Я взойду к небесам

«Началось», – отстранённо подумала Яна. Маска прилипла к её лицу и пискнула, сообщая о нормальном прилегании. На внутренней стороне линзы заалели параметры работы и значки остатков ресурса: почти восемьдесят процентов. Ремни автоматически натянулись, мягко прижимая тело к анатомической спинке.

Колонна продолжила замедляться. Яна выглянула в окно: там, под чистым июньским небом, обгоняла гермотраки боевая техника батальона. Здоровенные чёрные танки с величавой грацией плыли по степи, вздымая за собой шлейфы пыли. Приземистые, будто распластанные над землёй, они уверенно набирали скорость, и над каждым дрожал и переливался сам воздух – миражи плащами укутывали технику, не давая рассмотреть её настоящий облик. Потом с гермотраком поравнялась начисто лишённая кабины платформа, поверх которой горбились шесть крупных серых машин. На глазах у Яны они шевельнулись, в унисон разгибая мощные лапы, и принялись попарно соскакивать наземь, формируя короткий строй. Тусклые тела пошли пятнами: через несколько секунд четвероногие создания уже сливались с рыжей шкурой равнины, а доставивший их трейлер сбросил скорость и пропал позади, уступая место собратьям. С других платформ тяжело взлетали угловатые штурмовые дроны и спрыгивали роботы-пехотинцы – ноги их мелькали с такой быстротой, что начинало рябить в глазах.

Пара здоровенных гусеничных чудовищ догнала гермотрак и теперь держалась наравне с ним, неспешно вращая башнями. Эти были поменьше танков, но тоже выглядели внушительно – Яна опознала БМП «Холод» и машину-арсенал «Вьюга», про которые рассказывали на лекциях в убежище. Они съехали с дороги и пылили поодаль, а что-то ещё – большое, незнакомое – тащилось позади, почти на пределе видимости.

Гермотрак теперь едва плёлся километрах на сорока. Пассажиры прилипли к окнам, а разноцветные маски делали их похожими на инопланетных туристов, прилетевших посмотреть военные игры глупых землян. Яна ощутила, как внутри неё нарастает дрожь – та самая, какая бывает перед хирургической операцией или признанием в любви. Постаралась отвлечься – не помогло. Мысли бестолково перескакивали с одного на другое, неизменно возвращаясь к бесконечному ожиданию страха, затаившегося на пути конвоя.

«Мы прорвёмся», – убеждала она себя. – «Наши бойцы уничтожат всех, кто встанет на пути, и мы спокойно проедем по их горящим останкам. Мы – охотники, а не жертвы.»

Дрожь в ногах убеждала её в обратном.

Минута за минутой – в мёртвом молчании салона, где слышно стало даже гудение двигателей. По лбу под маской медленно стекал пот.

«Могли бы рассказать нам хоть что-то. Что, вообще, за боевая ситуация? Враги? Засада? Или просто бродячие автоматы?»

Словно услышав её мысли, ожила Руса.

– Внимание! Боевая ситуация! Возможна разгерметизация салона. В случае остановки транспортного средства следуйте моим указаниям!

Последние слова джинна потонули в протяжном вое. Он пробился сквозь двойное остекление, врезался в кости черепа и заметался внутри. Хотелось закрыть руками голову, согнуться в три погибели, замереть – но Яна пересилила себя и обернулась, чтобы увидеть, как пронзают небо пламенные копья ракет.

***

Европос выделялся даже по меркам тысяча семьсот первого. Невероятно светлая, почти блестящая кожа и серебристые, будто из металла, волосы тут же выдавали в нём азианина. Утончённая аугметика, эстетически выверенный сплав плоти и встроенной периферии, а поверх всего – манеры пришельца из какого-то дивного мира, где аристократы вдруг стали праведниками. В кластере эрдлингенов, где Дан провёл почти всё детство, азиане встречались редко – и без того не слишком многочисленные, они предпочитали новые города вроде Эдельвейса или сверхтехнологичные северные аркологии. Верность азианского идеонария никогда не подвергалась сомнению, однако культурные различия всё ещё бросались в глаза и требовали некоторой привычки. Кое-кто болтал, что азиане слишком похожи на атлантистов, но это была откровенная чепуха: говорить такое мог лишь тот, кто понятия не имел ни о первых, ни о вторых.

Сейчас Европос дирижировал авиакрылом батальона, состоящим из двадцати четырёх штурмовиков и пары сотен малых дронов, размывая между ними своё сознание, и мало кто мог бы так же хорошо сгодиться на эту роль. Ни коллективный интеллект стаи, ни Руса не могли полностью заменить оператора-человека, способного разглядеть внутреннюю логику в головоломке сражения, так что изощрённая азианская аугметика служила штурмкоммандеру отличным подспорьем в управлении подопечными.

Оба лейтенанта – Шуберт и Белка – занимались передовым эшелоном. Десятки «Пауков» и мелких «Ведьм» обогнали основные силы и оторвались на пять километров, формируя широкую завесу пред фронтом наступающего батальона. Средства ПВО уже сбили несколько вражеских разведчиков, так что прятаться не имело смысла: Дан лишь надеялся, что основные силы и задача батальона пока не вскрыты. Надеяться надеялся, но особенно на это не полагался.

Поступила сводка от тысяча сто семнадцатого. Связь работала с перебоями, но картинка со спутников по-прежнему шла и полученные данные заставили ландкома беззвучно рычать.

Ситуация стремительно ухудшалась.

Врата Славы, город с довоенным населением тысяч в сто, стоял на пересечении двух магистралей – недостроенной «Полосы заката», которая тянулась к Чёрному морю, и Двести восьмой вертикали, соединяющей центральные регионы Союза с обезлюдевшим Восточным Прикаспием и Центральной Азией. Войска целестиалов развивали наступление с запада и востока, имея целью овладеть важным перекрёстком и отрезать южные кластеры Союза от центра.

Город ещё держался: северное направление оставалось свободным, но на южных подступах шли бои. О том, что это означало для конвоя, даже думать не хотелось. Они опоздали всего на сутки – шанс проскочить без боя закрылся совсем недавно, а оборонявшие город войска медленно, но верно продолжали терять позиции.

– Европос, доклад о состоянии маршрута.

– Есть доклад, – прошелестел бестелесный голос. – Обработка результатов инженерной разведки не завершена, но главная магистраль на данный момент проходима для гермотраков. Разрушения укреплённой полосы незначительные, инженерная техника тысяча сто семнадцатого батальона продолжает работать по нашему запросу. В прилегающих районах города наблюдаются значительные разрушения и завалы. Маршруты тяжёлой техники добавлены в тактическое поле.

– Итого?

– Гермотракам лучше не съезжать с главной. Танки могут пройти в обход, но придётся ещё сильнее придержать основную колонну.

Бои, судя по текущим сводкам, шли уже в самой застройке. Пока только на окраинах, но…

Дан ещё раз просмотрел подготовленный ночью план атаки. Ударные группы выдвигались трёмя основными маршрутами – главной магистралью, пронзающей Врата Славы насквозь, и по обе стороны от неё, чтобы обеспечить достаточно широкую полосу прорыва. В первых рядах наступали автономные боевые машины, их поддерживала огнём танковая рота, разделившаяся повзводно, а следом за танками действовали три неполных роты на БМП, средства ПВО и пять машин ближней огневой поддержки. Все шесть УАМ6 поддерживали наступление, ведя огонь с закрытых позиций по целеуказанию дронов авиакрыла. Остальная часть батальона – БРЭМ, трейлеры, санитарные машины, несколько БМП и «Вьюг» охранения – двигалась вместе с гражданскими гермотраками, представляя собой огромную, чертовски уязвимую цель.

Оставались сто девяносто два… точнее, уже сто девяносто бойцов десанта, но задействовать их не представлялось возможным. Ключом к успеху операции были скорость и внезапность удара: любое промедление грозило уплотнением боевых порядков противника и привлечением дальнобойных огневых средств. Пехоте предстояло пережить бой внутри своих бронированных коробок, уповая исключительно на удачу.

«Так себе план, но другого у меня для нас нет. Южнее начнётся оперативная пустота: свалимся туда – и полдела сделано. Если повезёт, собьём передовые части целестиалов и дадим тысяча сто семнадцатому время на перегруппировку.»

В тактическом поле тревожно мерцали зоны контроля союзных войск. Их алые границы постепенно смещались к ярко-голубой линии – Двести восьмой вертикали, удержать которую пытались любой ценой.

«О нашем появлении уже знают. О том, что мы сошли с ума – пока нет. Пора бы и представиться, а?»

Трёхмерная схема операции ползла перед глазами, отсчитывая секунды. Техника развернулась в боевые порядки. Руса выдерживала интервалы между эшелонами, ударными группами и отдельными машинами.

– Входим в зону поражения огневых средств противника.

«Знаю.»

– Авиакрыло в бою, – доложил Европос, не отвлекаясь на обычную речь.

Сотни дронов, скоординированных с союзными силами, формировали теперь интерактивную карту поля боя, и в тактическом поле загоралось всё больше отметок вражеских позиций. Вслед за мелюзгой, на предельно низких, выходили к рубежу атаки штурмовики. Тяжёлые дроны проскальзывали вдоль улиц, прятались меж домов, лишь на миг всплывая над крышами, и уже открыли огонь – ракеты срывались с пилонов по внешнему целеуказанию, пытаясь выбить приоритетные цели.

Боковым зрением Дан увидел, как поползли первые сообщения о потерях – машины жертвовали собой, чтобы люди шли в пекло, вооружённые полным представлением о том, что их ждёт.

«Пора.»

Он вышел в сеть батальона и активировал связь со всеми машинами.

– Тысяча семьсот первый! Говорит Эльф. Мы начинаем. Пять тысяч секунд на то, чтобы все целестиалы, загородившие нам путь, превратились в пламя и дым. Смерть предателям!

– Смерть предателям! – первой отозвалась Гвин, и сотни голосов подхватили клич, что нёсся от машины к машине, как живой пульс наступающего батальона.

– Комбинированный залп, сорок восемь по низкому профилю, – доложила Руса. – Ракеты в воздухе.

Приотставшие артиллерийские машины выпустили залп тяжёлых ракет и перешли на беглый огонь управляемыми снарядами – они должны были насытить вражеское ПВО и обеспечить прикрытие для крадущихся следом дорогих «брёвен», нацеленных в несколько передвижных командных пунктов и обнаруженные с воздуха САУ.

Тряхнуло, да так, что амортизаторы кресла едва управились, сберегая хрупкое содержимое. Ведомая собственным интеллектом, БМП почти свалилась с эстакады и бодро поползла вниз, ломая тонкие ограждения. В тактическом поле воцарилась сумятица: батальон разделился на ударные группы, две из которых впитал полуразрушенный город. Третья, замедляя ход, продолжила движение вдоль магистрали, и её танки открыли огонь по невидимым пока что целям.

Преодолев внезапную тошноту, Дан вернулся к плану сражения. Предатели действовали малыми тактическими единицами, прикрепляя к пилотируемым машинам отдельные стаи боевых роботов. Стаи пытались вклиниться в оборону и просачивались, где только могли – «пауки» и «ведьмы» уже схлестнулись с этим противником, шныряя по неведомым закоулкам и забираясь внутрь уцелевших зданий.

«Скоро настанет черёд живых.»

Дан позволил себе на несколько секунд «выглянуть» из БМП и тактического поля, чтобы посмотреть на Врата Славы глазами обычных камер. Казалось неправильным, что он ведёт бой за место, внешний вид которого остаётся сугубо условным – а ведь там, до недавнего времени, жили десятки тысяч людей! Системы технического зрения и боевые алгоритмы разбирали ландшафт на символы и схемы, за которыми скрывался облик обитаемого до недавних пор города – и эта стена превращала бой в разновидность виртуальной игры.

С той лишь разницей, что проигравшие умирали по-настоящему.

Врата Славы строились давно, в те нелёгкие времена, когда и дышать без маски, и даже гулять под открытым небом в этих местах было небезопасно. Здания возводили в расчёте на изоляцию от окружающей среды, на века – о ментальной экологии городского ландшафта не шло и речи. Однотипные корпуса – серые, коричневые, охряные – возносили свои сглаженные формы этажей на тридцать, соединяясь герметичными переходами. Иногда они расступались, давая место могучим пирамидальным сооружениям: культурным и общественным центрам, больше похожим на гробницы-крепости безвестных царей. Улицы казались утопленными в бетон желобами, а тротуары если и попадались, то в виде крытых галерей с круглыми застеклёнными окнами.

«Союз тут наследить почти не успел. Старый рабочий городок, у которого отобрали будущее.»

Всё, что было во Вратах Славы нового – это здоровенные парки-оранжереи, втиснутые кое-где на окраинах, да оранжерейные же сады, прилепленные к старым зданиям наподобие зелёных террас.

Теперь на город обрушилась тяжкая длань войны. Центральные районы, которыми пробиралась первая ударная группа, эта длань задела лишь краем. Свисали, вывалив бахрому коммуникаций, перебитые высотные переходы. Чернели проломы в стенах. Одна из жилых башен оказалась буквально вспорота сверху донизу – внутри виднелись межэтажные перекрытия, а вдоль дороги громоздились груды обломков, тщательно убранных с проезда.

Ближе к окраинам – Дан видел это на схеме – разрушения становились масштабными. Здесь не применялось ядерное оружие, хватило артиллерийских обстрелов и пары залпов «гвоздей» с орбиты – крошился бетон, ломались несущие конструкции, здания оседали огромными курганами или превращались в обугленные трупы, раздетые до костей.

Замигали значки танков второй ударной группы. Дан перевёл на них фокус внимания, раскрывая оповещение – «беспокоящий обстрел, урон незначителен». Враг начал нащупывать порядки батальона и перестраивать собственные схемы огня, чтобы среагировать на угрозу. Пока что его действия не создавали серьёзных проблем, но ситуация могла измениться в любую минуту.

В пучке основных каналов связи ещё не творилось ничего экстраординарного. Технические линии, нервы Русы, перекачивали данные между машинами – трафик был далёк от пределов насыщения, так что джинн сигнализировал о своей полной осведомлённости. Командиры рот молчали: каждый из них плыл в пузыре собственной сгенерированной реальности, отвечая за выделенный ему объём тактического пространства.

Поступил вызов от Белки. Та предпочитала обычную голосовую связь – по крайней мере, когда позволяли обстоятельства. Шуберт порой подшучивал над «нашей ретро-девочкой», но беззлобно – владение нейроинтерфейсами не всем давалось одинаково хорошо. Шестнадцатилетняя лейтенант старалась, как могла и ремеслом владела на должном уровне – насколько позволяли ей возраст и отсутствие реального опыта

– Эльф, я Белка. Передовой эшелон пока продвигается, но такими темпами мы увязнем. Ещё секунд триста, и бой перейдёт в стадию насыщения. Глупая Руса меня не слушает, а Шуберт согласен.

Голосок звучал спокойно, но где-то на самом дне крылось немалое напряжение – прямо сейчас Белка вела свои машины сквозь дым и пламя.

– Основания?

– Они переигрывают. Не упираются по-настоящему, хотя могут. Чую, хотят уплотнить порядки и вывести эшелон под огонь в негодной конфигурации. Предлагаю ужать секторы атаки и сменить схему продвижения на три-пять.

– Перестраховка. Сильно замедлимся.

Он уже переключился на схему передовых порядков, пытаясь вычленить хоть что-то, способное подтвердить или опровергнуть «чутьё» лейтенанта. В области потенциальных решений уже висели предложение от обоих операторов и встречная рекомендация Русы не снижать темпов – главным императивом оставалась скорость прорыва.

– Запрос: кривая выбытия.

Руса откликнулась на команду наложением потерь первого эшелона поверх графика боя. В будущее уходили зубцы потенциальных потерь, помеченные показателями достоверности прогноза. Показатели никуда не годились: график распараллеливался в пространстве вероятностей, и к концу боя, в худшем случае, число машин могло опуститься ниже ноля, что означало фактический провал операции.

«У Эльфа было три яблока. Он отдал два яблока Белке и ещё три – Русе. Сколько осталось у Эльфа? А это смотря где: в Альянсе у него в активе пять яблок и проценты, в Союзе – яма с отрицательной энергией и премия имени Герасимова за прорыв в фундаментальной физике, в ДНД7 – статус просветлённого, а в административных районах ЕП8 – тюремный срок за незаконную раздачу яблок без лицензии и сертификата.»

– Руса, приказ на коррекцию. Первому эшелону сократить секторы фланговых групп в соответствии с запросом. Схему продвижения оставить без изменений. Второму эшелону ускориться на два такта. Европос!

– Руса к исполнению приступила.

– Европос на связи.

– На флангах намечается жара. Перестрой порядки крыла, чтобы поддержать первый эшелон хотя бы разведкой. Все ударники назад, скоро потребуется резерв.

– Вывод на перезарядку?

Быстрый взгляд на значки штурмовиков: чуть меньше половины боезапаса. Три машины уже потеряны.

– Отставить, слишком долго. Идём до упора.

– Есть.

По спинке кресла пробежала частая дрожь: БМП открыла огонь. Дроны всё активней прощупывали порядки батальона, так что летающие охотники, импульсные лазеры и скорострельные «молотилки» чистили небо почти непрерывно. Машины ПВО, ползущие следом, до поры до времени себя не выдавали – совсем скоро им предстояло работать на пределе возможностей, и Руса, управляющая огнём, придерживала ресурс.

«200 секунд до основного контакта.»

Спутники, передовые дроны и союзные подразделения выстроили более-менее точную карту вражеских сил. Карта пестрела разрывами и яркими пятнами интерполяций, но с вполне приличной вероятностью давала плотность распределения огневых средств на участке прорыва. Потенциалы выполнения план-графика поползли вверх – батальон, накладывая свои ударную возможности на порядки обороняющихся в городе сил, в моменте превосходил растянутые и связанные боем войска предателей и в подвижности, и в огневой мощи.

«Может даже прорвёмся – если впереди не будет сюрпризов. А они будут, и весь вопрос лишь в том, кто кого удивит сильнее.»

Неведомый интеллект, воюющий на стороне предателей, будто ждал этой мысли: взвыли сигналы оповещения и пронзительно вторил им голос Русы:

– Комбинированная ракетная атака! Множественные цели в пределах досягаемости!

«Вот и первый сюрприз…»

Он даже не пытался что-то предпринять – не было никакого смысла. Просто следил, как вспыхивают в тактическом поле десятки, а потом и сотни отметок – тяжёлые «брёвна», средние тактические «акулы» и множество целей поменьше, как насыщается купол ПВО и мечется над полем боя дух Русы, координируя огонь всех доступных средств батальона. Кресло швырнуло в сторону – штабная машина развернулась, почти не снижая скорости, чтобы укрыться за ближайшим зданием и хоть на миг исчезнуть из чужого прицела. Пушки барабанили непрерывно, кассета тактических ракет опустела уже на треть, воздух в отсеке нагрелся и пах озоном – автоматика изолировала боевое отделение от внешней среды.

Перед глазами ползла расшифровка происходящего.

«Фиксирую скоординированный пуск двухсот семидесяти одной управляемой ракеты по боевым порядкам батальона.»

«Профиль атаки – комбинированный, сектор – в пределах двухсот градусов, целеуказание – комбинированное, с приоритетом автономного обнаружения и захвата целей на конечном участке.»

«Предположительная цель атаки – превентивное поражение основных порядков батальона для создания помех дальнейшему продвижению.»

«Заявлен приоритет перехвата атакующих целей.»

«Выявлены скрытые позиции огневых средств противника.»

«Артиллерийская батарея приступила к уничтожению приоритетных объектов. Выделенный наряд боеприпасов – сто восемьдесят единиц УАС-20-КС, двадцать две единицы…»

Тактические ракеты – производства Союза! – проносились вдоль городских улиц. «Акулы», умные и опасные, умели маневрировать в изломанном урбанистикой пространстве, выискивая цели с расчётливой методичностью. Конечно, в таком режиме они и сами теряли скорость и подставлялись под огонь ПВО, зато приобретали возможность атаковать с любого ракурса и любого направления, сбрасывая ловушки-фантомы и ориентируясь даже на звук моторов. Сейчас они охотились на втянувшиеся в город машины, а их свита – самонаводящиеся ракеты классом ниже – отвлекала на себя изрядную часть наличных огневых средств.

Танки и БМП выпустили последний резерв – собственных дронов-наблюдателей, болтавшихся на привязи, будто летающие собачки. «Собачки» воспарили над крышами, чтобы вовремя предупредить хозяев о крадущемся хищнике, и немедля начали нести потери: в дело вступил ещё один сюрприз, подготовленный целестиалами для гостей.

– Это Европос. Часть вражеских дронов, просочившихся ранее, укрылась на крышах домов и обстреливает наши машины.

«То есть противник получил собственную ПВО прямо в наших порядках. Да нас тут съедят, как овец в лесу!»

– Ликвидируй их! Приоритет – обороне!

– Принимаю все меры, но задача непростая. Прошу разрешения задействовать машины второго эшелона по моему целеуказанию.

– Разрешаю! Руса, выдели наряд для этой нечисти!

– Исполняю.

«Вот я и утратил контроль над происходящим. Машины воюют с машинами, изредка спрашивая совета. Хорошо хоть, эта дрянь на крышах – просто мелкая мошкара, иначе гореть нам всем прямо на улицах.»

Встретила свою судьбу БМП третьей роты. Пиктограмма сменилась на стилизованный серый череп, и последние данные, просочившиеся из погибшего «Холодильника», говорили лишь о том, что температура в десантном отсеке подскочила до полутора тысяч градусов. Две машины получили серьёзные повреждения, но остались на ходу, уцелевший экипаж ещё одной ждал прибытия санитаров возле расколотого корпуса. Взорвалась машина обеспечения – находившийся в ней боец мгновенно погиб.

А потом над полем боя померкло небо.

Сотни снарядов и несколько толстых «брёвен» засыпали город безвредными гранатами, лишёнными и глаз, и мозгов, но шары в тонкостенной оболочке и не метили в машины тысяча семьсот первого: они взрывались, рассыпая облака «умной пыли», в которой гасли все виды связи. Тактическое поле разом оскудело: ослепла Руса, рассыпалась на фрагменты батальонная сеть, пропали три из четырёх спутниковых сетей и сам батальон, бывший только что единым организмом, превратился в россыпь отдельных машин – словно кто-то отбросил поле боя на несколько столетий назад.

Но только на первый взгляд.

Предатели пытались лишить союзные силы их основного преимущества – превосходной координации внутри тактического поля, недоступного подразделениям с более низкой организацией. Эту тьму и гаснущий свет Курои Дан встречал не впервые – и на учениях, и в бою. В те разы они были его собственным преимуществом.

Облака «умной пыли» держались дольше, чем обычные аэрозоли, но всё же не слишком долго. Он помнил нормативы и помнил, как засыпали наступающий фронт Альянса генераторами ЭМИ и точно такими же пылевыми гранатами, чтобы вспороть ослеплённые порядки чужих машин в самоубийственной атаке накоротке.

«Мы – охотники, а не жертвы.»

Ждать, пока рассеются облака, не было ни возможности, ни нужды. Затенённые ущелья улиц сделались для батальона готовым укрытием, а прогностических способностей бортовых компьютеров вполне хватало, чтобы танки и БМП продолжали движение согласно общему плану. Связь тоже не пропала окончательно: тонкий ручеёк данных перетекал через последнюю видимую сеть, а несколько дронов приняли на себя функции ретрансляторов, пробивая сигналом менее плотные участки туч и соединяя между собой технику отдельных рот.

«Поле 1701. Подсеть 1ТР1В. Входящее сообщение. Срочность: текущая. Абонент: риттерком Марина Ефремова.»

Текстовое сообщение пробилось к Дану сквозь все преграды.

«Говорит Гвин. Есть контакт с передовыми формированиями предателей. Веду бой. Потерь во взводе нет. Против нас задействован незарегистрированный тип тяжёлых штурмовых ботов, предположительно – глубокая модернизация РШК02 или сходной модели. Идентифицирована и уничтожена машина управления на базе ТБТР РЕКС. Артиллерийский огонь средней интенсивности. Ожидаю дальнейших попыток комбинировать действия тяжёлой робототехники с постановкой аэрозольных завес.»

К сообщению прилагался крохотный пакет данных со схемой боя на участке танкового взвода Гвин – четыре «Могильщика» под прикрытием двух «Вьюг» и нескольких БМП вели огонь с предельных дистанций, маневрируя вдоль магистрали и экономно применяя оставшиеся дроны для доразведки. План противника, очевидно, состоял в том, чтобы навести на утративший единое управление батальон группы автономных ботов, неплохо приспособленных к условиям городского боя – но что-то пошло не так и завеса накрыла город раньше, чем следовало. Теперь её пытались поддерживать вдоль переднего края, а роботы столкнулись с передовым эшелоном «пауков» и «ведьм», охотников как раз на такую дичь. «Могильщики» не рисковали: их орудия уничтожали двуногих оппонентов одним попаданием и могли работать по внешнему целеуказанию, так что танки исполняли роль штурмовой артиллерии.