Дассария

Феспид сидел на походной скамье, мелкими глотками отпивая вино из красивого серебряного кубка, и поглядывал на воинов, прислушиваясь к их разговорам. Новички, те, что находились вокруг него, вели себя очень напряжённо, взволнованно, ели нехотя, больше задавая вопросы своим командирам о повадках саков, проявляя повышенный и очень настороженный интерес ко всему, что касалось воинской мощи кочевников и относилось к их тактике ведения войны. Это было понятно, так как новобранцы в большинстве своём не могли иметь особого военного опыта, кроме участия в подавлении мятежей после краткосрочной подготовки в тренировочных лагерях. Однако Феспид в душе был недоволен поведением новых воинов и особенно состоянием их духа. Он подолгу наблюдал, пытаясь определить среди них наиболее сдержанных, уверенных в себе и неподатливых воцарившемуся лёгкому паническому восприятию действительности, желая со временем вокруг них создать костяк этого отряда. Слухи о том, что саки невероятно сильны, воинственны, неуязвимы и непобедимы и что каждый из них без особого труда способен в бою одолеть несметное число противников, распространялись среди молодых людей с молниеносной быстротой, пагубно влияя на их настроения и в первую очередь воздействуя именно на таких, вновь прибывших воинов, наиболее подверженных всевозможным толкам.

«Кажется, вот этот из тех, кто крепок духом. Ни с кем не ведёт пустых разговоров. Молчун. Себе на уме. Да и отсутствием аппетита не страдает, как другие. Похоже, несмотря на ещё юный возраст, он достаточно хладнокровен. Или я ошибаюсь? Может, он попросту нелюдимый человек?» – подумал полководец, внимательно разглядывая воина, что сидел в кругу других под ближним к нему навесом. Тот, отламывая куски, ел хлеб, видимо, даже не ощущая его вкуса, и как-то отчуждённо смотрел на огонь, словно всё, что творилось вокруг, его не касалось и для него не существовало.

«Сложением он явно превосходит многих. Снаряжён добротно. Но вид у него всё-таки странный. Он или всецело погружён в какие-то свои думы, или же это напускное безразличие? Трудно понять. Нужно ещё раз заглянуть в военный список. Что-то не помню я его данных, кто он и с какого военного округа призван в войска». Феспид почувствовал нарастающий интерес к этому новичку, где-то в глубине души улавливая некую потаённую силу, исходящую от него. Решив при первом же удобном случае ещё разок просмотреть и сверить посписочные сведения со всеми прибывшими, он подал сигнал к завершению отдыха.

* * *

Дассария отныне больше не таился и разбил огромный лагерь по всем требованиям военного положения, направляя несметное число лазутчиков в земли, захваченные греками. Сведения, получаемые от них, к сожалению, были скудными и однообразными. Всюду они натыкались на отряды врага и, как ни старались, даже приблизительной информацией о его дислокации овладеть не могли. Из их донесений у правителя никак не складывалось хотя бы общего представления о численности греческих войск.

– Доблестные вожди! Время, о котором мы мечтали, наступило. Но не всё сложилось так, как мы хотели. То, что нас вновь объединило и собрало здесь, вовсе нам не по душе и не по нашим помыслам, но всё, что нам неугодно, будет уничтожено нами. Так было всегда! – начал Дассария, окинув взглядом сидящих вокруг костра вождей. – Очень жаль, что после долгих лет ненастья, потерь и скитаний мы оказались перед новым испытанием. Сильный, доселе не изведанный многочисленный враг вторгся в соседние страны. Он уже и в нашей степи и угрожает нам в землях наших предков. Такого никогда не было прежде. Славные наши отцы и деды никому не дозволяли посягнуть на вольную жизнь в родных краях. Мы же не допустим этого ни теперь, ни впредь! Нам суждено остановить иноземцев, пресечь продолжение их похода и изгнать навсегда. Случиться ещё одному горю я не позволю! Нас не так много, но мы все свободные саки, и покорность кому бы то ни было для нас чужда. Стоять здесь, терпеть вторжение и не знать о том, что замышляет грек Ксандр, я больше не намерен. Да, пока от наших лазутчиков мало проку. Врагу удаётся держать нас в неведении относительно своих сил и планов, но так не может продолжаться долго, и очень скоро мы будем знать о нём всё. – Дассария перевёл дух. – Я, как и вы, понимаю, что доброго прошлого уже не вернуть. Оно будет живо в нашей памяти, всегда своим теплом поддерживая в трудную пору уставшие души, но польза от него в нашем положении ничтожно мала. Нужны решительные действия. Теперь, как никогда, свято только одно – наше единение. Пока мы есть под этим небом и пока мы вместе, никто не посмеет завладеть ни могилами наших родичей, ни нашими семьями, ни пастбищами и родниками, принадлежащими всем нам. Этому не бывать никогда!

Он ненадолго замолчал, цепким взором всматриваясь в лица сидящих, затем продолжил:

– Во главе с вождём Цардаром, вожди Тынгир, Елемар, Мелисар и Пунт, со своими войсками двинетесь поутру на восток, к реке, перейдёте её и с северной стороны от излучины встанете там одним лагерем. Самим битвы не начинать. В случае переправы врага на ваш берег отступите, нанося урон ему издали. Если вам удастся заманить его отряды вглубь, то можете вступить с ними в сражение, но только лавами. Оттесните его обратно, но за ним через воду не идите и останьтесь на прежнем месте. Я с остальными воинами буду находиться здесь. Что будет дальше и как действовать вам, вы узнаете от моих гонцов. Я всё сказал.

Вожди поднялись, молча склонили головы и удалились. С Дассарией остался Чардад.

– Что ты задумал? – спросил он правителя.

– Скоро мне нужна будет твоя помощь, и ты всё поймёшь, – ответил тот.

На заре, проводив войска, верховный правитель долго смотрел им вслед, и лишь когда их не стало видно, развернулся к оставшимся вождям:

– Дозоры донесли, что в небольшом отдалении от нас находится большой греческий отряд, более чем полутысячная конница. На этот раз они вошли очень далеко в наши земли. Похоже, это неспроста. Видимо, пытаются разведать как можно больше о нас. Я тоже хочу узнать о них всё, и поэтому сам двинусь поближе к ним и поведу с собой лишь две сотни. Вождь Чардад заменит меня здесь. Выступаю на закате.

Больше не сказав ни слова, он тронул коня и направился к лагерю.

* * *

В полдень Дассария, сидя у своего костра, пригласил Чардада.

Тот, пребывая в ожидании разговора с верховным правителем, тотчас же явился, желая услышать о его задумках, всем нутром предчувствуя их важность и далеко идущие последствия.

– Чардад, то, что я скажу тебе, должно остаться между нами. Сотники Дуйя и Фарх пойдут со мной. Их, наверняка, ты больше никогда не увидишь, – Дассария пристально посмотрел в глаза друга. – Прости меня, но такова будет цена всего задуманного. Другого выхода не вижу. На греческого скакуна погрузи доспехи, шлем и оружие их воина, из тех, что захвачены Цардаром. Подбери для меня. Ничего не упусти. Я уйду раньше и уведу коня с собой. Ближе к вечеру сам выведешь сотни из лагеря и направишь на запад. Я буду ждать темноты и встречу их на пути. Так надо. Ну а теперь о самом главном. Незадолго до выступления мы с тобой направимся в ту же сторону. Я говорил тебе о своей просьбе. Вот ты и исполнишь её для меня. Ни о чём больше не спрашивай. С ушедшими вождями держи частую связь. Что бы ни случилось в моё отсутствие, постарайся в войну не вступать. Жди меня, как бы долго ни пришлось делать это. Все племена собраны на прежнем месте, у моей ставки. В случае крайней необходимости отступи в том направлении, но врага не пропусти.

– Повинуюсь, правитель, – растерянно прошептал Чардад, не сводя глаз с лица Дассарии, поражённый услышанным.

– Да, вот ещё что. Своего коня я оставлю там, где встречу сотни. Забери его, – отведя задумчивый взор от вождя, тихо добавил Дассария. – Ну а это береги пуще жизни. Здесь символы власти верховного правителя.

С последними словами Дассария встал, подошёл к Чардаду и протянул ему небольшой увесистый кожаный мешок.

* * *

Ближе к вечеру Чардад вновь появился у костра верховного правителя.

– У меня всё готово, правитель, – сообщил он.

– Идём. Пора, – тихо, но твёрдо произнёс Дассария, накинув на себя длинный плащ, затем осмотрелся вокруг, скользнув взором и по небосводу.

Греческий конь явно сторонился сакских скакунов и, натянув до предела короткую верёвку, бил оземь копытом.

– Ишь ты, какой норовистый! – увидев его поведение, как-то обыденно и почти шутливо заметил Дассария, подходя к своему скакуну, от которого в трёх шагах на привязи стоял подготовленный закладной.

Воин, державший его скакуна под уздцы, почтительно склонил голову, а когда верховный правитель ловко запрыгнул в седло, передал ему поводья и отступил.

Дассария направился из лагеря и вскоре покинул его пределы. Чардад следовал рядом, украдкой напряжённо поглядывая на правителя. Тот был спокоен и лишь изредка склонялся к гриве своего любимчика, поглаживал его по шее. Продвигались они молча, иногда озираясь по сторонам и всматриваясь в холмистую местность. Прошли повстречавшийся ближний дозор. Дассария повернул к кургану, подступил к поросшему кустарником подножью, оглянулся, внимательно осмотрел округу, затем спешился.

– Вот здесь и попрощаемся с тобой, Чардад. Сюда приведёшь мои сотни, – он выбрал подходящую ветку и накинул на неё поводья, потом приблизился вплотную к голове своего скакуна, заглянул в глаза, провёл ладонью по его лбу и отошёл к закладному коню, чтобы снять с него мешки со снаряжением.

С помощью Чардада примерил на себя греческие доспехи, надел шлем и поножи, повертел в руках меч и копьё, осмотрел щит и лук и, довольно кивнув, снял панцирь и остался по пояс раздетым.

– Давай разведём огонь, – предложил он, собирая хворост.

Вскоре запылал небольшой костёр.

– Иди за мной, – позвал Дассария.

Они отошли чуть в сторону. Чардад исполнял всё сказанное им, но ничего не понимал.

– Обнажи свой меч, – остановившись и повернувшись к другу, повелел Дассария, вертя в руке копьё, словно желая нанести им удар. – Бей меня вот сюда. – Остриём он указал на правую область груди. – Да не смей жалеть! Крепко ударь. Если я вдруг потеряю сознание, то в первую очередь останови мне кровь. Прижги рану, посыпь её пеплом и смажь жиром. Он там, в притороченном мешке. После этого обязательно приведи меня в рассудок. Чардад, ты всё понял? Так приступай!

Дассария резко ткнул в его сторону своим копьём, призывая к началу странного поединка.

Чардад вытащил меч, выставил его перед собой, расставил ноги, подался вперёд и стал плавно продвигаться, по привычке пытаясь обойти его сбоку.

– Ах вот ты как! Хочешь мне за спину зайти? Ничего у тебя не выйдет, – оскалился Дассария, подзадоривая друга на решительные действия.

Не видя лица правителя, полузакрытого забралом, Чардад и в самом деле стал воспринимать его как врага. Он уже не думал над тем, для чего всё это нужно другу, зная и помня лишь об одном – нужно ударить в грудь. Дассария выжидал, по мере продвижения Чардада поворачиваясь к нему лицом. Сообразив, что тому мешает копьё, подкинул оружие на руке, занёс над плечом и метнул. Быстро пригнувшись и отбив мечом в сторону тяжёлое орудие, летевшее прямо в голову, Чардад сделал сильный выпад и, нанеся удар в грудь Дассарии, отскочил. Правитель пошатнулся, прижал ладонь к ране и опустился на колено.

– Как ты? – подскочив к нему, встревоженно спросил Чардад, присаживаясь.

– Хороший удар… – прохрипел Дассария и повалился на спину, раскинув руки.

– Эх, что ты задумал! Я мигом, потерпи немного, – подобрав брошенный меч, Чардад побежал к костру.

* * *

Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, когда Дассария открыл глаза. Он лежал у огня на разостланной шкуре, прикрытый плащом. Рядом сидел Чардад.

– Я похвалил тебя или не успел? Что-то уже не помню, – улыбнувшись, прошептал Дассария, повернув к нему голову.

– Лучше б ты наказал меня, – склонившись над ним, недовольно буркнул Чардад. – Как ты?

– Вроде всё хорошо, – приподнимаясь, ответил Дассария.

– Давай вместе вернёмся обратно. Ты неважно выглядишь. Видишь, всё задуманное уже стало опасным для тебя, а что будет дальше, когда окажешься вдали от нас? – помогая ему, попросил Чардад. – Для какого дела ты такой сгодишься-то теперь? Рана глубокая. Переусердствовал я, прости.

Дассария сидел, чувствуя сильную боль во всей груди. Он попытался шевельнуть правой рукой, но тут же понял, что пока это невозможно.

– Возьми панцирь и очень точно на уровне моей раны пробей его мечом и изнутри замажь кровью, – тихо повелел он.

– Что ж ты в нём сразу-то не стал биться? – удивлённо спросил Чардад.

– Тебя не хотел утомлять. Не так бы всё получилось. Не рассчитал бы ты удара, а так в самый раз вышло, – откидываясь, ответил Дассария.

Чардад ушёл. Послышался приглушённый скрежет. Вскоре он вернулся, бросил под ноги панцирь, присел на землю у самого изголовья Дассарии, мотнул головой и тихо произнёс:

– Ты верно сказал. Даже не знаю, что бы получилось, будь на тебе он.

– Вот видишь, я прав оказался. Впредь будешь знать. Нужно бы наших воинов обучать на этих снаряжениях, – как-то злобно произнёс Дассария.

– Позволь, я пойду с тобой? – взглянув на него, вновь попросил Чардад.

– Нет. Это мой путь. Не обессудь. Смотри, как быстро темнеет. Тебе скоро нужно будет уходить. За меня не волнуйся. Я постараюсь справиться со всем, что предстоит мне пережить, – жестко ответил Дассария и, поджав колени и упираясь левой рукой в землю, вскочил на ноги. – Сними с меня это, чем перевязал меня. Помоги надеть панцирь и отправляйся в лагерь.

– Повинуюсь, правитель.

* * *

Звёздное небо тускло освещало сумрачную вечернюю долину. Где-то далеко низко над землёй зарождалась луна. Чардад вёл за собой две сотни. Рядом с ним, придерживая скакунов, находились Дуйя и Фарх. Вскоре они заметили одинокого всадника, неподвижно стоящего у них на пути. В нескольких шагах от него паслась лошадь.

– Правитель ждёт вас, – кивнув в сторону Дассарии, пояснил Чардад.

Сотники вытянулись в сёдлах, оглянулись на воинов, поправляя оружие.

«Очень сожалею, что не смогу с вами проститься, как подобает делать это в нашей степи со всеми уходящими на смерть. Вы оба и все ваши воины – самые доблестные сыны своей земли. Уготованная судьба вам неведома, но, видимо, ниспослана вечным небом именно для вас. Всё в его воле и власти. Простите нас за это, если сможете», – взглянув внимательно на сотников, с болью в душе подумал Чардад.

Подняв руку, чтобы остановить войска, он вместе с сотниками приблизился к верховному правителю, склонил голову и произнёс:

– Правитель, я исполнил твоё веление.

Дассария кивнул, но с места не тронулся. На его плечи был накинут длиннополый сакский плащ, скрывавший под собой греческое снаряжение. Голова оставалась непокрытой, отчего длинные волосы развевались на лёгком ветру.

– Вождь Чардад, возвращайся обратно. Ты знаешь, что делать дальше, – развернув скакуна, Дассария повёл его шагом, отдаляясь.

Повернув в сторону и пропуская мимо себя войска, Чардад смотрел в спину Дассарии.

– Да сохранят тебя небеса!

Когда сотни исчезли вдали, он подхватил поводья оставленного другом скакуна и повёл его за собой.

* * *

Феспид с наступлением ночи встал для отдыха огромным лагерем на пологом берегу небольшого озера, расположенного посреди равнины. Тихая водная гладь лишь изредка покрывалась дрожащей мелкой рябью от набегавшего на неё лёгкого ветерка, оживая и серебрясь лунно-звездными отсветами, плавно накатывая шелестящим всплеском на травянистую сушу, подступавшую вровень к её поверхности. Почти вся долина очень хорошо проглядывалась во все стороны даже в тёмное время суток, казалось бы, весьма неудобное для наблюдения. На довольно большие расстояния всё было видно как на ладони, отчего это место, выбранное полководцем для ночёвки войск, оказалось удобным в стратегическом плане: ничто не мешало круговому обзору, и поэтому никто посторонний не смог бы незамеченным приблизиться к стану.

Всюду на каждый десяток воинов разожгли костры. Над землёй, постепенно окутывая прозрачной кисеёй всё прибрежье, потянулся белёсый дымок, кисловатый запах которого поначалу лишь слегка смешивался с ароматом варимых в котлах каш, а затем и вовсе насытился им. С наступающей прохладой озеро стало остывать и ожило едва уловимым испарением, а ближе к полуночи над ним заклубился невесомый пар, плавно растекавшийся по округе мутноватым туманом. Заметно посвежевший воздух, к этому времени уже густо пропитанный влагой, вдыхался людьми с особым удовольствием, взбадривал их души и остужал перегретые за день тела. Под бдительным присмотром охраны, нарушая тишину похрапыванием, в стороне паслись кони. Лагерь погрузился в сон, и только частые дозорные тройки укутавшихся в плащи воинов несли службу, расположившись на равном отдалении от стана.

Привычно закинув руки за голову, Феспид лежал у полыхающего огня под небольшим, но удобным навесом, вглядывался в звёздное небо за краями полога и удивлялся тому, что оно в этих краях такое высокое – иное, нежели на его родине, где бездонная синева так низко нависала над землёй, будто в любой момент могла упасть на неё, и если бы не горы, что своими вершинами удерживали её от падения, всё случилось бы именно так. Здесь даже звёзды казались ему слишком маленькими, очень холодными и недосягаемо далёкими.

Поёжившись то ли от своих мыслей, то ли от прохлады, он подтянул к груди плащ и прикрыл веки, стараясь уснуть, но сон не шёл, и тогда он вновь открыл глаза, но уже не смотрел в небо и перевёл взор на полог, на котором игриво мерцали отблески тихо потрескивающего огня.

«Узнать бы, как там мать моя поживает? Наверное, извелась, ожидаючи моего возвращения? Старенькая уже она стала у меня. Да и не очень здорова. Хорошим самочувствием, сколько я помню её, она никогда не обладала. Вот это и плохо. Доведётся ли мне увидеться с нею когда-нибудь? Ну да ладно, ничего не поделаешь. Никогда не следует помышлять о худом, будущее само всё покажет. Много, очень много разных даров отсылаю я к ней, но никакая роскошь, к великому сожалению каждого человека, не может приостановить и тем более продлить течение его лет. Думаю, что при больших богатствах гораздо приятнее, удобнее и увереннее жить в молодые и особенно в зрелые годы, пока во всех твоих порывах главенствует твоё сильное тело, а на закате жизни всего важнее твоё душевное спокойствие и ясное осознание того, что прошлое твоё было не напрасным и протекло с пользой как для тебя, так и для близких тебе людей. Интересно, если мама не спит в это время, о чём она сейчас думает? Может, так же, как и я, она смотрит на эти звёзды и тоже вспоминает обо мне? Нет, вот этого совсем не нужно. Пусть уж лучше отдыхает её исстрадавшаяся душа, да и сердце её натруженное ни о чём не печалится». Откинув плащ, Феспид порывисто присел, устало протёр глаза ладонями, потянулся за кубком, налил в него своего любимого терпкого вина и сделал большой глоток.

Он ещё не успел опустить посудину рядом с собой, как к нему подбежал начальник отряда охраны, указал рукой на восток и встревоженно доложил о замеченных им всадниках.

– Стесагор, всех военачальников ко мне. Поднимай лагерь. Тушите огни. Расположений отрядов не менять. Быстро исполнять все мои приказы, – тут же вскакивая, распорядился Феспид.

Вскоре лагерь ожил, зашипели и мгновенно потухли костры, ни единой искоркой не напоминая о своём недавнем существовании. Отовсюду послышались топот ног и бряцание оружия. Берег погрузился во мрак, скрывавший большое войско.

– Похоже, с востока приближаются саки. Замечен их дозор. Терсит, ты со своим отрядом отойдёшь недалеко на север и прикроешь наш левый фланг. Мильтиад, отведи свою сотню южнее и встань на правом фланге. Лабдак, ты остаёшься в тыловой охране. Всех своих людей расположи с двух сторон от озера. Следи за подступами к дальнему берегу. Они могут обойти нас и появиться оттуда. Стесагор в резерве. Ктесибий, выдвинься вперёд, примешь удар на себя. Возьми немного в сторону и встань по левую руку от меня. Ты же, Гермагор, со всеми своими новобранцами будешь находиться здесь, со мной. Все по местам, – обращаясь к полководцам, определил позиции Феспид и запрыгнул на подведённого скакуна.

Отряды быстро разошлись в указанных направлениях.

* * *

Далеко за полночь Дассария был оповещён дозорными об обнаружении большого греческого отряда, разбившего лагерь перед озером. Чувствовал он себя прескверно. Слова подлетевшего к нему десятника доносились до слуха слабо и неотчётливо, будто бы откуда-то издали, очень приглушённо и расплывчато. Не сразу он понял сказанное. Сомнений в том, что это именно те войска, о которых сообщили прежде его лазутчики, у него не было. Ему становилось всё хуже и хуже, и теперь уже каждый шаг его скакуна, каждое его движение вспышкой пронзительной боли отдавались во всём его теле, терпеть которую ему было значительно труднее и невыносимее, нежели это было раньше, отчего шум в его голове нарастал всё сильнее, а учащённое биение надрывало сердце. Порой ему казалось, что переполненные кровью виски, не выдержав напряжения, очень скоро разорвутся. Мысли стали путаться. Внутри всё горело, превращая дыхание в жаркие, судорожные всхлипы. Сознание потеряло свою обычную чёткость, а мысли наплывали какими-то путаными обрывками. Только неимоверным усилием негаснущей воли, поддерживаемой взвинченным до предела закалённым стойким духом, он удерживался в седле и шёл вперёд, ведя воинов к намеченной цели, которую ещё чудом помнил и, сам того не замечая, повторял шёпотом:

– Я сделаю это… Обязательно сделаю…

Услышав его слова, но не сумев разобрать их, сотник Дуйя приблизился вплотную и тихо произнёс:

– Правитель, прости, не расслышал твоего веления.

С трудом повернув голову в его сторону, но не видя в темноте того, кто находился рядом и что-то сказал, Дассария коротко бросил:

– Сотников ко мне.

– Правитель, это же я, сотник Дуйя. Сотник Фарх тоже здесь, возле меня, – услышав приближение всадника и поняв, что это Фарх, отозвался сотник.

– Дуйя, ты со своими людьми ударишь слева. Фарх – справа. Я двинусь на вражеский центр с дозорным отрядом. Немедля исполнять! – едва разлепляя пересохшие губы, отдал им приказ верховный правитель.

– Но, прости меня, правитель, я не очень понял, ведь дозорный отряд – это всего десять воинов! – неуверенно попытался возразить Дуйя.

– Дуйя, не смей перечить мне! Время дорого. Мне хватит этого десятка. Я всё сказал. Исполняйте, – прервал его Дассария, стараясь беречь силы.

* * *

Саки с диким воем налетели на фланговые отряды Феспида.

Ктесибий, ожидавший нападения основных сил в центре построения, услышав атакующий клич кочевников с боков от себя, но не видя врага перед собой, был удивлён избранной им тактике и недоумевающе вертелся на коне, всматриваясь туда, откуда, по его мнению, противник должен был ударить в первую очередь.

Полководцы Терсит и Мильтиад вступили в сражение. Недолго думая, Ктесибий в спешном порядке разделил всех своих людей на две равные части и направил оба полусотенных отряда к ним на помощь, сам же возглавил тот, который двинулся к Терситу.

* * *

Дассария остановил коня. Услышав отдалённые звуки начавшейся битвы и потухающим сознанием понимая, что сотники Дуйя и Фарх уже столкнулись с греческими войсками, он из последних сил прохрипел:

– Вперёд!

Десятник, что следовал всё это время рядом с ним, тут же приподнялся в седле, выхватил меч, махнул им в сторону врага и громко выкрикнул:

– За мной!

Все десять воинов дозорного отряда, замершие позади в ожидании велений, сорвались с места вскачь, нахлёстывая плетьми своих коней, с грохотом пролетели мимо правителя и, быстро отдаляясь и на полном скаку выстраиваясь в одну линию, устремились прямо к светлеющему вдали озеру.

Дассария, сколько ни силился, уже не мог совладать с собой. Поведя мутным взором по сторонам, но ничего уже не видя перед собой, он сжал непослушными пальцами левой руки край сакского плаща, с усилием стянул его с себя, уронив на землю, затем склонился, взял этой же рукой греческий шлем, который всё время держал на сгибе правой, почти онемевшей руки, и надел его на голову. Его иноземный боевой конь, влекомый стадным инстинктом, не получая команд от хозяина, лёгкой трусцой побежал вслед за удалявшимися воинами. Теперь сознание Дассарии окончательно потухло. Мгновенно расслабленное тело подалось вперёд и припало к гриве. Руки висели плетьми, болтаясь по бокам от шеи скакуна.

* * *

Феспид всё чаще оглядывался на дальний берег озера. Он видел, что стоявший впереди него Ктесибий не был атакован врагом и, разделив свою сотню, уже помогает флангам. Опасаясь теперь появления саков сзади, Феспид развернул новобранцев в ту сторону и, проведя коня меж их рядов, выступил перед ними, оказавшись лицом к воде. Внезапно в тылу его отряда послышались крики, и тут же, заглушая их, оттуда донеслись звуки сражения. Он понял, что всё-таки подвергся атаке врага с того направления, где не так давно стоял Ктесибий.