Идолки́

Тате снова и снова снился один и тот же сон. Вернее, это было не сновидение, а воспоминание, пробиравшееся к ней только ночью – днём она не позволяла ему всплыть в сознании.

Большой чёрно-белый пёс Цуцик, издалека увидевсвою маленькую хозяйку, радостно бежит к ней. Девочка лет семи громко зовёт любимую собакуи открывает объятия, но вдруг слышится выстрел, иживотное, дико взвизгнув, падает. Затем пытается встать, но раздаётся новый выстрел, и пёс снова падает и уже не встаёт. Она в ужасе кричит…

Тата резко открыла глаза, сердце её часто билось. Девушка тяжело вздохнула, она у бабушки, всё хорошо. На кухне слышались шаги и шипение масла на сковороде, аромат блинов уже распространился по всему дому.

Лето подходило к концу, и Тата спешила узнать Сашу как можно лучше. Он любил молча сидеть и смотреть в тёмное небо, но она выспрашивала у него всё, что приходило на ум, собирая ответы в своём сердце.

– Какая у тебя любимая цифра? – спросила Тата.

Саша на несколько секунд задумался, потом сказал:

– У меня две любимые: семь и три. А у тебя?

Тата улыбнулась.

– Я люблю цифру восемь, она как бесконечность.

Он молча смотрел на звёзды, поглаживая Тату по плечу.

– Тебе снятся сны? – Тата посмотрела в его зелёные глаза.

– Ну конечно, бывает. – Он выдыхал серый дым, смахивая с сигареты пепел.

– А сны, от которых переворачивается всё вверх дном?

– Это как?

– Ну, когда они настолько реальные, что ты всё чувствуешь, осознаёшь. В этих снах всё цветное, с запахами и вкусом, и когда ты просыпаешься, то некоторое время не понимаешь, в какую жизнь вернулся?

Саша удивлённо посмотрел на Тату.

– Нет, обычно я просыпаюсь и сразу понимаю, что это был сон. А через пару часов я уже и не вспомню, что мне снилось.

Девушка вздохнула.

– А мне снятся. А ещё у меня случается дежавю: я проживаю какой-то момент и понимаю, что такое со мной уже было, что я всё это видела и ощущала. Такое у тебя бывает?

Саша покачал головой.

– Нет, Тата, не бывает.

Он обнял её за плечи, и они долго молча смотрели на звёзды.

– Может, мы будем встречаться и днём? – вдруг спросила она, глядя на забрезживший на востоке рассвет. – Просто осталось так мало дней до отъезда.

Саша вздохнул.

– Тата, извини, но днём я не смогу приходить, помогаю бабушке. Встретимся на закате.

Тата промолчала, задумчиво глядя вдаль, но мягкий поцелуй накрыл её губы, и душу девушки наполнило тепло.

Следующим вечером Тата пришла к Любе, чтобы вместе с ней пойти к хижине у реки.

– Иди, иди сюда, – хихикнув, прошептала ей подруга, подволакивая Тату за руку к калитке. – Послушай.

Тата заглянула за забор и прислушалась. Макс отпрашивался у бабушки, которая отчитывала его за проделки. Он был в полтора раза выше старушки, но повинно опустил голову, выражая полную покорность.

– Ну баааа-бушка, – протяжно басил он через каждые полминуты. – Ну баааа-бушка! Ну баааа-бушка!

Девчонки захихикали. Пока они дошли до реки, обсудили все новости. Тате всё казалось весёлым, она радостно вдыхала запахи летнего вечера, предвкушая новую встречу с Сашей.

Через несколько часов они снова сидели под дубами на холме.

– Что ты больше любишь: рассветы или закаты? – спросил её Саша.

Тата долго молчала, размышляя.

– Не могу ответить однозначно на этот вопрос. Вроде бы это одно и то же солнце: красивое, любимое. Вот только закат – это вечное прощание, а рассвет – приветствие с упованием не расставаться целый день.

– Значит, всё-таки рассветы? – Он улыбнулся.

Но она отрицательно покачала головой.

– Я этого не говорила. Я люблю и то и другое одновременно.

– А я люблю закаты, они ярче. А здесь, на нашем холме, вообще самые красивые, – задумчиво произнёс юноша, глядя в оранжевое небо.

Тата подпёрла щёки ладонями и стала внимательно разглядывать Сашу. Когда он это заметил, то смущённо отвернулся.

– Ты слишком пристально на меня смотришь, – чуть слышно произнёс он.

– Извини, просто хочу как можно лучше запомнить тебя.

Саша тихо засмеялся и обнял девушку за плечи.

Читая какие-то записи, Тата спросила у него:

– А ты знаешь, что здесь растёт ковыль перистый, он же stipa pennata L., который занесён в Красную Книгу России? Также здесь растут редкие осок, низкой и кровохлёбка лекарственная. Недалеко отсюда, вон за тем холмом, – Тата показала рукой, – учёными были обнаружены краснокнижные виды: кизильник алаунский, купальница европейская, пальчатокоренник.

Улыбаясь, Саша удивлённо покачал головой.

– Я не знал. А ты откуда знаешь?

– Читала исторические справки по нашим местам, мне было интересно. Вот кое-что выписала себе в блокнот. Я сделала зарисовку, хочешь взглянуть?

– Конечно. – Он присел рядом и начал рассматривать рисунок.

– Поищем его завтра у реки? – спросила Тата.

– Давай, – сразу согласился он.

Следующим вечером Тата с довольным видом привела Сашу за руку к высокой траве у реки.

– Вот он, вот он – ковыль перистый. Видишь?

Юноша посмотрел на растение. На верхушке тонкого высокого стебелька метёлочкой собрались длинные и узкие белые пушинки.

– И правда, как пёрышки, – произнёс он, заворожённо глядя на тихо колыхающийся от ветра ковыль.

Тата положила нежные пушинки растения себе на ладонь и несколько минут любовалась ими.

– Занесён в Красную книгу, – вздохнула Тата. – Надо его оберегать.

Они пошли к хижине.

Как-то вечером, стоя на холме, Саша закурил и, не доходя пары метров до обрыва, остановился, смотря вдаль. Через минуту он услышал медленные шаги Таты. Она осторожно обняла его сзади, и по всему телу юноши пробежали мурашки. Саша замер, чтобы не напугать её, боялся даже немного пошевелиться. Сигарета медленно тлела в его руке.

Девушка положила свой подбородок ему на плечо. Через минуту она сказала:

– Какой прекрасный отсюда вид.

Саша улыбнулся.

– Да, – тихо проговорил он.

Тата поцеловала его в шею, и он закрыл глаза.

– Пожалуй, на сегодня хватит, – прошептала она и, медленно опустив руки, вернулась к деревьям.

С тех пор Тата каждый вечер стояла с Сашей у обрыва, держа его за руки и наслаждаясь закатным солнцем.

– Хочу забраться в твою душу, свернуться калачиком и заснуть там под твоё дыхание, – сказала она, положив голову ему на плечо. Кудрявые волосы рассыпались по его спине.

Саша улыбнулся, поглаживая её плечи.

– Ты уже там.

– Мне нужно навсегда.

Они долго молчали, смотря в небо.

– А что для тебя главное в отношениях? – спросила Тата Сашу.

Он долго молчал, а потом ответил:

– Наверное, главное – это не потерять себя. Когда ты рядом с кем-то, важно оставаться собой.

– Что это значит? – уточнила девушка.

– Это значит, что один человек не должен раствориться в другом, у него должны остаться свои собственные мысли, свои интересы, друзья. Понимаешь?

– Да, – задумчиво ответила Тата.

– А ты что считаешь главным в отношениях? – спросил он в ответ.

– Любить, – ответила Тата.

– А что, по-твоему, значит любить?

– Это значит всем сердцем стремиться быть с человеком, разделять с ним радость и печаль. А иногда и отпустить.

– Отпустить? – Саша удивлённо поднял брови.

– Да. – Тата задумчиво посмотрела вдаль. – Иногда отпустить – это самый сложный, но самый правильный поступок не только для того, кто отпускает, но и для того, кого отпускают. Главное – вовремя это понять.

На чёрном небе рассыпались звёзды, как будто кто-то поворошил большой костёр, и миллиарды искринок взмыли вверх.

– Знаешь, эти места очень загадочные, – сказала Тата, задумчиво глядя в звёздное небо.

– Да? – тихо спросил Саша.

Он сидел на траве под дубом и крутил в руках ещё зелёные жёлуди, которые сорвал с ветки дерева.

– Да, мне бабушка в детстве часто рассказывала. – Тата ласково посмотрела на Сашу. – Хочешь послушать?

– Конечно хочу.

– Тогда расскажу тебе легенду о дубе. Давно, когда ещё были крепостные крестьяне, здесь находилось поместье графа Воронцова. И была у него одна крепостная крестьянка. А в нескольких километрах располагалось поместье другого дворянина, с которым Воронцов не ладил. Так вот, влюбилась эта крестьянка в пастуха из чужого поместья, а он полюбил её. И часто они встречались в дубовой роще, но пожениться не могли, так как граф не давал разрешения из-за вражды с соседом. Пастух тот коз пас, и сделал он две дудочки дубовые. Ночью, когда стихнет природа вокруг, посвистит он тонко в дудочку, девушка тут как тут, приходит к нему в рощу на свидание. Или она посвистит в свою дудочку – и юноша приходит к ней. Граф Воронцов узнал об этом и приказал выдать замуж непослушную крестьянку за кузнеца и отправить их в дальнее село. Она, конечно, вышла замуж за кузнеца – нельзя было ослушаться барина. Только вот дудочку свою она бережно хранила. А потом стали в округе сплетничать о том, что пастух стал ей каждую ночь мерещиться.

– Что значит «мерещиться»? – перебил Тату Саша.

– Ну, я так понимаю, сниться он ей стал, – ответила девушка. – Если это можно назвать сном.

– А-а-а, сниться.

– Да, но я рассказываю, как мне бабушка всё время говорила – «мерещиться». В общем стал он ей мерещиться каждую ночь, и сначала она вроде как весёлая была, а потом осунулась, худеть стала. То же самое и с тем пастухом творилось – после свадьбы любимой он сначала грустный был, а потом заметно приободрился и друзьям своим бахвалился, что, мол, любовь их не закончилась.

– Что значит «бахвалился»? – спросил её Саша.

– Ну, это значит хвастался он, – ответила Тата и продолжила: – Люди думали, что они тайно встречаются, пытались подкараулить, однако со дворов своих их никто не замечал уходящими ни днём, ни ночью. Прошло время, может с год, и пастух чахнуть стал: исхудал, глаза потускнели, лицо осунулось. И стали люди потом всё чаще замечать, что и пастух, и крестьянка всюду дудочки свои носят, под конец уж их из рук боялись выпустить. Как умалишённые держали при себе, спать с ними ложились, как будто драгоценнее них нет ничего не свете.

Тут Тата замолчала, глядя вдаль и накручивая на палец локон своих волос.

– Так и что дальше было? – нетерпеливо спросил Саша.

– А ничего хорошего не было. Пастух умер от истощения нервного, а следом пропала и девушка, потом нашли её в той дубовой роще, где пастух раньше коз пас, удавилась она на суку дуба – перекинула через сук кнут, обмотала верёвкой шею и, стоя на коленях, удавилась.

– Тьфу ты! – воскликнул Саша. – Ну что за истории ты рассказываешь ночью?

– Ну какие есть, такие и рассказываю. – Тата невольно улыбнулась, но через миг снова стала серьёзной. – Кстати, то место теперь называют урочищем Козья шейка. Оно недалеко отсюда, пару километров всего.

– Ну и название, ужас, – хмурясь, сказал Саша. – Вся история эта кошмар какой-то средневековый.

– А ещё нам потом соседские ребята говорили, что иногда ночью из той рощи свист слышен, тонкий такой, жалобный.

– Так всё, хватит. Мне ещё тебя домой провожать. – Саша засмеялся и, положив жёлуди в карман, поднялся с земли.

Тата тихо засмеялась и ответила:

– Ладно, забудь. Давай я тебе лучше Пушкина почитаю. У него там, кстати, есть сказка о Мёртвой царевне.

– Хватит на сегодня сказок, – ответил ей Саша, – иди лучше ко мне.

И он притянул Тату к себе в объятия. Скоро на горизонте забрезжил рассвет.

Лето заканчивалось, и друзья решили сделать прощальную праздничную вечеринку на берегу реки.

В хижину зашёл Димка с топором на плече.

– Куда это ты собрался? – спросила его Люба.

– За дровами. Вы же заказывали шашлык?

– Слава Богу, не за шашлыком, – весело сказала Тата, и девчонки засмеялись.

– На охоту с ружьями ходят, – бросил им через плечо Димка и скрылся в ночи.

Следом в хижину зашла Аня и самодовольно заявила:

– Я лежала в больнице. И что, думали, спирт не привезу? – Девушка звякнула бутылкой с прозрачной жидкостью о стол.

Ребята заликовали.

– Нет, это выше моих сил, – усмехнулась Тата.

Девчонки начали накрывать на стол в хижине, пока ребята курили, сидя на поваленном дереве.

– Ну где вы там? – недовольно надув губы и сморщив носик, спросила Люба. – Я тут картошку уже намяла.

– Что за «намяла»? – спросил Макс.

– С луны, что ли, свалился? – съязвила Люба. – Пюре картофельное.

Макс засмеялся.

– У нас так не говорят.

– Значит запоминай, – учительским голосом ответила девушка.

Ребята начали вспоминать и произносить интересные словечки, которые говорят в их областях.

– В Калуге змея – это казюлька, – хохотнув, произнёс Сенька.

– Измигульник – это лентяй, – сказал Макс. – Так в Туле говорят.

– А у нас вместо слова «немного» говорят «малясь», – парировала Аня, которая жила в Липецкой области.

– Нам бабушка вместо «бегать» говорит «лындать», – сказали ребята из Курской области.

– А моя бабушка, когда я говорю, по её мнению, ерунду, отвечает: «Хватит курдачить», – добавила Тата, улыбнувшись.

Все дружно расхохотались.

После тоста в честь прошедшего лета они принялись закусывать.

Сенька Медведев, самый старший в их компании, ворочая вилкой в картофельном пюре, философски изрёк:

– Да, спасибо за картошку, она напомнила мне юные годы. Мы такую в армии ели и плакали.

Все засмеялись, а Люба, картинно надув губы, заявила:

– Не нравится, не ешьте. Эх, а мы ещё им салаты рубили!..

Ребята начали успокаивать девушку и благодарить за ужин.

– Я выпью вина? – тихо спросила Тата у Саши, который всё это время сидел рядом и молчал.

– Тата, почему ты меня об этом спрашиваешь? Делай так, как считаешь нужным, ты взрослый, самостоятельный человек.

– Ну, просто ты за рулём… Не знаю, стоит ли пить без тебя. И вообще, мне интересно услышать твоё мнение, – растерянно произнесла девушка.

– В этом вопросе может быть только твоё мнение и больше ничьё.

Тата так и не поняла, стоит ей пить или нет, и в итоге решила, что вино этим вечером ей ни к чему.

– Эх, дамы, не любите вы нас, поэтому мы сейчас поедем к девчонкам из соседнего села, – философски заметил Сеня, засобиравшись с несколькими ребятами в другую деревню.

Люба тут же вставила своё слово:

– Ничего вы не понимаете. Наоборот, мы вас любим, поэтому и бережём.

Раздался дружный смех. «Ну, мы запомним это лето», – повторяли друзья. Оставшаяся компания поехала в клуб. Девчонки танцевали, а парни стояли по периметру танцпола группами. В полночь Тата подошла к заведующему и что-то проговорила ему на ухо, через минуту заиграл медляк. Девушка подошла к Саше и взяла его за руку.

– Это белый танец, значит, девушка приглашает парня танцевать. Пойдёшь? – Она улыбнулась, смотря в его зелёные глаза.

Его лицо просияло.

– Конечно пойду. Белый танец, и ты сегодня в белом…

Они медленно закружились под раздающиеся из динамиков слова: «Сегодня в белом танце кружимся, наверно, мы с тобой подружимся». Тата уткнулась лицом в его шею, вдыхая такой родной, такой приятный запах. Разве может душа вместить в себя сразу столько счастья?

Когда песня закончилась, они вышли на улицу. Звёздное небо раскинулось над их головами. Тата заворожённо смотрела на эти далёкие огоньки, а Саша сжимал её руку.

– Поедем в Идолки́? – спросил он, целуя её в щёку.

– Да, – задумчиво ответила Тата.

Они пошли на стоянку, предложив друзьям подвезти их обратно до хижины. «Ребята, улыбнитесь, сейчас вылетит птичка». – Аня сфотографировала Сашу и Тату, обнимающихся у его машины.

Приехав в Идолки́, они остались сидеть в машине.

– Вот закончилось лето, а я так и не смогла до конца понять, какой ты.

– Какой я? – удивлённо спросил он. – А что ты вообще узнала?

Тата улыбнулась.

– Я узнала, что ты честный и справедливый, ты смелый и готов защищать всех, кто тебе дорог. Ты немногословный, часто молчишь, но людей любишь. Ты сильный, но ранимый, хоть и пытаешься скрывать это. Ты трудолюбивый, у тебя есть цель, к которой ты идёшь целенаправленно, но не спеша. Ты рассудительный, но часто сомневаешься, тебе сложно решиться и сделать что-то необдуманное. У тебя красивая душа, но ты скромный и часто смущаешься, когда на тебя смотрят или делают комплименты. Ну что, угадала?

Саша сидел, упёршись локтями в руль машины и закрыв ладонями лицо.

– Я что-то сказала не так? – Тата взволнованно на него посмотрела.

– Наверное, так. Я сам никогда не задумывался об этом. – Он убрал руки от лица и, посмотрев на девушку, спросил: – Ну почему ты так пытаешься меня узнать?

– Потому что я люблю тебя. – Тата смущённо опустила свой взгляд.

– Я тоже люблю тебя. – Он ласково улыбнулся. – Расскажешь теперь, какая ты?

– Я не знаю. – Девушка тихо засмеялась. – Может, прогуляемся?

Они вышли из машины и долго гуляли у подножья холма, а потом поднялись наверх.

Лёгкий поцелуй коснулся губ Таты, и девушка с жаром на него ответила. Обнявшись, они простояли ещё час, пока рассвет полностью высветлил тёмные краски неба. Прощаясь, Тата спросила:

– Ты будешь писать и звонить мне?

Саша пожал плечами.

– Да, но не часто. Вообще я не люблю говорить по телефону и писать не люблю.

Девушка недовольно поджала губы.

– А что ты любишь?

– Тебя люблю, – сказал он серьёзно, глядя в её карие глаза.

– И что мне делать? – Лицо девушки смягчилось, улыбка тронула губы.

– Любить и ждать.

– Я люблю, но не люблю ждать.

– Но будешь?

– Буду.

Природа пробуждалась ото сна.

Саша сел в машину и уехал, оставив Тату на стоянке возле её дома. Девушка с щемящей тоской в сердце посмотрела на удаляющийся по просёлочной дороге автомобиль, а потом перекрестила его рукой вслед, как делала всегда бабушка.

…Тате снова снился сон-воспоминание. Семилетняя девочка в ужасе кричит над своим любимым псом. Тот еле дышит, но всё ещё преданно смотрит в её глаза. Взгляд его медленно тускнеет. Чьи-то большие тёплые руки обнимают за плечи. «Поплачь, Тата, поплачь. Так тебе будет легче». Девочка очень хочет, но не может заплакать, вся её боль обратилась внутрь…

Через пару дней Тата вернулась в свой город. Лето закончилось.

Глава 3

Мне без тебя каждый час – с год;

Если бы время мельчить, дробя!

Мне даже синий небесный свод

Кажется каменным без тебя.

Николай Асеев, «Я не могу без тебя жить!..»

Наступила осень, отныне ставшая для Таты символом разлуки и печали. Серый город давил на неё своим беспорядочным шумом вечно спешащих машин, серыми высокими зданиями, толпами хмурых людей. Вечера стали тёмными и холодными, солнце пряталось не за открытым взору горизонтом, а за проводами и многоэтажками. С середины сентября тяжёлые тучи надвинулись на город и не выпускали его из своих мокрых объятий несколько недель подряд. На душе у Таты было так же пасмурно, только без дождя. Ей хотелось плакать, но она не могла.

Девушка окунулась с головой в учёбу, чтобы хоть как-то заполнить пустоту в сердце. Ей повезло, что в городе у неё была самая оптимистичная подруга на свете. Арина – девушка высокого роста и модельной внешности, с длинными пшеничного цвета волосами, которые она часто заплетала в тугую косу. Лицо её обрамлено прямой чёлкой, серо-голубые глаза подчёркивали длинные ресницы и изогнутые брови, у неё были прямой нос и красивые очерченные губы. Аринка отличалась неимоверной энергией – отличница, лыжница и баскетболистка, её фотографии висели на всех стендах института с подписью «Гордость нашего ВУЗа». При этом она не была зазнайкой, вливалась в любую компанию и обожала приключения.

Если бы не Арина, Тата утонула бы в одиночестве. Она вытаскивала её на все события города: открытия парков, выставки в музеях и культурные мероприятия.

Увидев в начале семестра кислое лицо Таты, подруга тут же придумала для них новое увлечение – ходить в театр на все постановки и вести «дневник зрителя», в который они записывали название каждого спектакля с датой посещения, какие актёры им понравились больше всего, выставляли оценки за игру и описывали общее впечатление от каждого представления. Театр так захватил Тату, что она действительно повеселела.

В середине осени Аня прислала Тате письмо, в которое было вложено несколько фотографий. Девушка стала медленно рассматривать снимки. На них были запечатлены её друзья вместе с ней – в хижине, в клубе, у костра на пруду. На последнем фото стояли, обнявшись у машины, Саша и она. У девушки перехватило дыхание от волнения. Тата долго-долго рассматривала фотографию, изучая каждый миллиметр его лица и тела.

Тата прочитала письмо, в котором Аня подробно рассказывала все новости и задавала множество вопросов по поводу встречи на Новый год и, конечно же, строила планы на предстоящее лето. Ободрительные строки подруги согрели Тате душу. Прочтя письмо несколько раз, она взяла лист бумаги, простой карандаш и начала перерисовывать изображение юноши с фотографии.

Саша редко писал Тате и практически всегда только после того, как она первой ему напишет. Каждый день тянулся для неё, словно вечность, числа на календаре не хотели сменять друг друга. Тата жила лишь воспоминаниями – о лете, прогулках по полям и их любимому холму в Идолках.

Но однажды в конце осени он написал ей СМС: «Тата, установи себе на телефон программу ICQ и зарегистрируйся, там мы сможем переписываться чаще. Мой ник “Муравейˮ».

Девушка сразу установила себе так называемую Аську. «Ну раз ты Муравей, значит, я Стрекоза», – с улыбкой подумала она, создавая аккаунт.

Она добавила Муравья к себе в список контактов.

«Привет», – написала Стрекоза.

«Привет. Как дела?» – ответил ей Муравей.

Тата улыбнулась. Они общались почти целый час, так долго они ещё никогда не переписывались.

Девушка постоянно заходила в сеть, даже на парах в институте, незаметно пряча телефон под партой, но Саша с каждым днём всё реже и реже был онлайн. Он снова мог не отвечать на её сообщения несколько дней подряд, а иногда неделями, и Тату это убивало. Она ходила по своей комнате часами, меряя её шагами и всё думая, думая, думая. Писать ему СМС в стиле «Что не отвечаешь?» она стеснялась.

Арина, придя к Тате в гости, увидела её лежащей на постели лицом вниз. Волосы Таты были растрёпаны, на столе валялись скомканные листы бумаги и сломанные карандаши.

– Так, я даже не буду спрашивать, почему ты в состоянии «невыносимые муки бытия», – произнесла Арина, пытаясь перевернуть подругу на спину.

– Он не пишет уже девять дней, и я догадываюсь, что это из-за меня.

– Из-за тебя? Интересно, что ты такого страшного сделала? Написала «я тебя люблю» больше раз, чем ему было нужно? – съязвила Арина, гневно раздувая ноздри.

– Нет, я, наверное, неудачно пошутила. Я заметила, что, если говорю что-то не так, может какую-то колкость, он потом не пишет мне дольше, чем обычно, и не отвечает на сообщения, – ответила Тата с печальным лицом. – Я не могу понять, в каком он находится настроении, поймёт ли шутку или нет.

Арина шумно вздохнула, пытаясь подобрать слова.

– Знаешь, я ненавижу это свойство некоторых людей: играть в молчанку. Моя мать так всё моё детство делала. Она могла несколько дней подряд молчать, а я бегала за ней в панике, пытаясь выяснить, в чём именно я провинилась. До сих пор помню этот липкий страх, сковывающий всё тело. – Арина вздрогнула. – Это очень жестоко по отношению к близким, поэтому отныне я записываю твоего парня в список своих личных врагов.

– Не надо, – испуганно сказала Тата. – Он хороший, просто очень ранимый и немногословный. Может, я вообще всё себе надумала и накрутила в голове. Теперь я уже сомневаюсь, что он обиделся на меня.

– Тата, когда человеку что-то не нравится в общении, он должен сразу сказать: «Так со мной шутить нельзя, мне неприятно» – и всё, проблема сразу решится. – Арина задумалась и начала накручивать на палец светлый локон своих волос.

– Знаю, – ответила ей подруга. – Мне сложно его понять, очень сложно. Когда он был рядом, казалось, что всё хорошо. Я думала, что узнала его. Но на расстоянии я не понимаю ни настроения Саши, ни его мыслей. Его сообщения односложны, в них невозможно уловить ни единой эмоции. Он просто не любит писать, понимаешь? И звонить тоже не любит, из-за этого я чувствую отдаление.

Арина внимательно слушала подругу, накручивая на палец уже другой локон. Тата закатила глаза и полушутя-полусерьёзно воскликнула: