Надежда

– Правильно сынок. Сейчас стройка по всему Союзу идёт, очень нужное дело – сказала она ему тогда.

 И решение было принято, он приготовил чертежи для экзамена, работая над ними почти неделю, в доме ему не мешали, Анна с Дусей уехали в Ташкент, а Василька отправили в пионерский лагерь, взяв бесплатную путёвку на работе, ей дали сразу, как семье погибшего на войне кормильца. Василька собрали и отправили с остальными детьми за город, где в живописном месте, расположился лагерь для детей. В этот раз, до Ташкента добираться было легче и комфортнее, Анна купила билеты в купейный вагон, правда спать пришлось на одной полке, но и Анна и тем более Дуся полными не были, Анна была худенькой и стройной женщиной, ну а Дуся, так та была ещё ребёнком, правда не по годам высокой, хотя будучи ребёнком пока не понимала, что она выше всех в классе и её нет, нет, называли каланчой. Но Василёк пресёк всякие насмешки и тем более эти колкости со словами столб и каланча. Дуся гордилась своим названным братом, в её классе его уважали и побаивались, а ей это льстило. Дорога показалась даже короче, чем тогда, когда Анна ехала за Дусей. Телеграмму она не дала, чтобы не беспокоить никого. И приехав в Ташкент, позволила себе взять такси до старого города. Для ставших для неё родными людьми, она ещё в Питере купила гостинцы, всего понемногу, конфеты и печенья, пару тушёнок и рыбных консерв. Так же, Анна узнав из письма, что у Мархамат и Собиржона родился мальчик, купила для него пару костюмчиков. Как обычно, у дома сидел Кодиржон акя и мастерил обувку под брезентовым навесом и от солнца и от дождя. В очень холодные или слишком жаркие дни, мужчина заносил работу домой и на террасе, в уголочке тихо работал, никому не мешая. Увидев машину, которая остановилась возле его дома, Кодиржон акя отложив шило с ботинком, посмотрел, кто же это приехал, да и к кому. Но увидев Дусю, которая выскочив из машины, с криком.

– Бобожон! – побежала к нему навстречу и крепко обняв маленькими ручонками за шею, нагнувшегося к ней мужчину, повторяла.

– Бобожон, я соскучилась, бобожон…

 Анна, расплатившись с таксистом, взяла из багажника сумки и подошла ближе. Кодиржон акя поднять Дусю не мог, из-за деревянной ноги, на которой и сам стоял неустойчиво, но похлопывая ласково по плечам девочки, прослезившись, говорил.

– Наша Дуся приехала, дочка наша приехала.

 Потом кликнул жену.

– Саломат! Гляди, кто к нам в гости приехал! Саломат! Оглохла что ли… – прошептав последнюю фразу, мужчина поздоровался с Анной и открыв калитку пригласил войти в дом.

Навстречу уже бежала Саломат хола.

– Вы же мои родные! Приехали…не забыли нас, приехали навестить – со слезами говорила женщина, крепко обнимая поочередно Дусю и Анну.

 Под виноградником, который поспевал, стоял деревянный тапчан, глиняный сломали и убрали, возле арыка, посередине двора, цвели астры, розы и райхон, от которого по двору шёл нежный аромат. Проходя мимо этого растения, его специально теребили руками, от чего запах усиливался и долго держался в воздухе. А Саломат хола, неизменно отрывала маленькую веточку и зажимала за ухо, вместе с белым, шёлковым платком. Все сели на тапчан и стали расспрашивать друг друга о том, как прошёл год.

– Мархамат! – громко крикнула Саломат хола.

 Из дома выбежала невестка и приблизившись, поздоровалась.

– Самовар кипит, готовь чай и сладости гостям дочка – попросила её Саломат хола.

 Анна вытащила из большой сумки продукты, которые она привезла им и положила возле хозяйки.

– Это Вам, ешьте на здоровье – сказала Анна.

– Ой дочка. Стоило ли беспокоиться, так много, тяжело было везти то – сказала Саломат хола.

На открытой террасе стоял бешик, узбекская люлька, в которой лежал малыш и Дуся не отрываясь смотрела на него.

– Что Дусенька, хочешь посмотреть на малыша? – ласково спросила Саломат хола.

 Дуся радостно кивнула и с надеждой спросила.

– А можно?

Женщина попросила невестку развязать ребёнка и принести ей. Развязать бешик непросто, малыша заматывают несколько раз, чтобы он не свалился, ведь перегородок у бешика нет. И когда Мархамат отдала ребёнка свекрови и сама стала собирать на хантахту всякие вкусности, а это были конфеты, кишмиш, орешки и сушеный абрикос, каймак, лепёшки и варенье, Анна дала на смотрины малыша костюмчики. Только потом Саломат дала ей ребёнка на руки. Дуся с восторгом смотрела на малыша и целуя пухленькие ручки,  лишь восклицала.

– Какой он хорошенький! Пухленький и сладкий. А как его зовут?

– Его зовут Санжар, ему уже пятый месяц – ответила Саломат хола.

– А Мехринисо где? Как она поживает? Вы писали, что она тоже родила мальчика. У них всё хорошо? – спросила Анна.

 Саломат хола довольно.

– У них все хорошо, слава Аллаху. Но чилля ещё у ребёнка и матери не прошла. Поэтому они пока никуда не выходят. Сегодня уже не пойдём к ним, Вы с дороги, отдохнуть Вам надо, а завтра сходим конечно, это в соседней махалле, недалеко от нас – сказала женщина.

 В казане кипела мастава, рисовый суп, Мархамат налила всем в косушки, поставила на стол кислое молоко и мелко нарезанный райхон, потом позвала к обеду свёкра. Кодиржон акя ковыляя на одной ноге, вымыл руки в арыке, Мархамат подала ему полотенце, он вытерся и сел на край хантахты, выставив в сторону деревянную ногу.

– А Бекмет где? – спросила Анна.

– С мальчишками рыбу ловить ушёл с утра. Лето, жарко, вот они и бегают на Анхор, целый день с самодельной удочкой у берега сидят. И не сходишь ведь за ним…сорванец, где его носит? Голодный ведь, с собой только пару лепёшек и забрал с помидорами – ворчала Саломат хола.

– Придёт куда денется? Ты ж его знаешь… – ответил Кодиржон акя, взяв косушку с маставой на руки.

 Мархамат положила ему ложку кислого молока в суп и нарезанный базилик.

– Спасибо дочка. Сама тоже садись, поешь – сказал Кодиржон акя.

– Да, ты поешь, я пока малыша подержу – сказала Саломат хола.

– Хорошо тут у Вас, спокойно. И суп такой вкусный. Я поела, давайте малыша мне, я подержу, а Вы поешьте – протягивая руки, сказала Анна.

 Малыш был спокойным и улыбчивым, поднимать его Дуся не решилась, но всё время играясь с ним, сюсюкала.

– А кто это такой сладенький? Санджарчик? Пути-пути… Санджар! Ну посмотри на меня – болтала Дуся без умолку, вызывая улыбки у взрослых.

 Вечером один за другим, пришли Собиржон и Бекмет. Оба уставшие, один от работы, другой от рыбалки. Правда улов был неплохой, Бекмет сказал, что поест и сам почистит рыбу.

– Кеное, Вы не трогайте, я сам – деловито сказал Бекмет.

 На следующий день, Дуся с утра, позавтракав, сразу стала проситься в гости к Мехринисо. Саломат хола взяла кое-что, из привезённых Анной гостинцев и один костюмчик, тот что поменьше и положила всё в сумку, для Мехринисо. Сказав невестке, чтобы та приготовила для гостей плов и салат ачучук, Саломат хола, Анна и Дуся, вышли со двора и направились в соседнюю махаллю, в гости к Мехринисо.

Анна взяв за руку Дусю, шла рядом с Саломат хола, по пыльным улочкам между дувалами домов.

– Немного осталось – как бы оправдываясь, из-за пыльной улицы, сказала Саломат хола.

 Стучаться в калитку не стали, днём двери ни у кого не запирались, да и ночью часто забывали это делать.

– Мехринисо! – позвала Саломат хола.

Мехринисо сидела под ветвистым деревом тутовника, на деревянном тапчане и кормила грудью малыша, лежавшего в бешике. В жаркое время, малыша в бешик заворачивали без одежды, широкими лентами обмотав вокруг тельца, потом и вокруг перекладины бешика, чтобы малыш даже пошевелиться не мог. Из-под широких лент виднелись плечики и часть бедра, только от мух и комаров на бешик накрывали большой кусок марли, в богатых семьях это была тюль. Только после войны богатых так таковых и не осталось. Так, более обеспеченные, которые работали в партийном аппарате, или директора фабрик и заводов. Мехринисо отняла грудь от малыша и встала, поправляя платье.

– Кто там? – повернувшись, спросила было она, но увидев мать в сопровождении Анны и Дуси, изменилась в лице и с возгласом.

– Ах, Дусенька! – побежала им навстречу.

 Мехринисо и Дуся, долго стояли обнявшись и раскачиваясь в тон, никак не могли оторваться друг от друга. Из дома выбежали детишки и с возгласами.

– Ассалому аляйкум! – подбежали ближе, с любопытством разглядывая русских гостей.

– Ой, что же это я…растерялась от радости. Проходите в дом. Я сейчас – сказала Мехринисо.

 Но Саломат хола её остановила.

– В доме жарко дочка, сядем на тапчане, под тенью дерева. А ты иди, неси сладости для гостей – сказала ей мать.

Мехринисо кивнув головой, быстро убежала в дом и вынесла оттуда поднос со сладостями, такими же, как были и у матери, конфеты, кишмиш, сахар рафинад, сушёный урюк и конечно лепёшки. Молодая женщина поставила жестяной поднос на хантахту, накрытую скатертью и пошла ставить самовар. Анна чувствовала себя неловко, столько хлопот из-за них, а у неё малыш…но малыш не плакал, будто понимал, что мама занята. Дуся подбежала к бешику и присела на курпачу.

– Опажон, это Ваш сын, да? – спросила девочка.

– Да дорогая, ты ведь уехала, а я не хотела одна оставаться, вот и купила в магазине – ответила Мехринисо.

– Да? В магазине продавали малышей? А почему Вы не купили девочку, похожую на меня, а мальчика взяли? – спрашивала Дуся, вызывая улыбки у Анны и Саломат хола.

 Мехринисо тоже не сдержалась и улыбнулась.

– Да разве такие, как ты есть? Таких нет, только ты одна. Вот и пришлось мальчика купить – ответила молодая женщина.

– Здорово! Видишь мамочка, таких как я больше нет. Я одна такая – сказала с серьёзным видом Дуся, посмотрев на мать.

– Конечно солнышко! Таких, как ты нет – ответила Анна, с умилением посмотрев на дочь.

Немного посидев, Саломат хола поднялась.

– Мы пойдём, Мархамат плов готовит для гостей, ты сама с детишками приходи, может и зять наш захочет придти. А мы пойдём – сказала женщина.

– Посидели бы ещё, я бы сготовила обед – ответила Мехринисо.

– Да придём ещё, успеешь и сготовить – сказала Саломат хола, направляясь к двери.

Анна и Дуся последовали за ней.

– А можно я останусь с опажон? – спросила Дуся у самых дверей.

Анна и Саломат хола переглянулись, Мехринисо с надеждой ждала, что они ответят. Анна пожала плечами, вроде как соглашаясь, ведь они год не виделись. Саломат хола улыбнувшись, сказала.

– Ладно родная, оставайся. А вечером ты Мехринисо, приведи её домой. У тебя и так их трое вон.

 Дуся обрадовавшись, вернулась к ребёнку, села возле бешика и стала плавно раскачивать его. Вернувшись домой, они остановились возле навеса Кодиржон акя.

– Обедать идёмте, плов верно готов уже – сказала Саломат хола мужу.

 Саломат хола и Анна, зашли во двор и вымыли пыльные ноги в арыке, потом уже сели на тапчан. Мархамат уже приготовила плов и оставила в казане томиться, а сама принялась резать помидоры и огурцы на салат ачучук. Чтобы длинные косы ей не мешали, девушка завязала их вокруг головы и обернула туго платком.

– Райхон тоже мелко нарежь дочка и перец горький принеси – громко сказала невестке Саломат хола.

 На хантахте, застеленной скатертью, лежали лепёшки и в косушке стояло кислое молоко. Вошёл Кодиржон акя и позвал из дома Бекмета, который мастерил полку для обуви. Мальчик вышел, поздоровался, сполоснул в арыке руки и сел на край тапчана.

– Мархамат, дочка, Собиржону плова отложи отдельно, придёт скоро, поест – сказала Саломат хола, когда Мархамат, открыв крышку казана, стала перемешивать в нём плов.

– Хорошо мамочка – тихо ответила девушка и взяв косушку побольше, положила в неё плов и накрыв тарелкой, убрала на край очага.

 Вечером пришли Мехринисо с малышом и Дусей.

– А детей что же не привела? – спросила Саломат хола.

Зять Ваш пришёл пораньше велел мне самой идти к Вам – ответила Мехринисо, отдавая ребёнка матери.

– Ну и ладно, садись, поешь с нами. Мархамат картошку с яйцами пожарила с обеда осталась, что будешь дочка? – спросила Саломат хола.

– Ой, я плов хочу – весело заявила Дуся.

– Хорошо, сейчас тебе плов принесу. Кеное занята, малыша кормит – ответила Саломат хола, уходя к навесу, где стоял самодельный из глины очаг и накладывая плов из чашки в большую тарелку.

 Так Анна и Дуся пробыли в Ташкенте больше двадцати дней, в дорогу им Саломат хола собрала сухофрукты, свежие помидоры и огурцы, виноград и гранаты, два арбуза и две дыни. Решили лететь самолётом, чтобы продукты не пропали. Нежно со всеми простившись и пообещав приехать следующим летом, они собрались в дорогу. В аэропорт их проводил Собиржон и они улетели рано утром. В Ленинграде, взяв носильщика и положив все коробки и авоськи с арбузами и дыней в тележку, они дошли до такси и благополучно доехали до дома. Оставив Дусю с вещами возле подъезда, Анна пошла звать на помощь Марию или Ивана. Дома Анна узнала, что парень поступил в институт и Василёк тоже вернулся из лагеря. От гранат, винограда, арбузов и дынь, все пришли в восторг. Такого в Ленинграде было не найти. Сидя на кухне за столом, Анна и Дуся рассказывали о проведённом в Ташкенте времени. Дуся хвалила малышей кеное и Мехринисо.

– Они такие красивые, такие сладкие и пухленькие, прямо прелесть! Я им целовала ручки и ножки – громко говорила Дуся.

– Какой сладкий аруз, а дыня ещё слаще – с восторгом говорил Василёк, поедая сладкий плод.

 Лето быстро проходило, Иван  приступил к учёбе в институте, Дуся и Василёк пошли в школу, она в шестой класс, он в девятый.

Не успел Иван приступить к учёбе, как пришла повестка, его призывали в армию. Зря ходили Анна и Мария в военкомат и просили отсрочить службу.

– Ведь он может и после института отслужить, только поступил ведь – просила Мария.

– Пожалуйста, дайте мальчику доучиться. – умоляла Анна.

Но военком был непреклонен.

– У меня приказ, Ваш сын достиг возраста для службы, завтра с утра сбор, к десяти часам утра, прошу не опаздывать. – вежливо, но твёрдо сказал военком.

 Анна и Мария грустно переглянулись и ушли домой, собирать вещи Ивана. Мария никогда ничего от сына не скрывала, парень вырос и после смерти мужа, женщина считала старшего сына главой семьи. Советовалась с ним, спрашивала советы по всем вопросам. Вот и в этот раз, Мария рассказала, что они с Анной ходили в военкомат, в надежде, что ему дадут отсрочку. Иван поверить не мог.

– И зачем Вам это понадобилось мама, тётя Анна? Я что, маменькин сынок? Да меня на смех поднимут, если узнают. Очень прошу Вас, никогда за меня, ни перед кем не просите – сказал парень.

 Иван не был груб, но был категоричен. Мария и Анна почувствовали себя виноватыми.

– Не надо было ходить… – прошептала Мария.

– Но я хотела, как лучше… – шёпотом ответила Анна.

 Настроение было испорчено, но надо было собрать вещи и приготовить на дорогу еды, ведь неизвестно куда и сколько будет ехать Иван. Купив в магазине фарш, Мария налепила котлеты, пожарила картошки, испекла творожные пироги и пожарила блины. Иван не хотел брать с собой еды, но видя, как расстроились женщины, разрешил немного положить.

– Но провожать меня никто не пойдёт, прошу Вас, я сам – сказал Иван и рано утром вышел из дома, повесив рюкзак на плечо.

 Только через неделю женщины узнали, что Ивана увезли служить аж в Иркутск.

– Да как же я туда доеду? Да и Иван не разрешит ездить к нему – растерянно сев на стул и опустив руки на колени, с отчаяньем в голосе, сказала Мария.

Анна обняла её за плечи и поглаживая, успокаивала.

– Ну что ты в самом деле? Не на войну ведь сына отправили. Вернётся Иван. Он крепкий, сильный духом, умный мальчик, не пропадёт нигде – сказала Анна.

Мария успокоилась лишь тогда, когда получила первое письмо от Ивана, где он писал, что попал в стройбат, живёт в казарме с другими ребятами, которые приехали почти со всех республик страны.

– За меня не переживайте, в казарме тепло, кормят хорошо. Через два года вернусь – писал Иван.

– Два года…я не выдержу, будет отпуск, съезжу к сыну. Уже скучаю – вдруг заплакав, произнесла Мария.

Анна, как могла, успокаивала подругу. Шли дни, Марию перевели в отделение, на должность сестры хозяйки. Она отвечала за постельное бельё и чистоту содержания палат в отделение. Гладила халаты и косынки врачам и медсёстрам. Теперь она на работу ходила вместе с Анной и домой возвращались вместе. Пришлось работать каждый день, но и зарплата стала чуть больше. Часто, когда они шли на работу, рано утром, во дворе больницы их встречал садовник, мужчина лет сорока пяти, плотный, но не толстый, с короткой стрижкой, какие носили в начале пятидесятых годов, на висках чуть седые волосы, густые брови, как у грузина, большие глаза и чуть большеватый нос. Он непременно здоровался с женщинами и провожал взглядом, пока те не входили в здание больницы.

– По-моему, ты ему нравишься Анна. Смотри, как он смотрит – говорила Мария, улыбаясь.

– А мне кажется, он смотрит только на тебя и ты ему нравишься, – отвечала также улыбаясь, Анна.

 Только однажды, Анна простудилась и температура поднялась, на работу выйти не смогла. Пришлось Марии одной идти, когда она вошла в ворота больницы, к ней вдруг подошёл садовник и поздоровался.

– Доброе утро Мария. Вы сегодня одна… – спросил мужчина.

– Доброе утро Тимофей. Да, Анна занемогла. Ладно, пойду я, опаздываю – ответила Мария и хотела было уже идти, но Тимофей вдруг взял её за руку и тихо спросил

– Может вечером в кино сходим?

 Мария чуть не упала, быстро оглядываясь, не идёт ли кто, она ответила.

– Какое кино Тимофей? Нам сколько лет, ты хоть помнишь?

– Я вдовец, ты одинокая женщина, мы ещё не так стары, чтобы не сходить в кино. Прошу тебя Мария. Я давно хотел… – говорил Тимофей.

Но Мария, чтобы быстрее отвязаться от назойливого мужчины, понимая, что он просто так её не отпустит, перебила его.

– Хорошо. Только сейчас я пойду, аха? – ответила она.

– Вот спасибо. Тогда я жду тебя после работы у ворот больницы – обрадовано сказал мужчина.

– Нет! – машинально вырвалось у Марии. – Нет. Лучше возле кинотеатра, где, говори уже быстрее – сказала она.

– Давай в шесть, на Невском, возле кинотеатра "Победа" – ответил Тимофей.

 В ворота заходили сотрудники больницы и Мария кивнув головой, быстро вошла в здание. Целый день, в голове стоял разговор с Тимофеем, не выдержав, Мария позвонила Анне домой.

– Привет подруга. Как ты, температура спала? На жидкость налегай, чай больше пей, с малиной, есть же у нас. Представляешь? Я что звоню то… Тимофей…меня в кино пригласил сегодня вечером. Что делать, не знаю. Как иди? Ты что? Как можно, у меня же дети. Думаешь? Ну ладно, а ты одна то справишься? Спасибо подруга…даже не знаю, что теперь будет – взволнованно говорила Мария.

 В пять часов, Мария вышла из больницы и пошла на остановку. Там она спросила, как доехать до Невского проспекта, так как ещё не очень хорошо ориентировалась по городу. Впрочем и в город она редко выезжала, на работу и с работы домой, вот и весь её маршрут. Но до Невского Мария доехала и когда вышла из автобуса, увидела перед собой Тимофея.

– Ты же сказал, возле кинотеатра? – удивилась Мария.

– Я подумал, чтобы ты не искала, решил встретить тебя здесь.

 Мария заметно волновалась, ведь она никогда и не ходила на свидание, ей казалось, что она предаёт память мужа и он откуда-то сверху укоризненно смотрит на неё и угрожает пальцем. Она невольно посмотрела на хмурое небо и тяжело вздохнула.

– Ну пошли? Билеты надо ещё купить – взяв под руку Марию, сказал Тимофей.

 Марию будто током прошибло. Она резко отдёрнула руку.

– Я сама пойду – сказала она.

– Хорошо, прости – смущаясь, ответил Тимофей.

 Купив два билета, на семь часов, они прошли в небольшие двери кинотеатра, которое находилось в проёме арки большого серого здания. Показывали фильм сказку "Золушка" Мария улыбнулась и подумала,

– Я кажется впадаю в детство…

Когда содержание фильма дошло до середины, Тимофей тихонько дотронулся до руки Марии. Женщина понять не могла своего волнения, она чувствовала себя молодой и безрассудной, потому, что прикосновения рук Тимофея очень её волновали. Она хотела отдёрнуть свою руку, но мужчина сжал легонько и не отпустил. Мария будто застыла, боясь пошевелиться, даже спина заболела от напряжения. Наконец кино кончилось, зажгли свет в зрительном зале и все пошли к выходу. Тимофей вызвался проводить Марию, она согласилась, они пошли пешком по Невскому проспекту, она прошли Аничкин мост, со статуями мальчиков с лошадьми.

– Красивый город Ленинград. – сказала Мария, чтобы нарушить гнетущее молчание

– Да…красивый. Только я семью здесь всю в один день потерял – вдруг погрустнев, ответил Тимофей.

– Как это? – испугавшись, спросила Мария.

– Как? Я на фронте был, письма перестали приходить из дома. Думал эвакуировали семью, письма не доходят, всё передумал, но и представить себе не мог, что их уже нет. Ни матери престарелой, ни жены, ни дочери. А ей…моей дочурке, всего одиннадцать лет и было. Когда вернулся в сорок пятом, дома и нет. Будто и не было никогда. Не успели они до бомбоубежища дойти, прямо в подъезде все разом и погибли, от бомбы, ударившую по нашему дому. Мне потом уже рассказали, поверить не мог, жить не хотелось. Я с войны вернулся, живой и здоровый, а моя семья в городе погибла – с горечью в голосе рассказывал Тимофей.

 Мария сжала его руку.

– Успокойся. Война проклятая, многих сиротами оставила. Но надо жить дальше, что же делать? – успокаивала Мария.

– Ты права, жизнь продолжается. Послушай Мария…выходи за меня замуж. У меня квартира есть, небольшая, всего две комнаты, но своя. Мне её взамен нашей дали, когда я с фронта вернулся. Я ведь давно за тобой наблюдаю. Думал, всё. Жизнь кончена. Но вот увидел тебя и..полюбил, мочи нет. Всё время о тебе думаю – возбуждённо говорил Тимофей.

 От его слов, Мария сжалась.

– Но у меня дети. Два сына, они не поймут ведь. Я никогда не думала, что ещё раз выйду замуж. Я правда не знаю, что тебе сказать Тимофей – сказала Мария.

 Вдруг Тимофей крепко обняв Марию, прижал к себе и пылко поцеловал в губы. От неожиданности, Мария даже не знала, как на это отреагировать. Но она была женщиной, молодой и не познавшая до конца страсти любви, она расслабилась и обняла Тимофея за шею.

– Пойдём ко мне, я здесь недалеко живу. Прошу тебя, только не отказывайся. Я так давно об этом мечтал. Умоляю, пойдём Мария – страстно шептал Тимофей, покрывая нежными, короткими поцелуями лицо и шею Марии.

 Она не в силах была отказаться и просто кивнув головой, пошла рядом с ним, не совсем соображая, что же всё – таки происходит. Трёхэтажное, старое здание, тёмный подъезд, третий этаж, Тимофей повернул ключ в замке и закрыл дверь, когда они вдвоём вошли в квартиру. Тимофей судорожно, глубоко дыша, на ходу раздевал Марию, а она закрыв глаза, наслаждалась прикосновением его рук и губ, полностью отдаваясь его власти. Видимо, тоска по мужскому телу, от того, что недолюбила, а любви хотелось, ведь ей всего сорок лет, Мария не осуждала себя. Во всяком случае, не сейчас, может быть утром она и пожалеет об этой ночи, но не сейчас, потому, что сейчас ей так хорошо, она будто находилась в невесомости. А Анна…не дождавшись Марию, сначала волновалась, потом наверное почувствовала женским чутьём, она успокоилась и улыбнулась

– Хоть бы у них сложилось, хоть бы сложилось – прошептала Анна.

Проснувшись рано утром, Мария сначала даже и не поняла, где находится, потом вспомнив прошедшую ночь, посмотрела на Тимофея, посмотрела на часы, они показывали половина шестого утра. До работы было еще два с лишним часа. По телу прошла дрожь, она вспомнила, какой жаркой была эта ночь, какой страстной и волнительной, Мария закрыла глаза и прошептала.

– Господи…что же я наделала?

 Тимофей крепко спал, Мария выскользнула из-под покрывала, схватила валявшиеся на полу вещи и нагишом побежала в ванную. Стоя под струёй тёплой воды, Мария вдруг заплакала, она смотрела на себя в зеркало, висевшее напротив, на стене и нравилась себе. Раньше об этом она не задумывалась, совсем не думала, муж, дети, домашние дела, заботы, потом война…муж погиб.