Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

Чтение Юджи Кришнамурти вызывало во мне множество ощущений: от восторга до холодного пота, от уныния до надежды. С еще большей силой я ощутил клаустрофобию, вызываемую тюремной камерой моего «я». Решетки на окнах сознания, освещенные лучом прожектора, в деталях высвечивали картину моей захваченности. Юджи утверждал, что в результате всего произошедшего с ним он четко увидел, что любые религиозные и духовные стремления являются причиной, а не решением человеческих страданий.

Джидду Кришнамурти начинал выглядеть лицемером.

Так неожиданно, сбросив одну обезьяну со спины, я, сам того не ведая, собирался посадить на ее место трехсотфутовую гориллу, готовую вцепиться в мои короткие волосы и швырнуть меня в мир.

Глава 6

«– А вопрос о том, чтобы приносить пользу, не возникает?

– Абсолютно нет. Он не считает себя особенным, избранным некоей силой для изменения мира. Он не считает себя ни спасителем, ни свободным человеком, ни просветленным».

Обнаружив нечто неожиданное, то, что я уже даже не надеялся найти, я первым делом решил выяснить, как можно увидеться с интересующим меня человеком. Я связался с техническим дизайнером веб-сайта Юджи, чтобы узнать о его местонахождении, и в ответ получил номер телефона в Калифорнии. После нескольких гудков в трубке послышался женский голос:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте. Я звоню по поводу Юджи Кришнамурти.

– Да, вы хотите поговорить с ним?

Этого я ожидал меньше всего.

– А он на месте?

Где-то в глубине, на том конце провода послышался еще один голос:

– Кто там? Чего они хотят?

– Чего вы хотите? Он спрашивает…

Я быстро сообразил и просто констатировал очевидное:

– Ну, я только что прочел все его книги онлайн и по какой-то причине мне стало очень легко. Я просто хотел поблагодарить его.

На том конце линии послышался приглушенный разговор, и вот уже господин Юджи Кришнамурти взял трубку телефона:

– Здравствуйте, Юджи слушает. Кто вы?

– Видите ли, сэр, я только что прочел онлайн все ваши книги. Раньше я был тем, кого вы называете фанатом Джидду Кришнамурти, а теперь чувствую такое облегчение. Не знаю точно почему, но мне очень захотелось поблагодарить вас!

Я не знал, чего ожидать, но он неожиданно рассмеялся. У него была репутация довольно грубого человека, однако по телефону он был очень мил.

– Не думайте об этом!

Не зная, что еще сказать, я спросил, планирует ли он приехать в Нью-Йорк. Он ответил, что еще не совсем определился с планами, но будет снова в Нью-Йорке по пути в Европу. У меня возникло ощущение, что в один прекрасный день мы с ним встретимся.

В течение многих лет я был одержим Джидду Кришнамурти, я читал все им написанное и не имел ни малейшей надежды на личную встречу. Был еще один учитель – учитель дзен из северной части штата; чтобы я получил возможность прикоснуться к его мудрости, меня прежде должны были ему представить и испросить на то разрешения. В случае с Юджи я просто позвонил ему и мы поговорили, хотя не было даже предварительной договоренности. Простота этой первой встречи поразила меня больше, чем живая встреча с Джидду Кришнамурти. В этом было что-то очень реальное.

Положив трубку, я в восторге откинулся на спинку стула, выдохнул и улыбнулся.

Вот это да!

Глава 7

«Но те, кто „сделал это“, живут среди людей, вы можете их там видеть».

16 октября 2001 года я нашел в Нью-Йорке женщину, которая знала Юджи в течение многих лет. Спустя много лет я обнаружил запись об этом в одном из многочисленных блокнотов, которые я бог знает зачем постоянно таскаю с собой, записывая в них все на свете.

«Сегодня утром я позвонил Х из телефонной книги по поводу просмотра видео с Юджи. Она перезвонила. Возможно, он приедет. Я буду там в следующий понедельник. Все звучало достаточно обыденно. Интересно, что… что? Ничего, просто отметил. Как я буду себя чувствовать, находясь рядом с подобным человеком? „Ты бы этого не хотел“. Конечно же, именно из-за „меня“ я не свободен. Свобода не предполагает никакого „меня“».

Мне сказали, что будут рады видеть меня в любое время, поэтому я назначил дату и вскоре пришел. Женщина из Нью-Йорка была лет на пятнадцать старше меня, при этом от нее исходило ощущение молодости, радушия и принадлежности к богеме. Как только она открыла дверь, вся моя неловкость тут же испарилась. Интерьер говорил о любви к богеме и немалых доходах. Белая ткань покрывала кушетки, стулья и большое пианино, стоящее в углу огромной гостиной. Комната, в которой останавливался Кришнамурти, располагалась за кухней и была самой маленькой в доме. В ней мы сели за стол и стали смотреть видео, на котором Юджи беседовал с друзьями в разных домах по всему миру.

Она предложила мне чаю, и через пару часов разговора я продолжил свой путь, нагруженный книгами и видео с Юджи.

Когда я пришел в следующий раз, в квартире был еще один посетитель. На полу в комнате сидела женщина и фотографировала свои работы – изысканные гравюры, выполненные в розовато-бежевых тонах. Она была такой тихой, что я едва мог расслышать, что она говорит. Поездка в Европу к Юджи, намеченная на 11 сентября, отменилась, и с тех пор она ждала, когда он вернется. Своеобразная манера речи, высокий мягкий голос создавали ощущение, что она тоскует о ком-то очень близком и любимом. Танцовщица в прошлом, артистка с голосом Мэрилин Монро и лицом Ингрид Бергман, практик и преподаватель йоги – там было во что влюбиться. Я с облегчением выдохнул, узнав, что она замужем. В любом случае она бесспорно была очень красива.

В феврале моя новая нью-йоркская знакомая наконец сообщила мне по телефону, что Юджи приехал в город. Я тут же отправился к нему в гостиницу. По иронии судьбы та находилась прямо через улицу от Мэдисон-сквер-гарден, куда я раньше ходил слушать Джидду Кришнамурти. Дверь в комнату 2107 была слегка приоткрыта, но я все равно постучал. Кто-то внутри сказал: «Входите, не заперто». Я был одет по-зимнему, поскольку на улице было холодно, а в комнате явно кто-то очень любил жару. Нью-Йоркерша и Йогиня взглянули на меня, улыбнулись и поздоровались, когда я вошел в помещение, оставив свои кожаные ботинки и куртку в коридоре.

Человек, ради встречи с которым я пришел, сидел на диване в гостиной и разговаривал с горсткой людей. Он был небольшого роста, пожилой, худой и энергичный, с копной светлых волос, разделенных на пробор посредине головы и спадающих по обе стороны лица. Не могу сказать, был ли он точно похож на индийца: в его речи слышались и индийские, и английские нотки – так что трудно сказать. Не так, как в случае с Джидду Кришнамурти, голос которого временами приобретал явно британский акцент. Короткий воротник рубашки торчал вокруг жилистой шеи, выглядывая из-под чуть более темного свитера. Из-под отутюженных коричневых брюк были видны постоянно меняющие положение босые ноги. Одежда цвета загара выгодно оттеняла цвет кожи.

Нью-Йоркерша представила меня.

– Зачем вы пришли сюда? – спросил он вежливо, внимательно изучая меня серыми глазами. Взгляд его не казался ни доброжелательным, ни враждебным.

– Я захотел с вами встретиться после того, как прочел ваши книги.

– Тот факт, что вы находитесь здесь после прочтения книг, говорит о том, что они не выполнили свою задачу.

Сказав это, он откинулся на спинку софы.

Я не знал, что сказать, поэтому молчал.

– Как вы узнали обо мне?

– Я прочитал о вас на веб-сайте.

– Понятно. Ну во всяком случае, теперь, когда вы пришли, я думаю, вам следует уйти, вы здесь ничего не получите. Я ничего никому не могу предложить, и нет нужды говорить, вы сами обнаружите, что вам не нужно получать что-либо от кого-либо в этом мире.

Несмотря на такое приветствие, он на самом деле не собирался прогонять меня. А вот что касается всего остального, он был категоричен и непреклонен. Решительным жестом руки он отмел всякую возможность получения от него чего бы то ни было. Я почувствовал спазм в животе. Не зная, что делать, я минуту стоял в нерешительности, пока кто-то не предложил мне место на диване перед ним, и он вернулся к разговору.

– Да, да, пожалуйста, чувствуйте себя как дома.

Я сел перед ним и у меня возникло ощущение, что он говорит одновременно со всеми и ни с кем конкретно. Остальные были заняты оценкой первого впечатления, которое произвел на них новый человек. Народу было так мало, что я вскоре расслабился, едва ли не чересчур. Это немного напоминало обычный визит к родственникам – никаких церемоний, люди просто сидят и болтают. По крайней мере, один из них болтал.

Я не совсем понимал, о чем он говорит и почему вообще выбрал для обсуждения такую тему.

Он вернулся к разговору об индийской истории.

– Этот ублюдок Ганди был худшее, что когда-либо случалось с Индией. Я даже не хотел касаться индийских рупий. Почему они на каждой банкноте изобразили его гнусную физиономию? Я хочу знать! Ту книгу, что он написал, нужно было назвать «Мои эксперименты с едой», а не «Мои эксперименты с Истиной». Если бы он был сейчас здесь, я бы так ему врезал! Я при встрече ему так и сказал: «Когда-нибудь они всадят в тебя маленькую пульку, и тебе придет конец».

Это было забавно, хотя я и не понимал, что он имеет против Ганди. Чудно было слушать его комментарии. Подозреваю, он знал об этом, но это не мешало ему выражаться очень экспрессивно.

– Затем этот Неру занялся разделом Индии, потому что спал с женой Маунтбеттена Эдвиной. Это она уговорила его. Она была настоящей сукой.

Было интересно, что он встречался с Ганди, и уж, конечно, о Неру я такого никогда не слышал. Все, что я знал об индийской истории, могло уместиться в одном параграфе. Он продолжал об этом трещать, как будто важнее ничего на свете не было.

Я смотрел, как он двигался. Его руки танцевали в унисон со словами, махали и указывали, хватали и бросали что-то там и тут, а ноги в это время постоянно меняли положение с ловкостью, необычной для человека его возраста. Он был таким же расслабленным, как на видео, только выглядел гораздо старше. Его морщинистое, с приятными чертами лицо не было обвисшим. Взгляд серых глаз был отсутствующим. Хотя он и смотрел на предметы, взгляд его, казалось, не фокусировался надолго. У него был высокий, хорошо оформленный лоб с явным возвышением в виде листочка в середине, кончик которого касался точки между бровями в том месте, где у человека традиционно рисуют третий глаз. Стройные и красивые по форме ноги и руки были такими же быстрыми, как и речь. Из-за огромного количества движений руки казались больше, а ноги двигались почти с одинаковой с ними скоростью.

Йогиня сидела перед ним в изящной позе с немыслимо завернутыми ногами. Мягкий стул в центре комнаты занимала женщина с темными вьющимися волосами по имени Эллен Кристалл, представленная как человек, ответственный за редактирование одной из книг с его беседами под названием «Мужество оставаться самим собой»[11]. Нью-Йоркерша представила меня индийской паре с именами Лакшми и Гуха. Она уже немного рассказала мне о них: они питали глубокую привязанность к Юджи и сейчас сидели у его ног, довольные достигнутой целью.

Большую часть времени Нью-Йоркерша что-то печатала на своем ноутбуке за столом напротив него, разговаривала по мобильному телефону или занималась еще какими-то делами; в это время все остальные тихо сидели и внимали главному действующему лицу с неким подобием благоговения, но без лишней серьезности и важности.

В какой-то момент, вспомнив мой прошлый интерес к Джидду Кришнамурти, он повернулся ко мне:

– Вы знаете, что имя Джидду на нашем языке означает «жир»? А Уппалури означает «каменная соль». Это название места, где ее добывают. Я люблю повторять, что эта соль нужна для того, чтобы избавиться от того жира.

Он имел в виду свое имя: Уппалури Гопала.

Я был вынужден рассмеяться, поскольку это было именно то, что произошло со мной. Указывая рукой на присутствие в комнате несуществующего жира, он засмеялся тоже. Глаза его ярко блестели.

Окно напротив дивана выходило на северную часть Седьмой авеню. Он то и дело напоминал нам о том, что любит останавливаться в отеле в одном и том же номере. Предпочтение отдавалось цифре семь или кратной ей. Ему нравилась эта угловая комната номер 2107. В какой-то момент он начал разговор о Будде и о том, каким он был идиотом. Это было что-то новенькое.

– Я называю его «буд-ху», что означает «идиот» на хинди.

Затем ему пришла мысль чем-то поделиться со мной.

– Слушайте-ка! Я хочу вам кое-что показать!

Слегка коснувшись моей руки, с озорной улыбкой он вскочил с дивана и исчез в спальне. Его прикосновение было похоже на дуновение ветерка – прохладное и мимолетное. Пока он отсутствовал, я посмотрел на остальных и заметил, что они улыбаются со знанием дела. Вернувшись с тонкой папкой в руках, Юджи встал прямо передо мной. Он вытащил из папки самый яркий распечатанный на принтере листок и протянул его мне:

– Смотри, вот это мать Будды!

Это был коллаж, составленный из нескольких не слишком художественных картинок. На нем лицо обычной азиатской женщины было прилеплено к телу порнозвезды с задранными вверх ногами, которая находилась в процессе совокупления с белым слоном. Изображение со слоном, несомненно, было выдрано из журнала о природе. Картинка была очень грубой и не допускала никакой двусмысленности. Юджи стоял передо мной, в ожидании реакции рассматривая мое лицо своими ликующими пустыми глазами. Все, что я мог делать, это улыбаться и смеяться, наблюдая абсурдность происходящего. Он напоминал мне школьника на детской площадке, довольного своей проказой. В некотором смысле я был очень рад, потому что никогда по-настоящему не принимал культ Далай-ламы.

– Я отослал эту картинку Далай-ламе в день рождения этого ублюдка Будды. Это изображение его матери, которую имеет белый слон! Так говорится в легенде о матери этого ублюдка, поэтому я послал ее Далай-ламе на день рождения Будды! Его личный секретарь – мой хороший друг.

С энтузиазмом двенадцатилетнего подростка он похвастался:

– Эта сволочь меня не любит!

– Еще бы! – не мог не заметить я.

Меня не столько шокировала картинка, сколько сам факт того, что он с такой гордостью показывал мне эту абсурдную оскорбительную вещь – меньше всего я мог предположить что-либо подобное в первую встречу. Видимо, в последнее время ему понравилось вести себя с людьми вызывающе. В своих книгах он приравнивал логику к фашизму, так что его методы не расходились со словами, это было ясно. Я был в полушаге от того, чтобы узнать разницу между учителем и таким человеком, как он, но я все еще был слишком нацелен на ментальное понимание процесса, мне нужно было нечто, во что я мог бы вонзить клыки своих мозгов. Я просидел еще несколько часов, наслаждаясь абсурдной болтовней и терпеливо ожидая возможности встрять в разговор и спросить что-то осмысленное. Часы шли, лавина слов не прекращалась, и я влез прямо в нее – по крайней мере, попытался:

– Юджи, вы, очевидно, в другом…

Не успел я закончить предложение, он меня тут же прервал:

– Нет, сэр!

Неожиданно он стал очень раздраженным.

– …состоянии, но я…

Он был уже в наклоне вперед с поднятой вверх рукой.

– Ерунда! Все пустые слова и пустые фразы!

– Но…

Он обрубил меня моментально, словно ждал, пока эта глупость выползет из-за своего укрытия в кустах…

– Это не ваш вопрос! Знаете ли вы, сколько людей, переступивших порог моего дома на протяжении многих лет, задают мне одни и те же вопросы?

Я был в шоке, все полетело под откос…

– …Но ваше состояние… это естественное состояние…

Все, забудь. Я совсем растерялся.

– Единственное состояние/штат, в котором я нахожусь, это штат Нью-Йорк.

Он продолжал душить меня словами, и я сидел, как дурак, с так и не заданным вопросом.

Что-то подсказывало мне: «Расслабься, пусть пройдет какое-то время». Разговаривать с этим парнем было все равно что пытаться ухватить отражение в реке. Невозможно.

Наконец на улице стемнело, и я почувствовал, что пришло время прощаться. Я поблагодарил его, он в ответ любезно поблагодарил меня за визит. Я ушел.

Голова моя шла кругом.

Глава 8

Июль 2002

«Мои разговоры с людьми случайны – я действительно имею это в виду – иначе я бы забрался на трибуну. Какой толк забираться на трибуну? Мне это неинтересно. У меня нет никакого послания».

Я не мог поверить, что еду на встречу с Юджи Кришнамурти в то же самое место, где на протяжении стольких лет проводил беседы Джидду Кришнамурти. А еще я не представлял, насколько красива Швейцария. Весь путь до Гштаада, куда я добирался поездом и на машине, занял три часа. Город находился по соседству с Сааненом – местом, где в 1967 году Юджи слушал ту лекцию Джидду Кришнамурти. Дорога на поезде была похожа на путешествие по сказочной открыточной стране.

Нью-Йоркерша и Гуха подобрали меня в соседней деревне и отвезли к Юджи в шале, расположенное рядом с открытым полем и коровником, полным швейцарских коров.

Выйдя из автомобиля, я оказался под чистым летним голубым небом с плывущими по нему через Альпы пушистыми облаками. Женщины провели меня по витой цементной лестнице в подвальное помещение дома. Дверь открылась, и я оказался в большой комнате, заполненной людьми, сидящими кто на чем. В противоположном конце комнаты сидел и что-то говорил Юджи. Увидев меня, он воскликнул:

– Что? Ты? Что ты здесь делаешь?

Я почувствовал себя неловко.

– Просто заглянул в гости.

– Не говорите, что время чудес прошло!

Одетый в рубашку кремового цвета и отглаженные брюки, с босыми ногами, стоящими на каком-то пуфике, он вскинул руки с притворным удивлением.

– Что с тобой? Зачем ты проделал весь этот путь?

– Здравствуйте. Как дела, сэр?

– Отлично! Сижу разговариваю с народом. А с тобой что случилось?

Мне нечего было сказать в ответ.

– Ну давай заходи, мы тут болтаем о всякой ерунде.

Йогиня сидела перед Юджи в кресле. На ручке кресла расположился высокий человек, и я машинально отметил, что его рука лежит на спинке кресла. Она помахала мне рукой, я ответил и быстро перевел взгляд снова на Юджи.

Остальные бросили на меня короткий взгляд и вернулись к главному развлечению. Вид собравшихся в дальней части комнаты напомнил мне мотыльков, собравшихся вокруг источника света. Занавес за креслом Юджи скрывал идущие по стене водопроводные трубы. Если где-то наверху открывали кран с водой или спускали бачок унитаза, комната наполнялась характерным музыкальным шумом. Рядом с креслом, под единственным окном в этом подвале, стоял диван. В течение дня крошечный луч света перемещался по дивану как по солнечным часам. Люди ужасно мучились, пытаясь одновременно впустить в подвал глоток свежего воздуха и в то же время блокировать доступ солнечного света. Причиной такой предосторожности было замечание Юджи по поводу свежести чего бы то ни было.

«Свежий воздух – это чувственное удовольствие! Этому телу не нужен свежий воздух. Вы все зависимы от идеи о здоровье и свежем воздухе. Свежий воздух, свежая еда; все эти идеи вложены в вас этими ублюдками. Вы все хотите быть здоровыми. Вы едите идеи и носите лейблы! Я ем только консервированную пищу, а для вегетарианцев скажу – я никогда не ем овощи! Я не такой, как вы, люди! Посмотрите на меня. Мне восемьдесят пять лет по индийскому календарю, идет восемьдесят шестой, как говорится. А вам, людям, всем хочется думать, что вы мо-о-о-о-лоды!»

Его рассуждения о несоответствии индийских, тибетских и «грязных западных» календарей были забавными. Беседа шла таким образом, что можно было вклиниться в любой момент. Он говорил утверждениями, не заботясь ни о продолжении мысли, ни о связи мыслей между собой. Он рассказал историю о человеке, специально приехавшем из далекой Бразилии для встречи с ним и страшно разочаровавшегося в Юджи после того, как тот весь день проговорил об экономике. Человек ушел в гневе (Юджи любил рассказывать о тех, кто «уходил в гневе»), но вернулся на следующий день и остался еще на несколько недель, несмотря на первоначальный «гнев» из-за разговоров о мирских, а не духовных вещах.

Все это напоминало прошлую встречу в Нью-Йорке, и я действительно периодически задавался вопросом, зачем я, как он выразился, проделал «весь этот путь». Однако вскоре мне стало понятно, что меня это гипнотизирует, наполняет энергией, заставляет скучать и интригует снова и снова.

Аудитория состояла из разного рода мужчин и женщин преимущественно европейской внешности. На диване перед Юджи сидели двое – явно американцы: крупный мужчина средних лет с темными кругами под глазами и женщина с отсутствующим взглядом. Они казались полностью погруженными в присутствие Юджи. Рэй и Шарон руководили нью-эйджевской церковью на Среднем Западе и тратили немыслимые суммы денег, чтобы повидаться с ним, как только предоставлялась возможность. Дочь Шарон Синди пребывала в таком же оцепенении, как и они.

В тот день он говорил о своем заклятом враге Джидду Кришнамурти. До сих пор не знаю, кто оказался в этой долине первым: Юджи или Джидду…

– Я никогда не видел этого грязного ублюдка после нашей последней встречи в Уимблдоне в 1960 году! Он сам пригласил меня, этот грязный ублюдок. У него хватило наглости спросить: «Почему вы отошли от вашей семьи, сэр?» – Подражая старику, Юджи произнес слова с преувеличенным британским акцентом. – Я даже не хотел его видеть! Это он меня позвал. Он сидел там и гладил кошку. Вы ведь знаете, он любил кошек. Он спросил меня: «Вы любите домашних животных, сэр?» И я ответил ему: «Я не люблю даже человеческих животных!» Можете себе представить?

Все засмеялись.

– Ничего себе! – откинувшись на спинку дивана, произнес преподобный Рэй. Не отрываясь, он смотрел в глаза Юджи, точно собираясь найти в них золото, а нога его от радости дергалась.

Обращаясь к нему, Юджи продолжал:

– Я сказал: «Я не хочу больше никогда вас видеть!» – и вышел. Знаете, что он сделал? Он попытался обнять меня! Я не спросил его тогда, но если бы это случилось сейчас, я бы сказал: «Кришнаджи, у вас что, гомосексуальные наклонности?» Представляете? Тот еще ублюдок!

– Ну дает!

Этот театр о Джидду Кришнамурти был мне особенно интересен. Тот факт, что я оказался в долине, о которой читал так давно, удивлял меня невероятно. Когда-то я об этом и не мечтал, а теперь вот находился рядом с человеком, который не только знал Джидду Кришнамурти, но, казалось, смог проглотить существенное, а ненужный остаток выплюнуть. Я знал все истории, про которые он говорил. Я сидел рядом с молодым индийцем по имени Нарендра из нью-йоркского отеля. Нарендре понадобилось поехать в город, чтобы отправить электронную почту. Заметив его отсутствие, Юджи спросил меня со своего места:

– Где твой друг?

Было приятно, что он обратился ко мне.

– Он поехал в город отправить почту.

– А, понятно.

Пока Нарендра отсутствовал, я поговорил с сидевшей неподалеку французской парой. Они, казалось, были немного встревожены тем, что происходит, или… не происходит. От них первых я узнал о том, что Юджи больше «не говорит». Судя по их словам, он перестал вести серьезные разговоры, заменив их бесконечной болтовней о деньгах с любым, кто был готов его слушать. Я читал его книги и знал, что он был способен на «серьезные» беседы, и не мог представить, что такой человек мог когда-либо потерять «это», чем бы оно ни было.

Сейчас его манера разговора создавала ощущение, что он даже не подозревал о вашем существовании. Казалось, большую часть времени он был погружен в свои истории, но при этом в его голосе слышалась некая отрешенность. Вскоре я понял, что он четко отслеживает приходы и уходы всех посетителей. Если вдруг меня не было в комнате, а потом при входе я сталкивался с Нарендрой, он обычно говорил мне: «Юджи искал тебя».

Это льстило. Как будто твое отсутствие что-то для него значило.

В какой-то момент возникло обсуждение термина «духовная кома», придуманного молодой женщиной, пришедшей, видимо, вместе с американской парой, которая сидела перед Юджи. Дело в том, что одни люди в присутствии Юджи, казалось, впадали в сонное состояние, а другие неотрывно смотрели на него глазами, полными экстатического огня.

– Не называйте это энергией! Духовная кома! – говорил он, указывая на кого-нибудь, кто клевал носом. Он всегда говорил о духовной коме только в шутку, но я заметил, что в его присутствии что-то заставляло людей выглядеть моложе и спокойней. Я обратил на это внимание, когда мы оказались за пределами комнаты: умиротворенные и безмятежные, почти парящие в его присутствии люди вдруг оказывались плотно заземленными. Он же упорно твердил, что ничего необычного не происходит.

– Нет такого понятия, как дух. «Дух» – это латинское слово, означающее дыхание. Вот и все. Никакого отношения к вашей духовной чепухе он не имеет! Никто не был настоящим! Они все были преступниками, они обманывали себя и обманули всех вас. Не говорите мне о медитации! Я всем этим занимался. И ничего. Гоните их взашей, убейте этих ублюдков!