Полная версия
Голое платье звезды
И тут до меня дошло: ни один человек не может сделать такую глупость, Кристина меня специально выводит из себя. Вот только не знаю почему.
Я улыбнулась.
– Замечательный напиток, но насладиться им я не могу, слишком сладко. Принесите лимон.
– Какой? – уточнила Кристина.
– Лимонный, – ответила я. И на всякий случай пояснила: – Кислый.
– Желтый или зеленый? – деловито уточнила Светкина. – Они разные.
– Оба. И в придачу свеклу, – велела я. – Только выдавите из нее сок.
Кристина кинулась к двери.
Я посмотрела на притихшую Леру.
– Извини, пожалуйста. Никогда с сотрудниками таким образом не разговариваю, но эта девушка может и ангела самообладания лишить. Ее взяли недавно, и я вначале думала, что Кристина не поняла, как надо работать. Затем решила: она нервничает из-за того, что находится на испытательном сроке. А сейчас меня осенило: помощница издевается надо мной. Не знаю, по какой причине ей это в голову пришло, и знать не хочу. Ее сегодня же уволят. Но давай вернемся к твоей проблеме. Ты сказала, что вышла из метро, а продолжить не успела из-за появления секретарши с адским пойлом. Говори, пожалуйста, я очень внимательно тебя слушаю.
Валерия прижала руки к груди.
– Я вышла из метро и остановилась у вашей витрины. Оформление часто меняют, и оно всегда прикольное. Сегодня там белки плюшевые, все с пудреницами. Ми-ми-ми прямо. И вдруг…
Девочка замолчала. Я улыбнулась.
– Тебе что-то из товара понравилось? Новый набор «Принцесса»?
– Вы мне не поверите, – прошептала Лера, – подумаете, что у меня крыша поехала.
– Все-таки скажи, – попросила я, с тревогой глядя на Леру – цвет лица у нее стал буквально серым.
– В магазине стояла моя мамочка! – выпалила Валерия.
В первую секунду я не поняла, как реагировать на услышанное. Затем осторожно спросила:
– Лерочка, извини, если я делаю тебе больно, но… Но ведь вроде твоя мама умерла?
– Да, – кивнула Лера, – умерла, я вам про это говорила. Мне тогда только-только семь лет исполнилось, сейчас уже тринадцать.
– Прости за напоминание о страшном дне, – пробормотала я, – но ты, наверное, присутствовала на похоронах. И ходишь иногда на могилу… э… не знаю, как твою маму звали.
– Ее имя Вера Михайловна Чернова, – уточнила Лера, – она работала риелтором, владела фирмой «ДТМ». Аббревиатура расшифровывается как «Дом твоей мечты». А на похороны меня не взяли. Могилы у мамулечки нет, ее тело кремировали. Ниша в стене сделана, там урна. Я один только раз колумбарий посетила, и мне не понравилось – очень холодно было, стена мрачная, около таблички с именем мамы крохотная вазочка приделана, и из нее один цветок торчит, искусственный. Все это ужасно выглядит. Вы не подумайте, что я забыла маму, просто…
Валерия съежилась.
– Я знаю, что она скончалась от тяжелой болезни… Ой, я путано говорю, вы меня дурой, наверное, считаете…
– Ты все понятно объясняешь, – ласково сказала я, думая, как связаться с родственниками девчонки, у которой явно проблемы с психикой.
На щеки Валерии вернулись краски.
– Можно все-все рассказать? Пожалуйста, выслушайте! Мне очень плохо.
Я хорошо помнила себя тринадцатилетнюю. Особо близких подруг у меня не было, поэтому после занятий я чаще всего брела домой одна. Меня редко звали в гости, в кино, на дискотеку. Отчасти непопулярность ученицы Козловой среди сверстников объяснялась тем, что я жила не в ближайшей к школе деревне, как все дети, а на значительном удалении, в отеле «Кошмар в сосновом лесу»[1]. А еще я не могла похвастаться знаниями, безропотно получала свои тройки и четверки, на уроках зевала, к тому же не носила модную одежду. Лет в двенадцать я пришла к выводу, что господь не одарил меня красотой, и начала плакать по вечерам в ванной. Меня очень тяготила необходимость вставать в несусветную рань, чтобы успеть к первому уроку, а ведь еще нужно было выполнять домашние задания и помогать бабушке в отеле. К тому же я растолстела, и ребята в классе начали меня дразнить…
В общем, жизнь казалась мне ужасной, школа – тюрьмой. Я ощущала полнейшее одиночество, ненужность, мучилась из-за своей уродливой внешности. Но вот же странность: никогда не тосковала по погибшим родителям. Почему? Может быть, потому, что совсем их не помнила. Для маленькой Степы папой-мамой являлась в едином лице Белка. Но ведь бабушке все не расскажешь. Для того чтобы пожаловаться на свою несчастную жизнь, нужна хорошая подруга, а ее-то у меня и не было. Похоже, у Валерии тоже нет «жилетки».
Мне стало очень жалко девочку, поэтому я сказала:
– Конечно, говори.
И полился рассказ Валерии.
Глава 4
…Семья Черновых была благополучной и счастливой. Вера Михайловна и Владимир Николаевич владели фирмой «ДТМ». Ангелина Сергеевна, мать Владимира, вела хозяйство, заботилась о маленькой Лерочке. Девочка ходила в детский сад около дома. Жили Черновы в хорошей пятикомнатной квартире, которую когда-то купил отец Володи, крупный адвокат. Николай Петрович хорошо зарабатывал, в семье имелись машина и дача. Валерия дедушку не застала, тот давно умер, но бабуля иногда рассказывает о муже, вспоминает, как они любили друг друга. Ангелина Сергеевна никогда не работала, вела домашнее хозяйство. В прежние советские времена Черновы считались зажиточными. Но после смерти Николая Петровича семья быстро прожила свои накопления. И вот тогда родители Валерии стали заниматься торговлей жильем.
У Веры Михайловны не было дружной семьи, ее отец с матерью постоянно прикладывались к бутылке. И мать Леры редко вспоминала их, рано умерших от алкоголизма, зато охотно рассказывала, как тяжело и трудно жила, став сиротой. Как работала за копейки, чтобы не умереть с голоду, как устроилась мыть полы на рынке и как помогала покупателям дотащить до автомобиля наполненные сумки. Но, подчеркивала Вера, она чувствовала в то время себя счастливой. Копеечная зарплата соединялась с чаевыми, вполне приличную одежду можно было купить в секонд-хенде, торговки с рынка часто давали ей продукты. Не распродала молочница весь творог, осталось у нее полкило – домой она товар не повезет. У колбасницы капризные клиенты, все как один требовали: «Не кладите на весы «попку» от батона, срежьте ее». К концу дня обрезков набегало на добрый килограмм. В общем, домой Верочка возвращалась с туго набитой кошелкой.
Кстати сказать, она еще делилась съестным с подопечной бабушкой. Сирота помогала одинокой старушке, соседке по дому: убирала ее квартиру, стирала белье и не брала у пенсионерки денег, просто жалела ее. Жизнь казалась ей прекрасной, люди на рынке любили приветливую, услужливую, честную девочку, готовую постоять за прилавком, если продавщице приспичило отойти. Верочка старательно мыла и пол, и прилавки, не сидела на месте, мухой летала по помещениям.
Однажды бабушка-соседка спросила Верочку:
– Хочешь подработать?
– Да! – обрадовалась та. – Очень!
Старушка протянула ей бумажку.
– Вот тебе адрес. Там живет Ангелина Сергеевна, моя давняя клиентка. Я ведь парикмахером работала, делала ей прически. Так вот, Лине нужна домработница, два раза в неделю.
Верочка расцеловала бабулю и помчалась к Черновым, которые очень удачно жили в паре минут ходьбы от ее дома. Дверь открыл Володя…
Через полгода сыграли свадьбу, и у Верочки началась новая жизнь – она стала обожаемой женой, любимой невесткой, а потом счастливой мамой. Через какое-то время супруги задумали открыть агентство покупки-продажи жилья. Казалось, солнце всегда будет сиять на небосклоне Черновых.
Но вдруг замаячила беда.
Вера заболела гриппом и решила перенести недуг на ногах – у нее была выгодная сделка. И что вышло? Деньги-то Чернова заработала, а вот здоровье потеряла. Из-за несоблюдения постельного режима у нее отказали почки. Больница, диализ, смерть.
От маленькой Валерии правду скрыли. Когда мама вдруг куда-то подевалась, бабушка спокойно объяснила внучке:
– Мамуля улетела в Екатеринбург, там твои родители открывают филиал фирмы. Она не скоро вернется.
Лерочка очень скучала по маме. Вера Михайловна убегала из квартиры рано утром, возвращалась поздно вечером, но воскресный день всегда проводила с дочкой. Они ходили в зоопарк, в музеи, в магазин, читали книжки, слушали пластинки. А теперь Валерии так не хватало мамы… Но Вера Михайловна не вернулась даже в день рождения дочки, не прилетела проводить ее в первый класс. Придя на первую линейку, Лерочка горько заплакала. Всех детей сопровождали группы взрослых: мамы, папы, бабушки-дедушки, дяди и тети, а Леру Чернову привела в школу одна-единственная Ангелина Сергеевна, которая к тому же забыла захватить фотоаппарат и поэтому не сделала ни одного снимка.
Праздник не принес девочке положительных эмоций. Лерочка сильно обиделась на маму и папу, которые не захотели даже на время оставить ради нее работу. Слова бабули: «Валерия! Нельзя быть такой эгоисткой, родители зарабатывают тебе на жизнь» – не успокоили ее. Первоклассница рыдала так, что ее до начала торжественной части отправили домой.
К занятиям Лера приступила только в середине сентября – от расстройства она заболела. Но учеба шла через пень-колоду. А мама не возвращалась.
Вскоре Леру неожиданно забрали из гимназии и отправили в далекое Подмосковье, в интернат для больных детей. Валерии стало совсем плохо. Ни папа, ни бабушка, ни мама ее не навещали, на Новый год к ней никто не приехал. В конце концов Лерочка перестала рыдать. Малышка смирилась с тем, что ее выгнали из дома, перестала стоять все свободное время у окна, глядя на дорогу, по которой к центральному входу подъезжали машины, и попыталась жить дальше.
А в феврале в интернате появился Владимир Николаевич Чернов. Сначала он зашел к директрисе, потом в кабинет вызвали Лерочку. Кроме отца и начальницы интерната в комнате находились еще психолог, врач и медсестра.
– Лера, сядь и выслушай меня спокойно, – попросил папа.
Девочка покорно опустилась на стул. Она знала, что в лесной школе учатся несколько детей из приютов. Детей, которых бросили родители. Маленькая Валерия решила, что отец прибыл, чтобы сообщить ей, что они с мамой и бабушкой больше не хотят ее воспитывать и оставляют навсегда в этом подмосковном интернате. Странное дело, девочка не испугалась, не заплакала. Наверное, у нее просто закончились эмоции, а вместе с ними иссякли и слезы.
Но папа неожиданно рассказал, что Вера Михайловна не уезжала ни в какую командировку, а тяжело заболела и легла в больницу. Ей требовалась пересадка почки. Мама очень надеялась на донорский орган, но у нее была редкая группа крови, поэтому она так и не дождалась операции. Мама умерла. Все.
Когда прозвучали последние слова, Лерочка, ожидавшая услышать от отца другое, не поняла, что случилось. Она робко спросила:
– Меня оставят жить здесь навечно? Я стану детдомовкой?
– Конечно, нет! – воскликнул отец. – Придет же такая глупость в голову… Мы с бабушкой отправили тебя сюда, так как не хотели говорить о том, что мама умирает. Мы очень надеялись на чудо, на операцию, которая вернет ей здоровье и жизнь. Но чуда не случилось: что ж, теперь ты знаешь правду. Вера от нас ушла. Собирайся, мы уезжаем домой.
Из всей папиной речи Лера уяснила лишь одно: лесная школа уходит в прошлое, она возвращается в Москву и снова будет жить одна в своей комнате, а не в спальне с тремя противными соседками.
– Ура! – закричала малышка и бросилась отцу на шею.
Однако в родную квартиру Валерия не попала, оказалось, что за прошедшее время Черновы переехали в другой район. Учиться девочка пошла в другую гимназию, не в ту, куда ее определили в первый класс, и в новой у нее сложились хорошие отношения и с ребятами, и с учителями.
Все шло замечательно. Вопрос, где ее мама, в голове Лерочки не возникал довольно долго, но однажды она подошла к бабушке и поинтересовалась:
– Когда мамочка из командировки вернется?
Ангелина Сергеевна удивилась, но ответила спокойно:
– Никогда. Она умерла. Ты забыла? Папа же все тебе объяснил.
– Мамы не будет совсем? – уточнила Лера.
– Да, – вздохнула Ангелина Сергеевна.
Лера ушла в свою комнату и стала размышлять над словами бабушки. Мама никогда не вернется, она умерла… Разве это возможно? Нет, конечно. Мамулечка в командировке.
До девяти лет Лерочка жила в уверенности, что рано или поздно увидит маму. Бабушка и папа не вспоминали Веру Михайловну, в квартире не было ее фотографий, день рождения, дату смерти матери в семье не отмечали, на кладбище девочку не возили. И Лера считала, что мама рано или поздно вернется из затянувшейся поездки…
Валерия прервала рассказ и посмотрела на меня.
– Дурочка я, да?
– Ты просто маленькая была, – возразила я. – Психика ребенка нашла способ сохранить его разум.
– Понимание пришло, когда папа женился на Елизавете Федоровне, – поморщилась Валерия. – Только тогда до меня дошло: мать ушла навсегда. Другая женщина заняла своими вещами ее шкаф, готовила на кухне еду, жила в одной комнате с папой… Вообще-то у меня к Лизе претензий не было. Она хорошо ко мне относилась, делала подарки, хотела подружиться. Папа велел мне звать ее мамой, но я не смогла. Через какое-то время меня перевели из любимой школы в платную гимназию. А тут… Ну вы сами видели Злобину. И ребята в классе под стать Зинаиде: считают меня оборванкой, нищей, потому что я приезжаю на занятия на метро, а их шоферы доставляют. Почти у каждого школьника есть охрана, разговоры ведут только об их домах в Лондоне или еще где-то за границей… А папа, после того как с Лизой развелся, постоянно забывает вовремя деньги в кассу гимназии внести, и Злобина громко при всех объявляет: «Чернова, опять твой отец в должниках!» Короче, не очень-то весело мне живется. И вдруг я увидела маму в вашем магазине! Я вошла внутрь, но не бросилась к ней, потому что решила: это просто очень похожая женщина. Очень-очень похожа. Прямо копия. Встала к ней почти вплотную, и она на меня посмотрела. Но не узнала. Что ж, это понятно, я ведь мало на себя, дошкольницу, похожа.
Лера поправила волосы.
– От природы у меня каштановый цвет, а в мае я в блондинку перекрасилась и коротко постриглась. Сама некоторое время свое отражение в зеркале не узнавала. Знаете, от той женщины пахло мамиными духами. Забыла, как они называются… Аромат ландышей, а флакон длинный, с золотой пробкой. Их во Франции делают. Бабушке духи не нравились, она один раз сказала: «Вера, твой парфюм очень навязчивый, ты уходишь, а запах остается в комнате. Смени фирму». Мамочка возразила: «А мне аромат нравится. С детства их люблю, такими моя мама пользовалась, у нее в шкафу всегда два-три флакона про запас стояло». В тот день я все стояла рядом с женщиной в вашем магазине, смотрела на копию мамули и оторваться не могла, нюхала знакомые духи… Потом увидела, что она набор «Принцесса» купила. И вдруг…
Валерия вскочила.
– Понимаете, женщина руку за пакетом протянула, и я увидела… У нее на внутренней стороне ладони длинный шрам, я его помню… Уверена, это моя мама была! Она! Живая! Мне хотелось к ней броситься, да ноги к полу приросли. И закричать не смогла – голос пропал. Стою молча, как будто в статую превратилась, а на голову мне словно ткань набросили, полупрозрачную: все вокруг видно, но как в дыму. Потом неожиданно темно стало. Открываю глаза, а продавщица у меня под носом что-то вонючее держит и говорит: «Девочка, тебе плохо? Сейчас врача вызовем». Я испугалась и попросила: «Не надо никакого врача». Но она за телефон схватилась, и мне пришлось удрать.
Глава 5
Вечером того же дня мы со Столовым сидели в кафе.
– И ты девочке поверила? – хмыкнул Костя, намазывая масло на хлеб.
– Да, – кивнула я.
– Степа, мертвые не ходят по магазинам, – усмехнулся Столов. – У них денег нет, а бесплатно у нас даже зомби ничего не отпустят.
– Тебя ничего не смутило в моем рассказе? – поинтересовалась я.
Константин взял вилку.
– Кроме того, что Лера заметила в торговом зале давно похороненную женщину? Нет. Девочка явно психически нестабильна. Она столкнулась с теткой, внешне напоминающей ее мать. Только и всего!
Я взяла меню.
– Лера, рассказывая о детстве Веры Михайловны, упомянула, что ее родители пили горькую. Дед и бабка девочки покинули этот свет по причине алкоголизма. Другой родни у Веры не было.
– Эка невидаль, – поморщился Столов. – Сколько детей в России могут похвастаться такими предками? Да миллионы! Для народа пьянство – лучшая развлекуха, причем не только для представителей низших слоев общества. Посмотри на столик в углу, за ним сидят два мужика. Оба определенно при деньгах. Так вот, они уже вторую бутылку коньяка докушивают. Думаю, еще по стопарику опрокинут, и метрдотель их шоферов кликнет – нехай своих господ по каретам растаскивают. У нас любят говорить: народ пьет от бедности, у людей нет средств на книгу, на билет в театр… Как же! А эти, явно непьющие, тогда почему назюзюкиваются? Нет у тебя миллионов, есть у тебя миллионы – не важно. Клюкают не от бедности, а от нежной любви к спиртному, от того, что не хотят решать проблемы, задумываться о будущем. Кто заставляет человека выбирать злую жену, неинтересную работу? Никто. Каждый сам все себе устраивает. Не нравится баба? Не живи с ней. Не устраивает служба? Поменяй ее. Ни фига делать не умеешь, в школе двойки получал, образования нет? Ну так возьмись за ум, овладей престижной профессией. Учиться никогда не поздно. Но! Дело в том, что измениться может лишь тот, кто по-настоящему хочет жить иначе, кто танком к цели прет, невзирая на препятствия. И никто его не остановит. А вот ежели индивидуум водку сосет и ноет: «Жизнь ужасна. Что делать? Кругом одни воры и сволочи, честному перцу вроде меня на хорошую зарплату не устроиться», это означает одно: все алконавта устраивает. Его главная страсть – выкушать огненной воды, обблеваться и заснуть в луже дерьма, обвиняя в своих жизненных неудачах правительство, чиновников, врачей, соседей, жену, тещу, родителей. У него все кругом гады и сволочи, а он, самый умный, из-за них в канаве пьяный храпит. А вот и нет, дружок! Ты в помойке валяешься, потому что свиньей являешься. Все, конец выступлению. Занавес.
Я зааплодировала.
– Браво! В принципе, я согласна с тобой, но сейчас мы говорим не об абстрактном человеке, а о родителях Веры Михайловны Черновой. Если она росла в семье алкоголиков и у нее не было других родственников, откуда взялась в ее рассказе мать, любящая французский парфюм? Узкий флакон, золотая пробка, запах ландышей – это, скорей всего, «Диориссимо». Совсем недешевые духи от фирмы «Диор». Классика. У нас они тоже представлены: их в основном покупают дамы в возрасте, те, кто не изменяет привычкам молодости.
– По мне, так все запахи на один вкус, – заметил Костя.
– На один нюх, – улыбнулась я. – И откуда у алкоголички деньги на «Диориссимо»?
– Она мыла полы в богатом доме, хозяйка сделала прислуге подарок, – живо нашел ответ Костя.
– Ладно, допустим, – согласилась я. – Но! Сама пьяница, муж «синяк», денег у них вечно нет, а ведь требуется опохмел. Куда денутся духи? Тут вариантов нет! Но Лера сказала, что Вера Михайловна утверждала, будто у ее мамы в шкафу всегда было несколько флаконов про запас.
Костя молча разламывал вилкой котлету.
– Нестыковочка, однако, – покачала я головой. Затем продолжила: – В рассказе Валерии были и другие странности, она на них внимания не обратила, а я их заметила.
– Например? – полюбопытствовал Костя.
– Отправка ребенка в загородный санаторий для больных детей, перевод Леры в другую школу после смерти матери, переезд семьи на новое место жительства, – перечислила я. – К чему все это?
– Ну… – протянул Столов. Затем выдал версию: – Старшие не хотели, чтобы девочка видела, как мать угасает на диализе.
– И поэтому сменили квартиру после похорон и не навещали дочь? – напомнила я. – Нет, тут что-то не так. Ты выполнил мою просьбу?
– Теперь понятно, по какой причине госпожа Занятость удостоила ужином скромного холопа Столова, – усмехнулся Константин. Затем взял телефон, который как раз в этот момент замигал экраном, и молча слушал сообщение. Затем сказал собеседнику: – Спасибо. С меня бутылка твоего любимого коньяка, завтра привезут. Вышли все на почту. Жду.
Мой визави вернул трубку на место со словами:
– А вот и ответ на твой вопрос. Да, я выполнил твою просьбу. Попросил одного приятеля, он шишка в системе МВД, выяснить данные по Черновой – ему это раз плюнуть, он имеет доступ во все базы. Информацию он сейчас на имайл отправил.
Столов вынул из сумки айпад.
– И она прилетела. Через секунду ты увидишь копию справки о смерти… Ах ты ежкин матрешкин хаврошкин!
– Что там такое? – занервничала я.
Костя протянул мне планшетник, я уставилась на экран, несколько раз перечитала сообщение и пробормотала:
– Она действительно жива…
– Но уж лучше бы умерла, – отрезал Константин.
– Валерия на самом деле могла видеть мать, – протянула я. – Выходит, девочку обманули. Вот почему ее отдали в лесную школу, убрали из Москвы, вот чем объясняется переезд на новую квартиру, смена школы…
– Отец и бабушка поступили правильно, – отрезал Столов, – они заботились о психике ребенка. Абсолютно уверен, что в новой школе и в другом доме никто понятия не имеет, что Вера Михайловна Чернова арестована за два убийства, признана сумасшедшей и отправлена на лечение в спецбольницу.
– Не так давно ее освободили, – заметила я.
– И как только могли отпустить такого монстра? – взвился Столов. – На ней же кровь двух людей!
– Посчитали ее неопасной, решили, что она выздоровела, – вздохнула я. – Интересно, старшие Черновы в курсе, что мать Валерии на свободе?
Мой друг развел руками.
– А мне откуда знать?
Я протянула Косте его трубку.
– Звони.
– Кому? – не понял он.
– Своему знакомому, той шишке из МВД, – уточнила я. – Пусть он познакомит меня со следователем, который занимался делом Черновой.
– Тебе это зачем? – напрягся Костя.
– Я обещала Валерии узнать адрес или телефон той покупательницы, – объяснила я. – Лере тринадцать лет, обмануть ее, как первоклашку, уже не получится. Девочка увидела на ладони женщины шрам и узнала его. Она мне сказала, что мама незадолго до «отъезда в командировку» сильно порезала руку – взяла бокал, а тот развалился у нее в руке, осколки повредили сухожилие. Лера хорошо помнит, что мать потом разрабатывала руку, пальцы у нее после операции были в полусогнутом состоянии. Лера мне сказала: «Понимаю, встречаются очень похожие люди. Но еще и шрам на том же месте, что и у мамочки… Согласитесь, это уже слишком для совпадения. Она жива. И я хочу выяснить, почему она бросила меня. Помогите, пожалуйста, узнать правду – посмотрите по чеку, кто покупал в вашем бутике набор «Принцесса» около пяти вечера. Это ведь несложно сделать, много времени не потратите. Если откажетесь, я не обижусь. Но я очень упорная, всегда добиваюсь своего. И обязательно найду маму, просто с вашей помощью это будет быстрее».
– Какая-то девочка попросила тебя, и ты тут же решила заняться любимой игрой в Шерлока Холмса… – неодобрительно заметил Костя. – А не следовало бы!
Я отодвинула тарелку на край стола.
– Валерия начнет искать мать и рано или поздно выяснит правду про убийства. Представляешь реакцию девочки? Она очень, даже можно сказать, излишне эмоциональна. Увидела у прилавка женщину, похожую на мать, и оцепенела, потеряла способность двигаться, говорить, даже в обморок упала. Хорошо хоть дышать не перестала. Я, кстати, проверила эту информацию. Да, у прилавка, где торгует детскими наборами Катя, стало плохо подростку. Продавщица схватилась за нашатырь, девочка очнулась и убежала. Екатерина не успела ни спросить у нее ничего, ни взять контакт родных, чтобы им позвонить.
– Зачем тебе подробности дела Черновой? – пожал плечами Костя.
– Будет лучше, если Валерия узнает ужасную правду от того, кто к ней хорошо относится, – вздохнула я.
– То есть от Степаниды Козловой? – уточнил Костя.
Я поманила официантку.
– Да. И мне надо понять, на самом деле Вера Михайловна выздоровела или попала под какую-то акцию вроде амнистии? Хотя не знаю, отпускают ли сумасшедших раньше срока? Если врачи гарантируют, что женщина более не опасна, Валерии можно рассказать правду. Однако… Нет, я передумала!
– Вот и отлично! – обрадовался Костя. – И слава богу! До твоей головы дошла простая истина: эта история ни с какого бока тебя не касается. Пусть семья Черновых сама занимается фамильными монстрами. Почему ты не ешь десерт?
– Аппетит пропал, – призналась я. – Владимир с Ангелиной Сергеевной сделали все, чтобы Валерия забыла мать. Очень старались. Купили даже нишу в колумбарии.
– Это непросто проделать, – отметил Костя, – нужны документы о смерти. Или немалые деньги. Бумаг-то у них не было, значит, пришлось потратиться.