отозвавшееся злой болью – вот уж кому все инициации этого мира ни по чем.

Глухо ныли спина и грудь: раны, полученные в ходе ритуала, затянулись бугристыми шрамами, но все равно ощущались, как открытые.

– Сядьте, Звор.

Я занял место поспешно вставшего патрульного. Иса опустился напротив, согнав еще одного:

– Не о чем беспокоиться, я обещал вам помощь, значит вы ее получите.

Я молча кивнул, принимая чужую клятву. Иса что-то негромко сказал ближайшему патрульному, тот тенью прянул в опустившуюся ночь, только вспыхнул росчерк алых глаз, оценивающе скользнув по мне. Беги-беги, и не таких видали. Черный волк улыбчиво оскалился, но я подавил внезапную вспышку ярости и посмотрел в глаза комиссару. Ночь разделяла и одновременно сближала нас.

– Возьмите, Звор, – Иса протянул на открытой ладони кольцо – крошечный рубин на черненом серебре. – Так вам будет проще взаимодействовать с нашим Источником.

– Односторонний передатчик?

– Скорее, маркер, только не цели, а личности. Отметка, благодаря которой Третий не будет считать вас чужаком. Для прямого контакта этого пока что маловато, но сбору остаточной энергии теперь не будет мешать никакой экран. А если связать маркер с вашим накопителем – процесс будет идти сам собой, в автономном режиме.

– Спасибо, комиссар, – я благодарно кивнул, принимая подарок. Очень дорогой подарок, нужно сказать…

– Если хотите, мой патруль проводит вас до линии Аш-наар-Тан.

– А где мы сейчас?

– В часе к востоку от Орм Тэкре.

Я бросил взгляд на тревожно покусывающую губы Кевлару, неслышно вздохнул и отрицательно покачал головой:

– Доберемся сами, спасибо, комиссар.

– Ваша воля, – спокойно принял мой отказ Иса и сменил тему. – Вы избрали стезю Слышащего, об этом говорит порядок символов, – антрацитовый коготь указал на мою левую руку.

– Как-то само собой вышло, – пожал плечами я. – Но применять на практике пока что не доводилось.

– Можете попробовать, если хотите, – прямо посмотрел мне в глаза комиссар.

– Сейчас?

– Почему нет?

– А если не получится?

– Значит не получится, – ответил виглар, не отводя взгляда. – Девятнадцать лет назад я задолжал вам поединок. Слово иногда разит глубже меча, урожденный Севера.

Иса – проницательные желтые глаза, серебро клинка на коленях. Хранитель Источника, комиссар хатров, безжалостная сила. Но он тоже помнит то лето, когда ему пришлось выбирать между долгом и честью…

Я закрыл глаза и выжег все, что когда-то было.

Там, впереди, голос заманчиво зыбкий.

На эшафот, руки подставив под плети.

Солнечный диск сушит слова и ладони.

Что тебе стоит вдруг одарить всех улыбкой?

Лужи и камни, дождь и печаль, солнца всполох.

Ты, уходя, даже не заперла двери.

Губы твои и глаза вдруг подернулись серою дымкой.

Ключ и замок, холод и боль, жизнь в оковах.

Я не прошу, не зову тебя снова и снова.

Просто не скоро потухнет огонь в том камине.

Ты не ушла, ты всё так же стоишь за спиною.

Может быть, скажешь при встрече мне колкое слово?

А за плечом разгорается пламя и тени

Пляшут по лицам собравшихся здесь. Для чего же?

Как же так вышло, что ты не пришла, не настала?

Как так возможно, что шаг поглотили ступени?

О, как прекрасен был лик в полуночном оскале!

Да, я не ведал, не видел, не знал и не чуял.

Ты меня просто связала, связала с собою.

Так не проси, чтобы я позабыл, и тебя не искали!

Плавятся лица. Нет, мне ни капли не больно.

Только ищу я тебя и теряю глазами.

Сердце, проклятое сердце, колотит по ребрам.

Где ты? Приди! Или это и смерти не стоит?

Как я посмел? Так и сотни до этого смели!

О, я не раб, ты не сможешь накинуть мне цепи.

Только в глазах, в твоих ясных глазах отражается воля.

Воля к жизни моей, дань бессмысленной вере.

Скинь же маску свою, я ведь знаю, ты – чудо.

То, которое мне сама смерть подарила.

Как же просто, как просто не видеть и верить.

Как же сложно, как сложно идти и идти ниоткуда…

Руки в пыль, дар заклятия в угли и пепел.

Ну же, ты не заметишь потери, не вспомнишь.

Видишь свет? Вот, его и воспой в своих грезах.

А меня отпоет стылой жилой бессмысленный ветер.

И не будешь ты плакать, кого ты обманешь?

Снова вскинет лицо к солнцу тот, кто узнает.

Кто заметит и слова не скажет, поверит.

Для себя. И тебя на костер за собою поманит.

Тронул вереск рукой припозднившийся вечер.