Я дура

Как и предполагалось, трубку снова сняла жена и рявкнула:

– Я ему уже сказала, уехал.

Что-то новенькое! Неужели Максим стал смелее и решительнее! Чудеса! Со словами, побегу домой, надо по дороге еще продуктов подкупить, Лялька умчалась радостно-счастливая.

А я тут же забыло о ней и мысли вновь начали вертеться вокруг террориста номер один. Существует, блин, этот Бен или нет? Что за чушь! Конечно, существует, а значит видеть его я вполне могла. В смысле в нашем городе живьем, а не по телеку. Когда я запуталась окончательно, на пороге кабинета, как всегда неожиданно, появилась секретарь шефа.

– На ковер, – скомандовала она.

До чего же зловредная баба! Костлявая, с длинным носом, в который, кажется, вросли очки, она обожает сообщать неприятные новости лично, а не по внутреннему телефону. Не полениться дойти до кабинета несчастного. Хорошую же новость частенько просто забывает сообщить даже по телефону.

Шеф, как и предполагалось, прочел мне получасовую лекцию о трудовой дисциплине, залоге успеха и спокойной жизни. Сунул под нос какой-то старый мой репортаж, исчерканный красной пастой. Как был школьным учителем, так и остался. Читать правку шефа без смеха нельзя. До читателей доносить в чистом виде не приведи Господь! Мы приспособились во время «перекачки» материала в секретариат вносить собственную дополнительную правку в опусы шефа. Но шефу об этом знать не полагалось. Он же у нас самый главный, значит и самый умный. В редакции по этому поводу даже анекдоты ходят. Кто-то из стажеров, впервые ознакомившись с правкой шефа, пришел в шоковое состояние. В статье речь шла о безобразиях, творящихся в одной из воинских частей. Приписка, сделанная рукой шефа, звучала так: «Когда же демократическая партия наведет должный порядок в своих рядах?» Стажеру почерк шефа был незнаком, он вычеркнул всю эту чушь. Через пару дней, когда материал был опубликован, шеф потрясая на планерки газетой изрекал:

– Вот учитесь, как надо с молодежью работать! Я практически весь материал переписал, но фамилию автора оставил!

Стажер получил двойной гонорар и легкий шок, а в редакции родился еще один анекдот их жизни «замечательных» людей.

Прогрессирующая болезнь укорачивает память шефа. Он забывает не только о правке, но и о данных нам поручениях, и на всякий случай ближе к концу дня кого-нибудь за что-нибудь ругает. Доведет до истерики одного журналиста, потом другого. Строго по очереди! Но моя очередь чаще всего наступала вне очереди. Не любит меня шеф и все тут! Слишком самостоятельной и независимой я ему кажусь. Почтения должного начальству не выказываю. Репортажи пишу по своему, без учета мнения начальства. Шеф уже несколько раз открыто говорил, что уволит меня. Да все не решается. Но, видно, час настал;

– Вон из моего кабинета, вон из редакции. На улицу, без выходного пособия! – львиный рык шефа вывел меня из задумчивости. Оказывается, под воспитательные речи шефа, я незаметно для себя задремала. Сказалась бессонная ночь и нервное напряжение. Какое непочтение к начальству!

Шефа увезла «скорая», а я пошла собирать вещички. Но не до собирала. Вспомнила, что мы договаривались с милым пообедать в «Эдеме», самом популярном ресторане города. Как я могла забыть! Джоха еще хотел мне за обедом что-то важное сказать или рассказать, а может он хотел мне предложение «замуж» сделать? Колечко с изумрудом подарить в знак обручения и верности! Изумруд единственный драгоценный камень, вызывающий у меня желание владеть им. Как романтично! Да какая теперь разница. Дома наговоримся. Я теперь безработная, а свадьбу трижды откладывали. Заявление в ЗАГСе лежит. В любой день брак зарегистрируют. А может быть, Джоха хотел сказать, что возвращается к бывшей жене? У них же сын! Я не пришла в «Эдем», а он даже не позвонил, не спросил?! Почему? Точно, бросил! Теперь я без работы и без жениха! Надо что-то делать? С таким настроением я выскочила из редакции и понеслась… на железнодорожный вокзал. Зачем понятия не имею! Ноги сами привели меня туда. Уже темнело. Зажглись фонари. Просторные с мраморными полами залы освещались слабо. Это создавало иллюзию таинственности. Такое освещение больше подходит ресторану, чем вокзалу, подумалось мне. И тут я вновь увидела его! Несчастье моих последних дней – «Усама Бен Ладана» собственной персоной, но в европейском костюме. Переоделся, думает, не узнаю. «Усам» был все так же деловит, как и утром, с тем же черным чемоданчиком в руках. Теперь-то ты от меня никуда не денешься!

Я – дура

Глава четвертая

Я спряталась за мраморной колонной, одной из тех, что утыкали изнутри весь вокзал. «Усам» неспешно, совершенно спокойно (ну и выдержка!) пересек зал ожидания и направился в сектор, именуемый «автоматические камеры хранения». Соответствующее табло ярко горело над аркой, которую солидно и достойно пересек «Усам». Из-за колонны мне хорошо была видна его твердая поступь. Это почему-то злило. Я, честный труженик пера, изгнана с позором из родной редакции. Безработная, униженно прячусь за монументальными колоннами! А он! Преступник, террорист мирового масштаба, разыскиваемый всеми службами безопасности мира, спокойно и уверенно разгуливает по вокзалу моего города! Что за мир, в котором мы живем! Но придаваться долгой скорби и распускать сопли, не было времени. Если не всему миру, то хоть милому докажу, что я чего-то стою! Преодолев рысью небольшое расстояние до зала камер хранения, я замерла за очередной колонной. «Усам» возился у одной из ячеек. Вот дверца широко распахнулась и он суну в черную пасть модный кожаный дипломат. Послышались характерные щелчки набора кода. Раз, вжик, два, вжик, вжик, три. Стоп, раз, два, стоп, раз, два, три, четыре пять, шесть стоп. Раз, стоп, Три, два, шесть, один – 3261, надо запомнить. Пригодилась наука милого, который как-то раз решил показать мне свою небывалую грамотность, а мою, соответственно, бестолковость.

– Все гениальное, просто, – вещал он тогда, развалившись после сытного ужина на моем диване, – будь ты повнимательнее, много интересных вещей знала бы.

И привел пример, предварительно сунув меня мордой в простой с его точки зрения факт. В пустых ячейках автоматических камер хранения код автоматически выставляется на нули. А при наборе каждая цифра издает один характерный щелчок. Стоя неподалеку, вполне можно безошибочно определить код любой запертой ячейки.

– Надумаешь хранить вещи в автоматической камере хранения, – поучал меня милый, – предварительно хаотично перепутай номера и лишь после этого кодируй, иначе сопрут твои вещички.

У «Усама», видно, такого предусмотрительного наставника не было. Он набрал номера, начиная с ноля, а значит, вещички вполне можно стащить, но не они меня интересовали. Мне нужен был «Усам», который бессовестно скрутил дворники с машины Джохи и зачем то сунул их на заднее сиденье! Мало того, что выставил меня в глазах милого полной дурехой, так еще и на мою бедную голову кучу неприятностей накликал. Если все разведки мира такие беспомощные, что не в состоянии разыскать спокойно разгуливающего по улицам мирного города террориста номер один, то это сделаю я. Надо же чем то заняться безработной девице. Утру нос милому, прославлюсь на весь мир и, глядишь, шеф вернет меня в родную редакцию. Сладостные мечты прервал «Усам», который продолжил свое шествие теперь уже без чемоданчика в сторону стоянки такси. Сейчас он сядет в машину и тю-тю! Ищи ветра в поле! Я рванула к кучке таксистов, зазывающих пассажиров.

– Вперед. Вон за той машиной!

Водитель, привыкший к причудам пассажиров, послушно тронул с места. Мы не мчались на бешеной скорости по улицам оживленного города, не проскакивали на красный свет, боясь упустить беглеца. Мы даже особенно не скрывали, что едим следом. Мы просто плелись за «Усамом» на скорости 30 км в час! Вот машина «Усама» свернула налево и замерла. Открылась дверца и «Усам» прошествовал в… областную прокуратуру. Мне хорошо было знакомо это здание. Год назад здесь размещалась наша редакция, а до этого райком партии. Потом какому-то чиновнику пришла в голову идея провести лакировку. С какой целью неясно. Редакция переехала в здание прокуратуры, поближе к медвытрезвителю и центральному рынку. А прокуратура в трехэтажный особняк, бывшего райкома партии. В этом-то особняке и скрылся «Усам»! Я едва удержалась, чтобы не броситься ему наперерез с криком: Не смей сдаваться сам! Это я тебя арестовала еще на вокзале!

Крик замер на губах, когда увидела лицо водителя такси. На нем был написан неописуемый испуг.

– Человек умирает! Врача! – уставившись на меня безумным взглядом, орал таксист непонятно почему. Умирающих или желающих это сделать в окрестности не наблюдалось, а таксист все трендел, как заведенный:

– Врача, скорую, умирает…

Шедшая по тротуару группа подростков с интересом уставилась на нас с водителем. Пожилая женщина стала поспешно рыться в сумочке, приговаривая:

– Я сейчас, сейчас. Да куда же оно запропастилось?

И тут какой-то мужик дал водителю совет:

– Ты на колесах, быстрее сам отвезешь, чем «Скорую» дождешься! Надо же такая молодая, красивая, а сердечко никуда не годится. Вези, а то помрет!

Я все никак не могла уразуметь, кто же помирает? Легкий туман поволокой закрывал глаза, в ушах шумело. Так кто же помирает? Мысли стали проясняться в тот миг, когда за «Усамом» захлопнулась пластиковая дверь прокуратуры. Как на экране я увидела толпу и водителя, который осторожно, но настойчиво пытался запихнуть меня в салон машины. Да идите вы все! Обрушившиеся в последние несколько суток на меня беды, вылились в потоки слез. Я рыдала, захлебываясь в них. Грудь разрывала обида, я размазывала воду по щекам и даже не пыталась остановить ливший из моих глаз соленый поток.

– Вот и хорошо, вот и хорошо, – приговаривала пожилая женщина, промокая мои слезы, – поплачь милая, поплачь, легче станет.

Мне действительно стало легче. На место обиды пришла злость. Полная решимости бросить вызов всему миру. Я поудобнее уселась на заднее сиденье такси и приказала водителю: Трогай!

– Расплачивайся и вылась, – зло сказал он. – Достала уже! То она умирает, то у нее истерика! Да мне своей бабы выше крыши хватает!

Видно словарный запас таксиста был гораздо беднее обуревавших его чувств, поэтому он смачно сплюнул на землю и в сердцах пробормотал какое-то ругательство. Везти меня он явно никуда не собирался.

– Вылась, сказал, же!

– Как же сейчас! – не менее решительно ответила я, – или везешь или не получишь денег, а вот умереть в твоей зачуханной машине я могу прямо сейчас.

– На умирающую что-то не похожа, – не преминул огрызнуться водитель и под взглядом все не расходящейся толпы полез за руль, – куда везти?

– На вокзал!

– Куда, куда? Только что оттуда! Так и будешь кататься вокзал -прокуратура и обратно. Плати, тогда поеду.

Перестраховщик, несчастный! Назад до вокзала мы доехали быстренько. Получив деньги, водитель поспешил избавиться от истеричной пассажирки. Для него было более чем достаточно и одного моего нервного припадка.

За время нашего отсутствия вокзал не изменился. Все тот же полупустой зал ожидания и безлюдное помещение автоматических камер хранения. Я решительно подошла к ячейке, у которой час назад стоял «Бен Ладан». Набрала код, руки, как не странно не дрожали. Испуга, что поймают с чужими вещами, не было, а ведь я совершаю кражу – мелькнула мысль. Да еще со взломом! Отягчающее обстоятельство, но и это не вызвало страха. Интересно, откуда это у меня? Может быть, я не правильно выбрала профессию, и у меня криминальный талант? Не каждый с первого раза без шума и пыли вскроет ячейку, хоть и не банковскую, но все же! Нереализованный криминальный талант возможно и заставляет меня до утра зачитываться детективами, которые у Джохи вызывают недвусмысленные замечания о моих невысоких вкусах и интеллекте. Он же, талант, бросает меня в бездну полицейских криминальных сводок, из которых я обязательно вылавливаю именно те, которые, по мнению высокого полицейского начальства, ни в коем случае не должны появляться в печати.

– Тебя нельзя на пушечный выстрел подпускать к дежурной части, – любимое изречение милого, – обязательно вляпаешься во что ни надо. Писала бы лучше о бабушках-одуванчиках. У них столько проблем – пенсия маленькая, на свет, газ цены растут, на мясо и того больше. Дети неблагодарные, старикам не помогают. Вот тебе и молодежная тема. Так нет, тебе сводку свеженькую утречком к кофе подавай, чтобы в ней побольше крови, да вони было. Это по тебе!

Уверенной походкой, такой же как недавно «Усам», и с тем же чемоданчиком я вышла на улицу и прямиком к такси.

Квартира встретила меня полной тишиной, где-то в глубине теплилось затаенное желание, что двери откроет милый и участливо спросит о моих бедах, приласкает, успокоит, утешит. А я покаюсь, поплачу, и раненько утречком мы побежим в ЗАГС, где все лежит и лежит наше невостребованное заявление о создании новой счастливой семьи. Вздохнув печально в гулкую тишину, я подумала – ну и ладно. Хорошо, что его нет. Не успела я разуться, как услышала за дверью Саулешкино:

– Здорово, что ты пришла! А у нас сегодня было распределение ролей. Будем ставить Месье Амедея! Как думаешь, кто прима? – Саулешке не требовались мои ответы. Она была талантливой актрисой и играла без вспомогательных реплик.

– Конечно, я! Знала бы ты, Тэечка, сколько интриганок вокруг! Молоденькая девушка из студии и так и сяк вертелась вокруг режиссера. Все намеки делала. Даже домой приглашала. Ха, но на первых же пробах полный провал!

Сунув черный чемоданчик в угол за полку, где стоит зимняя обувью, которую я все не удосужусь упаковать в коробки. Да и зачем? Скоро все равно распаковывать. Я прошла на кухню, где уже во всю хозяйничала соседка. И как это у нее ловко получается без пауз тарахтеть и стол накрывать.

– А где Джоха? – спросила вдруг она. – Давненько я его не видела.

Мне самой хотелось бы знать, где милый и чем он занимается. Интересно, после того, как я не соизволила явиться на обеденное свидание, он меня бросит, или простит, прочитав очередную нотацию о моей необязательности, неумении жить по плану и прочее в том же духе. Это хорошо, что мы не поженились, а то пришлось бы разводиться. Мысль пришла в голову неожиданно и была такой революционной, что перепугала меня. Все, в том, числе и я, были уверены, что я как кошка влюблена в Джоху. Что я часа без него не могу прожить, да просто пропаду без его опеки и нотаций. Большой, успешный, красивый, он постоянно подчеркивает, что мне просто повезло с ним. Он мне и мама, и папа, и опекун и кормилец. Правда, почему кормилец не ясно. Я сама зарабатываю не меньше чем он. У него денег никогда не прошу и не беру. Да он и не предлагает. Рассказывает, что копит их для нашей совместной, счастливой жизни в будущем. Я же, транжира и растратчица, живу одним днем.

Испуг не остался незамеченным Саулешкой:

– Ты что уже знаешь!? Он там! – с еще большим, чем у меня ужасом в глазах то ли спросила, то ли поведала соседка.

– Где… там? – я закрыла рот ладонью, чтобы не завизжать от ужаса. Хотя не понимала, чего же надо бояться и что такого страшного произошло.

– Так ты не знаешь? – с разочарованием вздохнула Саулешка. Я отрицательно покачала головой, все еще прикрывая рот ладонью непонятно зачем.

– Мне мой под большим секретом рассказал, что через нашу область прошла большая, ну просто огромная партия наркотиков. На миллион долларов. Представляешь! Генерал рвал и метал. Поговаривают, что какой-то полицейский из непростых их прикрывал! А тут информация из надежного источника, что у наркобаронов, что-то не срослось и деньги с наркотиками зависли где-то в области. Вот и стали искать. А ничего – найти не могут. Представляешь! Факт есть, а наркотиков и денег нет! И наркодельцов нет! Все перешарили вдоль и поперек, всех агентов на ноги подняли. Нигде ничего! Известно только, что все это где-то у нас зависло!

– Как зависло? – речь соседки почему-то вызвала картину чего-то повисшего в воздухе. А вот чего?

– Ну, так и зависло. Заказчики с исполнителями должны вначале рассчитаться. Потом товар пойдет по назначению, а они не рассчитываются. То ли хитроумный план, то ли денег нет! То ли кто-то кого-то подставил!

– У кого денег нет? У наркодельцов? – обалдела я.

– Нет! У них деньги есть, – продолжает объяснять Саулешка, – У покупателей, может нет, а может и есть. Хитрят что-то.

– Кто хитрит? – еще больше запуталась я, – Генерал?

– Нет, генерал готовит секретную операцию. Сегодня ночью начнется. Брать будут. Про операцию никто не знает. Секретная! Твой там тоже!

Секретная операция, о которой никто не знает, обсуждается на кухне домохозяйками! Ну не домохозяйками, а просто женщинами! Здорово! Хотя я ничего толком из рассказа соседки и не поняла. Но при такой секретности неудивительно, что преступность растет. Бедный мой Джоха, сидит, наверное, в засаде, в холоде и голоде! Впервые при таких мыслях у меня не дрогнуло сердце от жалости к милому! Видно слишком много на меня свалилось в последнее время. Проблема за проблемой. Теперь вот безработная воровка. Умыкнула чужой чемоданчик с секретными материалами средь белого дня, и рука не дрогнула. Тюрьма по мне плачет. Мысль о тюрьме напомнила, что в прихожей все еще стоит злосчастный черный чемоданчик, который надо бы убрать подальше от любопытных глаз Саулешки. Под предлогом помыть руки перед ужином, который прекрасная кулинарка – соседка уже успела приготовить, я вышла из кухни.

– Куда бы его запрятать, – я оглядела свое небольшое и не особенно роскошное жилище. Две комнаты в хрущевке. Главное преимущество – изолированные. В большой, именуемой залой, кресло необъятных размеров, горка, подарок папы-слесаря, телевизор и пианино-воспоминание о нелегком музыкальном детстве. Все усилия родителей привить мне музыкальную культуру оказались тщетны. Хотя я провела за инструментом немало часов.

– Стоп! Пианино! Вот самое надежное место. Никому и в голову не придет на нем играть. По крайней мере, до приезда моих родителей, его точно никто не откроет. Как-то однажды, вытирая пыль, я задела вертикальную крышку инструмента и она отвалилась. Вернее открылась. Но вначале я решила, что отвалилась начисто, такой был грохот. С учетом приобретенного опыта, я осторожненько открыла «музыкальную вертикаль». Черный чемоданчик легко уместился в музыкальном чреве. И со спокойной совестью вернулась к соседке. Саулешка ушла к себе во втором часу ночи, успев перемыть всю посуду, рассказать пару-тройку театральных сплетен и полицейских секретов. После ее ухода, я даже при большом желании не смогла бы вспомнить их, потому что думала только о своем. Что в черном чемоданчике? Как лучше преподнести милому факт моего воровства? Куда пойти работать? В государственное издание или частную газету? «Адилет», к примеру, или «Тамаша»? А может лучше стать свободным журналистом. Пиши себе и продавай материал. Ни планерок тебе, ни шефа полоумного. Над этим стоило хорошо подумать. Журналист я известный и популярный среди читателей. Но прежде надо разобраться с чемоданчиком. Лишь только за соседкой закрылась дверь, я вскрыла тайник и достала плод собственного преступления. Против ожидания дипломат оказался без секретов, открыть его не составило большого труда. Кто ж думал, что я прихвачу чужой чемоданчик домой и стану в нем рыться! Что я ожидала увидеть? Деньги, конечно, и документы, изобличающие «Усама». Мои ожидания сбылись наполовину. Я увидела столько денег, что ахнула! Тугие пачки долларов, упакованные в банковскую ленту и сложенные аккуратными рядами в стопки, создавали иллюзию нереальности происходящего. Я на автопилоте посчитала пачки, миллион долларов в полноценной американской валюте. Гораздо за меньшее людям шеи сворачивают! Доигралась! Прав был Джоха, надо о бабушках одуванчиках писать. А теперь за мою жизнь никто ломаного гроша не даст. Что делать? Срочно возвратить все на место. В два часа ночи?!

– Придется дожидаться утра, – ни с того ни с сего я стала разговаривать сама с собой. – Надеюсь, что чемоданчика хозяева еще не хватились.

Не знаю, сколько времени я тупо смотрела на зеленое изобилие денежных купюр, пока мое внимание не привлек обычный почтовый конверт. А вот и документы! Мы еще посмотрим, кто кого, непонятно почему радость вселилась в душу. Конверт оказался даже не заклеенным. Стоило взять его в руки, как оттуда выпало фото. Да это же! Это же! Да это же Лялька! Не веря своим глазам, я схватила фотографию и подошла к ночнику, при свете которого потрошила чемоданчик. Лялька смотрела на меня, улыбаясь во весь рот. На ней был ее любимый сарафан. Она кому-то за кадром посылала воздушный поцелуй. И зачем Лялька понадобилась террористам? В недоумении я взяла белые листки бумаги, развернула. На компьютере набранный текст вещал: «Убрать до 30 сентября. Несчастный случай. Аванс.» над смыслом текста ломать голову не приходилось. Лялька чем-то не угодила террористам. Ее просто, на просто заказали. Неужели аванс это миллион долларов? Нечего себе?! Но тут я увидела еще один белый конверт, развернула его. Там были деньги, доллары, десять купюр по сто. Одна тысяча долларов. Однако не дорого ценят террористы жизнь подружки. Но зачем она им? В политику не лезет. Занимается своими магазинами, купи-продай, да за многоженцем в погонах бегает! Может быть, что-то, где-то видела, чего нельзя знать? Надо ее по расспрашивать. Сегодня уже 15 сентября. Жить Ляльки осталось в лучшем случае две недели и знаю об этом только я! Где же милый? Куда запропастился? Надо бежать в полицию и писать заявление! Надо спасать подругу! Я заметалась по комнате, спотыкнулась о набитый деньгами чемодан и в недоумении уставилась на него. И как все это я объясню полиции? Про «Усама» расскажу, чтобы меня в психушку сдали, и никакой милый не поможет! Нет, бежать отпадает. Но что делать. Для начала надо успокоиться. О, если бы я тогда знала, что меня ждет, сломя голову бросилась бы в полицию. Уж лучше было тихонько отсидеться в психушки! Но знать будущее нам не надо, вот и творим глупости.

Руки у меня тряслись, я все никак не могла засунуть злосчастные листки в белый конверт. И тут одна из бумажек спланировала на пол, перевернулась и я увидела надпись, сделанную от руки. Ничего особенного, кто-то шариковой ручкой вывел фамилию, имя и отчество Ляльки. И тут во мне проснулся дух сыщика. Откуда появилась это злосчастная уверенность, но я решила, что сама все распутаю, спасу подругу, найду заказчиков и передам их в руки правосудия.

– Так, что мы имеем, – продолжила я разговор сама с собой, – дипломат с валютой в сторону. Оставим конверты с фото и записками. Почерк он о многом говорит. О, да здесь и подпись есть. Квинтэссенция почерка – подпись, по мнению графологов проливает самый яркий свет на потемки души человека. Так, конец подписи устремлен вниз. Ее автор склонен к пессимизму, не уверен в себе. Подпись длинная – писал зануда, дотошный тип. Первая буква огромна в сравнении с другими – тщеславен и капризен. У букв угловатые острые углы – раздражителен, вспыльчив, упрям, нетерпелив, все никак не может самоутвердиться. Вот, гад! Решил свое самолюбие за счет Ляльки вылечить. Почему-то сразу вспомнился возлюбленный подруги —Максим. Видение я отогнала. Он, конечно, не ангел, И я его терпеть не могу, но это неповод считать его убийцей. Он по-своему любит Ляльку, дорожит ею. И откуда у него такие деньги! Ходит все время в одной и той же рубахе. Шестеро, а может пятеро детей не шутка. Вот, к примеру, в подписи, завитки и виньетки – это симптомы творческого склада ума, художественного вкуса. А Лялькин ухажер очень далек от искусства. Вот подпись отчеркнута снизу. Что там по этому поводу наука говорит? Гордец и карьерист. Это больше подходит лялькиному ухажеру. Тьфу ты! Это как же я его ненавижу, что как только понадобился кандидат в убийцы, так я только о нем и думаю. Вот здесь подпись петляет, делает овал. Скрытый, своенравный, независимый тип, а здесь циферка стоит. Редчайший случай наличия цифр в подписи. Что же это? А вот – мстительный, осторожный, недоверчивый тип, склонный к нервно-психическим недугам. Все дошла до ручки. Только психа и не хватало! Да и откуда у психа такие деньжища? И что связывает психа с «Усамом»? А может «Усам» сам псих? С этим я провалилась в тревожный сон. Мне снились горы, террористы, психи и моя одинокая, несчастная фигурка, обдуваемая всеми ветрами, стоящая на краю бездонной пропасти. Вещий сон!

Я – дура

Глава пятая

Из ночных кошмаров меня выдернул звонок мобильного. Ну и какой дурак поставил будильник на семь утра! Никогда я не вставала и не научусь вставать в такую рань. «Дураком» был милый, который периодически пытался, надо сразу сказать – безуспешно, привить мне кое-какие правильные с его точки зрения привычки. При этом Джоха приводил в пример, как считал, весьма убедительный факт выработки условных рефлексов у «собаки Павлова». Но милый, видно, был не таким талантливым, как академик, да и я не такой послушной, как собака. Короче, мобильник трещал, я поглубже нырнула под одеяло в надежде подремать еще пару часиков. Безработной спешить некуда, рассудила, да и преступнице лишний раз появляться на улице не стоит. Поспать не удалось. Мобильник заверещал уже другой мелодией, извещая, что звонит человек, внесенный в базу данных.