Орловы. На службе Отечеству

В Петергоф отправляется гвардия, в Ораниенбаум готова выступить походом грозная артиллерия генерала Вильбуа. Если что – война будет нешуточной.

«Мы всю ночь шли в Петергоф, – напишет “полковник гвардии Екатерина Алексеевна”. – Когда мы подошли к небольшому монастырю на этой дороге, является вице-канцлер Голицын с очень льстивым письмом от Петра III». Рюльер нас убеждает, будто бы Пётр III «диктовал против неё два большие манифеста, исполненные ужасных ругательств. Множество придворных занимались перепискою оных, и такое же число гусар развозили сии копии». Может быть, может быть, но архивы сохранили «льстивое» письмо, доставленное канцлером.

«Льстивый» текст известен – записочка хранится в Центральном государственном архиве древних актов. Низложенный пишет по-французски: «Её Величество может быть уверена, что я не буду ни помышлять, ни делать что-либо против её особы и её правления». Уже и факт правления признал! И приписывает на русском языке, в котором совсем не силён (а впрочем, и орфография русская ещё не устоялась; недаром и про Екатерину потом будут говорить, будто в слове «ещё» она делает четыре ошибки – «исчо»; ничего, извините за каламбур, не попишешь: времена такие, что пишут чаще всего, как слышат): «Я ещо прошу меня, Ваша вола изполная во всём, отпустить меня в чужеи края». А подписывается Пётр и вовсе униженно: даже не общепринято, как «преданный Вам слуга» (serviteur), а прямо – «лакей» (valet).

А что ему остаётся делать? Адмирал Талызин был Екатериной своевременно послан в Кронштадт, где моряки могли сохранять верность Петру. Фельдмаршал Миних советовал своему свергнутому императору немедленно направиться именно туда, чтобы бороться, опираясь на флот, и на войска, что размещены в Восточной Пруссии. Пётр же отпирался: он-де будет защищаться в Петергофе – в игрушечной крепости для манёвров, с помощью отряда голштинцев. И лишь узнав о приближении гвардии во главе с Екатериной, он отказался от своего нелепого намерения и действительно отплыл в Кронштадт со всеми приближёнными. Но – поздно: Талызин уже успел рассказать и о благословении митрополита, и о присяге Сената и Синода. И Кронштадт даже не пустил к себе корабль беглеца. Рюльеру кто-то рассказал, будто бы Петру III с берега кричали:

«Кто идёт?» – «Император».

«Нет императора», – и угрожали открыть огонь.

«Заживо умершему» Петру III пришлось вернуться в Ораниенбаум. Но это – слишком близко к «гвардии полковнику». Отсюда и просьба «валета» отпустить его «в чужеи края».

Орловы торжествуют. Григорий, во всяком случае, может рассчитывать на беспрепятственные свидания с Екатериной в её дворцовых покоях. А все «атаманы-молодцы» – на щедроты сегодняшнего «гвардии полковника». В отличие от святых Кира и Иоанна, бессребрениками они, безусловно, не были. И щедроты последуют.

Только несгибаемый Пассек, например, уже 3 августа 1762 года получит 24 тысячи рублей и следующий чин гвардии капитана «за отменную службу, верность и усердие нам и Отечеству; для незабвенной памяти о нашем к нему благоволении», в день коронации Екатерины II 22 сентября он станет действительным камергером, а в ноябре того же года ему будут пожалованы село под Москвой и мыза в Ревельском уезде с 250 душами. Пассек, впрочем, прославился не только своей «стойкостью под арестом», но и тем, что ещё до дня переворота на пару с другим офицером якобы подстерегал с кинжалом Петра III в парке на Петровской набережной, где император любил прогуливаться со своей фавориткой Воронцовой; подстерегал, да не дождался…

Будут вознаграждены и другие – и материально, и доверием на долгие годы.

Между прочим, мы небезосновательно предполагаем, что Степан Перфильев, отряженный Петром III наблюдать за заговорщиками, не слишком усердствовал в слежке, а то и догадывался, что в ночь перед переворотом его просто отвлекают картами и вином. Во всяком случае, приближённому свергнутого императора никто не мстил. Наоборот, Екатерина назначила его одним из воспитателей цесаревича Павла Петровича, в звании он дорос при ней до генерал-майора и год служил губернатором столицы. Не возражал против его карьерного роста и бывший «поднадзорный» Григорий, хотя, пользуясь положением фаворита императрицы, мог Перфильева «притормозить». Но тут сказалось личное благородство Григория.

Что касается самих Орловых, то все пятеро братьев, включая самого старшего Ивана и самого младшего, 19-летнего Владимира (которые в перевороте не участвовали), немедленно будут возведены в графское достоинство. А Григорий произведён будет в генерал-поручики и пожалован в генерал-адъютанты.

«Они (т. е. Орловы) были первые из тех верных сынов Российских, которые сию Империю от странного и несносного ига и православную греческого исповедания церковь от разорения и приблизившегося ей всеконечного падения возведением нас (т. е. Екатерины II) на всероссийский императорский престол свободили, которое православное дело и подлинно их прозорливостью, разумом, смелостью и мудростью к пользе и благополучию Отечества и к радости и удовольствию натуральных союзников всея империи, к бессмертной их славе, действительно и благополучно к совершенству приведено». Так высокопарно и величественно сказано в указе Екатерины II о присвоении пяти братьям Орловым – вчерашним незнатным новгородским дворянам – графского титула за участие в незаконном, но бескровном и быстром свержении Петра III, что привело ее 28 июня 1762 года на престол.

Так что и за себя Орловы, ставшие одним из важнейших двигателей заговора и переворота, спокойны. Они, как их предок, сами выбрали властительницу.

Глава VIII. В которой мы заглядываем в родословную «Орлов с распростёртыми крыльями»

Легенда о происхождении рода Орловых от гордого бунтовщика стрельца красива, но это – легенда. Нравится она, судя по всему, и недоброжелателям Орловых, имеющим возможность отзываться о них пренебрежительно – как о выходцах «из простых». Вот так же тыкали в нос всесильному «игемону» Петра Великого, Александру Даниловичу Меншикову, укоряя его торговлей пирогами «с зайчатиной», с которой он якобы начинал жизнь. Александр Сергеевич Пушкин, будучи не только великим поэтом, но и великолепным историком, развенчал этот миф объяснив его прежде всего завистью бояр успехам А. Д. Меншикова.

Люди Никиты Панина, союзника Орловых по перевороту, но и постоянного их соперника, особенно усердно акцентировали внимание на «подлом» происхождении тех, кто возвёл Екатерину II на трон.

Характерно, что соперничество это не носило характер «местничества» старых боярских родов, боровшихся за близость к государю за пиршественным столом. Если на то пошло, сам Никита Иванович, воспитатель наследника Екатерины II, был тоже не из Рюриковичей. Род Паниных вёл свою историю с XIV столетия, когда в Россию будто бы приехал некто из «древней благородной фамилии» Луккской республики. За дальностью Лукки (государства в итальянской области Тоскана) «благородство» фамилии было труднодоказуемо, а русским графом станет уже сам Панин, причём даже на пять лет позже Орловых. Панин, потомок жителей не монархии, но республики, слыл, как сказали бы сейчас, «либералом», был автором одного из первых для России конституционных проектов, тогда как Орловых всегда устраивал «статус кво», они искали не кардинальных преобразований системы, а в её рамках места для себя, реализации своих способностей с пользой Отечеству. Это была уже борьба идей, политическая борьба нового российского времени, начавшегося с Петра Великого.

Пётр I, при всей его жёсткости, оказался неплохим «садовником» и смог привить к древу русского аристократизма черенок нового понимания личной ценности человека. Сын его крестника, первый профессиональный литератор России Александр Сумароков, сам из «благородных» и состоятельных, напишет в царствование Екатерины II сатиру «О благородстве»:

«На то ль дворяне мы, чтоб люди работали, А мы бы их труды по знатности глотали? Какое барина различье с мужиком?

И тот и тот – земли одушевленный ком. А если не ясней ум барский мужикова, Так я различия не вижу никакого.

Мужик и пьёт и ест, родился и умрёт, Господский также сын, хотя и слаще жрёт И благородие своё нередко славит.

Что целый полк людей на карту он поставит. Ах, должно ли людьми скотине обладать?

Не жалко ль? Может бык людей быку продать?»

И, перечисляя соотечественников, которые вышли в знать, поскольку их хорошо узнали по их собственным великим делам, заключил:

«Коль только для себя ты в обществе живешь, И в поте не своём ты с маслом кашу ешь,

И не собой ещё ты сверх того гордишься, —

Не дивно ли, что ты, дружочек мой, не рдишься? Без крылья хочешь ты летети к небесам.

Достоин я, коль я сыскал почтенье сам,

А если ни к какой я должности не годен, – Мой предок дворянин, а я не благороден».

С подачи политических соперников Орловых французский посланник в Петербурге барон де Бретейль писал: «Большая часть заговорщиков – это бедняги, бывшие лейтенанты и капитаны, и вообще дурные подданные, населяющие все городские притоны». В виду имелись и Орловы.

Между тем к Именному Высочайшему Указу 1762 года, коим Иван Григорьевич Орлов, камергер, Григорий Григорьевич Орлов, генерал-поручик, Алексей Григорьевич Орлов, генерал-майор, секунд-майор лейб-гвардии Преображенского полка, Фёдор Григорьевич и Владимир Григорьевич Орловы, камер-юнкеры, возведены, с нисходящим их потомством, в графское Российской империи достоинство и на указанное достоинство жалованы дипломами, есть примечание: «Графы Орловы произошли от древней благородной Германской фамилии из Польской Пруссии». Что делает их если не равными самим Романовым, чей предок явился на Русь из Пруссии через Новгород, но не менее «благородными».

Допустим, прусское происхождение тоже можно оспорить – его было модно себе присваивать. Настолько модно, что А. С. Пушкин даже написал, будто предком Орловых был некий Адлер, то есть, в переводе с немецкого – Орёл. Хотя похоже, что классик, наоборот, использовал обратный перевод, превративший славянского Орла – в иноземного Адлера. Использовал, позаимствовав его из «Истории Петра III, императора России» пера Ж.-Ш. Лаво, исполнявшего секретные поручения французского короля в Петербурге (как раз Лаво и дядю Орловых, стрельца, объявил их дедом). Во всяком случае, в книге историка В. Плугина, посвящённой Алексею Орлову, есть ссылки на реально сохранившиеся исторические источники: родословные росписи, писцовые и переписные книги, фиксировавшие дворянские роды и их имущественное положение в допетровской России. Согласно этим документам, первые упоминания о роде Орловых относятся к XV веку, достоверные же сведения имеются с начала XVII века. Орловы жили близ Новгорода и отмечены как владельцы поместья. Следовательно, о «худородстве» Орловых речи быть не может.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Все даты в книге даны по старому стилю. Это необходимо особо учитывать при идентификации памятных дат, которые, как например, даты Чесменского сражения 24–26 июня (5–7 июля) 1770 года, вошли в современный общественный обиход в качестве дат воинской славы именно по новому стилю.

2

Тарле Евгений Викторович (1874–1955) – русский и советский историк, академик Академии наук СССР.