Караван

– Туцу, не сводить глаз с этого раба. Ты должен знать все о нем, – повелел Тюйлюхой.

– Повинуюсь, властитель, – начальник стражи тихо удалился. Он знал, что получил особое задание, так как ваньци обратился к нему по имени.

* * *

– Властитель, тот раб просит встречи с тобой. Он очень просит, чтобы ты срочно принял его, – на заре следующего дня доложил Тюйлюхою Туцу.

– Пусть войдет, – разрешил Тюйлюхой.

Туцу ввел раба и замер за его спиной.

– Говори, – повелел рабу ваньци, присаживаясь на свое место.

– Ваньци, благодарю тебя за позволение предстать перед тобой, – раб почтительно склонил голову. Он почти чисто говорил на языке хуннов, чем явно удивил Тюйлюхойя.

– Я слушаю тебя, – ваньци жестом позволил ему продолжить.

– У меня есть важное сведение для тебя, – смотря ему в лицо, сказал раб и слегка повел головой к левому плечу, за которым стоял Туцу, тем самым давая понять, что тому не следует слышать их дальнейшего разговора. Ваньци понял его и, взглянув на Туцу, кивнул. Тот ловко связал рабу руки за спиной, склонился и покинул юрту.

– На днях начнется война. Ты двинешься на восток. Поход будет дальним и для тебя тяжелым, – тихо произнес раб, пристально смотря в глаза ваньци.

Тюйлюхой, ожидавший от раба каких-то сведений о циньской империи, не сразу понял сказанного им, но когда осознал, то был очень удивлен, внешне же не проявив своего восприятия его слов.

– Воины на рыжих конях понесут потери больше воинов на белых конях, – выдержав паузу, продолжил раб. – Вороных и серых там не будет.

Тюйлюхой был растерян и не знал, как реагировать на сказанное рабом. Он был поражен тем, что раб знает о нововведении великого шаньюя. Придя к власти полгода назад, великий шаньюй велел всю конницу разделить на четыре части по окрасу лошадей. На севере были вороные кони, на западе белые, на востоке серые и здесь на юге рыжие.

– Как твое имя? – вдруг спросил он раба.

– Гуан Си, ваньци, – склонив голову, назвался раб.

– Продолжай, – уже без повелительного тона, разрешил ваньци.

– Ты должен знать, чем закончится поход. Все завершится благополучно для тебя. Дунху, восточные варвары, будут разгромлены вами, – уверенно заявил раб.

Тюйлюхой встал, обошел очаг, подошел к рабу и пристально посмотрел ему в глаза. Тот не отвел взгляда и продолжал спокойно смотреть на него. Тюйлюхой хлопнул в ладони. Вошел начальник стражи.

– Уведи его, – повелел Тюйлюхой.

– Повинуюсь, властитель, – склонился Туцу и вывел из юрты раба.

Оставшись один, Тюйлюхой несколько раз сжал кулаки, глубоко вздохнул, успокаиваясь, и, пройдя вглубь юрты, опустился на лежак, покрытый мягкими овечьими шкурами, и уставился в клочок синего неба, видневшийся в открытом дымоотводе в самом центре свода.

«Что это было? Что это все означает? Ничего не понимаю. Может быть, это всего лишь сон? Не могу поверить, что я все это слышал. А может, этого раба вовсе и не существует? Может, мне он привиделся? Ну нет же. Он только что стоял передо мной. Я не теряю разум. Он есть и все это сказал он. Сказал мне. Сказал и ушел. А мне что делать со всем этим? Не надо было мне прошлой ночью думать о нем. Поэтому он навязался на мою голову. Зачем мне знать все это? Для чего?» – словно пытаясь избавиться от назойливых мыслей, он мотнул головой и присел. «Он что, провидец? Откуда он все это знает? Так, спокойно. Что из всего сказанного им является правдой? Поход на племена дунху? Нет. Великий шаньюй как-то обмолвился об этом, но ничего не уточнял. Окрас лошадей? Да. Но откуда раб знает об этом? Все время он находится только здесь. Видимо, услышал от кого-то. Хотя такого не может быть. Еще он сказал, что на днях начнется поход. Как это понимать? Дунху затребовали у великого шаньюя его любимого скакуна. Он отдал им его. По их требованию отдал им и лучшую свою наложницу. Полосу пустынной ничьей земли не отдал. Но ведь она им и не нужна. Она никому не нужна. Они попытались завладеть ею и тут же, после его отказа, успокоились. Так. Все. Хватит. У меня уже все путается в голове. Нужно отвлечься, иначе захвораю», – Тюйлюхой решительно поднялся и вышел из юрты.

* * *

Прошел еще один день. Наступила ночь. Тюйлюхой крепко спал.

– Властитель, вставай. Прибыл гонец от великого шаньюя, – Туцу тряс его за плечо.

– Кто? Где? – не успев отойти от глубокого сна, ничего не понимая, ваньци присел на лежаке, щурясь и заслоняясь рукой от света очага.

– Срочный гонец от великого шаньюя, властитель. Вот его особый знак, – поспешно отступив на шаг, вытянув руку с бронзовым рельефным медальоном на кожаном шнурке, повторил начальник стражи.

Тюйлюхой быстро обулся, вскочил на ноги и побежал к выходу, на ходу натягивая на себя одежду и подпоясываясь. Гонец, увидев его выходящим из юрты, ловко спрыгнул с лошади, склонился и произнес: «Ваньци Тюйлюхой, великий шаньюй повелевает тебе до рассвета выступить со всеми войсками на восток. Через два дня пути ты объединишься с остальными ваньци из южных войск. Еще через три дня вас встретят ваньци западных войск. Командующий всеми силами сам чжуки-ван левого крыла. Вы идете на дунху. Это все».

Гонец поклонился, взял у Туцу свой знак, быстро развернулся, запрыгнул на лошадь и умчался, исчезнув в темноте, будто его и не было здесь. Тюйлюхой растерянно смотрел ему в след, затем очнулся и тут же, повернувшись к Туцу, повелел ему поднимать войска, сворачивать становище и срочно вызвать к нему всех военачальников.

Глава вторая

Равнина, к которой подступили хунны, была небольшой, но достаточной, чтобы на ней разместить два десятитысячных отряда. Остальные десять таких же отрядов растянулись посотенно по узкой долине между невысоких сопок. Они вступили в земли племен дунху. Каждый воин имел три лошади. На одной он восседал во время похода, на второй вез доспехи и всю свою поклажу, а третья была боевой, на которую он пересаживался перед битвой. Из-за этого армия издали казалась втрое больше, нежели была на самом деле. Вслед за ней продвигалось множество кибиток с провиантом и вооружением, навьюченные разобранными юртами верблюды и лошади, а уже за ними рабы гнали стада волов и овец. Их передовые дозорные отряды уже столкнулись с небольшими конными отрядами дунху, но, не вступая с ними в бой, продолжали углубляться в их территорию, следя за ними, осматривая всю округу, беспрерывно направляя в ставку гонцов с полученными сведениями. Захватить живьем хотя бы одного вражеского воина пока не удавалось. Заметив хуннов, те исчезали, хорошо зная окрестности. С наступлением сумерек, не возводя юрт, запалив костры, войска встали на ночлег.

* * *

Ночь стояла тихая и звездная. Тюйлюхой прилег на шкуры у костра. Туцу находился рядом с ним. Он сидел по правую руку от ваньци, готовый исполнить его веление. Оба были в полном боевом вооружении. Поверх одежды из тонкой кожи они облачились в толстые многослойные кожаные доспехи, затянувшись широкими поясами с большими железными защитными бляхами. К поясам были пристегнуты ножны, в которых находились мечи с изогнутыми полотнами лезвий. На их предплечьях блестели бронзовые наручья. Железные поножи на войлочной подкладке защищали им ноги. Головы покрывали кожаные шлемы с множеством мелких защитных железных блях. Рядом с каждым из них лежало наготове все остальное их вооружение: деревянные щиты, обтянутые толстыми воловьими шкурами, несколько копий с удлиненными треугольными железными наконечниками на древках из дерева, пластинчатые луки в заспинных налучьях, заспинные колчаны, наполненные стрелами, у которых к трехгранным железным наконечникам крепились полые костяные шарики с отверстиями, называемые свистунками. При полете каждая такая стрела издавала звук, который устрашал противника и указывал направление для стрельбы. О такой особенности стрел со свистунками хунны прежде не ведали, но незадолго до прихода к власти великий шаньюй внедрил ее сперва в своей коннице, подаренной ему отцом, а после этого уже и во всех войсках в созданной им державе.

Тюйлюхой присел. Несмотря на возраст и огромный опыт военачальника, он всегда волновался перед каждым сражением, но только до его начала. Потом же, после вступления в битву, он уже не думал ни о чем, кроме победы и не чувствовал ничего, кроме дикого, будоражащего все нутро воинского азарта. Он всецело поглощался стихией войны, погружаясь с головой в жестокую пучину сражения. Вот и теперь, чтобы унять волнение и хоть как-то отвлечься от него, он взял тяжелый колчан со стрелами, вытянул из него одну стрелу и стал рассматривать ее, вертя ее в руке и ощупывая пальцами ее острый наконечник с прикрепленным к нему свистунком. Туцу внимательно смотрел на него, следя за каждым его движением.

– Первыми, на кого двинет войска великий шаньюй, я думал, будут юэчжи, – тихо начал ваньци. – Покинувший это мир шаньюй рода Си Люаньди, отец нашего великого шаньюя, после смерти его матери, своей первой жены, взял в жены другую женщину, которая родила ему еще одного сына. С его появлением на свет она стала всячески отдалять отца от старшего сына, стараясь прямым наследником шаньюя сделать своего мальчика. Хотя шаньюй и любил старшего сына, но уж очень умело она подводила его к достижению своей цели и почти уже добилась было ее, заставив супруга отправить старшего сына в почетные заложники к юэчжам, с которыми тогда велись постоянные войны. Но на этом она не успокоилась. Чтобы окончательно избавиться от ставшего ненавистным пасынка, однажды она уговорила мужа напасть на юэчжей, в душе надеясь на то, что они тут же казнят заложника. Шаньюй совершил набег на них, и все случилось бы именно так, как она задумала, но ее пасынок оказался весьма смышленым и проворным человеком. Он сумел избежать расправы над собой и, тайком выкрав лошадь, вернулся на ней целым и невредимым в родные земли. Несмотря ни на что, отец был очень рад его видеть и тут же одарил его десятью тысячами семей. Вот тогда из своих людей наш будущий великий шаньюй и создал свое первое небольшое войско. Эти стрелы со свистунками мы впервые увидели у него. – Тюйлюхой смотрел на стрелу в руке. – Он уже тогда предвидел свое восхождение во власть, но ему мало было иметь просто воинов, он должен был быть уверенным в их исключительной преданности. Он обучал каждого из них пускать стрелу туда, куда первым пускал стрелу сам. На одной из выездок он решил проверить всех своих воинов на послушание. Преследуя эту цель, он выпустил стрелу в своего любимого скакуна. У многих тогда дрогнула рука. Они не последовали его примеру и не стали стрелять в его коня. Он казнил их всех. В следующий раз он повторил свое испытание, но вместо скакуна была уже его яньчжи, любимая наложница. Вновь у некоторых из его воинов не хватило духа пустить стрелу. Он их обезглавил. Однажды находясь на охоте со своим отцом, он выпустил стрелу в его скакуна. На этот раз никто из его воинов не подвел его. Он добился их полного послушания. Теперь его целью стал его отец, сам шаньюй. Он не простил ему того позорного пребывания в заложниках у юэчжей. Все случилось на охоте. Ему и в этот раз не пришлось подвергнуть казни ни одного из своих воинов. Он тут же уничтожил мачеху, ее сына, своего сводного брата и всех старейшин, кто поддерживал ее. Он превзошел отца, став не только шаньюем своего рода, но и всех родов хунну, создав державу. Поэтому я и думал, что первой его целью станут юэчжи, но он начал с дунху. – Тюйлюхой вложил стрелу в колчан. – Вот это оружие и стало главным оружием великого шаньюя. – Тюйлюхой замолчал, отложил в сторону колчан, повернул голову и посмотрел на Туцу. Тот не сводил с него глаз, внимательно слушая его.

Сухой хворост, потрескивая, быстро пожирался жарким огнем. Туцу часто разламывал пучки новых прутьев и подбрасывал в него. Тюйлюхой откинулся на шкуры, заложив руки под голову.

* * *

В полночь вой ска были срочно подняты. Чжуки-ван повелел атаковать все ближайшие селения дунху. Его разведка к этому времени многое узнала о силах врага и о местах их расположения в ближайших окрестностях. Десять тысяч воинов ваньци Тюйлюхоя были размещены перед самой равниной, на которой находились два передовых ваньци со своими вой сками. Когда Тюйлюхой влетел на равнину, она была уже пуста. Только многочисленные кострища напоминали о недавнем пребывании здесь большого числа войск. От ожидавшего впереди небольшого дозорного отряда отделился всадник и тут же, подлетев к нему, стал сопровождать его до конца равнины, где указал ему рукой на долину, куда он должен был вести свои тысячи, и направился обратно. Тюйлюхой помчался в указанном ему направлении. Только теперь, обогнав его, выступил вперед его передовой отряд, ведомый дувэем, военачальником командующим тысячной конницей. Проскочив сквозь долину, Тюйлюхой вновь оказался на равнине, где невдалеке виднелись огни и откуда уже доносились звуки сражения. Тюйлюхой понял, что это дувэй атаковал врага, и тут же поднял высоко руку и описал круг над головой. Его сигнал был мгновенно продублирован, и идущие за ним дувэи стали разворачивать по всей равнине все свои тысячи, обходя его по флангам. Данху, командующие сотнями, быстро выводили свои отряды, отдавая приказы цецзюям, десятникам. Прошло немного времени, и Тюйлюхой направил все свои войска вперед.

Захватывая селение за селением, громя вражеские отряды, хунны очень быстро продвигались по землям дунху. Их стремительная атака во все времена была главной стратегией при ведении военных действий. Но здесь противник своей разрозненностью невольно помогал им, не выступив против них единой армией. Хунны не получали должного противостояния. Судя по тому, как вел себя враг, становилось очевидным, что он не был готов к нападению со стороны хуннов. Несмотря на то, что дальние дозоры дунху обнаружили приближение к границам войск хуннов, их правители не предприняли должных мер и не успели объединить свои войска, что свидетельствовало об их отношении к хуннам как к слабому западному соседу, не способному представлять для них какую-либо угрозу. Теперь же все их попытки хоть как-то переломить ход войны и отстоять свои земли были тщетны. Почти все их владения были уже во власти хуннов. Поход был завершен их полной победой. Дунху были разгромлены и покорены. Оставив по всей завоеванной земле сильные гарнизоны, назначив на местах от имени великого шаньюя властителей, чжуки-ван левого крыла державы хуннов повернул в обратный путь. Вслед за армией тянулась нескончаемая вереница кибиток, загруженных добытым в походе богатством, велись тысячи пленных, за которыми гнался бесчисленный скот. Это была первая большая победа великого шаньюя со времени его прихода к власти над всеми хуннами.

* * *

Ваньци Тюйлюхоя везли в кибитке, застелив ее овечьими шкурами. Он был ранен в правое плечо шальной стрелой. Рядом с кибиткой вел своего коня его начальник стражи Туцу. Возле возничего находился лекарь, внимательно следивший за состоянием властителя. Сам чжуки-ван, узнав о ранении ваньци Тюйлюхоя, сперва срочно прислал к нему лекаря, а затем лично навестил его с благодарностью за умелое ведение сражения, так как именно на его пути перед одним из селений оказалось самое большое вой ско дунху, которое в жестокой и кровопролитной схватке сумел одолеть Тюйлюхой. За весь поход эта битва была наиболее крупной из всех. Его тысячи заметно поредели, поскольку понесли значительные потери. Особой угрозы для его жизни ранение не представляло, но оно сказалось на его здоровье из-за обильной потери крови. В той битве, не обратив внимания на рану, Тюйлюхой продолжал сражаться и только тогда, когда он понял, что ход битвы переломлен в его пользу, он расслабился и, тут же потеряв сознание, припал к гриве своего боевого скакуна. Верный Туцу успел вовремя подхватить его и вывезти из боя в безопасное место, исполнив свой долг. Теперь же он следовал рядом с ним, оберегая его покой, следя за тем, чтобы никто не потревожил спящего властителя.

* * *

Югюлюй, утирая пот со лба, гнал во весь опор своего скакуна навстречу приближающимся войскам отца.

– Где властитель? Где мой отец? – поравнявшись с дувэем первой тысячи, с трудом осадив разгоряченного жеребца, выкрикнул он.

– Он в первой кибитке, – развернув скакуна, показал рукой тот.

Мальчик приподнялся в седле, вытянул шею и, увидев кибитку, помчался к ней.

Туцу, заметив приближающегося Югюлюя, направился к нему навстречу и преградил ему путь, повернув к нему боком коня и подняв руку.

– Что с ним? – встревоженно спросил мальчик, едва не налетев на Туцу.

– С властителем уже все хорошо, но пока его не следует беспокоить, – склонив голову, спокойно ответил Туцу.

– Уже? Что это значит? – завертелся на коне Югюлюй.

– Он сам скажет, но чуть позже, – смотря в лицо мальчику, как можно тише ответил Туцу.

Югюлюй был явно растерян. Он не знал, как ему поступить и смотрел в сторону приближающейся кибитки, едва сдерживая коня.

– Прошу тебя, – Туцу с пониманием взглянул ему в глаза.

– Можно, я поеду рядом с ним? – попросил мальчик.

– Хорошо, но тихо, – поворачивая скакуна, согласился Туцу.

Вскоре они уже сопровождали кибитку. Югюлюй не сводил глаз с нее, пытаясь понять, что случилось с отцом и почему его везут в ней. Он поглядывал на Туцу и немного успокаивался, видя, что тот не выказывает ни тревоги, ни волнения, ни какой-либо обеспокоенности. Перед главной юртой кибитка тихо остановилась. Несколько стражников растянули возле нее большую верблюжью шкуру. Туцу с двумя воинами, откинув задний полог, забрался в кибитку. Они стали осторожно вытаскивать из нее властителя, взявшись за края шкуры под ним, и бережно опустили его на приготовленную подстилку, держа ее на руках. Югюлюй стоял рядом с ними. Вскоре он увидел бледное лицо спящего отца. Не сдержавшись, он прикусил руку и тихо заплакал. Стражники, медленно ступая, внесли властителя в юрту. Туцу подошел к мальчику и, успокаивая его, положил руку ему на плечо.

* * *

Прошло три дня после возвращения Тюйлюхоя. Лекарь ему уже разрешил приподниматься и недолго сидеть. Жена и сын постоянно находились в главной юрте, заботясь и ухаживая за ним. Югюлюй уже знал о том, что отец получил рану в сражении, и очень гордился тем, что он вернулся победителем. Молчаливая мать, хлопоча у очага, часто одергивала сына, когда он приставал с расспросами к отцу, забираясь к нему на лежак, забывая о том, что он еще слаб. Тюйлюхой улыбался, глядя на сына, все время пытаясь понюхать его в темечко. Женщина украдкой поглядывала на них и отводила взор, утирая повлажневшие глаза. Она знала, что между отцом и сыном существует удивительная связь, что их отношения особенные и что отец души не чает в нем, очень трепетно и нежно относясь к нему. Она видела, как они сильно соскучились друг по другу, и старалась по возможности не мешать им наслаждаться взаимным общением. Уложив сына спать в своей юрте, она приходила к супругу и, тихо прильнув к нему, нежно гладила его рану, словно убаюкивала его. Он засыпал, прижимая ее к себе здоровой рукой. Она была молода, гораздо моложе своего супруга, но где бы он ни был, рядом или вдали, всегда чувствовала его так, словно родила и его. В тот день, когда он получил рану, она, проведя бессонную ночь, с самого утра не находила себе места. Все валилось из ее рук. Она не слышала, когда к ней обращались, не видела, куда шла, забывала, зачем шла и для чего брала в руки какие-то предметы. Весь день она была не в себе, а на закате, уложив сына, она присела на свой лежак и очень отчетливо поняла, что ее супруга ранили. Только после этого к ней странным образом вернулось спокойствие. «Главное, что он жив», – подумала она. Ее душа тут же перестала болеть. Она сразу прилегла и крепко уснула. Вот и теперь, находясь возле него, чувствуя ровное биение его сердца, она не сомневалась в том, что он скоро поправится.

* * *

– Властитель, я уже не нужен тебе. Позволь мне отбыть, – склонившись перед сидящим у очага Тюйлюхоем, попросился лекарь.

Тюйлюхой встал, подошел к нему, коснулся рукой его плеча и направился к выходу. Лекарь последовал за ним. Снаружи их встретил Туцу. Он склонился при виде ваньци. Тюйлюхой посмотрел на него. Тот кивнул и отступил.

– Благодарю тебя за все, что ты сделал для меня. А это тебе, – Тюйлюхой почтительно показал рукой на кибитку. – Прими от меня эти дары за свои труды. Да хранят тебя небеса.

Лекарь склонился перед ним и направился к кибитке, за которой стояла сотня сопровождения. Взобравшись на сиденье возле возничего, он посмотрел за полог внутрь кибитки и увидел, что она полностью загружена множеством дорогих вещей. Вскоре они тронулись и уже через какое-то время покинули расположение становища, держа путь на север.

* * *

– Где тот раб? – спросил Тюйлюхой начальника стражи.

– Властитель, он как прежде при хаптагаях. Ничего странного за ним и его людьми не замечено. Они тоже были в походе, – склонясь, ответит Туцу.

– Вели, чтобы на закате его доставили ко мне. И еще. Не нужно связывать ему руки, – повелел Тюйлюхой.

– Будет исполнено, властитель, – Туцу почтительно склонился и удалился из юрты.

С наступлением сумерек раб предстал перед Тюйлюхоем.

– Все случилось так, как ты мне поведал, – начал ваньци. – Ответь мне, откуда ты узнал обо всем?

– Ваньци, я могу только лишь толковать увиденное моим человеком. Он провидец. Я несколько раз имел возможность убедиться в этом. У него бывают видения, но он сам не знает их причин и значения, – склонившись, ответил раб.

– Почему ты сбежал от своих властителей? – глядя ему в лицо, спросил Тюйлюхой.

Раб замолчал и опустил голову.

– Ты не хочешь говорить об этом? – спросил Тюйлюхой.

– Да, ваньци. Прости меня, – подняв голову и посмотрев прямо ему в глаза, ответил раб.

Тюйлюхой понял, что тот честно ответил, но ему было важно узнать о нем как можно больше.

– Кем ты был в своей стране? – Тюйлюхой настойчиво продолжал допрос.

– Я был военным, – не называя титула, ответил раб.

– Гуан Си, если ты не хочешь мне рассказывать все о себе сам, то ты как военный человек должен понимать, что я могу узнать о тебе все и без тебя. Причем могу сделать это двумя совершенно разными способами. Либо через моих лазутчиков в твоей стране, либо подвергнув тебя пыткам. Второе гораздо проще сделать. Но ты ведь сам искал встречи со мной, так почему говоришь без желания, отрывисто и все время вынуждаешь меня задавать тебе вопросы? – назвав его по имени, резонно подметил Тюйлюхой. – Я думаю, что такое твое поведение не приведет к моему пониманию тебя. А ты ведь надеешься на это.

– Да, ваньци, ты прав, и я все понимаю, но свое прошлое я не утаиваю от тебя, я просто не хочу о нем больше вспоминать. Я дошел до вас, чтобы здесь попытаться начать новую жизнь. И терпел все выпавшие на мою долю невзгоды только ради этого. Теперь все в твоей власти. Я всего лишь раб, – вздохнув, как-то печально ответил раб.

Тюйлюхой понял, что тот ничего больше сам не скажет.

«Зачем, на самом-то деле, мне знать о его прошлом? Что это мне даст? Ничего. Ему, видимо, оно тоже уже без пользы. У каждого есть в прошлом то, чего не хочется помнить. К тому же много времени прошло, как он находится здесь. С тех пор все изменилось и у них и у нас. Гораздо полезнее для меня то, чем он обладает теперь, и это важнее всего. Мне нужны его провидец и он сам как толкователь его видений. Так стоит ли выпытывать у него сведения о его прошлой жизни? Нет. Нужно пойти ему навстречу и приблизить его к себе, облегчить его тяжкую учесть, а там, со временем, он и сам расскажет о своем прошлом», – подумав, принял решение Тюйлюхой.

– Ты знаешь, что теперь происходит в твоей бывшей стране? – меняя тему разговора, поинтересовался Тюйлюхой

– Нет, ваньци, – мотнул головой раб.

– Прошлой осенью скончался циньский император, – пристально следя за его реакцией, поведал ему Тюйлюхой.

Раб удивленно взглянул на него. Было видно, что он искренне поразился тем, что услышал.

– Теперь там правит его старший сын. Но его положение очень шаткое, – продолжил Тюйлюхой. Он видел, что тот еще не опомнился от первой новости, которая, судя по его реакции на нее, как понял ваньци, была действительно для него неожиданной.

– О чем ты вдруг задумался? – заметив, что раб явно растерян и о чем-то думает, поинтересовался Тюйлюхой.

– Прости, ваньци, а где умер император? – вдруг спросил раб.

– В городе Шацю, – ответил Тюйлюхой.

– Да, верно. Провидец мне говорил о скорой смерти императора. И город, и год, и время года он точно указал, – тихо произнес тот.

На этот раз удивился Тюйлюхой.

– Что еще сказал твой провидец? – спросил он, сдерживая волнение.

– Сказал, что в год ху, тигра, будет сожжен Сяньян, – также тихо ответил раб. – Это случится через один год.

Тюйлюхой не сводил глаз с раба. Он видел, как тот вел себя теперь, и хорошо помнил каждую встречу с ним. Во всем его поведении не было ничего похожего на ложь. Тюйлюхой убеждался в том, что был прав в своих ночных размышлениях о нем, после того как его привели к нему в первый раз. Он смотрел на него и чувствовал всей душой, что уже доверяет ему. Раб замолчал. Тюйлюхой подождал немного и хлопнул в ладони. Вошел начальник стражи Туцу. Тюйлюхой кивнул. Раба увели.