Подлинные моменты. Сборник рассказов (1)

– Потерплю?! – возмутился Градов. – Но я-то не соби- раюсь терпеть Ваше присутствие! – он резко развернулся и направился обратно.

Когда Павел Петрович, чертыхаясь про себя, прошел метров сто от скамейки, солнце вдруг передумало благоволить людям и спряталось за черную тучу, откуда незамедлительно хлынул ледяной поток. «Все же прогноз оправдался», – злорадно улыбнулся Павел Петрович, подумав, что теперь грубиянка должна будет покинуть его скамейку и спасаться бегством. Он раскрыл свой большой зонт и замедлил шаг, ожидая, когда женщина обгонит его. Прошло минут пятнадцать. Дождь все усиливался. Вдруг Градов почувствовал, что кто-то крепко взял его под руку и пристроился сбоку под его зонт.

Павел Петрович от удивления резко развернулся и дернул руку с зонтом на себя, тем самым вытолкнув незнакомку под холодный душ.

– Что Вам надо?! – вскрикнул он, тараща на нее глаза.

Женщина уже успела изрядно промокнуть. Шляпка на ее голове превратилась в блин с обвислыми краями, с которых капала вода. Пальто изменило свой цвет с бежевого на коричневый, выглядело тяжелым, и тянуло плечи хозяйки вниз. Но, не смотря на все эти неприятные метаморфозы, незнакомка улыбалась. По ее лицу стекали дождевые капли, сглаживая черты, как на картинах импрессионистов, от чего она казалась моложе.

– Извините, Вы бы не могли проводить меня домой? Я снимаю квартиру совсем недалеко. Видите ли, я забыла взять с собой зонт.

Градов просто остолбенел от такой просьбы, но стараясь быть спокойным, холодно ответил незнакомке:

– С какой стати я должен провожать Вас? Мне нужно спешить в санаторий на процедуры, – соврал он. – В следующий раз будете более осмотрительны.

Потом все же, не удержался и язвительно прибавил:

– И доброжелательны, – намекая на нежелание женщины уступить ему скамейку.

Но вместо того, чтобы рассердиться, незнакомка почти ласково ответила:

– Вы про скамейку? Теперь она Ваша. Что ж, придется плыть одной.

Она протянула ногу вперед, демонстрируя полностью намокшие замшевые полусапожки.

– Если заболею, Вы будете виноваты, – весело сказала она.

Градов почувствовал, как жалость скребется в его равнодушное сердце. Стараясь не допустить этого, он с осу- ждением заметил:

– Плохая привычка перекладывать собственные проблемы на плечи других людей. Не делайте меня виноватым в Вашей беспечности.

– Пока мы с Вами болтали, я промокла до нижнего белья, – без стеснения выдала незнакомка. – Побегу, пожалуй. Все равно с Вами кашу не сваришь!

Она зашагала широкими шагами прямо по лужам. Градов медленно шел следом. На душе скребли кошки. Наконец он решился, ускорил шаг, догнал чудачку и, схватив ее за локоть, притянул к себе под зонт.

– Так и быть, – сказал он таким тоном, как будто делал большое одолжение. – Берите меня под руку. Это только потому, что нам по пути. После поворота в город я пойду направо.

Женщина быстро уцепилась за руку Павла Петровича и прижалась к нему, видимо, стараясь хоть немного согреться.

– Не жмитесь ко мне! – возмутился Градов. – Я из- за Вас тоже промокну!

Но женщина пропустила это мимо ушей и как ни в чем, ни бывало, спросила:

– А в каком санатории Вы отдыхаете? Павел Петрович ответил.

– Так это почти рядом с домом, где я снимаю квартиру! – обрадовалась она.

– Мне все равно, – сказал Градов, старательно обходя лужи. Женщина семенила за ним, пытаясь идти в ногу.

Дойдя до поворота на санаторий, Павел Петрович спросил спутницу:

– Далеко Вам еще?

– Нет. Вон там, видите впереди красный дом? За ним свернуть налево и через пятьдесят метров снова налево.

– Ладно, – сжалился Павел Петрович, – пойдемте, провожу, а то действительно заболеете.

Незнакомка благодарно посмотрела на Градова, и столько тепла было в этом взгляде, что Павел Петрович внезапно подумал: «Так, наверное, смотрит влюбленная женщина». Ему вдруг захотелось, чтобы кто-нибудь, тоже так смотрел на него. Хоть иногда.

Завернув два раза за угол, они оказались у старого немецкого дома в три этажа.

– Вы что не знаете? – удивился Градов. – Мы же мог- ли пройти сюда более короткой дорогой через центральную улицу, а не бродить кругами!

– Знаю, – простодушно ответила женщина. – Но мне хотелось прогуляться с Вами подольше. Жаль, что Вам надо на процедуры. Я бы в знак благодарности пригласила Вас на чай.

– Странная Вы какая—то, – промямлил Градов, освободил свой локоть из рук незнакомки, показывая всем видом, что ему нужно идти.

– Спасибо Вам большое, – сказала напоследок женщина, стуча зубами от холода. Набрав воздуха, она вынырнула из-под зонта и побежала к подъезду.

«Слава Богу! Отделался, наконец», – подумал про себя Павел Петрович и резко развернувшись, пошел в санаторий, гулять ему совсем расхотелось.

На следующий день Градов как обычно вышел на проме- над. Погода была сносная. Отдыхающие прогуливались туда-сюда, с опаской поглядывая на небо. Подходя к люби- мой скамейке, Павел Петрович прикидывал, что на этот раз скажет вчерашней незнакомке, если она снова заняла его скамейку. «Это уж слишком, – репетировал он про себя. – Я же вчера объяснил Вам, что мне необходимо уединение. К тому же я поделился с Вами зонтом. Хотя бы это можно взять в расчет и пересесть в другое место».

Однако скамейка была пуста. «Вот и хорошо», – подумал Градов, но в душе ощутил, что вовсе не рад этому. Он пытался, как всегда, размышлять о вечном, но по мимо его воли, голова то и дело поворачивала в ту сторону, откуда могла показаться незнакомка.

Наконец, он перестал себя обманывать и стал думать о ней. «Что, если она действительно заболела. Она снимает квартиру, значит, скорее всего, иногородняя. Возможно, ей некому купить лекарство».

Но, вдруг опомнился и укорил себя: «Какое мне до нее дело? И вообще, с чего я взял, что она заболела? Скорее всего, нашла себе более общительного собеседника. Такие легкомысленные особы так непостоянны!»

От последней мысли Градову почему-то стало грустно.

Он поднялся и пошел в санаторий. Близился ужин.

Ночью Градов спал плохо. Не помогло снотворное, которое он применял в самых крайних случаях. Как не уговаривал, не ругал, не убеждал себя, мысли снова и снова возвращались к той женщине. На следующий день

он почти бегом отправился на променад. Незнакомки опять не было.

Как из лейки брызгал мелкий дождь. Ветер рвал зонт из рук. Море шелестело, заманивая поиграть. Но Павлу Петровичу было не до чудес природы. Простояв около мокрой скамейки два часа, ругая себя, на чем свет стоит, он направился к дому незнакомки. Сначала Градов прохаживался мимо, затем все же решился зайти во двор и встал под окнами, краснея и, не решаясь поднять голову. Вдруг одно из окон на втором этаже открылось, и обнаженная по локоть женская рука выбросила конверт, который вертолетиком опустился на дорогу. Павел Петрович вздрогнул и поднял глаза. В окне он увидел улыбающуюся незнакомку, которая жестом показывала на конверт. Градов поднял его. Конверт был не запечатан. В нем небольшое письмо, предназначавшееся ему.

«Дорогой друг! – писала женщина. – Я знала, что мы увидимся еще раз. Я все-таки заболела. В этом городе у меня никого нет. Беспокоить врачей по такому пустяковому случаю – стыдно. Не могли бы Вы купить мне парацетамол, антигриппин, и что-нибудь от насморка. Я живу в квартире номер пять. Если не сможете, я не обижусь. Ваша Ольга».

Павел Петрович положил письмо в конверт, сложил его вдвое, засунул во внутренний карман пальто. Потом, не взглянув на незнакомку, быстрыми шагами пошел со двора. «Дорогой друг! Ваша Ольга», – повторял он, как робот, не в состоянии осознать, что это значит. Какая- то мысль металась в его голове, как птица в клетке. Павел Петрович никак не мог поймать ее и сформулировать вывод из создавшейся ситуации.

Через полчаса он стоял у дверей пятой квартиры, вооруженный лекарствами, и готовился нажать на звонок. Дыханье перехватило. Градов чувствовал себя мальчишкой, ругал нещадно, но ничего не мог поделать. Одной рукой он держал пакет, другая безвольно висела вдоль туловища и никак не хотела подняться и позвонить.

Дверь осторожно приоткрылась. Из-за нее выглянуло улыбающееся лицо Ольги. Щеки ее были пунцового цвета, глаза блестели лихорадочным огнем. «Видимо, температура высокая», – подумал Градов и протянул ей пакет с лекарствами.

– Благодарю Вас, – сказала Ольга и взяла пакет. – Вы меня очень выручили. Обещаю больше никогда не зани- мать Вашу скамейку.

– Может, Вам нужны продукты? Напишите, что нужно. Я принесу, – сам не ожидая от себя, предложил Павел Петрович.

– Спасибо, ничего не надо. У меня все равно нет аппетита, – ответила Ольга и закашлялась. – Сейчас я вынесу Вам деньги. Сколько я Вам должна?

– Нисколько, – буркнул Павел Петрович и стал спускаться с лестницы.

– Как же Вас зовут? – крикнула Ольга вдогонку.

– Павел, – бросил Градов и побежал вниз, переступая через ступеньку.

Уже подходя к своему санаторию, его вдруг осенило:

«Почему я не попросил ее телефон?» – подумал он.

«Мало ли что? Вдруг ей станет хуже». Но тут же одернул себя: «Какое мне дело? Чего доброго возомнит, что я к ней не равнодушен. А я, что, неравнодушен?» – с испугом спросил себя Градов.

Следующий день прошел, как во сне. Градов отчаянно боролся с собой. Он пытался читать, смотреть фильм, гулять по променаду, но мысли не слушались. Они снова и снова возвращались к Ольге.

До самого вечера Павел Петрович не мог успокоиться, ходил по своему номеру взад-вперед, как зверь в клетке. Ему не сиделось и не лежалось. Наконец Градов полностью потерял над собой контроль. Он был, как в бреду: представлял себе, как они с Ольгой, держась за руки, гуляют по променаду, разговаривают обо всем на свете. Как она ласково смотрит

на него, и он буквально тает в ее глазах. Градов не думал о том, сколько ей лет. Он забыл, сколько лет ему самому. Для него это сейчас было неважно. Он не видел ничего кроме ее веселых ласковых глаз, и ему хотелось, чтобы она всегда была рядом.

К ночи измученный Градов вдруг протрезвел. «Я сошел с ума, – подумал он. – Что за наваждение? Разве я смогу выносить ее каждый день, когда она будет приставать ко мне с разными глупыми разговорами. Мотаться туда-сюда по моей квартире. А может и поучать меня, и давать разные поручения. А потом еще выражать свое недовольство, если я сделаю что-либо не так. Нет, я не привык, чтобы кто- то промывал мне мозги!» Градов вернулся к привычному для себя образу мыслей, успокоился, повернулся к стене и заснул.

На следующее утро он струсил. Быстро покидал вещи в дорожную сумку, оставил ключ от номера на стойке администратора и пошел на автовокзал. Купив билет на ближайший автобус до своего города, он сел на скамейку и молил Бога, чтобы ничего не помешало ему уехать.

Подошел автобус. Пассажиры стали заполнять салон. Павел Петрович последовал за ними и, войдя в автобус, устроился на своем месте. Водитель закрыл двери и завел мотор. Градов вскочил, протиснулся к выходу и попросил водителя открыть дверь.

– Вы что не поедите? – раздраженно спросил водитель.

– Нет, – виновато произнес Павел Петрович и вышел из автобуса на перрон.

Простояв в нерешительности несколько минут, Градов направился на небольшой базарчик, расположенный на привокзальной площади. Прикупив у бабушек мед и пирожки с картошкой, с трудом перебирая ватными ногами, он медленно побрел в сторону Ольгиного дома.

Ольга открыла не сразу. Павел Петрович уже хотел было уйти, но вот заскрежетал замок и дверь распахнулась.

– Здравствуйте, дорогой Павел! – просияла Ольга. – Я очень рада Вас видеть.

Женщина выглядела гораздо лучше. Видимо, лихорадка прошла. Павел Петрович только теперь разглядел ее хоро- шенько: на Ольге было синее шерстяное платье, прекрасно облегавшее стройную фигуру, седые волнистые волосы взбиты в аккуратную прическу, веселые молодые глаза были окружены лучиками морщин, но это не старило ее, а делало еще милее.

– Здравствуйте, – сказал Градов и протянул ей пакет с медом и пирожками.

– Вы меня балуете! – воскликнула Ольга, заглянув в пакет. – Проходите, пожалуйста. С такими гостинцами надо обязательно пить чай.

Градов замешкался на пороге, не решаясь войти. Вдруг из комнаты в прихожую вышел высокий статный мужчина в костюме, совершенно седой, на вид лет на пять постарше Градова. Он подошел к Ольге и обнял ее сзади за плечи.

– Олюшка, у тебя гость? – спросил он, внимательно посмотрев на Градова.

У Павла Петровича подкосились колени.

– Извините, мне некогда, – прохрипел он и рванул по лестнице вниз.

Вернувшись на автовокзал, Градов снова взял билет домой. До следующего рейса было сорок минут. Он зашел в привокзальное кафе и заказал сто грамм коньяка. Сначала хотел выпить, но потом отодвинул рюмку от себя и решил взять себя в руки и не раскисать.

«Еще не хватало в шестьдесят пять лет начать пить, – отчаянно размышлял он. – Я и в молодые годы не увлекался алкоголем, а теперь – это просто смешно. Вот, верное слово, которое мне подходит – «смешно». Я смешон. Влюбился, размечтался, дал затянуть себя в сети. Дурак! Хорошо, что все вовремя разрешилось. Но, зачем она так ласково говорила со мной, если у нее есть мужчина. Зачем? Зачем? Как

будто ты не знаешь женщин. Им лишь бы морочить голову мужикам. И не стыдно, ведь тоже не молодая. Ну, теперь все! Это был хороший урок для меня. Больше я ни на какие уловки не попадусь. Всегда знал, что в шестьдесят любви не бывает. Мне такие встряски ни к чему. К черту любовь! Я слишком стар для таких игр. Домой, домой! Скорее бы пришел автобус».

Павел Петрович вышел из кафе и направился на свою остановку. Автобус уже стоял, но дверь была закрыта, водителя не было. Градов ждал, нервно стуча носком сапога по асфальту.

– Вы тоже уезжаете? – вдруг услышал он за спиной и повернулся.

Тот самый мужчина, который только что был у Ольги в квартире, стоял с сумкой в руках.

– Да, знаете ли, пора домой, – холодно ответил Градов.

Мужчина пристально смотрел на Павла Петровича.

В его улыбающихся глазах было что-то знакомое.

– Я вот тоже решил: проведал сестру и ладно. Слава Богу, болезнь миновала, чувствует себя лучше. А мне завтра на работу. Надо ехать.

Градов почувствовал, как краска бросилась ему в лицо, видимо, подскочило давление. Он едва выдавил из себя:

– Так Вы брат Ольги?

Мужчина засмеялся, видя какое впечатление произвело это известие на Градова: – А Вы что подумали? – спросил он.

Но Павел Петрович не слышал. Он уже пересекал вокзальную площадь в направлении Ольгиного дома.

Чужая любовь

Мелодичный сигнал будильника потревожил сонную тишину пасмурного зимнего утра. Он звучал деликатно, за стеной спал ребенок, но повторялся настойчиво и с каждым разом все громче.

Аля резко приподнялась, высунула руку из-под одеяла и нажала на отбой. Потом снова упала на подушку и еще несколько минут лежала с закрытыми глазами, уговаривая себя подняться.

«Пять часов. Боже, какая рань! Кто придумал устраи- вать семинар в девять утра. Почему организаторы никогда не думают об иногородних. Сами-то в центре живут. Им не надо вставать практически ночью и трястись на приго- родном поезде три часа. Ну, какой из меня докладчик после такого утра!»

Алевтина перевернулась на другой бок и накрылась одеялом с головой.

«Может, позвонить, что заболела? Нет, поздно. Вчера нужно было предупреждать. Некоторые коллеги еще дальше живут. А ведь, есть люди, кто специально на мое выступление едет. Приятно, конечно. Ладно, хватит ныть! Надо просыпаться».

Алевтина открыла глаза. В комнате было темно, как в чулане. Женщина села на кровати, спустив ноги на пол, нащупала мягкие пушистые тапочки – подарок мужа. Затем потянула на себя длинный махровый халат, сиротливо зацепившийся за спинку стула в ожидании, когда сможет обнять теплое, разомлевшее ото сна женское тело.

Оглянувшись на другую половину широкой семейной кровати, Аля увидела, что мужа рядом нет. «В туалете что ли?» – подумала она, и пошлепала на кухню выпить стакан теплой воды за полчаса до завтрака.

Миша в трусах и цветном Алином фартуке жарил яичницу с беконом. Он весело обернулся на жену:

– Доброе утро, Аленький! Вот, завтрак тебе готовлю. Ты же опять весь день на бутербродах будешь. Поешь хоть утром горячего.

– Мишка, ты человек! Алевтина поцеловала мужа в щеку, которую он с готовностью подставил. – Тебе же только к девяти на работу. Мог бы еще спать и спать, – Аля налила стакан воды и поставила в микроволновку.

– Все равно скоро Стасика поднимать в школу. А ты долго сегодня пробудешь? Во сколько тебя ждать? – Миша выложил яичницу на тарелку, прикрыл сверху, чтобы не остыла, и стал варить кофе.

Муж Алевтины был жаворонок. Ему ничего не стоило подорваться ни свет, ни заря. Не то, что Але. У нее никогда не получалось лечь рано, сколько себя не дрессировала. Ну и отсюда все вытекающие: недосып, головная боль, раздражение по утрам на всех и вся.

– Я не знаю! По программе семинар до восемнадцати часов, но что им в голову взбредет, одному Богу известно. Могут и задержать, если в регламент не уложимся. Если что, у Стасика завтра контрольная по математике. Позанимайся с ним, пожалуйста.

– Не волнуйся, Аленький, я все помню. Ты сама лучше последи за собой. Выступишь и сиди – отдыхай. Не втягивайся в дебаты. Где можно – незаметно книжку почитай. Я всегда на больших сборищах так делаю. Ты же знаешь, тебя учить, только портить. Ну, иди в ванную. Кофе уже готов.

Алевтина включила контрастный душ, сразу стало легче. Немного пошумела феном, боясь разбудить Стасика. Хотя сон у сына молодой, здоровый. Утром пушкой не разбудишь.

Аля нарисовала глаза и губы на бледном, как чистый лист лице, пообещав себе лечь сегодня пораньше, чтобы, наконец, выспаться и стать похожей на человека.

***

Алевтина вошла в полупустой вагон пригородного поезда и выбрала место у окна. Вообще-то она любила ездить. В поездке можно было дать волю разным мыслям – идеям, которые зародышами торчали в ее голове и просили развития. В течение рабочего дня до этих недоразвитых дело не доходило. И вот теперь, они, чувствовали, что хозяйка про них вспомнила, толпились в ее голове, оспаривая первенство. Алевтина распределила очередь между ними, вытащила блокнот и ручку и собралась поработать.

В полутемный вагон вошел мужчина. Быстро повернулся к Алевтине спиной и сел на одно из первых кресел в начале вагона. Аля не успела хорошенько разглядеть его, но сердце ее встрепенулось, как испуганная птица, и захлопало крыльями так, что перехватило дыхание. Несколько минут она сдерживала себя. Но потом резко встала и направилась к выходу в тамбур. Проходя мимо незнакомца, Алевтина повернулась и посмотрела на него. Она обозналась. Это был не Стас. Аля вышла в тамбур, немного перевела дыхание и вернулась на свое место.

Большая женщина, сидящая напротив Али, в пуховике и облегающей голову шапочке, заканчивающейся наверху втулкой, на манер шлема, который носили дружинники князя в Киевской Руси, укоризненно сказала ей:

– Что же Вы сумку оставляете. Своровать могут.

– Спасибо, что Вы присмотрели за ней, – учтиво ответила Аля, села и уставилась в темное окно.

На улице опять начался дождь. «Вот тебе и зима! Все с ног на голову. Даже в природе», – подумала женщина.

По стеклу заструились водяные потоки, захлестнувшие сегодняшний день с его суетой и планами на будущее. Прошлое снова цепко схватило Алевтину в свои холодные объятья.

***

Аля любила Стаса. А Стас любил Карину. Стасу и Карине было по семнадцать лет. Альке – тринадцать. Стас – Алькин герой, идеал настоящего мужчины. Она не могла прожить дня, чтобы не увидеть его. Стас и Алька жили в одном доме. Он на третьем, а она на четвертом этаже. Карина, девушка Стаса, – в доме напротив. Алька наблю- дала из своего окна, прячась за шторой, как ее любимый выходил на балкон и подолгу стоял с телефоном в руках, ожидая, когда Карина позвонит или выйдет из подъезда соседнего дома. Потом нырял в квартиру. Было слышно, как он захлопывал дверь, и как вихрь несся по лестницам вниз. Через минуту парень уже догонял свою подружку на улице. Она отдавала ему рюкзак. Стас вешал его на плечо, свой нес за спиной. Так они шли в школу, взявшись за руки, что-то оживленно обсуждая.

Если высунуться из окна, то видна вся дорога до самого поворота в школьный двор. Поэтому, уже не боясь, что парочка заметит ее, Алька торчала на подоконнике до тех пор, пока они не скроются из вида. Она злилась на Карину и восхищалась выдержкой Стаса. Карина была очень капризной и закатывала скандалы прямо на улице. Она жестикулировала руками, смеялась или плакала, по ситуации, подпрыгивала и порывисто обнимала Стаса, или топала ногами и что-то кричала, стуча кулаком по его груди. Парень терпеливо ждал, молча слушал, глядя на нее своими прекрасными умными глазами. Потом обнимал за плечи, целовал в щеку. Каринкина спесь постепенно сдувалась, и они шли дальше.

Стас боготворил Карину! Обращался с ней, как с ребенком. На самом деле, ребенком была Аля, и она боготворила Стаса. Но он не замечал этого, относился к ней, как к подружке и называл старухой. Она прощала ему все, а Каринку ненавидела.

«Легкомысленная девушка-мотылек с зелеными измен- чивыми глазами, которая постоянно смотрит по сторонам,

как будто ищет кого-то. А я, – думала Аля, – не отрывала бы глаз от Стаса, если бы он был мой? Что еще нужно? Это и есть счастье».

Все трое учились в одной школе. Стас был отличником и президентом лицейской республики. Его обожали учителя. Гордость школы. А его возлюбленная еле тянула на тройки, общественной работой не занималась. Ее интересовали лицейские интриги, мода, кадеты из военного училища, располагавшегося через два квартала от школы.

Алька считала, что Стасу нужна другая девушка: серьезная, умная, достойная его. Именно такой она и собиралась стать. Алевтина училась на отлично, занималась фигурным катанием и плаваньем. Алька искренне верила, что когда закончится переходный возраст, и она превратиться из гадкого утенка в прекрасного лебедя, Стас разглядит ее и полюбит. Каринка к тому времени надоест ему своими капризами, и Алька со Стасом поженятся. Но переходный возраст никак не заканчивался. Фигура у Али оставалась мальчишеской, без явных женских признаков, в виде оттопыренной попы или торчащей вперед груди. Всеми этими достоинствами уже обладали большинство девочек их класса, чем привлекали внимание одноклассников противоположного пола.

После окончания школы Стас и Карина поступали в один институт в Санкт—Петербурге. Стас, конечно, прошел по конкурсу, а вот Карина срезалась. Девушка вернулась в город, и после нескольких попыток устроиться в другие учебные заведения, с помощью знакомого мамы все-таки обрела пристанище в торговом колледже. Стас перевелся из Санкт-Петербурга в менее престижный институт, находящийся в их областном центре, чтобы быть рядом с Кариной. Его родители негодовали, но переубедить сына не смогли. Алевтина все ждала своего преображения и не теряла надежды.

Прошло пять лет. За это время, Стас окончил институт, женился на Карине, и они уехали жить в другой город. Так

рухнули Алькины планы в отношении Стаса. Она очень переживала, даже сильно похудела. Мама забеспокоилась, что ее дочь стала похожа на скелет, отвела к врачу. Но врач, глядя на Альку через толстые квадратные очки, которые все время съезжали на кончик длинного носа, сказал, что ничего плохого у Альки не находит. Посоветовал сходить к психологу. На что Алька взъерепенилась и наотрез отказалась, мотивируя тем, что она не психичка. Просто у нее нервы.

Мама посмотрела на нее внимательно и отстала.

После отъезда Стаса Алевтине нужно было кому-то излить свое горе. Девушка не могла доверить свою тайну маме. Она бы замучила нравоучениями. Надежной подруги, которая бы не растрепала всей школе, у Альки не было. Она решила пойти к матери Стаса, надеясь, что та поймет и поддержит ее.

Вера Ивановна недолюбливала Карину и была против их свадьбы с сыном. Алевтину же она привечала, часто приглашала на пирожки, которые у нее получались вкуснее, чем у мамы. Мама вообще печь не любила. Суп и котлеты, пожалуй, самые выдающиеся ее достижения в кулинарии. У Али с Верой Ивановной были и другие общие интересы, например, вязание. Так что причин часто бывать у Стаса дома у Алевтины было много. Только это не приносило плодов. Стас относился к ней очень тепло, можно сказать, с любовью. Но любовь эта была не та, о которой мечтала Аля.

Мать Стаса, выслушав признание Альки, растрогалась и всплакнула вместе с ней. Потом сказала:

– Тебе еще только восемнадцать. Первая любовь всегда такая болезненная, но у тебя еще все впереди.

На что Аля ответила тогда:

– Я всю жизнь буду любить Вашего сына, потому что лучше его нет на всем белом свете.