Мысли вслух во сне и наяву. Книга первая

– В эту аптеку меня посылала мама, – засмеялась Таня. – Она считалась ее самой хорошей, и была под номером один. Мне нравилось там бывать. Так и говорили: в первой аптеке или в аптеке у Феррейна. Юль, помнишь? – Таня развернулась в сторону Юлии. – Там, на первом этаже, еще стояло чучело медведя.

Юлия задумчиво закивала головой в знак согласия.

– Мне его было всегда очень жалко. Он мне казался очень одиноким.

– И пыльным, – засмеялась Таня.

– Именно, – согласилась Юлия. – Внутри аптеки было красиво и интересно. Резные ящички, на втором этаже огромные зеркала. Когда ее построили, она считалась крупнейшей в Европе. А медведь – это особая статья. Владимир Феррейн, – последний ее владелец, – поскольку увеличилась популярность лекарств на медвежьем жире, в рекламных целях приобрел живого медведя. Его каждый день водили на водопой на Лубянскую площадь, где животное могли видеть потенциальные покупатели.

– Вот почему иностранцы говорят, что у нас в Москве по улицам медведи бродят, – засмеялся Андрей. – Это все немцы нам устроили. Надо полагать, что на Лубянской площади был водоем?

– Был. Там был фонтан, – сказала Таня и подумала, что влезла в чужую историю. – Извини, Юлия. Я это знаю из другой истории.

– А что случилось с мишкой? – плаксивым голосом спросила Ольга. Все уже забыли о ней, а она стояла посередине комнаты и внимательно слушала.

– «Птичку жалко», – засмеялся Андрей.

– Не волнуйся, – стала утешать ее Юлия. – У мишки было все хорошо. Для него при аптечной конюшне устроили специальный вольер, и он там жил долго и счастливо, а… потом… сделали чучело, которое стояло в аптеке. А сейчас у тебя закроется кондитерская.

Ольга кивнула головой и подошла к Тане.

– А что случилось с фонтаном? – поинтересовался Илья.

Юлия пожала плечами.

– Не волнуйся, – в тон Юлии проговорила Таня. – У фонтана было все хорошо. Этот один из старейших фонтанов Москвы, носящий название Никольский, после реконструкции Лубянской площади был перенесен во внутренний двор Александринского дворца в Нескучном саду. Я надеюсь, что всем понятно, что свое название фонтан получил от Никольских ворот Китай-города. Фонтан детище русского скульптора итальянского происхождения Джованни Витали.

– Удивительно, – пробурчал все еще сердитый Илья, – аптека, детище обрусевших немцев, фонтан – итальянца, а где наши умельцы?

– Спокойно, – Таня подняла ладонь, – есть и наши умельцы, а в данном случае – Россия стала второй родиной для талантливых людей, а это дорогого стоит. Уверяю тебя, если умные, предприимчивые, талантливые люди оставались жить и творить в России, а таких было не мало, то это значит, что им у нас было хорошо.

– В Нескучном саду? – Илья задумчиво посмотрел на Таню. – Это не тот фонтан с фигурами четырех мальчиков, которые поддерживают большую чашу из красного полированного гранита? Я, кажется, его видел.

– Да-да. Это именно он. Каждый из мальчиков олицетворяет русскую реку – Волгу, Днепр, Дон и Неву.

– Ну, допустим теперь Днепр украинская река, – съехидничал Андрей. Таня быстро бросила на него испепеляющий взгляд.

– А об этом им стоит хорошо подумать, прежде чем заглядывать на запад и объявлять себя европейцами, словно раньше они ими не были! Знание географии еще никому не мешало. Но вернемся к нашему фонтану. Выше находится малая чаша, а под ней располагались фигуры трех орлов. А знаю я об этом фонтане, поскольку интересовалась фонтаном на Театральной площади у Большого театра. Его создателем тоже был Джованни Витали и фонтан назывался «Петровский». Вы должны помнить, что водная чаша его расположена на постаменте, которую держат четыре амура-путти, олицетворяющих: трагедию, комедию, поэзию и, конечно…, музыку.

Илья и Андрей подняли, как по команде брови и переглянулись. «Тоже мне – горе журналисты», подумала Таня и покачала головой. Десятки раз проходили мимо фонтана и не задались вопросом, что за скульптуры там установлены. Этим грешим мы все. Если уникальная достопримечательность находится в твоем городе и сотни, нет, даже миллионы туристов со всего света приходят, приезжают, прилетают, а, некоторые, и приплывают взглянуть на нее, то мы откладываем свой поход к ней с мыслью, что куда она может деться, стояла же десятки, а, возможно, и сотни лет, постоит еще.

– А я на него не обращала внимания, – словно подслушав мысли Тани, тихо проговорила Ольга, которая все ни как не могла покинуть комнату, – пойду специально, чтобы все посмотреть.

Таня, поманив ее рукой, тихо сказала подошедшей Ольге:

– Спасибо. Ты настоящий друг. Пожалуйста, с фисташковым и ванильным каждому, это значит по два, и ему тоже, – Таня указала пальцем на стенку, за которой находился кабинет главного редактора, и протянула Ольге деньги и зонт, а затем направилась в соседний кабинет.

Ольга потопталась на месте и спросила:

– А Александрийский дворец? Он чей?

– Когда вернешься с французскими пирожными, тогда и узнаешь, – засмеялся Илья и вытолкнул ее в коридор.

Как правило, Кирилл, когда задерживался, сообщал Тане, а та поступала аналогичным образом. Это было их негласным правилом, и они его придерживались неукоснительно. В один из дней Кирилл пришел поздно, не предупредив об этом Таню. Чмокнув ее в лоб, сказал, что кушать не будет, так как поел у Юлии. При упоминании Кириллом имени «Юлия», Таня почувствовала явную тревогу и угрозу с той стороны. Неужели ревность? На нее это не похоже. Да и с какой стати, Кирилл любит ее, наверное…. Во всяком случае, она не чувствовала отчуждения. Страх? Да, именно страх – липкий, противный, а еще тревога, от которой гулко бьется сердце, и начитают потеть ладони. Вот и сейчас, после сказанного им у Тани заныла почему-то спина, словно она подняла тяжелую корзину. «Почему именно корзину?» – задала она себе вопрос, но ясно представляла корзину. Не сумку, не чемодан, а именно большую бельевую с полукруглой одной ручкой корзину. Хотелось закричать, побить для разрядки, если только чуть-чуть, так – пару чашек и тарелок, а затем поплакать, да так, чтобы взахлеб, со сморканием в платок и с вздохами на полную грудь. О-о! Это было бы большим удовольствием, но она этого не сделала, а молча вернулась к работе. Слезы комом стояли в горле, руки не слушались, а пальцы так и норовили нажать на ненужные клавиши. Она опустила руки и сделала вдох, наполнив легкие воздухом, а затем медленно выдохнула, выталкивая воздух небольшими порциями. Стало легче. Ей срочно нужно было поправить интервью Андрея, которое он привез из Нью-Йорка. Главный редактор, в разрез предположению Юлии, передал текст ей с просьбой к утру дать предложения. У Андрея был меткий глаз. Он, как никто другой, подмечал интересные моменты в рассказе интервьюируемого, и тут же задавал хороший вопрос. Но уложить и донести до читателя все интересные нюансы интервью у него еще не хватало мастерства. Нужно не только слышать того, с кем ведешь диалог, но и видит его. Подчас мимика человека говорит о нем больше, чем он озвучивает голосом. Это к Андрею придет, а она обязательно подскажет, как нужно это замечать и переносить на бумагу. Ее задача была, где можно безболезненно поправить текст из наличия того материала, который был у нее. Написав свой вариант статьи, Таня наложила его на вариант Андрея и получила новый вариант с выделенными правками, чтобы Андрей и Платоша могли увидеть, что она изменила в тексте статьи. В квартире было тихо, только из ванной доносился шум льющейся воды. Чтобы прийти в норму, Тане необходима была активная деятельность. В порядке задаваемых Андреем вопросов известному ведущему, Таня написала маленькое эссе, или скорее письмо для Андрея, на что бы она лично обратила внимание, задав тому один из его вопросов, а затем, в разумных пределах не нарушая этики, изложила для читателей. Подчас очень важно для понимания собеседника знать его реакцию на те, или иные вопросы. Разбавить текс собственным впечатлением о человеке, с которым ты разговариваешь, очень важно и полезно, чтобы читатель мог представить атмосферу, окружавшую журналиста и его собеседника. Написав эти три документа, Таня передала текст Андрею и главному редактору на их рабочие компьютеры.

В комнате она все еще была одна. Сидела в любимой позе: подтянув колени к груди и обхватив их руками. Кирилл после душа, отправился в кухню, но Таня не слышала ни каких звуков. Что он там делает? Загадка. Она поднялась и пошла к нему. Подвинув стул к окну, он сидел на нем верхом, обхватив спинку и уперев в руки подбородок, пристально смотрел в темноту. Было видно, что он о чем то думает и то, о чем он думает, ему не доставляет удовольствия. Таня тихо вернулась в комнату и села на диван. «Кризис среднего возраста?» – не успела она подумать, как услышала быстрые шаги. Войдя в комнату, Кирилл сел рядом с ней и крепко обнял. Он прижимал ее к себе все сильнее и сильнее, словно кто-то пытался ее у него отнять, а он не отдавал. Ей уже трудно было дышать, но молчала и слушала громкий стук его сердца. Она лихорадочно стала думать какие слова должна сказать. Допрос исключался, а придумать повод к расспросу, не получался. Что же случилось там? Там – на третьем этаже в квартире Вележевых? Но то, что там что-то случилось, она не сомневалась.

– У меня предложение, – тихо прошептал Кирилл, отпуская Таню. Она сделала глубокий вдох и спросила: – Какое?

– Заняться неприличными действиями.

– Напомни мне, пожалуйста, что такое «неприличные действия»?

– Уже забыла? Ай-ай! Нет мне прощения. Но ты можешь догадаться.

– Нет, не могу. Я только могу представить неприличные контексты, а вспомнить?… пожалуй, нет. Необходима подсказка.

– А предлагаю тебе не представлять, а участвовать. Ну как?

– Хорошее, дельное предложение. Грех от него отказываться, – засмеялась Таня, нежно обнимая его на шею и проводя носом по его щеке.

Кирилл нагнул голову, чтобы поцеловать то место, которое постоянно влекло его, – гладкую и нежную ямочку нее на шее. Таня позволила ему устроиться там, вздрогнув, когда его теплые нежные губы прижались к ее коже.

– Мне нравится твое понимание греха, – покрывая поцелуями ее шею, прошептал он. – Такое свежее и современное его толкование.

Он поднял ее на руки и прижал к себе.

– «Ложки нашлись, а осадок остался», – пробурчала себе под нос Таня, но Кирилл услышал сказанное. Положив ее на кровать и наклонившись, он внимательно посмотрел на нее и тихо спросил:

– Зачем тебе Чехов? Говори как есть.

– Обязательно, но только после тебя.

– Никакого осадка не осталось. – Он снова поцеловал ее в шею. – Только ты и я, и я хочу тебя. Всегда и постоянно!

Ночь прошла без сновидений. Таня проснулась, когда голос подал будильник и она, протянув руку, нажала на кнопку. Кирилл сладко спал, он был совой, и никакая сила не переделала бы его на жаворонка. Таня сама любила утром поспать, но сегодня был обычный день – среда, середина недели. Она потихоньку подняла руку Кирилла, лежащую у нее на животе. Ночная сорочка, как всегда, была у нее под грудью. Повернувшись лицом к Кириллу, она стала рассматривать его выгнутые дугой темные брови, длинные, как у девчонки, ресницы, губы… нежные ласковые губы, которые ночью целовали ее. Кирилл был красив той удивительной красотой, когда хочется любоваться им постоянно. Мужская красота не производила на Таню подобного сильного впечатления с тех пор, как она познакомилась с Егором. Егор! Почему она вдруг вспомнила о нем? Потому, что сильно любила? А может потому, что продолжает любить? Почему она продолжает помнить каждую черточку на его умном и красивом лице? Он красив? Да, красив необыкновенной красотой с большими ласковыми глазами оливкового цвета и нежными губами, которые ее целовали и сейчас, вспоминая о них, у нее кружится голова. Егор – это прошлое, это отчаянная боль, которая вопреки всему постоянно там, внутри нее. Избавиться от нее она так и не смогла, прошлое все время было с ней рядом, и ей ничего не оставалось, как попытаться спрятать ее глубоко внутри, так глубоко, чтобы та не мешала дышать и жить в настоящем. Таня закусила губу, прогоняя мысли о прошлом. Однако у нее ничего не получалось. Чем больше проходило времени, отдалявшего ее от Егора, тем четче она помнила каждое произнесенное им слово, каждый жест, каждый поцелуй. Вот и сейчас: она закрывает глаза и видит его оливково-зеленые глаза, его яркие губы – они приближаются к ее лицу и целуют нежно, долго, словно пьют ее, а она, как тогда, вся отдается этому чувству. Какому чувству? Внутри все сжимается, а на глаза наворачиваются слезы. Что это за чувство, если после последнего поцелуя прошло уже семь лет, а рядом лежит мужчина, который ее нежно обнимает уже четыре года и она любит его. Любит! Любит или думает, что любит? Она не выбирала Кирилла, она никогда никого не выбирала. Всегда выбирали ее, а затем она откликалась на зов или не откликалась, и тогда они уходили. Ушел и Егор, но не потому, что она не откликнулась. Она влюбилась в него в вечер их знакомства и готова была следовать за ним, пока смерть не разлучит их. Не случилось. Он ушел от нее, а она осталась одна… Таня погладила лицо спящего Кирилла. «Кирилл – это мне подарок от судьбы», подумала она и стала осыпать его легкими нежными поцелуями, пока тот не открыл глаза и, улыбнувшись тихой нежной улыбкой, со сладким стоном прижал ее к себе. Она погладила его по щеке и потерлась носом об его нос и тут же почувствовала вес его знакомого поджарого тела, почувствовав животом его возбуждение, тихонько застонала.

Бегать этим утром у Кирилла не получилось. Время поджимало, у него с утра была намечена встреча, и он спешил, лукаво поглядывая на Таню. На лице блуждала довольная улыбка. Таня уже была в платье, когда Кирилл, подойдя к ней, поцеловал ее в основание шеи и застегнул молнию вдоль изгиба спины, который он так любил.

– Сегодня ляжем пораньше, – в его голосе прозвучала твердость, но Таня тут же отозвалась тихим хихиканьем. Она знала, что, как всегда он будет до полуночи ковыряться в ноутбуке. Но ответила так же твердо:

– Однозначно, – и они оба засмеялись. Он хотел ее всегда. Хотел прикасаться к ней. Только работа могла отвлечь его от нее.

Это утро было симфонией покоя и нежности. Ход времени словно отменен, но хлопнула входная дверь и Таня поняла, что Кирилл ушел и ей тоже нужно поторапливаться. Она ни словом не намекнула ему, что ее обидел его вечерний заход к Юлии и ужин с ней, а ведь она так и не ужинала вчера. Ждала его.

Рабочий день еще не начался и, не заходя в свою рабочую комнату, Таня подергала дверь кабинета главного редактора. Дверь была не заперта, и она заглянула в кабинет, который представлял собой длинную комнату, в которой, под стать ей, стоял длинный стол для заседаний редакционной коллегии журнала. Письменный стол главного стоит за этим огромным столом у противоположной стены, напротив двери и когда ее открываешь, то приходиться вглядываться вдаль – на месте главный редактор или отсутствует в данный момент. Зрение у Тани было хорошее, и она тут же увидела, что необходимый ей субъект на месте.

– Доброе утро, Платон Капитонович, – поздоровалась Таня и, увидев его жест рукой, приглашающий войти, зашла в комнату и прошагала вдоль стены, на которой висели картины, рисунки, дружеские саржи, а на длинных тумбах стояли фотографии и лежали неприбранной кучей журналы. По другую сторону было три больших окна и лучи солнца, как прожекторы выхватывали яркими пятнами отдельные рисунки.

Она знала, что необычное отчество главного редактора, – умного, доброго, но строгого и ответственного человека средних лет, – связано с именем его прадеда – инженера-механика паровой машины на шелкоткацкой мануфактуре француза Жиро, впоследствии названной «Красной Розой», – в честь которого, был назван сначала его дед, а затем и отец. Теперь «Красной Розы» не стало, и она перестала выпускать красивый и качественный крепдешин, из которого так любили шить платья бабушка и мама. То, что не сделали большевики, с успехом справились нынешние, так называемые, новоявленные предприниматели со своими новыми друзьями. В страну хлынул итальянский крепдешин. Он хорош, кто спорит, но своего не стало, а свой, отнюдь, не хуже, а в чем-то даже лучше, и он был конкурент – этим все сказано. Таня тряхнула головой, чтобы избавиться от болезненной мысли.

– Я посмотрел ваш вариант интервью и уже отдал его в печать для следующего номера, – не отвечая на ее приветствие и кивая головой на стоящий у стола стул, озабоченно проговорил главный редактор.

Таня тихо опустилась на указанный стул. Настроение упало ниже нулевой оценки.

– Мой вариант? А Андрей знает? – Таня судорожно сжала руку в кулак. Она очень не любила, когда возникали подобные ситуации. Андрей вправе обидеться, что не согласовали с ним такое решение. Если бы с ней так поступили, она сочла бы такой поступок по отношению к ней, по меньшей мере, не корректным. Когда она еще не была зачислена в штат журнала, главный редактор постоянно подставлял ее подобным образом – отправляя в печать статью со своими правками, без ведома на то ее – исполнителя. Он словно сталкивал лбами ее – заштатную журналистку-студентку – и профессиональных журналистов, давая им одинаковые задания, а затем уже выбирал понравившейся ему вариант. Но нужно признать – это была отличная школа. Она очень внимательно просматривала все правки, подчас не соглашаясь с ними, но чаще – соглашаясь. Но тогда она не была в штате журнала и подобное узнала только когда стала постоянно здесь работать. А сейчас? Она такой же журналист, как и Андрей…. Они оба имеют право на корректное обращение с ними.

– Андрею я переслал твой файл, а если ты такая щепетильная, то пусть считает, что это правки редактора, – недовольно пробурчал Платоша и добавил: – Ему не обязательно это знать, перебьется. Он считал, что все эти реверансы только отнимают время. Таня категорически было не согласна с ним. Сам, будучи творческой личностью, он должен был понимать, как важно соблюдать уважительное отношение к автору.

– Я прошу вас, Платон Капитонович, не посвящать в это Андрея, и еще… – она остановилась, недоговорив, и сделала паузу, затем тихо добавила: – И Юлию тоже, пожалуйста. Если это возможно, то я сама решу: говорить ему или нет. И потом, у Андрея получилось хорошее интервью, интересный материал, я только чуть-чуть поправила редакцию и расставила акценты. У него острый взгляд и понимание собеседника. Сложился контакт, а это самое главное.

Главный редактор нахмурился и внимательно посмотрел на Таню, словно видел ее в первый раз. Он с ней знаком вот уже пять лет, но никогда, кроме профессиональных тем, они в разговорах не затрагивали. Они никогда не разговаривали просто так – на отвлеченную тему, как это делают хорошо знакомые люди. Почему? Да потому, что эта девушка оказалась далеко не так проста, как он думал вначале. И вот он, наконец, понял, что оказался совсем рядом с явлением, которое давно уже хотел изучить получше. А вот его жена Маша подружилась с ней, и постоянно твердит ему, что Танечка, добрейшая душа. Он не возражал, но всегда добавлял, что и Кирилл под стать ей.

Таня с Машей, женой главного редактора, познакомилась на премьере оперы в Большом театре. Маша была на много моложе мужа, рыжеволосая и белокожая от природы, она казалась моложе своего возраста. Улыбчивая и тактичная она быстро расположила Таню к себе. Так получилось, что мужская половина разбежалась кто куда: Платон пошел покурить, а Кирилл встретил старых знакомых и отошел на минутку с ними поздороваться, как он сказал. Таня с Машей быстро нашли общий язык. У них оказалось много общих пристрастий. Обе они любили классическую музыку и с удовольствием посещали музыкальные спектакли, к драматическому театру относились с уважением, но все же предпочитали музыку и выставки, при этом к современному изобразительному искусству, как оказалось, обе относились осторожно и с критическим уклоном. Таких встреч было несколько. Иногда на премьерах им встречалась Юлия и по поведению Маши Таня поняла, что она предпочитает с той не общаться. Они обменялись номерами телефонов, часто перезванивались и порой встречались в кафе поболтать о жизни. В отделе Таня не афишировала их дружбу, и дела в издательстве они не обсуждали. Это были только их личные отношения.

– У вас не простой характер, уважаемая Татьяна Владимировна. – Задумчиво произнес он.

– Не простой. Надо признаться, что даже сложный. – Таня на миг задумалась и со вздохом добавила: – И даже очень-очень сложный. Мне подчас трудно с ним сладить.

Главный редактор откинулся на спинку кресла, заложил руки за голову и весело засмеялся.

– Люблю честных людей. Почему мы с вами на «вы», Татьяна Владимировна? А что если мы перейдем на «ты» и будем обращаться друг к другу по имени без отчества. Насколько меньше будем произносить лишних слов. Или, – он наклонился к столу и покачал головой, – вы это расцените, как неуважение и покушение на ваш статус?

– Что вы! – На этот раз засмеялась Таня и, смутившись, поправилась: – Что ты, Платон, я буду польщена.

– А я почту за честь, – засмеялся он в ответ. – Можно еще вопрос?

– Да, конечно.

– Какие у тебя отношения с Юлей?

– С Юлией? Теперь ясно, почему мы перешли на «ты». Так удобнее задавать сложные и неприятные вопросы.

Таня не ожидала от Платона такого конкретного вопроса и нахмурила свои темные брови. «Зачем это ему? И какое его дело до моих отношений с Юлей или Юлией?» Таня начала злиться.

– Отнюдь. Если не хочешь, можешь не отвечать.

– Не хочу, но отвечу.

Платон снова рассмеялся. Он смеялся весело и долго, покачивая головой.

– Ловко ты меня. Хорошее вырисовывается утро.

– Прости. Это у меня получилось на автопилоте, – с улыбкой объяснила Таня. – А с Юлией у меня уважительные, – последовала пауза – профессиональные и дружеские отношения. И ничего более и ничего личного. Это хорошо и в то же время плохо.

– Почему плохо?

– Ждешь подвоха. Спина устает. Мой стол стоит впереди ее стола.

Когда Таня задумчиво и медленно перечисляла прилагательные, характеризующие ее отношения с Юлией, Платон внимательно и серьезно слушал ее.

– Уважительные, но не доверительные, дружеские, но вы не подруги. Я правильно тебя понял?

Теперь уже Таня, откинув голову, внимательно смотрела на Платона. «Лучше не скажешь», – думала она. – «Психология по нему плачет. А, впрочем, ему ли ее не знать? Он учился вместе с Юлией. Но почему он задает такие не простые вопросы»?

– Кирилл дружит с Юлией и уже давно, а у меня это не получается. Мы не только разные, но мы еще и антагонисты во всем. Но влиять на их дружбу я не вправе.

– И Кириллу это не нравится? – тихо спросил Платон.

Таня улыбнулась, а затем вздохнула.

– Не нравится. Он это даже не скрывает. Я постоянно ловлю себя на мысли, что это до добра не доведет, но ничего не могу с собой поделать.

– А она давит?

– Более чем.

В Танином голосе было столько горячи…. Платон стал ругать себя. Он своим дурацким и таким конкретным полицейским вопросом оборвал еще не сложившиеся, но уже намечавшиеся доверительные отношения с такой умной и не простой девушкой. Вот только сейчас на него смотрели добрые, умные большие глаза, в которых плескалась необыкновенная синева и в один миг, словно по мановению волшебной палочки, они стали совершенно другими. Теперь в Таниных глазах яркая синева наполнилась льдистой прозеленью, и в них ясно читалось не удовольствие от разговора, а чувство профессионального долга. Затем в глазах появилась скрытая боль и сожаление. Он начальник, а она его подчиненная, которая отвечает на заданный ей вопрос. Не этого он хотел. А ведь только что было совсем по-другому, а теперь, словно между ними возникла стена, которую ему придется заново преодолевать.

– Да. Мы не подруги. И я бы предпочла, чтобы она не знала, что это мне было поручено поправить интервью Андрея. Но вы… ты, простите, как начальник вправе…

– Перестань, – резко остановил ее Платон и опустил голову. Ему вдруг стало стыдно. Он хотел сказать ей, чтобы она не открывалась перед Юлией, поскольку он знаком с ней со студенческих лет и знает все ее стороны. И этих чертовых сторон у нее множество и все они разные: и хорошие, и плохие. Он всегда чувствовал ее беспредельную самовлюбленность и знал, что когда-нибудь она еще получит по заслугам. Сколько раз он хотел поставить ее на место, но, как говорит жена: «У него никогда ничего не получается по-мужски сурово и конкретно».

– Я ничего не буду говорить Юлии. Как, правило, я так всегда и поступаю. Но сейчас не об этом, у тебя сегодня командировка, – тихо сказал он, не поднимая глаз на Таню.

– Сегодня? Как? Я не успею.

– Успеешь. Это здесь, в Москве. Коллекционер картин выдающихся российских художников Борис Минин решил создать музей русского импрессионизма. Основой музея будет его коллекция картин: Коровина, Серова, Грабаря, Жуковского. Я видел у него также картины Кустодиева и Кончаловского. Сегодня впервые, как единое собрание, полотна будут представлены в филиале аукционном доме MacDougall, s. Тебе нужно будет поехать на официальную презентацию и подготовить сообщение.