Фрунзе. Том 4. Para bellum

– Это выглядит интересно, – согласился Свечин. – Но у сварных швов есть свои недостатки. Особенно если варить толстые плиты брони. Она ведь закаленная, да еще и цементированная с одного торца. Вы говорили про брак литья. А тут не будет брака? Швов, из-за чего танк станет рассыпаться, растрескиваясь.

– Ультразвуковой контроль, – пожал плечами Фрунзе. – У нас сейчас идут активные работы по гидролокатору. Здесь конструкция попроще. Сильно попроще. Обычный излучатель, приемник, преобразователь и зуммер. Включил и веди вдоль шва да слушай мелодику зуммера. Дефекты и аномалии он достаточно просто выявит. Кроме того, плиты можно и нужно собирать в шип. Чтобы, даже если появилась трещина, например от удара снаряда, корпус сохранял прочность и не расползался.

– Интересно. А этот прибор уже есть?

– Да. Опытный. Я его заказал для приемки легких танков. Еще вопросы? – улыбнулся нарком.

– При сварке закаленных плит они в этих местах отпускаются. Что создает ослабленные зоны.

– Так в чем проблема? Сваривать можно плиты до цементации и закалки. Это сильно проще. Даже в раскройке.

– Это как? – удивился Свечин.

– Свариваем корпус. Завершаем механическую обработку. Проверяем. Закрываем все отверстия заглушками с, допустим, асбестовым покрытием. Ставим краном корпус в контейнер на подушку с угольной пылью. Засыпаем сверху с горкой. Закрываем контейнер и помещаем в печь, где корпус танка с внешней стороны будет поверхностно насыщаться углеродом. Неспешно. Со скоростью 0,1 мм в час. Потом медленно даем остыть. Что совокупно уберет все остаточные напряжения после сварки. Потом помещаем в проходную индукционную печь. Поверхностно нагреваем. И толкателем сбрасываем в ванну с маслом. Потом еще раз в печь – чтобы убрать хрупкость и напряжения.

– И сколько же будет жрать такая печь? – спросил один из инженеров.

– Сложно сказать, – пожал плечами Фрунзе. – Может, где-то около 100 мегаватт-часов. Да, согласен, много. Но ее одной на весь завод хватит.

– А корпус не поведет при закалке?

– Может, и поведет. Пробовать надо, подбирая режимы. Кроме того, если снимать напряжения и нормализовать структуру перед закалкой, то вероятность перекоса не очень высока…

Так и беседовали. Причем сам Михаил Васильевич вот так развернуто вмешивался крайне редко. Обычно он ограничивался какими-то короткими замечаниями или наводящими вопросами. Стараясь, чтобы в мозговом штурме его подчиненные выступали не балластом. И, как правило, сделанных замечаний хватало.

Последнее время, правда, приходилось вмешиваться и навязывать свое видение вопроса чаще. В силу того, что работ предстояло много, и ждать, пока родится ежик естественным путем, было страшно.

Тут ведь в чем беда?

Французам в 1926 году предложили полностью разработанную 25-мм противотанковую пушку. При полной массе установки в 480 килограммов она пробивала с 600 метров 50 мм брони. Крайне неприятно. В оригинальной истории ее приняли на вооружение только в 1934 году, начав очень вяло производить лишь в 1935-м. В этой сборке истории завод Hotchkiss ее уже осваивал. И заказ был очень большой. Париж решил поставить в каждый пехотный полк по батарее таких установок. Очень уж болезненным ударом по самолюбию ему отозвалась Польская кампания.

Да, снаряд дохлый. И подбить таким даже легкий танк очень непросто. Однако ЛТ-10 им шился с 500 метров этой легкой ПТО просто в силуэт. Что совсем никуда не годилось. Вообще. И вынуждало Генштаб РККА пересматривать в какой-то мере концепцию развития АБТ-войск, а также ТТТ и ТЗ для научно-исследовательского процесса.

И если корректировать большую легкую и тяжелую платформы не требовалось, то с обычными легкими машинами намечалась масса боли. Особенно в области танков для народной милиции. Ведь их, с одной стороны, нужно было сделать максимально дешевыми, а значит, легкими. С другой – пригодными для полноценной поддержки пехоты даже в первой линии. С третьей – они должны стать партой для экипажей боевых машин собственно армии, из-за чего крошечные, люто забронированные аппараты с двумя членами экипажа не соорудишь.

– Беда… – покачал головой Триандафилов, глядя на вилку в общем-то противоречивых требований.

– Беда, – согласился с ним Фрунзе.

На инженеров и технологов, которые также участвовали в таких совещаниях, было больно смотреть. Общий их уровень не отличался какими-то выдающимися высотами. Да и своя школа только-только формировалась. А тут ТАКОЕ…

– Может быть, все-таки будем лить корпуса? – осторожно спросил Свечин после затянувшейся паузы. – Если их все равно цементировать и закалять после сборки. Не целиком. Из нескольких деталей, которые потом сваривать.

– Эти детали будут иметь сложную форму. Их будет намного сложнее обдирать и подгонять под допуски, чем плоские плиты, – чуть подумав, ответил Фрунзе. – Да и дефекты литья. Куда вы от них денетесь? Как их проверять? Тут ведь не шов. Тут целое большое изделие с произвольным количеством микротрещин, каверн и так далее. Чтобы брак привести к разумным объемам потребуется лить в подогреваемый кокиль. Сами понимаете – специфическая технология. И, в отличие от стволов орудий, которые так лили, тут сложная геометрия, и управляемая кристаллизация намного труднее достигается. А даже если мы это и сделаем, то у литых изделий нет механического улучшения структуры, подобного прокату. И такие детали все равно в 1,1–1,2 раза будут толще для сохранения защитных свойств. Так что овчинка выделки не стоит. Во всяком случае, при текущем развитии технологий.

– А разве не получится это компенсировать более удачными формами? Больше склонными к рикошету. Не плоскости, а изогнутые поверхности.

– Ну… – задумался Фрунзе.

В этих словах Свечина был свой резон.

Углубились.

И начали напряженно считать.

Изначальный расчет Михаила Васильевича был на то, что французы и англичане не придадут значения успеху Союза в Польше. Дикари же. Чего на них смотреть? И какое-то время легкая платформа сможет продержаться в оригинальном виде.

Но не вышло.

Обратили внимание, из-за чего теперь приходилось корячиться…

Глава 7

1929, февраль, 7, Подмосковье

Михаил Васильевич отхлебнул пива и скосился на дядю Митю, что бродил по танковому полигону в Кубинке как родной. Кто он и откуда – неясно. Но внимания на него не обращали даже сотрудники службы безопасности, подчеркнуто его не замечая.

Это наводило на мысли о каком-то местном старожиле. Если бы не внешний вид, сильно напоминающий Фрунзе одного персонажа из кино. Впрочем, сходство было условным. Он зацепился языком с этим в очередной раз проходящим мимо него странным «домовенком», и тот даже угостил его свежим пивом. Где он его тут достал – оставалось загадкой. Но настроение это подняло радикально.

Вторую неделю уже шла оттепель, и на дворе стояла откровенно мерзкая, промозглая погода. Этакие качели – то в небольшой мороз, то в небольшой плюс. А в промежутках либо снегопады, либо ледяной дождь, из-за чего танковый полигон представлял собой натуральный ад для любой техники. Иными словами – идеал для испытаний проходимости.

Вот как раз этим и занимались.

Большая легкая платформа представляла собой машину длиной 5,5 и шириной 3 метра в компоновке, всем своим видом напоминая помесь МТ-ЛБ с «Пантерой». Лобовые плиты имели толщину 40 мм, борта, корма и крыша – по 20 мм, днище и нижняя часть надгусеничных полок – 10 мм. Обе лобовые детали и верхняя часть борта были «завалены» под рациональными углами. А все остальное – нет. Защита выстраивалась по схеме удержания лбом малокалиберных противотанковых орудий, стреляющих обычными снарядами метров с пятисот и более. Борта же, корма и крыша должны были держать 12,7-мм «Браунинг», который очень вероятно поступит на вооружение потенциальному противнику. Современных для конца XX – начала XXI века бронебойных пуль у него пока еще не имелось и вряд ли в обозримые 20–30 лет появятся. Так что 20 мм выглядели вполне достаточной защитой на тех же 500 метрах.

Сзади имелась большая откидная дверца, по которой можно не только быстро выходить-заходить, но и закатывать что-то. Сверху, в задней части корпуса, – четыре прямоугольных люка, так-то аварийных, но вполне пригодных и для проветривания. Спереди – большой люк механика-водителя, который можно было открыть на марше.

Иными словами, машинка не представляла собой ничего удивительного. Во всяком случае, в глазах Фрунзе. Обычный бронированный тягач широкого профиля. Да еще с гусеницами, которые давали очень слабое давление на грунт, сильно расширяя область его применения.

И вот эта машинка перла по грязи.

Михаил Васильевич не без гордости смотрел на это.

Получилось ведь.

Практически с первого захода. Изначально, правда, он хотел тяжелый танк, но проблемы с технологиями заставили делать это. И он был если не счастлив, то близок к этому. Потому что невольно получал в руки аппарат, который и сам по себе очень хорош, и прекрасно подходит для создания разнообразной техники на его основе.

Первым делом, конечно, требовалось налепить БТР с БМП для нужд армейской мотопехоты. Уже существующий полугусеничный БТР вышел на проверку слабоват, не говоря уже о колесном. А дальше это различные САУ. Платформа позволяла перевести на гусеничный ход всю дивизионную и корпусную артиллерию в рамках концепции механизации РККА. А все, что будет сверху, отправится в народную милицию и в народное хозяйство. Так что машинка прямо радовала.

Фрунзе допил пиво из своей кружки.

Обернулся к дяде Мити за добавкой. Но тот, по своему обыкновению, пропал.

– Вот те раз… – покачал головой нарком.

– Что-то случилось, Михаил Васильевич? – спросил стоящий Триандафилов, всецело поглощенный испытаниями.

– А куда он делся? – спросил Фрунзе, указав рукой туда, где стоял странный гость.

– Кто?

Михаил Васильевич хотел было показать кружку, но ощутил, что ее в руках у него нет. Еще раз глянул туда, где стоял дядя Митя. Снег был не притоптан настолько, что никто бы и не предположил, что несколько минут назад здесь стоял кто-то. Да и вкус пива изо рта пропал…

– Отдыхать мне нужно больше, – покачал головой Фрунзе. – За последний месяц едва четыре часа на сон уходит в сутки. Уже мерещится всякое…

– Так тут, при полигоне, есть и банька, и где поспать сообразим, – включился начальник полигона.

Предложение выглядело соблазнительным. После этой промозглой сырости банька была бы очень к месту. Да и покушать чего горячего. Сделав себе специально небольшой передых, а то еще, как загнанный конь, упадет. Нарком, немного помедлив, ответил:

– Банька? Банька – это хорошо. Мест на комиссию-то хватит?

– Обижаете, Михаил Васильевич.

– Ну вели протапливать…

– Слушаюсь! – радостно гаркнул начальник полигона и начал отдавать распоряжения, потеряв всякий интерес к испытаниям. Испытания-то что? Приходят и уходят. Обыденность. А вот начальство в баньке попарить – дело. Может быть, звезд на погонах и не добавит, но сковырнуть тебя с теплого местечка при случае сильно затруднит, ежели все славно пройдет.

Сам же Фрунзе, глянув на слишком уж бодрое поведение БТ-Л на бездорожье, скомандовал:

– Авария! Срочный ремонт! Замена МТО!

И закрутилось.

Если легкий танк изначально создавался просто как платформа для семейства разной бронетехники, то БТ-Л – уже как модульная платформа, в которой все, что можно было сделать модульным и быстросъемным, таковым и сделали. Насколько это позволяли доступные технологии.

Приняв команду, «лягушка», которую сильно напоминал этот тягач, замерла. А к ней поспешила гусеничная «летучка» – штатная ремонтно-восстановительная машина на базе ходовой легкого танка.

Минуты не прошло, как началась движуха, за которой наблюдало высокое начальство. Да не издали, а заявившись под самый борт и осторожно, чтобы не мешать, следя за ходом работ.

МТО размещалось в БТ-Л в передней правой части корпуса и отгораживалось быстросменными композитными панелями с асбестовым «подбоем» для защиты экипажа и десанта от жары. Ну и шума поменьше. Да резиновые уплотнители по местам креплений, чтобы дребезжания меньше.

Простые винты-барашки и защелки-эксцентрики.

Раз-раз-раз.

И МТО обнажено, доступное для повседневного обслуживания и прочих работ.

Двигатель и КПП располагались одним модулем на единой раме. И крепились на ней же к посадочному месту.

Несколько минут. И воздуховод с коллектором вывода выхлопных газов отключен. Клеммы электропроводки сняты. Тяги управления двигателем и КПП отсоединены и демонтированы, чтобы не мешались. И сотрудник «летучки» приступил к откручиванию крепежных винтов сначала привода карданного вала, а потом и самого МТ-модуля.

Ни в коем случае не в «рукопашную».

Для этого у него на «летучке» стоял компрессор и был пневматический болтоверт со сменными насадками.

Пять минут, и готово.

На крыше БТ-Л изнутри имелся специальный профиль, за который ремонтник и зацепил небольшую ручную лебедку. Накинул с ее крюка тросики на монтажную раму МТ-модуля. И легко его приподнял с места, несмотря на внушительный вес. А потом, просто сдвигая по профилю ролик лебедки, передвинул чуть в сторону, куда он уже подогнал тележку.

Поставил на нее модуль.

И выкатил по плоскому полу БТ-Л наружу. Где подцепил крюком крана с «летучки» и закинул в кузов, взяв оттуда запасной блок. И продолжил дальше все то же самое, только в обратном порядке. Благо, что пневматические болтоверты радикально облегчали и ускоряли дело. Да и электрооборудование кое-какое имелось.

Фрунзе сверился по секундомеру.

Эта команда «летучки» уже набила руку и шла с опережением графика. Демонтировав модуль за девять минут двадцать семь секунд. Что было в известной степени рекордом или близко к этому. Понятно, что так да еще в нервической обстановке вряд ли кто-то сможет работать. В нормативы пока вписали полчаса. Но как там будет – вопрос. Нужна широкая практика. В любом случае из-за хорошо продуманной модульной конструкции эти все «приседания» проводились удивительно быстро. Особенно в глазах аборигенов. И да, они прекрасно понимали, что запасного МТ-модуля может под рукой и не оказаться. Но ремонтировать извлеченный из корпуса модуль без всяких неудобств на лужайке с полным доступом к узлам и агрегатам принципиально быстрее, чем возиться в стесненных условиях МТО. В крайнем случае даже вытащить модуль в десантное отделение – уже хлеб, если погода не способствует уличным работам.

Сам модуль также удивлял своей необычностью.

Прежде всего, это был V6 двигатель нового поколения от завода АМО. Их только-только начали выпускать. За счет перехода к ряду технических новинок и решений удалось поднять его мощность до 28 лошадей на литр рабочего объема, то есть до 184 лошадей в текущей конфигурации. Тут и впрыск в коллектор, и бензин Б70, и обширное использование алюминиевых сплавов как по корпусу, так и поршням, что позволило раскрутить двигатель до 3200 оборотов в минуту в пике. Понятно, на таких оборотах никто ездить не будет, но это было почти вдвое выше обычных моторов АМО предыдущего поколения – довольно тихоходных. Для 1928 года это был не то чтобы и уникальный показатель. Моторов с такой литровой мощностью в мире хватало. Понятно, не в массовых аппаратах и без такого сочетания конструктивных ноу-хау. Но именно они и обеспечивали этому мотору не только хорошую мощность, но и приличную живучесть.

Коробка передач тоже удивляла.

На заводе АМО к тому времени уже освоили крупносерийный выпуск планетарных демультипликаторов и реверс-редукторов. Вот Фрунзе и собрал из них пакет в едином чугунном корпусе и общим резервуаром масла.

А почему нет?

Понятно, их пришлось чуть доработать. Но минимально, из-за чего вся КПП представляла собой контейнер со сменными модулями, позволяющими собирать достаточно широкий диапазон вариантов. Конкретно в этом аппарате стояли только понижающие редукторы одинакового коэффициента, собранные гирляндой и покоящиеся на опорных подшипниках качения, роликовых.

Первый не имел строго зафиксированного корпуса, который проворачивался вокруг своей оси. В таком состоянии он выполнял функцию нейтральной передачи. Чтобы ее снять, нужно было «включить» первый фрикционный пакет – сталь по феродо в масле.

Раз.

И крутящий момент пошел от двигателя с максимальной редукцией оборотов, то есть включалась первая передача.

Продвигая тягу дальше по линейным направляющим, можно было включить второй фрикционный пакет. Тот стоял на первом модуле и выключал его, превращая в прямую передачу. Потом еще. И так до тех пор, пока последний редуктор не будет выключен, передавая теперь напрямую обороты двигателя. В данном случае КПП была собрана из четырех модулей-редукторов и имела пять скоростей, не считая нейтральной. А само переключение скоростей не требовало выжимания главного фрикциона, который использовался для аварийного отключения крутящего момента, то есть крайне эпизодически. Очень хотелось вместо него поставить гидромуфту, благо, что с 1908 года их довольно активно использовали в самых разных отраслях. Но за пределами Союза и с ней пока дела не задались. Однако Фрунзе не оставлял попыток сделать подходящую гидромуфту и применить, так как ее использование в роли главного фрикциона позволяло радикально поднять и без того хорошую проходимость аппарата, который бы, например, перестал глохнуть, упираясь в, скажем, слишком толстую каменную стенку. Ведь прямой механической связи между двигателем и ходовой больше не было.

Реверс в теории можно было реализовать и в рамках единой коробки. Корпус предусматривал установку ограничителя для линейной тяги и установку отдельного включателя для последнего модуля, так как подобную КПП собирались ставить много куда. Но этого не сделали. Планетарные реверс-редукторы поставили на каждое ведущее колесо, что позволяло включать их по отдельности, повышая маневр на месте. И ставили его не просто так, а в едином модуле с барабанными тормозами и бортовым фрикционом.

Из совсем уж нестандартных дизайнерских решений стало кресло механика-водителя с двумя плоскостями регулировки и откидной спинкой. А также достаточно продвинутая панель приборов, на самом видном месте которой – рядом со спидометром – располагался тахометр. Причем на большей части приборов была сделана цветовая маркировка значений: синяя, зеленая, красная. Отмечались таким образом пониженные, нормальные и повышенные значения. Чтобы минимально задумываться при управлении, не отвлекаясь попусту.

Десантное отделение имело кресла, расположенные спинкой к стене. Это позволяло не только вмещать людей, но и габаритные грузы укладывать на пол между ними. Ну и раненых эвакуировать при случае.

Данный аппарат в снаряженном состоянии имел массу порядка 10 тонн при водоизмещении в 14. Что позволило начать экспериментировать с его плавучестью, так как БТ-Л обладал очевидно положительным этим свойством. Грести можно было гусеницами. Медленно, но вполне допустимо. Тем более что это не требовало «корабельного носа». Со скоростями в 3–4 км/ч разницы особой нет и набегающая волна минимальна. Хотя уже существующую версию пришлось бы доводить до ума, оснащая приборами наблюдения, на крыше как минимум.

Для более тяжелых БТР и БМП, на которые планировали поставить небольшие башни с вспомогательным вооружением, придется, правда, мудрить. Там плавучесть будет нулевой или около того, то есть аппарат окажется в полупогруженном состоянии. Что уже будет требовать вывода воздухозаборника через устанавливаемую трубу, допустим полуметровую. Кроме того, потребуется клапан на выхлопную систему, чтобы туда вода не заливалась, и что-нибудь для наблюдения, например простейший перископ из призм, собранный в одном модуле с воздухозаборником.

Лишний цирк с конями. Да. Но вполне рабочий.

Можно было бы сделать как в СССР и увеличить корпус, заодно снизив его броневую защиту. Чтобы с запасом. Но водные прогулки не являлись для БТР и БМП основным способом перемещения. Это скорее приятный факультатив, и тут вполне имело смысл пойти на компромиссы ради повышения защищенности аппарата. Все-таки МТ-ЛБ в этом плане совсем никуда не годилась и пробивалась даже пулеметами основного калибра. Да, в борта[32]. Но разве это дело? Какой смысл в таком бронировании? Чтобы отчитаться?

М-да.

Но все это некоторая перспектива.

Здесь же и сейчас это вообще не сильно требовалось. Куда важнее проверить основную рабочую платформу, которая, судя по всему, станет самой массовой в вооруженных силах Союза. Ну и заодно обкатать идеи построения модульных платформ. Чтобы потом экстраполировать опыт на остальную наземную военную технику, дополняя и развивая идею типовых платформ, которая и так уже вовсю использовалась.

Тем временем в Ферганской долине разворачивалась куда более остросюжетное событие. Можно даже сказать – драматическое.

К 1928 году в Средней Азии Союз сумел мал-мало разгромить басмачество, которое по своей сути было просто филиалом Гражданской войны. Затянувшимся. Басмачи и их лидеры в основной своей массе откочевали в Афганистан, Синьцзян и Иран. Хотя лояльные им люди в регионе оставались, выступая их глазами, ушами и опорной базой, в результате происходили эпизодические и довольно болезненные вылазки из-за кордона. По сути своей – классические набеги.

В оригинальной истории в 1928 году началась коллективизация, которую и в XXI веке в Средней Азии хорошо помнят и вспоминают. В основном матом, из-за чего масса недовольных резко увеличилась, и затихшая было Гражданская война в регионе возобновилась с новой силой.

В этом варианте истории коллективизация не велась. Однако и в полной мере лояльным регион пока еще не стал. Что усугублялось крупными силами басмачей, нависающими над границами, угрожая в любой момент выступить в набег.

Работая над этим вопросом, Артузов, как глава НКВД, решил провернуть довольно простую комбинацию. Завез туда, где это не вызвало бы никакого подозрения, вкусную приманку. А войска, прикрывающие границу, увел в рамках учений так, чтобы обеспечить Ибрагим-беку удобный и относительно безопасный коридор. Ведь подвижность частей вполне поддавалась просчету. И зная, кто где стоит, можно понять, кто куда успеет. За тем исключением, что Ибрагим-бек был незнаком с возможностями моторизованных войск. И тем, как быстро они могут перемещаться «по карте». Да и оценивал войска в известной мере по численности, привыкший к сложившейся в регионе военной практике.

Так что клюнул.

Он не мог не клюнуть на кучу оружия, которое сосредоточили для формирования в районе учебных частей и народной милиции. В перспективе. На деле-то ни того, ни другого пока не было. Просто завезли нужные запасы. Включая боеприпасы. И охрану им поставили весьма скромную. Символическую. Больше и не требовалось, если допустить, что со стороны границы их будут прикрывать армейские части.

Обветренное лицо лейтенанта осторожно выглянуло из-за камней. Так, чтобы оставаться в тени. Чуть помедлив, он так же осторожно достал бинокль и стал изучать крупный отряд неприятеля. Едва ли не бригада в полторы тысячи сабель.

Сам предводитель тоже хорошо был заметен. Вон – в богатой одежде в окружении телохранителей. Спокоен. Уравновешен. И явно доволен собой. Шутка ли? Сумел отхватить больше пяти тысяч самозарядных карабинов и три сотни легких пулеметов. Да, патрон слабоват. Но, учитывая выучку его людей, было известно, что куда-то в даль они все равно не стреляли. А вблизи такое оружие обладало подавляющим преимуществом в скорострельности и легкости. В общем, грех его было не попытаться отхватить. Тем более что удалось прихватить и по десять тысяч патронов к каждому стволу, из-за чего его конная бригада ели ползла, перегруженная честно награбленным.

– Достанешь? – тихо спросил армейский капитан стоящего рядом командира взвода ССО. Того самого, что порезвился в недавно отгремевшей 2-й Советско-польской войне, перебив командование одной из польских армий.

– Обижаешь.

– Что, прямо вот с первого выстрела?

– А почему нет? Если не станешь шуметь и дашь моему бойцу сделать первый выстрел, то достанет. Могу пари держать. Условия-то почти полигонные.

– Хорошо. Контрольное время – пять минут. Мы пока подготовимся.

Английский советник, находящийся поблизости от Ибрагим-бека, испытывал легкую эйфорию. Поначалу он опасался подвоха, но все более-менее значимые воинские контингенты РККА действительно находились далеко. Остальные же не представляли угрозы, будучи крайне немногочисленными.

Немного смущала рота штурмовиков. Но она была далеко и не выглядела чем-то опасным для такой массы басмачей. В городских условиях эти штурмовики, да, отличились. Но тут-то горы да степи. Не их среда обитания…

И тут Ибрагим-бек, что ехал чуть впереди, свалился с коня. Что-то сильно ударило его в плечо, и тот, не издав ни звука, рухнул или даже был выбит из седла.