Гремучий коктейль – 7

– Видимо, это цена за обладание даймоном, – деланно вздохнул я, – Не имею ничего против, но стараюсь не думать о том, что точно также развлекается и Станис.

– Конечно, развлекается, – уверенно кивнула Фелиция Краммер дель Фиорра Вертадантос, – У нас тут не такой уж и большой выбор, чем заниматься!

– Ты пришёл не просто так, Кейн, – негромко уронил мой альтер-эго, – Почувствовал необходимость найти Книгу?

– Я чувствую её давно, – кивнул я, не собираясь признаваться, что мне просто стало одиноко в гостевом крыле, – Просто уверен в том, что Книга разумна и не хочет быть найденной. Это не предмет, лежащий где-то в развалинах давно разграбленного и сожженного замка, это нечто, связанное с нами. С ней.

Мой палец оказался уткнут в сторону боязливо поёжившейся Фелиции.

– С этим нельзя поспорить, – согласно кивнул лорд-в-кресле, – Но даже если учесть то, что твой гримуар был проверен Герцогом… кстати, мы же не знаем, как они сами узнали о правилах Игры? Обсуди этот момент с драконом, он хоть и самодоволен, но честен.

– А еще он кажется мне наиболее надежным союзником… в Игре, – задумчиво пробормотал я, – В смысле тем, кому можно сунуть Книгу во имя прекращения этого балагана.

– Возможно, вас для этого и свели, – предупредил лорд, по-хозяйски кладя руку на бедро прижавшейся к нему девушки и избавляя меня тем самым от эротического зрелища.

– Возможно. Пока мы должны сосредоточиться на другом, – в задумчивости подойдя к деформированному канделябру, я едва удержал себя от того, чтобы снова не положить руку на страницы раскрытого гримуара Горизонта Тысячи Бед, – Есть идеи о совместном бизнесе с драконом?

Новых идей не было, а вот старые…

– Гритбол… серьезно? – пробормотал я.

– Поверь, когда ты ему объяснишь правила…, – многозначительно ухмыльнулся лорд Эмберхарт, – Дракон взбесится от восторга.

В который раз он оказался совершенно прав. Внимательно выслушав правила игры, граф Хайтауэр буквально загорелся идеей её реализации. Как и любое долгоживущее существо, на что сделал ставку мой альтер-эго, дракон скучал по временам, когда старое доброе насилие у человеков было частью шоу-бизнеса. Казни, арены, турниры, дуэли, вся эта прекрасная кровопролитная тема. Идея жестокого спорта, похожего на регби, но в механизированных костюмах, которые обойдутся куда дешевле без броневой навески и дорогих арканитовых аккумуляторов, возбудила Акстамелеха до пугающих масштабов!

– Что нам нужно, Кейн, говори! – мерял этот детина торопливыми шагами кабинет, – Что нужно от меня, чем порадуешь сам? Как понимаю, доспехами?

– Не только, я договорюсь и о поставках китайских зарядных устройств, – довольно кивал я, – У нас, точнее у Терновых, моих родственников, есть склад устаревших доспехов, плюс часть из них можно недорого приобрести на Руси. Много единиц, сотни. Но не рекомендую делать последнего…

– Почему?!

– Потому что если нам важно популяризовать гритбол, то лучше обеспечить доступность покупки механизмов для всех заинтересованных, чем пытаться заработать на перепродаже.

– Я не собирался зарабатывать, а был готов распространять!

– Намного лучше будет вложить деньги в качественные эфирозаписи, копии из которых затем переправить в крупные города и Европу.

– Сначала Америка, а потом – весь мир! – сжав внушительный кулак, Хайтауэр потряс им перед собой.

– Гм, а вы не забыли, зачем мы это вообще делаем?

– Ох… Да. Да… Но сначала Америка!

– Сначала, граф, нам потребуется стадион…

Удобно вести дела с теми, перед кем не нужно скрывать источник своих знаний. Им на него плевать. Размеры стадиона, специфики конструкции мощных защитных бортиков, в которые постоянно будут врезаться азартные недоумки в броне, сетка-улавливатель осколков и ошметков от костюмов, призванная защитить зрителей… гритбол в мире Эмберхарта был очень популярным видом спорта. Пока я не буду подсказывать графу идею, что силу, ярость и выносливость бойцов можно дополнительно стимулировать химией и алхимией, но люди сами к этому придут.

Всегда приходят.

В перекурах, которые брал дракон на обдумывание, где разместить свою новую прелесть, я размышлял над перспективой ворваться на Гарамон. Одному. Меня бы гоблины не тронули, но что дальше? Требовать у них выдать мне Красовского… или его тело? Угрожать очередными катаклизмами? Нет, не годится. Совсем никуда не годится.

Человек сделал свой выбор. Я могу это только уважать. Даже если с него сейчас медленно сдирают кожу.

Особенно, если с него сейчас её медленно сдирают.

Представляю, как обалдели девочки, несущие стражу на единственном входе в нашу крепость.

Закончив с Хайтауэром первичные обсуждения и прямо при нем договорившись по поставкам комплектов будущей спортивной брони со стендами и запасными частями, я помешал дракону бежать и искать будущих тренеров, а вместо этого вынудил чересчур увлекшегося ящера вернуться к делам насущным – тому, ради чего мы вообще всё это затеяли. Итогом стала назначенная через два дня инспекция на место будущего стадиона.

Получив два дня свободного времени, я тут же отправился на Гарамон.

Оказавшись в наглухо забаррикадированном зале своей собственной крепости, я, кивнул охраннице в «бегемоте», а затем уселся в кресло, принявшись ждать. Кристина должна была три раза в сутки упрашивать Алису открыть портал на пару минут, что и позволяло нам скакать туда-сюда. Сам я в гостевых покоях теперь в то же время держал порталы по полчаса, на всякий случай.

– Господин…, – гулко и внезапно заговорила закованная в сталь девушка, – Мои нижайшие извинения, что я прерываю ваши раздумья… и не могу поклониться…

– Все нормально, слушаю тебя, – поощрительно кивнул я, понятия не имея, как зовут сидящую в броне китаянку. Ну, запомнить столько однообразных имен вообще невозможно.

– Госпожа Пиата велела вам секретно и срочно передать одну вещь, – четко, хоть и волнуясь, произнесла охранница, – Она внимательно наблюдала за детьми из этого мира всё время, а теперь хочет, чтобы вы знали – им не нужно возвращаться в собственный мир. Вообще.

– Никогда? – ошарашенно пробубнил я.

– Никогда, – послушно подтвердила девушка, – Вообще.

Всем представителям иных миров нужно время от времени бывать на родине, это правило не касается только полукровок. Воображение тут же нарисовало мне гоблинские анклавы в безжизненных болотах Польши, там, где и был первый портал этой замечательной расы, но затем быстро зачеркнуло ужасную картину – германцы бы точно их обнаружили. Следовательно, даже если зеленокожим, завоевавшим в свое время Гарамон (как-то они на него проникли же?) известно о таком свойстве своих тел, то ничего серьезного они не успели натворить.

Однако, в мире есть несколько гоблинов мужского пола, которых я передал Азовым и императору как переводчиков. Что же, придется их заменить на своих девочек, а затем тщательно выискивать возможные ухоронки зеленокожих в Польше. На всякий случай.

Хотя… а почему бы это не использовать?

Мне сейчас совсем не помешает еще немного апокалиптических козырей…

///

Сначала всё шло хорошо, даже замечательно. Его друг, которого легко можно было назвать чересчур добрым и послабляющим по отношению к своим приятелям, вовсе не думал как-то ограничивать своего невольного гостя. Да, именно невольного! Не будем смешить судьбу нелепыми отговорками, Петр, ты сделал шаг в пустоту, упал, а значит – рано или поздно должен прилететь, ударившись о твердую землю!

Гнить в тайных местах тебе всегда претило.

Так вот, сначала всё было изумительно.

Верткие зеленокожие карлики тут же попытались его взять. Без разговоров, без просьб, без предупреждающих криков и тому подобной лабуды, чистое и безукоризненное насилие, все как он любит! Они кинулись вперед с дубинками, сетями и веревками, а он открыл по ним огонь из пистолетов! Это была даже не бойня, а чистый выходной подарок Петру Васильевичу Красовскому, решившему, что ему пора двигаться вперед, в новую жизнь!

Он стрелял – они кричали и падали, это было прекрасно! Намного лучше, чем с людьми. Пуля, попадая в человека, ведет себя скромно и неинтересно, зарываясь в его тело. Здесь? Всё намного лучше. При максимальном весе килограмм в сорок, субтильные зеленокожие существа эффектно подпрыгивали и отлетали, умирая! Девятимиллиметровые пули оставляли в их телах настолько чудесные отверстия, что это казалось самой симфонией смерти, торжественно провожающей одного из самых верных своих слуг!

Хотя нет, поэтизмом в отношении своей профессии господин Красовский никогда не страдал и не наслаждался. Безусловно, ему нравилось стрелять, нравилось убивать, но весь вопрос – кого именно?

Разумеется, негодяев! А вы как думали? Пулю нужно заслужить. Угрозы нужно заработать. Пытки? Ну это вообще достижение. Разумеется, что к обычным гражданам или там, скажем, невинным сироткам, такие меры применяются редко. Петр Васильевич уверяет – он и сам был невинным сироткой!

Очень недолго.

Так вот, вернемся же из умных мыслей в нашу наполненную выстрелами прозаику! Пули летят, гоблины бегут, Петр Васильевич ловко меняет магазины, продолжая стрельбу, раненные стонут, убитые молчат, жизнь хороша! Еще бы восхищенные девушки сзади бы чепчики в воздух кидали, но уж ладно, мы не привередливые!

Всё портят стрелы. Летящие такие, совсем небольшие, еле-еле пробивающие ткань одежды. Хватает всего пары, чтобы Петр взгрустнул, поняв, что наконечники обмазаны той же смолистой дрянью, что и лезвие его любимого ножа. А эта смолка, по словам Кейна, прекрасно усыпляет людей.

Здесь перед ним встает выбор – выпустить себе пулю в череп или нет? Перед тем, как его возьмут живым и тепленьким?

Ответ – нет.

Он ненавидит саму мысль об этом, поэтому всего лишь улыбается, падая на колени и роняя из рук оружие. Всё равно остальные патроны в рюкзаке. Последний праздник будет продолжен в другом формате.

Перед тем как вырубиться, Красовский даже обижается за то, что набежавшие на него зеленокожие даже не думают его бить.

Это портит картину… но несильно.

В себя он приходит, как и некоторое количество раз до этого, в подземелье, голый и тщательно зафиксированный в кандалах. Что же, это предполагалось, смерти в бою не вышло, значит будут допросы. Однако, их нет. Вместо вопросов, сопровождаемых пытками, следуют только побои. Легкая болевая обработка, настолько нежная, что почти вызывает неприличные ассоциации. Хмурые сосредоточенные карлики стараются сломать его, но подходят к делу настолько аккуратно, что это даже обидно.

Не выдержав, он начинает давать советы.

Не выдержав, они затыкают ему рот.

Эта скукотища длится несколько часов. Опытный седой гоблин почти со страхом ломает ему пару пальцев на ноге, а затем, после почти десятка минут раздумья (!) прикладывает раскаленный нож к икре. Вглядывается в лицо Красовского так, как не вглядывались его любовницы! Петр лишь скучающе мычит сквозь кляп. Боль? Он прекрасно чувствует эту скучную боль. Она его не устраивает.

Петр полжизни провел, чувствуя, что опоздал на поезд, а проклятый паровоз задерживается и сейчас! В постановке не чувствуется размаха, в самом зеленокожем, так робко пытающем своего пленника, нет ни ярости, ни ненависти, ни хотя бы ледяного профессионализма. Этот старый и потертый жизнью бедолага – вот кого здесь пытают!

Петр хочет ему помочь. Хочет объяснить, зачем пришёл и зачем начал стрелять. Хочет услышать вопросы этих бедолаг, а затем насладиться их попытками узнать ответы.

Раскаяние? Думаете, Красовский, сам Красовский, раскаивается? Думаете, что этот закоренелый убийца и безумец… ненавидит себя?

Отнюдь! Петру Васильевичу всегда нравилась его жизнь, её легкость и риск, её скользящее вдоль пуль и клинков очарование противницы этой самой жизни, смерти. Просто он знает, когда надо заканчивать историю, чтобы та осталась красивой. Выступив против Кулинара, Петр открыл эпилог своей жизни, а затем, написав его рука об руку со своим товарищем, чуть затянул с последним абзацем.

Ладно, будем честны, невыносимо затянул. Прекрасная белокурая девушка ему очень хорошо об этом напомнила. Её веселый нрав и частые объятия едва не превратили всю книгу в заменитель туалетной бумаги. Далеко не Кулинар, этот кусок верещащего мяса, обернутого в жирную темную кожу, был Белым Китом Петра Васильевича Красовского, им стала именно она, Пиата.

Так что он сбежал, спасая историю своей жизни, написанную смертью, кровью и свинцом. Сбежал сюда, к зеленокожим, в подвал, где несчастный нервничающий старик, чуть ли не потея от переживаний, пытает его настолько нежно, что это даже неприлично.

Как же хочется его пнуть, отстраненно подумал бывший питерский бандит, глядя в спину суетливо уходящему гоблину. Пнуть и заорать – пошевелись, скотина! Ты меня задерживаешь!

Мне, черт побери, пора!

Глава 6

Два дня в долине швейцарских Альп, чтобы насладиться обществом жены и дочери, оказались несбыточной мечтой. Не успел я переодеться в домашнее, как Кристину уже вызывала из Италии паникующая дворянка по имени Глория Лимьерри, из которой местная ячейка Синдиката захотела сделать «пример всем остальным». Женщине, проживающей в небольшом городке Чефалу, к востоку от Палермо, пришло письмо, в котором в красках было описано всё, чему она будет подвергнута ровно через двенадцать часов после его получения. Она, уже потерявшая мужа в своей прошлой схватке с этой криминальной организацией, испугалась за себя и детей.

Ну, как испугалась? Впала в панику, прокляв саму идею мстить тем, кто живёт с ней в одном городе при полностью купленной полиции и запуганных соседях.

– Кейн, пожалуйста…, – только и сказала Кристина, перед тем как я, вздохнув, отправился в покои нашей гостьи-боярышни, заведующей перемещениями.

Верный ход и простой. В Италии дворян просто море. Небольшой «сапожок» буквально напичкан семьями, кичащимися благородной кровью, но при этом зарабатывающими на хлеб ежедневным трудом. Лимьерри по местным меркам была уважаемой и влиятельной матроной, хотя её общий доход и был в два раза ниже тех выплат, что делаем лично мы на счет младшей Корочкиной-Одолевской. Смысл в том, что дворянин всё-таки остаётся дворянином, поэтому расправа Синдиката над аристократкой в её доме местными будет воспринята тихо и сквозь зубы, а вот в глазах мирового сообщества это будет очень громко.

Для новосозданной коалиции, состоящей преимущественно из женщин – слишком громко.

– Хорошо, дорогая, – кивнул я тогда, вставая с кресла.

– Нет, подожди, – меня схватили за рукав, – Я прошу тебя не сделать всё самому, а просто присмотреть за ней.

– За ней?

– Да, за ней.

…и в помещение впёрлась Пиата.

Нам пришлось здорово попотеть, чтобы оказаться на Сицилии. Там, потратив два драгоценных часа на обед с семейством Истинных, никак не желавших отпускать персону уровня герцога без этого мероприятия, я был усажен в скоростной мобиль, управляемый усатым и нервным шофером, который и стартанул с сумасшедшей скоростью в сторону моря, в Чефалу. Прибыть удалось всего за час до срока, обозначенного в письме-угрозе.

– Vostra Eccellenza, principe Dyhard! (ваше сиятельство, князь Дайхард!) – склонилась передо мной в низком реверансе госпожа Глория Лимьерри, – Che onori! (какая честь!)

Дама пыталась держать себя в руках, но у неё это очевидно плохо получалось, учитывая, что затормозивший на улице мобиль, привезший меня, был единственным двигавшимся объектом. Всё остальное в этом солнечном итальянском городке как вымерло.

Раскрыв портал, я без лишних слов отправил туда детишек этой самой Лимьерри, двух великовозрастных остолопов, глазевших на меня с открытыми ртами (у них ни оружия, ни гримуаров не было!), а затем, вызнав пару интересующих меня вещей, отправил и саму Глорию, суматошно норовившую приготовить чай высокому гостю. Удивительное рядом – очень известная в европейских кругах итальянка проживает в скромном двухэтажном особнячке максимум на двести квадратов.

Покинем же этот дом. Ни к чему устраивать беспредел здесь, когда до местной базы Синдиката ходу всего пять минут. Пешком. Прогуляться при такой солнечной погоде одно удовольствие, а затем, встав неподалеку от запертых ворот дома, по площади раз эдак в двадцать большего, чем у Лимьерри, раскрыть заново портал.

…из которого выйдет Пиата.

Плод сумрачного беременного гения её Тернейшества, адаптированная под двухметровую стать эйны «Последняя осень» выглядела… ну, жутковато, особенно с двумя массивными китайскими репликами итальянских тяжелых пулеметов, зажатыми в руках. Спина была дополнительно защищена массивным коробом с патронами, так что моему взгляду предстала здоровенная металлическая балерина с руками-батонами, на немалых каблуках и… с оттопыренной металлической задницей, по которой мне просто неимоверно захотелось шлепнуть.

– Не пялься! – слегка уязвленно бурчит эйна, – Мне приходится так стоять, чтобы сохранить равновесие!

– Жаль, Петр тебя сейчас не видит, – не особо подумав, ляпаю я, – У нас бы уши завяли от его подколок.

– Да, жаль, – голос подруги становится суше, – Я бы ему врезала.

– За то, что не взял тебя с собой? – видимо, я слегка не в форме из-за внезапных метаний по планете.

Высокая фигура поворачивает ко мне закрытую шлемом голову.

– Нет, Кейн, – говорит она, – За Алису. Как думаешь, любой бы смог уговорить твою дочь открыть портал?

Что-то сказать в ответ у меня не получается, потому как от шлема и от остальных частей Пиаты начинают отлетать пули, на что девушка глухо ругается и устремляется вперед, прямо на базу Синдиката, вытягивая вперед руки со стволами, тут же начавшими изрыгать снопы огня и свинца.

Кристина мудро поступила, заменив качество количеством в выборе оружия для временной носительницы своего доспеха. Пиата, никогда ранее не уделявшая время огневой подготовке, не успела нормально научиться стрелять, так что теперь ей требовалось просто навести руки в нужную сторону, а дальше все решала плотность огня и… оттопыренная задница с упором на каблук, гасящая оставшуюся часть отдачи.

Что могли противопоставить этому обычные люди? Как оказалось – почти ничего. Несмотря на то, что Кристине пришлось растянуть тонкие бронеплиты доспеха на куда большее тело Пиаты, эйна легко компенсировала возможные риски своей ловкостью, наглостью и усиленными мышцами «последней осени», помогающими ей прыгать до четырех метров вверх. А уж бандиты, не ожидавшие подобного, просто не успели ничего придумать против. Разве что парочка наблюдателей, ведших нас от самого дома итальянки и решившая, что выстрелить мне в спину будет хорошей идеей.

Впрочем, эта бойня была лишь первой в списке наших дел. После того, как Пиата закончила с местными, я запустил её назад на Гарамон, вернулся к машине и приказал шоферу гнать в Марьянополи.

Здесь, в гнезде итальянского криминалитета, уже было пожарче, но тут я уже не стал сдерживаться. Прорвавшись с Пиатой внутрь охраняемой территории местного «дона», я выпустил из портала двух «бегемотов», и мы вчетвером пошли перемешивать людей и землю в одну однородную массу. Побоище окончилось в кабинете местного начальника, укрывшегося за своим столом, которому я на грудь скинул список адресов других баз, пригрозив, что любая попытка вновь поднять вопросы силовыми путями кончится моим вояжем по всем этим местам, причем, убивать я буду гораздо меньше, а вот забирать в плен, отправляя в собственный мир – больше. Поэтому, если господа не хотят оказаться рабами у иномировых монстров…

Свидетелей на этот раз мы оставили достаточно, угрозы были услышаны. Оставив позади трупы, кучи стреляных гильз и разруху, мы вернулись в уютную залу на Гарамоне.

– Фух! – сказала Пиата и полезла наружу из доспеха,

– Ух! – сказал я, глядя на мокрую голую двухметровую блондинку с шикарными формами.

Что сказали остальные девушки в доспехах было не ясно, но сопение, доносящееся из фильтров «бегемотов», определенно было завистливым. На Стефанию, сидящую в дальнем углу с книжкой, я просто побоялся смотреть. Да уж, Красовский, повезло тебе, сукиному сыну…

– Я бы дорого дала за то, чтобы снова стать маленькой, – удрученно проговорила обнаженная блондинка, без смущения вставшая передо мной, – Особенно сейчас.

– Снова воровать сладости, дрыхнуть весь день, врать и лениться? – улыбнувшись, я всё-таки отвернулся. Это было тяжело.

– Быть ловкой и незаметной, все слышать, всё знать…, – быстро обтерев себя полотенцем, эйна принялась одеваться, – И чтобы на меня смотрели как на ребенка, а не на…

– Одну из красивейших женщин мира, – жестко отчеканил я, – Да, пусть роль тебе не очень подходит, но не забывай, Пиата, почему ты стала такой. Ты сама и только сама решила выполнить волю своего господина. Шла на муки и смерть ради него, но вместо этого просто приобрела рост, грудь и красивую жопу. Теперь учись жить с ней. Она – твой выбор. Точно такой же, каким был Петр.

– Мне кажется, он еще жив…, – задумчиво пробормотали мне в ответ, – И еще вернется.

– Все может быть. А теперь, девушки, – я обратился к тем, кто ходил с со мной в Чефалу, – Перезарядитесь и будьте начеку. Я возвращаюсь на Сицилию, ненадолго. Надо объясниться с мэром. Ян Ли, передай нашим гостям, что я забираю их в Аркендорф, им слишком опасно сейчас возвращаться домой. Где их прошение?

Нельзя просто так ворваться на территорию другой страны с военной техникой, а потом удалиться, как будто бы ничего не произошло. К счастью, синьора Лимьерри с радостью написала все нужные заявления, добавив к ним горячие обещания устроить бурю в Европе, как только она туда доберется. Теперь нужно было просто передать это властям Марьянополи, попутно объяснив, что упомянутая дама и её дети взяты под временный протекторат княжества.

Эти самые бумажки мэр города, худой, желчный, старый и испуганный, просмотрел мельком, но даже так они ему определенно не понравились. Однако, спорить ему было некогда, из-за устроенного мной разгрома к нему постоянно ломились разные люди, так что, не раскрывая моего инкогнито, он лично проводил меня до двери и вернулся к своей рутине. Разумный ход, всё-таки, мы далеко за краем цивилизации, а единственная серьезная сила, что тут была – сидела на базе Синдиката. Компромисс напрашивался сам собой.

Выйдя из мэрии, я почувствовал запах, от которого желудок буквально взбесился. Жареное, тесто, сыр. Пицца! Желание поесть её самому и заодно принести домой стало настолько нестерпимым, что, не обдумывая ничего дальше, я как был, так и пошагал в сторону, откуда неслись эти волшебные ароматы.

Неудивительно, что у меня так тяжело с поиском друзей и союзников. Подумать только, Истинный князь, фигура политического уровня лишь немногим уступающая монархам, сидит в пиццерии один, без секретарей, слуг, помощников, телохранителей и прочего необходимого человеку моего статуса люда, жрёт жадно (но аккуратно) свежайшую сицилийскую пиццу… И требует еще десяток, упакованный так, что можно было бы забрать с собой!

Это… немыслимо с точки зрения современной культуры. С другой стороны, вполне возможно, что именно моё нежелание заводить нам ворох слуг сейчас и спасает от большей части бед. Недоброжелателям банально некого подкупать.

– О, я могу присесть с вами!? – едва знакомый, но неестественно игривый мужской голос, обратившийся ко мне на русском, заставил ряд ледяных мурашек промаршировать по спине, – Ненавижу кушать один! Тем более – такую прелесть!

Оборачиваться мне не потребовалось. Человек, с ловкостью фокусника удерживающий поднос, очевидно отнятый у официантки, просочился мимо моего плеча, а затем, лучась белозубой усмешкой, одним махом ввинтился на стул напротив, виртуозно опуская свою пиццу на стол с подкручиванием, от чего блюдо с едой совершило несколько красивых оборотов.

– …ты? – только и выдавил я.

– Знаешь, как изобрели эту вкуснотищу? – не переставая улыбаться, Дмитрий Пространственник, просто фонтанирующий позитивными эмоциями, потыкал пальцем в свою снедь, – Это невероятно забавная история! Так вот…

– Я знаю, что это хлеб бедняков, – пробормотал я непослушными губами, – Накрошенные на него случайные продукты и расплавленный сыр, запеченные при высокой температуре, помогали продлить срок годности этих остатков, а также придать им более съедобный вид…

– Ооо…, – уважительно кивнул волшебник-ведущий-себя-совсем-не-как-волшебник, – Это ты настолько эрудирован или же это вообще, базовый уровень для людей твоего мира?

– Базовый…, – мотнул головой я, а затем, подчиняясь какому-то наитию, выдал, – Дракарис.

– Именно так, мой дорогой князь! – губы волшебника-телокрада раздвинулись в неприятной улыбке, но он тут же её спрятал, испуганно пуча глаза на меня, – Слушай, давай покушаем! А потом поговорим! Остынет же!

Недоброжелатель Акстамелеха, чьим коньком всегда были игры с пространством. Дмитрий Пространственник, известнейший и богатейший волшебник Санкт-Петербурга. Человек, «продавший» меня Элефару. Вот почему я в мыслях никогда не сводил две эти фигуры в одно целое. Кто бы мог подумать, что один телокрад банально оказывает услугу другому, прикрывая это прагматизмом всех магов.