Дембель неизбежен

Ну что, вот и все, прощай, Сибирь, встречай нас, Питер, мы едем.

Переезд

К назначенному времени нас в очередной раз построили, пересчитали словно цыплят, дали пару минут на перекур, затянувшийся почти на час, так как автобус, который должен был везти группу на вокзал почему-то задерживался. Наш "покупатель" уже начинал заметно нервничать поглядывая на часы. Он нам пояснил, что если мы опоздаем, то следующий поезд будет только через три дня, и ему зависнуть здесь вместе с нами нет никакого резона.

Пользуясь моментом мы пытались побольше разузнать о месте, в которое поедем, но тот молчал словно партизан.

Саня предположил, что часть, в которую мы направляемся, вполне может быть секретной и это не сулит нам ничего хорошего. Так как там можем даже не мечтать об увольнениях и отпусках, как войдем так и выйдем через год. А еще она может находиться где-нибудь в глухом лесу, поэтому максимум куда ты сможешь сходить так это в лес за грибами, а так как мы едем под Питер, то на болота клюкву собирать.

Наконец ворота отварились и с огромным трудом, тарахтя своим двигателем, подъехал тот самый ПАЗик, который привез нас сюда. Старлей тут же подал команду на погрузку и мы, схватив свои скромные пожитки, заскочили в автобус и заняли свои места.

За час мы доехали до вокзала, старлей отвел нас на нужный перрон и, дав время для прощания с близкими, которых собралось не мало, ушел в кассу оформлять документы.

Пробежавшись по толпе людей глазами, я увидел несущуюся ко мне на всех парах Маринку, что чуть не сбила меня с ног. Позади нее шел мой отец и мама.

– Ой, какой ты хорошенький в форме! А тебе еще звание не дали? Как тебе в армии? Тебя били? А ты кого-нибудь бил? А в форме удобно? – словно из автомата в меня полетели вопросы от девушки, а я даже не успев дослушать поставленный вопрос и ответить на него получил второй.

– Да все нормально Марин, все не так страшно, как об этом рассказывают. – улыбнувшись ответил ей я.

Затем подошли родители, я пожал руку отцу и обнял маму. Затем началась фотосессия, все же не каждый день сына в форме видят. Отец вручил мне пакеты с едой и сигаретами, мы отошли в сторону и болтали о разном.

Некоторые из наших ребят были издалека и к ним никто не приехал, а к некоторым прикатили целые толпы провожающих. Сейчас это все походило на мини версию событий, что происходили у военкомата. Друзья совали в сумки моим сослуживцам бутылки с водкой и пивом, нагружали пакетами с различной едой.

Очень забавно было увидеть нашего Кирюшу, который стоял рядом со своей мамой и бабушкой. Он с важным видом рассказывал о том, является заместителем старшего. Упоминая о том как его все уважают и ценят. Все это вызывало во мне искреннюю улыбку, ведь этот парень реально верил в то, что говорил.

До отправки поезда оставалось пятнадцать минут, наш старший вышел на перрон и, встав посреди провожающих, объявил о том, что через пять минут нам уже нужно будет пройти в поезд.

Сразу началось, со всех сторон полились слезы, девушки и мамы начали рыдать и провожать своих сыновей. И мои, разумеется, были не исключением. Черная тушь стекала по щекам Марины, а я пытался оттереть ее платочком. Затем она начала в тысячный раз говорить о том как любит меня и будет ждать. Это было очень приятно слышать, ибо только сейчас я начал осознавать, что не увижу ее еще очень долго. К горлу подкатил ком, стало как то не по себе, но все, поздно.

Старший дал команду строиться и в очередной раз пересчитав нас отправил в вагон. Определяли места мы просто, занимали их по принципу: кто первый встал того и тапки, а затем подходили к окнам и махали руками людям, что нас провожали. Спустя еще пять минут поезд тронулся с места и повез меня в далекие края, где я еще ни разу не был.

Старлей пояснил нам правила поведения в поезде: не ругаться, не драться, не пить с пассажирами, не пререкаться и все в таком духе, за нарушения припугнул дисбатом. А в остальном посоветовал нам хорошенько отоспаться, ехать почти три дня, так что время есть.

Правила созданы для того, чтобы их нарушать, стоило старлею выйти из вагона и зайти в свое купе, как из сумок на столы начали выкладываться различные подарки и пластиковые стаканчики. В ход сначала пошло пиво, но как мы все знаем, пиво без водки – деньги на ветер, в общем, понеслась душа в рай.

Проснулся я только к обеду следующего дня, некоторые уже проснулись и сидели выглядывая окна, некоторые курили в тамбуре, а остальные все еще спали. К нашему счастью никто и нигде вчера не отличился, но тут скорее главную роль сыграло не то, что мы такие послушные и ответственные, а то, что все за последние дни очень мало спали, плюс стресс и тому подобное, в совокупности все это вперемешку с алкоголем стало хорошим снотворным, но выпили мы не мало, судя по пустой таре. Пили почти все, кроме Кирюши, который вообще имел порывы пойти и настучать на нас, но его осадили, выписав пару пинков, и еще пара парней, которые вообще никогда раньше не пили и начинать не собирались.

Помимо нас в вагоне ехало еще не мало людей, в основном одни пожилые женщины и мужчины. Поэтому общались мы только между собой. Алкоголь мы вчера выпили не весь и некоторые ребята втихаря попивали пиво и даже водочку, а периодически проверяющий нас старлей делал вид, что не замечает этого. Как бы нам потом это все не аукнулось.

Что ни говори, а в поезде мне нравилось, я в первый раз ехал куда-то далеко. До этого я передвигался только на машинах и электричках. А тут… на тебе, поезд, хорошо, лежишь себе на мягкой кровати, смотришь в окно на пробегающие мимо леса и поля, красота!

Еды у всех было с лихвой, наверное поэтому никто и не жадничал, а каждый угощал друг друга, мне показали где в вагоне можно взять горячей воды и я, налив себе кофе, вышел с ним в тамбур и закурил сигарету.

К вечеру, чтобы не помереть от скуки, мы купили у проводницы карты и сидели играли в дурака. Хоть какое-то развлечение, парни травили разные байки из жизни, главной звездой был Глеб. Хоть и его истории мне частенько приходились не по душе. Не очень приятно слушать о том, как он со своими гопниками отжимал деньги и телефоны у пацанов в темных переулках или как беспробудно пьянствовал на каких-то хатах. Все же мужику столько лет, а ума нет от слова совсем.

Периодически поезд останавливался на длительные стоянки, там мы выбегали на перрон подышать свежим воздухом. На платформах всегда торговали старушки, основной их ассортимент это горячие пирожки, которые мы с удовольствием покупали. Не у всех ребят при себе были деньги, был среди нас один паренек, Виталик, он деревенский, как и я, обычный парень, но по нему видно, что из неблагополучной семьи. Он постоянно стрелял у нас сигареты. Было заметно, что из-за этого он сильно стесняется. Да и с едой у него был напряг, но мы команда, держимся вместе, поэтому кормили его. Парень вообще был скромным, постоянно благодарил нас за доброту. Я же, покупая пирожки, подумал, что с меня не убудет и так же взял для него. Не то, чтобы в долг, но кто знает, сегодня я ему помог, а завтра он мне чем-нибудь поможет.

Время в поезде тянулось медленно, но весело, все беседовали о разном, Глеб не замолкал всю дорогу, вообще мне порой казалось, что он тот еще балабол, просто все его рассказы очень сильно похожи – больно он силен, умел и умен, но тем не менее сейчас едет с нами, а не отдыхает на каком-нибудь острове. Вообще, если бы с нами в вагоне ехал какой-нибудь следователь, то он бы ему уже лет десять строгача за разбой впаял не вставая с кровати. Но люди с удовольствием слушали его криминальные басни и даже перенимали его козырные фразочки, пуская их в свой речевой оборот.

Поезд ехал с большим опозданием и старлей сказал, что мы можем опоздать на электричку и, если это произойдет, то нам до завтрашнего обеда предстоит ждать на вокзале. Который нам нельзя будет покидать, ведь кругом ходят патрули, а тут мы такие нарядные без документов. Так что сразу загребут и под белы рученьки отвезут в комендатуру. И из-за этого проблемы будут как у попавшегося, так и у нашего старшего лично, такая вот песня.

Перспективы перед нами открывались не самые радужные, ночевать на вокзале никто не хотел, но и хоть как-то повлиять на ситуацию никто был не в силах. Хотя, с другой стороны, срок службы идет, так что какая разница, где нам торчать, я думаю, на вокзале все лучше, чем в казарме.

На электричку мы все же успели, можно сказать запрыгивали в уходящий вагон. Стоило Кирюше зайти в тамбур, как дверь за ним захлопнулась. Он, как оказалось, самый медленный, при своем невысоком росте он был достаточно пухлым. Всю дорогу он постоянно что-то жевал, а еще я заметил, что он единственный ничем и никогда не делился для общего стола, а предпочитал сидеть на своей боковой полке и что-то уплетать втихаря. Но опять же, кто я такой, чтобы его судить.

В электричке уже было не так весело, народ немного успокоился и начал вести себя более настороженно. Ехали мы почти четыре часа, а затем вышли на пустой платформе, вокруг которой ничего не было кроме леса и стоящего автобуса с черными номерами, очевидно ожидавшего нас. На часах было десять часов вечера и уже стемнело. Старлей в очередной раз пересчитал нас, завел в автобус и выдохнул с облегчением. Видимо мы теперь не его головная боль.

– Как я и говорил, глухой лес. – пробубнил Саня присаживаясь рядом со мной.

– Ага, накаркал. – ответил я ему.

В автобусе за старшего был мужчина в зеленой форме, как пояснил Саня, не зеленой, а оливковой и эта форма называется повседневной, а та, в которой ходим мы, полевой. Мужчина был в ранге прапорщика, не высокого роста, худощавый, с седыми висками и от него сильно разило алкоголем. Военный молча смотрел на нас и улыбался словно какой-то маньяк.

Автобус тронулся и повез нас в неизвестность и не знаю почему, но чем дальше мы удалялись от платформы, тем больше не по себе мне становилось.

Из-за темноты в окнах ничего не было видно, только мелькающие ветки деревьев. Автобус ехал быстро покачиваясь на неровной дороге. Все парни были максимально сосредоточены и пытались уловить хоть крохи полезной информации, прислушиваясь к разговору старлея и прапорщика, но увы, они говорили о рыбалке.

Спустя час автобус остановился и дверь в салон отворилась, внутрь забежал молодой солдатик в полевой форме и заглянул в салон. На его груди висел какой-то жетон с надписями, но прочитать я не успел, а на поясе висели ножны из которых выглядывала массивная рукоятка ножа. Парень окинул салон взглядом и задержал его на нас и на его лице натянулась ехидная улыбка.

– Что замер?! Съ##ал отсюда обморок! – прорычал прапор, и солдата словно ветром сдуло, а мы от неожиданности вздрогнули.

Перед автобусом заскрипели ворота и мы поехали на территорию. Глядя в окно я увидел того самого солдата, что стоял, придерживая одну из створок ворот, приложив правую руку к виску. Затем опять наступила темнота и автобус замер. Старший попрощался с прапором и, взяв свою дорожную сумку, вышел из автобуса. Мы так же начали подниматься со своих мест, но сделали это зря.

– Я не понял войны! Кто вам команду на выход давал! – зарычал словно дикий дверь прапорщик и мы все вернулись на места.

– То-то же, запомните, теперь вы в армии, тут вам думать не нужно, а только выполнять. Получили команду – делаете, а не получили – делаете то, что вам приказали до этого. Ясно? – чуть сбавив тон пояснил он и добавил, – Вопросы есть?

– Можно нам покурить? – вдруг задал резонный для всех вопрос Саня.

– Можно за х#й подержаться! – тут же ответил прапор.

– Виноват! Разрешите! – тут же исправился мой сосед.

– Разрешаю. – ухмыльнувшись ответил прапорщик и возникло неловкое молчание, так как ответ прозвучал как-то двусмысленно.

– Завтра покурите, сейчас выходим и идем за мной и чтобы никто не отставал! – фыркнул прапор и вышел из автобуса, а мы цепочкой двинулись за ним.

На улице было прохладно и сыро, видимо недавно прошел дождь. Стоило всем выйти из автобуса, как прапорщик отправил его в какой-то там парк и тот, зарычав движком, умчался в даль. Мы же остались стоять на какой-то аллее перед трехэтажным зданием, свет в окнах почти нигде не горел, а над дверями подъездов горело по одной тусклой лампочке в стеклянных плафонах. В окнах первого этажа стали отчетливо видны черные силуэты людей, что припали к стеклам и, судя по всему, разглядывали именно нас. Мы словно в фильм ужасов попали.

Прапор вальяжно закурил сигарету и, повернувшись к нам спиной, пошел к первому подъезду, мы соответственно как стая утят потопали за ним седом. Подойдя к двери, мужчина потянул ее на себя и та со скрипом отворилась, а военный скрылся в темноте. В подъезде было очень мрачно, тут на каждой лестничной площадке была всего одна дверь, над которой так же светила одна тусклая лампочка, плохо освещая пространство. Мы поднялись на второй этаж, дверь тут была заперта изнутри. Прапор постучал в нее, после звука открывающегося шпингалета дверь отворилась и мы увидели молодого, лысого и очень бледного паренька с такой же зеленой бляхой на ремне как у нас.

– Дежурный по роте на выход! – во всю глотку заорал боец.

– Ты че, обезьяна тупоголовая! Я сколько раз говорил, что после отбоя команда дежурный по роте на выход не подается! – опять взорвался прапор, – Где дежурный? Где твоя кепка итит, твою мать?!

Парень лишь стоял и словно рыба хватал воздух ртом пытаясь что-то ответить, но у него не получалось. У меня вообще создалось чувство, что он вот-вот потеряет сознание.

Из какой-то комнатки к нам выбежал помятый парень с жетоном на груди, расшнурованными берцами, торчащими из них портянками и полосами на лице, судя по всему от рукава.

– Ты че массу топить вздумал?! – продолжал ругаться прапор.

– Никак нет, зашел вот портянки поправить! – встав по стойке смирно начал оправдываться паренек.

– Ты че во мне своего собрата идиота увидел? Ты снят с наряда!

– Но товарищ прапорщик! Виноват, такое больше не повторится! – запищал боец.

– Ты меня плохо слышишь? Буди Мальцева, пусть принимает наряд! И каптера давай сюда! – выкрикнул прапор и вошел в помещение, над входом в которое красовалась красная табличка с надписью золотыми буквами «Канцелярия».

Мы же стояли в шоке от увиденного и не понимали, что за картину сейчас наблюдали. Тот самый дежурный ушел куда-то в глубину помещения и скрылся в темноте. А паренек закрыл дверь и встал на небольшой постамент, стоящий у стены и стола, на котором лежали какие-то журналы и стоял старый дисковый телефон.

– Браток, как тут служится? – спросил я у паренька, но тот проигнорировал меня, приложив указательный палец к губам, и шикнул.

– Б#я, Кирюша, похоже мы нашли тебе друга. – улыбнувшись сказал Саня, от чего все захохотали.

Внезапно из темноты появился тот самый дежурный, только вот шел он едва сдерживая слезы, а на его щеке было красное пятно которое он тер, видимо ему кто-то втащил. Вслед за ним шел молодой парень в такой же форме как у нас, только на погоне висели лычки младшего сержанта, в зленых тапочках, на которых чем-то белым были написаны цифры. Он остановился около нас и окинул взглядом.

– Че вы стоите как стадо баранов, строй сообразите! – выругался он, но мне от его слов не стало яснее, что делать. – Б#я, – вздохнул сержант и посечал затылок, – В одну линию встаньте, все вещи и сумки, все их содержимое выкладывайте перед собой на пол и карманы выворачивайте! Бегом! – добавив громкости выкрикнул парень, и мы начали выполнять приказ.

Затем из канцелярии вышел прапорщик, следом за ним вышел огромный мужик, в полевых штанах, майке и тапочках, кителя с погонами на нем не было. Он как и все до этого посмотрел на нас и приступил к осмотру всего того, что у нас было.

Из всего обилия еды, различных полезностей и сигарет у нас отобрали почти все. Каждому разрешили взять зубную щетку, пасту, станок, пену для бритья и по пачке сигарет. Все остальное, что было разрешено, а именно оставшиеся сигареты, станки, мыло, шампунь, мочалки, ручки, тетради мы уложили в свои вещмешки. Телефоны и зарядки у нас разумеется так же изъяли. И еще сразу предупредили, что если какой-то хитрожопый боец который как то умудрился заныкать телефон и будет замечен, то ему выдадут гвоздь с молотком и он сам будет прибивать его к стене. А еду из разряда скоропортящейся отправили на выброс. Это так каптер сказал, молодой парень, ростом примерно метр семьдесят, с узкими губами, маленькими глазками, длинным носом и продолговатым лицом, прям крысеныш какой-то. Так вот этот крысюк взял всю еду, сложил ее в пакеты и унес в каптерку, а затем он начал носить туда и наши вещмешки.

После осмотра отправили спать, тот боец, что открывал дверь, провел нас в казарму, включил дежурное освещение, тем самым осветив расположение казармы, где стояло множество кроватей и на некоторых уже спали люди. Он сказал занимать нам свободные и мы собственно сделали все как он сказал.

Сложив вещи на табурет, стоящий перед кроватью, лег на нее и облегченно выдохнул мысленно переваривая события прошедших часов.

– Браток, ты откуда? – шепотом обратился ко мне челок с соседней кровати.

– Из Сибири, а ты? – спросил я в ответ.

– Я с юга.

– Ты давно тут? Как тут вообще? – спросил я у него.

– Два дня и тут полная жопа, завтра сам все увидишь, советую поспать. – добавил он и отвернулся.

Мда, вот это попадос, а как все хорошо начиналось. Ну что теперь поделать, разве кто-то говорил, что будет легко?

Курс молодого бойца. Новые слова или мир армейского жаргона.

Сна не было ни в одном глазу. Из-за того, что кровать дико скрипит от любого движения, я лежал словно мертвец, двигая разве что глазами. Занял кровать на первом ярусе, так что вместо потолка любовался металлической сеткой второго спального места, расположенного надо мной. В казарме была полная тишина, лишь изредка кто-то похрапывал и сопел. На улице постепенно светлело, и небо за окном с темно-синего цвета медленно становилось светло-голубым. У меня появилась возможность осмотреть казарму, но, к сожалению, из-за двухъярусных кроватей было мало что видно. Голые стены бледно-желтого цвета, белый потолок со свисающими с него старыми советскими люстрами, точно такими же, как были в моей деревенской школе. Затертый дощатый пол, серые кровати с облупившейся краской, табуретки и облезшие прикроватные тумбочки – вот и весь нехитрый солдатский быт. Тумбочка была у каждого солдата своя, они были примерно пятьдесят сантиметров в высоту и тридцать в ширину, у них была одна дверца, открыв которую, открывается вид на небольшой ящик и две полочки. Что там можно хранить, мне неизвестно, разве что в ящик нужно складывать станок, пену для бритья, мыло и зубную щетку с пастой, но, думаю, скоро нам все объяснят.

Сон все же взял свое, и я медленно погрузился в мир Морфея, но стоило мне только расслабиться, как я в первый раз услышал самые противные слова на свете.

– Рота, подъем! – во всю глотку прокричал парень, что стоял напротив входной двери. И это было так неприятно и очень сильно резало слух. Понимая, что испытывать судьбу не стоит, я начал подниматься с кровати. Но тут ребята, что были тут до нас, словно ужаленные, срывались со своих кроватей, обували тапочки и мчались в сторону туалета. Чувствуя подвох, я поступил точно так же, пока остальные все еще лежали, потягиваясь на кроватях.

Забежав в свободную кабинку туалета, я справлял малую нужду. А на фоне откуда-то из глубины казарменного помещения послышался трехэтажный мат, направленный в сторону все еще лежащих на кроватях парней. И этот голос принадлежал тому самому прапорщику.

– Рота, строиться, форма одежды номер два! – подал новую команду парень.

– Что это значит? – спросил я у местных старожил.

– В штанах и майке. – ответил мне парень и поспешил удалиться из туалета.

Я последовал его примеру и вернулся к своей кровати, все мои коллеги стояли и вертели головами по сторонам, потирая заспанные лица в надежде понять, что тут вообще происходит.

– Парни, надевайте штаны, майки и тапочки. – крикнул я сослуживцам.

– А трусы че, снимать? Хы. – решил пошутить Глеб.

– Снимай, может кому в любимчики запишешься! – пошутил кто-то из местных

Мы построились в центральном проходе в одну линию, и к нам вышел старшина.

– Сегодня у вас последний рассосный день! С завтрашнего утра все будет происходить как положено, по расписанию и нормативам! Представляюсь для вновь прибывших. Меня зовут прапорщик Зарубин! По всем вопросам обращаться ко мне, но это не значит, что меня нужно зае##вать по каждому пустяку! Прежде уточните у сержанта, а он вам подскажет! Куда вам идти на хер или ко мне! – строгим тоном объяснил нам Зарубин, указав пальцем на младшего сержанта Мальцева, – Жень, давай расскажи им, что да как, научи кровати заправлять кровати и портянки завязывать. – добавил прапорщик в полтона сержанту.

Значит, он все же умеет нормально разговаривать. А почему он тогда орет на нас как на дебилов.

– Товарищ прапорщик Зарубин, а что такое рассос? – подняв руку, спросил у него Кирюша.

– Так, и научи их, как правильно к людям обращаться, а то не дай бог вот так к кому из начальства вот кто обратится, тогда все. Дембель под угрозой. – ухмыльнувшись, сказал прапорщик и ушел в канцелярию.

– Боец, представься! – строгим тоном сказал сержант, глядя на паренька.

– Меня Кирюша зовут. – улыбнувшись, ответил он и протянул ему руку, от чего наш каптер, что сидел на своей кровати в конце казармы, начал в голос ржать, да и сержант с трудом сдерживал улыбку.

– Знаешь что, Кирюша, а ты, кажется, будешь моим любимчиком! – все же улыбнувшись, сказал Мальцев.

– Не, любимчиком не хочу быть, я хочу быть вашим заместителем! – сделав серьезный и строгий вид, ответил ему парень.

Как бы все не старались не загоготать в голос, это ни у кого не вышло, и у сержанта в том числе. Каптер так и вовсе, услышав данное заявление, со смеху упал с кровати.

Что такое рассос (1) я узнал чуть позже, мне ребята местные подсказали, в общем, это синоним слова «расслабленный». Вроде, вы что тут рассасываетесь?! В переводе на гражданский, значит, вы чего тут расслабляетесь или отдыхаете, как-то так.

Но на этом новые слова для меня не закончились, наоборот, это было только начало. Первым делом нас отправили заправлять кровати, вот кажется, что тут сложного? Но нет, в армии это целая наука. Сначала нужно правильно постелить первую простынь, а затем вторую, которая выполняет роль пододеяльника, аккуратно сложив ее вдоль. Затем в правильных пропорциях уложить одеяло. Вся тонкость в том, что у всех одеяла одинаковые, они темно-синего цвета и имеют по три черных полоски с одной стороны. Так вот, все кровати должны быть заправлены таким образом, чтобы у всего ряда, а в ряду десять кроватей, черные полосы были идеально ровной единой полосой. Поэтому в первую очередь все кровати выставляются по одной линии, для этого используют натянутую веревку, а затем заправляют уже сами кровати и после, с помощью все той же нитки, выравнивают полосы. Думаете, на этом все? Даже и не мечтайте, теперь в дело идут отбивы. Отбива (2) – это такая плоская ровная дощечка с ручкой, по сути, она выполняет роль этакого утюга. Этими отбивами делают кантик. Кантик (3) – прямой угол, в общем, с помощью отбив нужно натянуть одеяло таким образом, чтобы матрас, лежащий на кровати, стал похож на прямоугольник с острыми гранями, как говорит Мальцев, чтобы аж порезаться можно было, с подушкой делают точно такую же процедуру. И еще полотенца, каждому солдату положено их целых два. Маленькие белые вафельные полотенчики, про банные можно забыть до дембеля. На полотенце для ног есть черный штамп в виде буквы Н, то есть ножное, его заводят под нижнюю дужку кровати, буквой Н к проходу, а края кладут под матрас. И еще оно должно быть натянуто как струна. Второе полотенце вешается на дужку кровати у изголовья, ровно на два сантиметра от края. Сделав все эти манипуляции, можно считать, что кровать будет заправлена.

Мальцев нас сразу предупредил, что если старшину не устроит порядок в кубрике. Кубрик (4) – это секция с расположенными в ней кроватями. В нашей казарме четыре секции, то есть четыре кубрика. Мальцев сказал, что в некоторых частях вообще кубрики сделаны как отдельные комнаты, со своим туалетом, умывальником и душем. Так вот, если старшине не понравится, то он может все «взорвать» или, как тут говорят, устроить танковый полигон, это означает, что все матрасы и полетят по казарме, а мы будем вынуждены все начинать заново.

Когда мы с большим трудом навели более-менее устраивающий сержанта порядок, началась новая эпопея, а именно, всех заставили выбросить носки в мусорку и пустить в ход портянки. Несколько человек их даже не довезли до части, решив, что они им просто не нужны, за что были названы обезьянами, и каптер выдал им новые.