Водоворот

Когда Кондрат выучился читать, появилось новое развлечение. Собирались, давали ему книжку, и он читал вслух. Иногда слушатели комментировали, высказывали своё мнение.

Чаще всего это были жития святых, и тогда Кондрату было скучно читать. Иногда попадалась историческая книжка, тогда было интереснее. Однажды, незнамо какими ветрами, занесло к ним офеню, торговца книгами. Его сердобольно накормили, показали, как выйти обратно на большую дорогу и купили у него книгу повестей и рассказов. Ах, какая это была интересная книжка! Кондрат читал, и все потом спорили до хрипоты, обсуждая, кто был прав, а кто нет, и как надо было поступить главному герою.

Часто потом переходили на обсуждение собственной жизни, хорошего и плохого в ней. Делились слухами о предстоящей свободе, о том, что государь готовит указ, и скоро все получат землю и смогут свободно работать на себя. И хотя в Уренском крае были, в основном, удельные, государственные крестьяне, и жилось им лучше и свободнее, чем помещичьим, и хотя были они, в большинстве своём, староверы с крепкими традициями и бытом и, отвоевав когда-то своей несговорчивостью относительную свободу, жили куда богаче своих собратьев в центральной России, всё же мечта о воле и о собственной земле была и для них самым заветным желанием.

Кондрат хорошо помнил тот мартовский день. Кто-то из мужиков ездил в Семёнов и привёз оттуда манифест. Все побросали работу, вышли слушать. Кликнули Кондрата, поставили его на телегу, чтобы было всем хорошо слышно, дали ему листок. Кондрат почувствовал себя важным и очень старался читать, не сбиваясь. А читать пришлось долго, и было много непонятных слов:

– Высочайший манифест. Божиею милостью мы, Александр Вторый, император и самодержец всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский…

Редкий мартовский снежок падал на непокрытые, склонённые головы. Слушали внимательно, боясь пропустить хоть одно слово. Даже вороны, кажется, поняли важность события и притихли. Кондрат старался читать громко и выразительно. И когда он прочёл:

– В силу означенных новых положений, крепостные люди получат в своё время полные права свободных сельских обывателей… – Мужики подняли головы, лица их просветлели, и смотрели они почти радостно: вот она, такая долгожданная свобода! Всё-таки свершилось!

Кондрат смотрел на односельчан, улыбаясь.

– Чего замолчал? Дальше, дальше давай! – крикнули ему.

Кондрат стал читать дальше. Не всё понимали мужики. Немного погрустнели, когда он прочитал об обязательной барщине. И совсем уже призадумались, когда услышали, что землю, на которой всегда работали, надо будет теперь выкупать, и пока не выкупят, ничего для них не изменится.

– То есть раньше просто работали, а теперь за это ещё и деньги плати? – подытожил кто-то.

Кондрат дочитал. Мужики пошумели и решили дождаться начальства, чтобы получить разъяснения. Разошлись возбуждённые, с разговорами о том, что здесь что-то нечисто, что манифест, должно быть, поддельный.

Через несколько дней приехал управляющий. Да не один, с урядником и солдатами! Опять все бросили работу, собрались. И Кондрат, которому тоже было интересно, что же будет дальше, увязался с отцом. И тут-то управляющий доходчиво объяснил, что никакой земли крестьяне не получат. Все, что у них есть, принадлежит или барину, или казне, и если они хотят дальше пользоваться своим хозяйством и своей землёй, то должны их выкупить. Выкупать можно постепенно, год за годом отдавая заработок. При этом барщина и оброк не отменяются. Кто какие повинности отрабатывал, тот должен и дальше их отрабатывать. Кто платил оброк, тот продолжает его платить. И сверх этого – выкупать свой надел. А кто не хочет – тот свободен. Может отправляться на все четыре стороны. В соответствии с государевым указом в определённые в положениях сроки можно будет оставить своё хозяйство, свой дом и искать счастья в любом месте.

– А ежели я не буду выкупать свой надел? – спросил тятя.

– Ну тогда и работать на нём не будешь, – ответил управляющий. – Работников и без тебя найдём.

Мужики зароптали.

– Это что же, раньше только работали на барина, а теперь, ежели хочешь работать, за это ещё заплатить надо?!

– Таков государев указ, – пожал плечами управляющий. – А кому не нравится, те могут и не работать. Хоть милостыню идите просить.

– Ах, ты!.. Самого тебя отправить милостыню просить!

– Но-но! – Выдвинулся вперёд урядник. – Кто там такой смелый? Давно розгами не получали?

За ним молча стояли солдаты. Они, хоть из своих, из мужиков, но люди подневольные. Прикажут – не то что розгами, и стрелять начнут.

Ропот продолжался, но без криков.

– Ну вот тебе бабушка и Юрьев день, – сказал отец Кондрату. – Пошли, чего зря мёрзнуть!

И Кондрат понял, что вместо радостного долгожданного события произошёл какой-то обман.

Управляющий с урядником и солдатами уехал. Мужики ещё некоторое время потолкались, повозмущались и тоже разошлись. И, делать нечего, взялись, как прежде, за свою работу. Потом, правда, в благодарность за эдакую свободу, по округе спалили несколько усадеб. Но со временем всё улеглось. Самых несогласных отправили в Сибирь, а остальные затянули потуже пояса и продолжали пахать и сеять. И сетовали: работали бы, как раньше, так ведь нет! Кому-то захотелось и им в карман руку засунуть. Объявили как реформу, как благо, как освобождение от крепости, а на деле начали вымогать последнее. И какая сволочь это придумала?! Кто-нибудь из министров. Или помещики, сговорившись, подменили манифест? А Государь-то и не знает… Или знает?..

Прошло время, и только начали привыкать к новому положению дел, как появилось новое веяние. От мужицких наделов стали отрезать куски земли, без которых обойтись в хозяйстве было невозможно. Водопой для скотины отрезали, выход на дорогу. И за выкуп этих отрезков спрашивали втридорога.

Мужики возмущались, понимали, что это грабёж, но сделать ничего не могли. Нищали, часто разорялись и шли по дорогам в поисках случайного заработка. Некоторым удавалось переехать в города и устроиться там на заводы и фабрики.

Так государство проводило передовую реформу, решало вопрос с недостатком рабочих рук в городах, уменьшало количество "лишних" крестьян и делало Россию передовой промышленной державой.

А обещанные землю и волю, что, впрочем, было для них одно и то же, крестьяне так и не получили.

Кондрат рос и помогал отцу в хозяйстве, как мог. Помнил о том, что есть где-то чудесные земли и совсем другая жизнь, и от этого чувствовал безысходность своего существования. Рвалась душа, а деться было некуда. Пытался у отца спрашивать: мол, как же так, мы работаем, растим хлеб, с рождения живём на этой земле, а богатеет кто-то другой? А мы, сколь ни бьёмся, всё в лаптях ходим. Отчего так?

– Так устроен мир, – отвечал отец. – Богу – богово, а кесарю – кесарево!

Не согласен был с этим Кондрат, пытался с отцом спорить, говорил, что это нечестно, несправедливо, но большего добиться от него не мог.

Время шло. Кондрат стал вдвое шире в плечах своего родителя. А отец, наоборот, как-то ослабел, в полную силу работать не мог и, похоже, не хотел. Ходил в Трёхсвятскую церковь, пропадал там. Участвовал в службах, а потом подолгу сидел на паперти, грелся на солнышке и о чём-то думал. Хозяйство их потихоньку хирело.

Однажды отец сказал Кондрату:

– Нечего тебе здесь делать, не дождаться нам ни барской, ни царской милости. Ступай-ка ты, Кондратушка, в Нижний. Теперь многие туда идут. Ты грамотный, молодой, сильный. Не пропадёшь, найдёшь себе работу, устроишься как-нибудь. А там, глядишь, и в люди выбьешься. А я здесь справлюсь. Мне одному много ли надо?..

И Кондрат, окинув взглядом тоскливое их хозяйство, собрал котомку, попрощался с отцом и, закатав повыше штаны, чтобы не пачкать в пыли, босяком отправился в Нижний Новгород искать своего счастья.

4

Много таких вот ходоков на Руси стало, которые не сдюжили царской милости и шли искать счастья в города. Разные люди на большой дороге встречались, но больше всего было обнищавших крестьян, бросивших хозяйство и семьи и мечтавших в городе найти хоть какой-нибудь заработок. Кому-то удавалось устроиться и начать новую жизнь, кому-то нет.

По дороге Кондрат прибился к одним горемыкам. Тоже шли в Нижний в надежде найти там работу. Слушал, что они говорят, мотал на ус.

Вскоре он узнал, что в городе уже полно всякого безработного люда. Кому нужен мужик от сохи? На заводе к станку его не поставишь, сперва научить надо.

Кондрат сделал вывод, что за своё счастье ему придётся много работать локтями, раздвигая других. И ещё он узнал, что лучше всего ему для начала попытать счастья на причалах, где грузят баржи. Влиться там в какую-нибудь артель, начать работать, освоиться. А потом, глядишь, и ещё что-нибудь подвернётся.

На шестой день, к вечеру, отмахав больше двухсот вёрст, пришли в город. Прошли заставу, и спутники Кондрата направились на Нижний Базар, где находилась знакомая кому-то ночлежка.

Навстречу им попадались прилично одетые люди. Мужики были в сапогах, в картузах, барышни в нарядных длинных платьях. Мимо проносились брички, извозчики покрикивали, угрожающе помахивали бичами, и деревенская голытьба жалась к стенам домов, пропуская их. Кондрат, поглядывая на свои грязные босые ноги, смущённо прятался за спинами своих спутников. Впрочем, голодранцев здесь тоже хватало.

Деревянные мостки и грязные улицы окраины сменились булыжной мостовой. Кондрат разглядывал красивые высокие дома по сторонам улицы, считал этажи. Потом вышли на небольшую площадь и подошли к одному из таких домов. Это была ночлежка.

Спутники Кондрата столпились у входа, достали припасённые медяки и, вручив дежурному положенную плату, прошли внутрь. Кондрат остался на улице. Денег у него не было.

Он огляделся. Вечерело, и надо было где-то устраиваться на ночлег. "Ничего, – подумал Кондрат, – не холодно. Как-нибудь переночую, а завтра утром пойду на пристани. Даст Бог, устроюсь".

Он увидел уютный, как ему показалось, закуток между стеной дома и забором. Нашёл пучёк гнилого сена, положил под себя и устроился на нём, подсунув под голову котомку. Ноги гудели. Наконец-то можно было отдохнуть.

На площади перед ночлежкой было тихо и пустынно. А внутри происходила своя жизнь. Судя по звукам, ночлежники ужинали. Горячий ужин был бы теперь очень кстати. В животе у Кондрата требовательно урчало. Он достал из своей котомки зачерствевшую горбушку и пару сваренных яиц, которыми разжился ещё в Семёнове, разложил это всё перед собой, предвкушая трапезу. Но поужинать ему не дали. Вдруг раздался шум, крики, гомон, и из дверей ночлежки высыпала толпа. Вышли на середину площади и образовали широкий круг. В центр вышли два мужика. Один высоченный, с длинными руками и с ногами, как ходули, другой приземистый и широкий. Они встали друг напротив друга, из толпы выдвинулся патлатый неопрятный старик и высоким зычным голосом объявил:

– Уважаемая публика, сегодня наш чемпион, чемпион всего Нижнего Базара и всего Нижнего Новгорода, а, наверное, и всей земли русской и, как знать, может быть всего мира, Николай Оглобля, порадует нас своим искусством мордобоя, поелику его звание хочет у него отнять вот этот… Как тебя?

– Фёдор, – отозвался приземистый мужик.

– Фёдор… Прозвище у тебя есть?

– Нету.

– Этот Фёдор Бочка! Бочка считает, что звание чемпиона всех босяков, всего Базара, всего Нижнего, всей России и всего мира должно принадлежать ему. Кто согласен с Бочкой, кто хочет его поддержать и заработать немного денег, ставьте на него. Кто за Оглоблю, тоже не зевайте!

Речь эта развеселила публику, кто-то делал ставки. Патлатый, собрав деньги, отошёл в сторону и крикнул:

– Ну, Бочка или Оглобля? Давай, не зевай, начинай!

И бойцы сошлись и начали мутузить друг друга.

Кондрату из его угла было не видно, он наскоро припрятал свой ужин в котомку и поспешил к месту поединка, а потом пробился в первые ряды зрителей.

Длинный одерживал верх. Лупил приземистого ещё на подходе, не давал ему приблизиться. Тот только беспомощно махал руками по воздуху. Наконец, и махать устал, получил сильный удар по лицу и свалился на землю. Зрители разочарованно закричали. Очень уж быстро закончилась драка. Бочка не проявил упорства, быстро сдался. Под улюлюканье и оскорбительные крики его подхватили под руки и вывели из круга. Он шёл, покачиваясь, утирая с лица кровь. Оглобля остался и с видом превосходства поглядывал на зрителей. Патлатый старик обошёл зрителей, рассчитался с теми, кто делал ставки. Вид у него был недовольный: слишком уж коротким оказалось зрелище и, видимо, не принесло ему ожидаемых денег. Он снова вышел в круг и сказал:

– Николай по прозвищу Оглобля победил в честной драке. Есть ещё желающие помериться с ним силами? Да он слабак, его вожжой можно перешибить! Ну, кто хочет намять бока Оглобле? Есть смелые? Я, будь помоложе, сам бы ему накостылял. Ну, кто-нибудь?

Оглобля стоял рядом и улыбался во весь рот, слушая эту речь. В стороне Кондрат услышал голоса:

– Давай, давай! Да справишься! Мы на тебя поставим! Только на месте не стой. Он вымахается, и делай с ним, что хочешь.

– Да не, ребята, я не в настроении…

– Да ступай уже!.. Вишь, сказал же дед, что его вожжой можно перешибить. А уж у тебя-то силищи! Давай!..

– Да не, поели ж только что…

– Да давай, пошёл!

И в круг вытолкнули щуплого мужичонку, примечательного разве только тем, что был он сильно пьян.

Вокруг засмеялись.

– О-о! – воскликнул Патлатый. – Это серьёзный противник! Ну что, Оглобля, не побоишься? Мужики, не выпускай из круга нашего чемпиона, а то он, я чувствую, испужался сильно, как бы не сбежал!

Публика веселилась. Пьяненький претендент, почувствовав подвох, стал петушиться.

– Чё ты смеёшься? – обиженно крикнул он к кому-то из зрителей. – Ты у меня следующим будешь!

Под всеобщий хохот, раскрылившись и сделав суровое лицо, насколько ему позволяло его состояние, он подошёл к Патлатому и Оглобле.

– Как тебя звать? – спросил его дед.

– Тимофей я, Воробьёв, – ответил он.

– Уважаемая публика, следующий наш претендент – Воробей. Птица грозная, в драке страшная! Ставьте на Воробья, и вы не прогадаете. Ну, кто хочет поставить на будущего чемпиона?

Старик подошёл к дружкам нового претендента.

– Ставить будете?

– Да, возьми вот.

– На Воробья?

– Акстись, на Оглоблю!

Дед покачал головой и принял ставку. Потом опять подошёл к бойцам, поманил пальцем Оглоблю. Тот наклонился и старик шепнул:

– Полегче.

Оглобля разогнулся и снисходительно кивнул.

– Ну, Воробей, сильнее бей, – сказал старик. – Начали!

Он отошёл в сторону. Бойцы сошлись, и Оглобля поначалу действительно старался щадить своего противника. Но тот пару раз, несмотря на то, что был пьян, ловко увернулся от не слишком быстрых ударов, и в ответ достал Оглоблю по лицу. Публика обрадованно зашумела, дружки Воробья закричали:

– Молодец, врежь ему!

Оглобля разозлился. Он перестал жалеть своего неприятеля и начал мутузить его в полную силу.

– Да, давай, Оглобля, задай ему! – закричали зрители.

Но ему одобрение и не требовалось. Он вошёл в раж и продолжал избивать своего противника, даже когда тот уже перестал сопротивляться. А когда от очередного удара ноги его подгибались и он начинал падать, Оглобля одной рукой придерживал его, а другой наносил новый удар.

Зрители притихли. Патлатый старик, испугавшись, как бы поединок не закончился убийством, выскочил в центр круга и попытался встать между бойцами. Но Оглобля, почувствовав вкус крови, оттолкнул его и опять замахнулся. Однако за секунду, на которую он оставил своего визави без внимания, тот осел и завалился на землю. Он лежал, не подавая признаков жизни. Оглобля угрожающе навис над ним и снова замахнулся, но одумался, опустил руку и отошёл. Бой был закончен.

Кондрат смотрел, как проигравшего оттаскивают к стене ночлежки. Ноги его волочились по земле, голова болталась. Все зрители молча провожали его глазами. Кондрат с облегчением увидел, что, когда его устроили, прислонив к стене, он пошевелился.

– Уважаемая публика, снова Оглобля порадовал нас своим мастерством и одержал победу. Кто ещё хочет потягаться с ним? Есть желающие показать, как на самом деле надо драться?

Старик говорил это без воодушевления. Видно, испугался, что последний поединок закончится бедой и, похоже, сам не очень хотел новой схватки.

Кондрат ждал, что же будет дальше, найдётся ли ещё какой-нибудь смельчак. И тут почувствовал на себе пристальный взгляд. Обернулся.

Какой-то мужик… Впрочем, не из мужиков, не из крестьян. Слишком хорошо одет, в хороших сапогах. Сам рябой. И чего уставился?..

Кондрат с вызовом посмотрел в ответ. Тот усмехнулся и, показав головой на центр круга спросил:

– Хочешь попробовать?

Об этом Кондрат и не думал.

– Рубль дам, – сказал рябой. – Проиграешь, выиграешь – всё равно. Рубль твой.

Рубль для Кондрата был огромной суммой. А если обманет? С чего бы он так расщедрился? Зачем ему отдавать целый рубль незнакомцу?

Словно угадав его мысли, Рябой сказал:

– Не сомневайся, не обману. Рубль – вот он!

Достал серебряный рубль и показал Кондрату.

– Решайся. Я-то свой рубль верну, я на тебя поставлю. Но ты уж постарайся, не подведи меня!

– Ну, раз желающих нет, – сказал Патлатый в центре круга. – Тогда на сегодня…

"А чего я теряю?" – подумал Кондрат. Посмотрел на Рябого. И тот, как будто опять прочитав его мысли, крикнул:

– Эй, дед, у меня есть боец!

Все повернулись к Кондрату и он, оробев, вышел в центр круга.

Вокруг зашумели, заулюлюкали. Раздавались крики:

– Дитятя потерялся! Где твоя мамка, сосунок?

– Да всыпьте ему розгой по заднице, чтобы из дома не убегал!

– Эй, Оглобля, конец тебе пришёл, спасайся!

– Дед, лучше ты давай, сейчас вожжу принесём.

Патлатый с сомнением смотрел на Кондрата. Одного претендента уже чуть не убили. Но всё же, под одобрительные крики публики, он объявил:

– Есть ещё один желающий пострадать от Оглобли. Как тебя звать, малой?

Кондрат назвался.

– Ого! Берегись, Оглобля, сейчас тебя Кондрашка разобьёт, вовек не подымешься! Эй, братцы, несите таз для кровопускания! А я пока отойду от греха.

Дед пошёл принимать ставки. Кондрат смотрел на оживившихся мужиков вокруг. Ожидал, что Патлатый скажет ещё что-нибудь, а потом даст команду начинать. И тут его ударили. Откуда-то сбоку, почти сзади.

Зрители зашумели. Что кричали, Кондрат уже не мог разобрать. Теряя над собой контроль, он повернулся к своему противнику и получил ещё один удар в лицо. Как в тумане увидел осклабившуюся физиономию Оглобли…

Больше он ничего не помнил. Очнулся только тогда, когда чуть не всей ночлежкой его отдирали от распростёртого на земле противника. Когда отодрали, держали за руки и за ноги. Кондрат, не понимая ещё, что произошло, смотрел на тех, кто держал, и видел испуганные лица. Посмотрел вниз. У его ног лежало окровавленное тело. Это был Оглобля.

Кондрата оттащили в сторону, кто-то принёс ведро воды. Оглоблю окатили. И с облегчением услышали, как он застонал.

– Ты, парень, чего? Ты, это, в своём уме? – услышал Кондрат.

Увидел Патлатого. Тот встал напротив, рассерженно смотрел и тряс своими патлами.

– Ты озверел что ли совсем? Что ты делаешь?! Али ты отбитый какой, али бесноватый? Так тебя надобно в участок скорее сдать, пока ты никого не убил или не покалечил!

– Ладно, дед, успокойся.

Рядом с Патлатым появился Рябой. Внимательно посмотрел на Кондрата.

– Ну ты как? Да, ты бы это, полегче… Никого больше убивать не будешь? Мужики, отпустите его, чего ухватились? Иди-ка сюда.

Руки, державшие Кондрата, неуверенно выпустили его. Кондрат шагнул к Рябому и тот, приобняв его за плечи, отвёл в сторонку. Это напомнило Кондрату тятю, и он послушно пошёл с Рябым.

– На, держи! – тот первым делом протянул Кондрату обещанный рубль.

Кондрат взял.

– Ты откуда такой очумелый?

– Из Скитов я, – ответил Кондрат.

Нормальное восприятие окружающего постепенно возвращалось к нему.

– А чей будешь?

– Зарубин я.

– Не слыхал… Так ты отшельник?

– Да не, это наша деревня так называется.

– А-а. И где ж такая?

– Это рядом с Уренём.

– Урень знаю. И давно ты оттуда?

– Только пришли.

– Пешком, что ли?

– Ну да, как ещё?

Рябой покачал головой.

– А чего пришли? Работу искать?

Кондрат кивнул. Рябой, ещё раз хорошенько рассмотрев его, спросил:

– Ну ты как, угомонился? Никого больше не покалечишь?

Кондрат помотал головой.

– Хорошо. Знаешь-ка что, оставайся в этом месте, чтобы я знал, где тебя найти. Может, с работой я тебе помогу. Да вот к деду подойдёшь, если надо будет. Только не сейчас, потом, когда он успокоится. Он любит всяких выскочек поучить. Поставит тебя с кем-нибудь, подерёшься, деньги будут. Только не убей никого!

Кондрат согласно кивнул, Рябой попрощался и ушёл. Зажимая в кулаке рубль, Кондрат сходил за своей котомкой. Мужики перед ним расступались, провожали глазами.

Кондрат подхватил свой мешок и направился ко входу в ночлежку. Он окончательно пришёл в себя. Раз так счастливо всё обернулось, можно хорошо отдохнуть после дороги. И даже – Кондрат размечтался – он теперь сможет поесть горячих щей! Он решил шикануть и заплатил дежурному ажно пять копеек за отдельную кровать. А потом, разместившись на указанном месте, сытно поужинал. Жизнь в городе начиналась для него удачно.

5

От отца Кондрат перенял немного отрешённое отношение к жизни, философский взгляд на происходящие события. Удачи сменяются неудачами, а неудачи удачами. Так устроена жизнь.

Всё утро он ходил по причалам и везде получал отказ. Шёл дальше. Смотрел, как разгружают подводы. Иной раз прямо здесь, на причалах, купцы били по рукам и сбывали свой товар.

Кондрат смотрел на реку и на спешащие по ней суда. Радовали его глаз небольшие расшивы под парусами. Потом вдали он заметил дым парохода. До уха донёсся стук машины. Вот диво так диво!

Причалы закончились, дальше была какая-то стройка. Подойдя ближе, Кондрат понял: строят баржи.

Как же увиденное отличалось от картинок в книжках! Строили не чудесные красивые корабли, а грубые, крепкие и вместительные посудины, такие, чтобы могли перевозить побольше, чтобы были крепкими и служили долго, и чтобы постройка их обходилась подешевле. О красоте никто не думал, только о своей выгоде. Духа дальних стран здесь не было и в помине.

Кондрат вернулся к причалам, нашёл уютное местечко в тени куста, сорвал травинку, сунул её в рот и улёгся, закинув руки за голову. Неподалёку кряхтели, пыхтели и надрывались, ворочая тяжёлые мешки, работники одной из артелей. А Кондрат смотрел сквозь листву в ласковое голубое небо, следил за полётом чаек, слушал их крики. И не торопясь думал о том, как ему быть дальше, что предпринять. И о том, зачем он здесь и кто он вообще на этом свете. Думал про тятю, вспоминал своё детство. Мечтал о будущем. Будущее было для него туманным, но мир вокруг казался светлым и радостным.

Вечером, не солоно хлебавши, он вернулся в ночлежку. Уже не раскидывался деньгами, устроился скромно, на общих нарах. Слушал разговоры, ухватывал нужное.

Так прошло несколько дней. Кондрат ходил в разные места, слонялся по ярмарке, по Нижнему Базару, смотрел, как торгуют. Весь день толкался среди других безработных, а вечером возвращался в ночлежку. Когда деньги закончились, нашёл Патлатого.

Старик, увидав Кондрата, замахал на него руками, начал деланно креститься и ругаться одновременно. Кричал: "Уйди, бесяка, от греха уйди!" Кондрат ушёл. Но в тот же день вечером дед сам нашёл его и сказал:

– Ну вот что, малой: завтра устроим тут небольшое побоище. Держись так, чтобы я тебя видел. Будет оказия, я тебя поставлю. Но если кого убьёшь, сам будешь за это отвечать. Упекут тебя в острог, и правильно сделают!

Вечером следующего дня народ высыпал на площадь перед ночлежкой. В центр круга вышли два молодца и под крики и подтрунивание публики начали лупить друг друга.

Удача улыбнулась Кондрату. Когда поединок был окончен, когда проигравшего увели в сторону, а в центре круга остался победитель – рыжий бородатый викинг – дед, отыскав его глазами, вызвал к себе.

Публика зашумела. Оказывается, Кондрата не забыли, всем снова хотелось увидеть, как он озвереет и расправится со своим противником.

Кондрату польстило отношение зрителей. По молодости он принимал всё за чистую монету и быстро начинал думать о себе так, как ему говорили. И он загордился собой,. Старался этого не показывать, но всё же в душе начал зазнаваться.

Однако бородатый крепыш с насмешкой смотрел на молодого Кондрата и сам предвкушал быструю победу. Зрители ожидали кровавого зрелища.