Стезя Ерсака. По следам охотника

– Суки с тобой тоже не хотят, – огрызнулась на нее Агнеша.

Алевтина закатила глаза и громко драматично вздохнула.

– Как жаль, мне же так не насрать.

– Ладно девочки, вы чего, – все еще хихикал Вук, утирая глаза от выступивших слез, – я с Алевтиной комнату возьму, а… а суки пусть вместе спят, – и он снова зашелся смехом.

Агнеша ласково улыбнулась, ей было приятно видеть друга в бодром здравии, хотя это могла быть лишь защитная реакция на произошедшее.

– Я, если что, не против твоей компании, – Алевтина зарделась, произнося это на глазах Рыжей, но все равно нагло коснулась щеки Вука, будто бы невзначай. Тот даже не отреагировал на ее движение, но Агнеша заметила, как поменялся его взгляд. В мгновение стал холодным и жестким, будто и не хохотал он только что до слез.

Седлав коней, к вечеру они опять оказались в какой-то забытой богами деревне. Корчма не внушала доверия и желания там ночевать, но особо выбирать было не из чего. Грязные покосившеися двери встретили их шумными разговорами, видимо, тут было не все так плохо, как в прошлой деревне. Тут хотя бы были хоть какие-то постояльцы и даже гусляр, правда пьяный в хлам и не попадающий по струнам, но все же.

Сняли две комнаты, как и договорились. Хорошо, что Алевтина согласилась ночевать с Вуком, три комнаты было бы уже дороговато. Агнеша не знала по правде, в каких они взаимоотношениях, и что между ними было, раз Алевтина так смело заявляет, что любит его, но подозревала, что ничего особо хорошего. Да и Вук не выглядел рядом с ней особо счастливым.

В этот раз Агнеша не стала противиться желанию Сизой спать с ней в одной кровати, и собака довольно забралась к ней под одеяло, прижимаясь своим теплым шерстяным боком.

Ночью она проснулась оттого, что Сизая тыкалась ей мокрым носом в лицо и упиралась лапами в грудь.

– Остань, – отмахнулась от нее Рыжая, но собака стала лишь настойчивее, к тому же начала поскуливать.

Тяжело вздохнув, Агнеша поднялась и села на кровати, сонно потирая глаза и вытирая щеки от мокрых следов. Сизая крутилась у двери, отчаянно просясь наружу.

– Ты же сама дверь открыть можешь, – промямлила Рыжая, потягиваясь от прошедшего сна, – че ты хочешь-то опять?

В ответ ей собака жалобно заскулила и припала мордой к полу, будто прося Агнешу пойти следом. Рыжая недовольно закатила глаза и встала, хрустя всеми своими конечностями. Ноги ужасно затекли ото сна на жестком тощем тюфяке, поэтому прогулка все же была не лишней.

Агнеша зашагала вслед за Сизой, которая и вправду сама открыла дверь, уперлись в нее мордой, а потом пошла куда-то по коридору.

– Улица там вообще-то, – прошептала Агнеша, намекая, что собака идет не в ту сторону, но Сизая даже не обратила на нее внимания.

Собака остановилась возле одной из дверей и стала тыкаться мордой в щель под ней. Рыжая на цыпочках подошла ближе, и поняла, что они стоят у комнаты, где остались Вук с Алевтиной. Агнеша аккуратно прислонилась ухом к двери и замерла, прислушиваясь к происходящему.

За дверью слышались стоны.

– Сизая! – воскликнула Агнеша вполголоса и шарахнулась от двери, – голова дурная, получше чего придумать не могла.

Агнеша попятилась от двери и направилась в сторону выхода из корчмы. Сон как рукой сняло. Собака еще поскулила около двери, будто не соглашаясь с решением Рыжей уйти и оставить своих знакомых, а потом виновато затрусила следом.

Не выходя на улицу, Рыжая вынула из кармана скрученную самокрутку и прикурила от свечи, горящей у входа, а затем вышла наружу. Ночная прохлада сразу забралась под кожу и побежала мурашками по спине. Скоро будет осень. А потом зима. Очень хотелось до зимы покончить со всеми этими мутными делами с печатями и преследованиями, а затем уйти в спячку как медведи. Осесть где-нибудь у знакомых, может, даже и у Толстого, и до первого тепла носа на улицу не высовывать.

Сизая проворно выскользнула за ней следом и ушершала куда-то в кусты, может нужду справить, может по еще каким-то собачьим делам. Рыжая задумчиво облокотилась на перила постоялого двора, и стала курить, наблюдая за облаками, застилающими звезды.

За спиной тихонько приоткрылась дверь, и уже по запаху и звуку хромающих шагов Агнеша опознала Вука, так что даже не стала оборачиваться.

– Чего не спишь? – тихо спросил он, своим рокочущим сонным голосом.

– А ты? – оставила его без ответа Рыжая.

– Тоже верно, – согласился он с ее молчанием и тоже притих, наблюдая за мерным движением небосвода.

Вук отошел и стал справлять нужду, сонно почесывая поясницу и блаженно прикрывая глаза. Агнеша отвернулась для приличия, хоть он мог бы сам позаботиться об этом и хотя бы зайти за угол.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Агнеша, когда он стал возвращаться, подтягивая штаны.

– Нога еще ноет немного, а в целом нормально, – просипел он, – вот бы всегда так все быстро и легко заживало.

– Я не об этом.

Вук нахмурился и недобро посмотрел на нее, предвкушая долгий разговор.

– Не знаю. Я пока не понял. Или понял, но не принял. Не то чтобы я грустил по ней, как по ушедшей любви, – он бегло зыркнул на Агнешу и страху опустил голову, позволяя волосам закрыть его взгляд и спрятать красноречивую мимику, – но она была мне близким человеком так или иначе. Думаю, гораздо ближе чем многие за всю мою жизнь. Тяжело конечно, а как иначе. Но я не в первый раз теряю близких, и, боясь, не в последний. Мне немало горестей выпало но судьбу, и я уже давно сломался, так что… что уж реветь, руки давно опустились, да и выжат я полностью…

Его монолог прервал утробный рык собаки, и вместе с Агнешей они синхронно встрепенулись и стали озираться по сторонам в поисках причины агрессии Сизой.

– Гляди, – указал Вук в сторону одной из изб неподалеку.

На крыше сидела кикимора и хищно скалилась, оглядываясь по сторонам. Руки ее были перетянуты веревками, а сама она была обернута в какое-то холщовое тряпье. Кожа на лице так сильно натянулась, будто ей разом срезали губы и нос, и теперь вместо них красовались две узкие щелочки, а остроконечные зубы кривой грядой вырывались из десны наружу.

– Смотри, понравишься еще, потом не отвяжешься, – хихикнула Агнеша и стала уходить внутрь корчмы, чтобы не привлечь внимание нечисти.

Сражаться задаром, да еще сонной и полунагой не сильно хотелось. Да и толку, если б нужна была помощь, об этом обязательно бы упомянул корчмарь. А так, похоже, что кикимора их не особо заботит.

Единственное, о чем не стала говорить Агнеша, что собака обратила внимание не на нечисть, а на Вука. Подлезла со спины и стала скалиться. Рыжая успела зажать ей пасть, прежде чем мечник понял, что причиной агрессии Сизой был он.

Собака с виноватым видом трусила за Агнешей, тыкаясь мордой ей в ладонь. Только они зашли в комнату, Рыжая крепко закрыла дверь на засов и присела на корточки рядом с собакой.

– Слушай, я пока не понимаю, что ты хочешь сказать, но будь добра, не рычи так показательно на моих друзей, или мне придется тебя оставить. Уговор? – она ласково потрепала Сизую за ухом, и та покорно склонила голову, будто соглашаясь с ее доводами. – Мы обязательно со всем разберемся, не переживай.

Агнеша и сама не успела понять, когда успела так прикипеть душой к этому чернявому косматому чудищу, но ей было приятно и спокойно на душе от собственных чувств.

***

Как бы Лесьяр ни хотел избавиться от Жмура, поделать он ничего с этим не мог. Какие-то звериные рефлексы, вбитые в подкорку черепа так, что, даже потеряв всю память, он не растерял своей чуйки, не позволяли ему этого сделать. Жмур сразу чуял отраву в еде и питье, просыпался от малейшего шороха и был в разы сильнее, когда Лесьяр сгорал от злости и кидался на него с кулаками, но несмотря на все это, Жмур почему-то злости по отношению к Лесику до сих пор не испытывал.

Он смеялся над его жалкими попытками, скаля свои белоснежные зубы, которых, казалось, было больше чем тридцать два, и продолжать таскаться рядом.

Конечно, Лесик не мог отрицать, что его навыки оказались ну очень уж полезны в пути, особенно когда на них нападают дикие собаки или того хуже всякая нечисть. Без Жмура он бы точно двинул кони еще в первые пару дней пути.

Не привыкший к улице, к людям которые-то обитают, взращенный в приюте, Лесьяр иногда был слишком доверчивым по отношению к незнакомцам, которые то и дело пытались то ограбить его, то прибить.

Жмур так ничего и не вспомнил. Он смотрел на мир вокруг, будто только родился. Будто все вокруг видит впервые и удивлялся всему подряд, словно ребенок, а Лесику приходилось брать на себя эту ношу и в сотый раз рассказывать ему географию княжеств, истории о нечисти или колдовстве, которые он вычитал в стенах библиотеки, прилегающей к церкви и приюту.

– Здесь заночуем, – сказал Жмур, спешиваясь с коня и направляясь в сторону корчмы.

– Чего ради? – вопросительно уставился на него Лесьяр, – время только за полдень перевалило, мы еще ехать и ехать можем.

– А ты послушай, – Жмур кивнул в сторону корчмы, оттуда доносился звонкий смех и перелив гуслей.

– И что? Ну веселиться там люди, что с того?

– А то, что я давно не веселился и не пил хорошей браги, – он повел коня к стойлам у постоялого двора, – точнее, я не помню, когда веселился. Ты меня водишь по каким-то засраным нищим зажопьям, там ни девок хороших, ни музыки, не пива.

– А мы и не веселиться едем, если ты не забыл. – Лесьяр сильно нахмурился, но все еще не спешил спешиваться. – В Щебицах меня ждет работа, а еще я смогу от тебя отвязаться наконец.

Жмур недовольно фыркнул и, не оборачиваясь, стал привязывать лошадь, намекая, что он никуда не торопится.

– Мне твоя компания не мешает, – махнул он рукой, – пора бы и тебе, засранцу, привыкнуть к моей.

Лесьяр недовольно вздохнул и все же слез с коня. Противиться Жмуру он не мог. Бросить его тут не мог. Заставить его ехать он не мог. Ничего не мог, наученный горьким опытом их совместного пути, он мог только следовать за ним и бессильно злиться где-то внутри себя.

– Да ладно тебе, – Жмур обернулся на Лесьяра, перед тем как зайти в корчму, – бабу тебе хорошую найдем на ночь, че ты ноешь.

Лесик не сдержался и пихнул его в плечо со всей силы, но этим жестом он только рассмешил Жмура, который, расхохотавшись, зашел внутрь.

Корчма встретила их шумным гомоном, сильно пьяными приезжими с разных княжеств, раскрасневшимися девками-подавальщицами, звонкой музыкой и хоровой песней, а также кучей ярких запахов.

Жмур без стеснения упал уже за занятый стол и крестьяне, не одобрив его соседства, поспешно расползлись в разные стороны, оставляя стол ему. Лесьяр еще немного потоптался на месте, оглядываясь по сторонам и ища какое-нибудь свободное место, но за неимением оных был вынужден сесть напротив Жмура и спрятать глаза в стол, чтобы не пересекаться с тем взглядом.

– Заказывай что хочешь, я заплачу, – сощурился Жмур, любопытно наблюдая за всем вокруг.

Лесик не торопился с ответом. Откуда у Жмура вообще были деньги оставалось вопросом, но Лесьяр догадывался, что скорее всего он периодически кого-нибудь обворовывает, пока Лесик не видит. Доказательств у него никаких не было, а предъявить за просто так было страшно. Кто его знает, что этому странному человеку взбредет в голову. Если он вообще человек.

– С чего такая щедрость? – переспросил Лесьяр, прежде чем обратиться к подавальщице.

– Настроение хорошее. Ты против?

Лесик невнятно пожал плечами, не зная, что ответить, но Жмур уже отвлекся на девушку с подносом и не обращал на его душевные муки никакого внимания.

– Красавица, – он притянул ее за юбку ближе к себе, – принеси мне и моему другу хорошего пива, мне деньга позволяет. – Он сощурился и довольно побренчал увесистым кошелем на боку, – и следи, чтобы наши кружки пустыми не были в этот день и ночь.

– Мне репу, – тихо сказал Лесьяр, но заметил, что Жмур все еще не обращает на него внимания и притихла

– И еще нам мяса обязательно какое у вас тут водится, да пожирнее, – закончил со своим заказом Жмур и бесстыдно ущипнул девку за ягодицу, провожая ее к стойке корчмаря.

– Зачем ты так делаешь все время? – тихо спросил Лесик, наверное, надеясь, что Жмур его не услышал.

– Что это?

– Ну девушки… Ты всегда с ними так обращаешься, – Лесьяр собрался с силами, подбирая слова, – будто они не люди.

– Завидуешь что ли? – нахмурился Жмур и перекинулся через стол, оказываясь лицом к лицу с Лесиком, – если ты бабы без исподнего никогда не видел?

Лесик почувствовал, как загораются его уши и щеки и невольно отстранился, отвернулся в сторону, не желая, чтобы Жмур увидел его смущения.

Тот же довольно улыбнулся, поняв его эмоции.

– Нам не положено, – ответил ему Лесьяр.

– Кому нам?

– Тем, кто при церкви живет и служит, – он потупился себе в ноги, – похоть развращает разум и не дает свободно мыслить. Это грех. Возлечь с женщиной можно только после свадьбы, чтобы она понесла детей и не больше.

– Пф! – фыркнул Жмур и расхохотался, отодвигаясь обратно от стола так, что лавочка подскочила передними ножками и едва не завалилась назад, – смешные вы! И бог ваш смешной, я сколько слушаю, все, сука, понять не могу, зачем вы в эту херь верите. Одни запреты!

– Не правда, – обиделся Лесьяр и сложил руки на груди, собираясь защищать честь своего бога до последнего. – Это вы зверье языческое верите непонятно во что, людей убиваете ради жертвы, животных ради каких-то выдуманных божков.

– Ага, и поэтому в ваших книгах пишут, как ваши фанатики разоряли училище Еруслана и убивали детей, под видом очищения земли нашей от нечисти, – Жмур безразлично пожал плечами, разговор ему, видимо, наскучил, так что на дальнейшие возражения Лесьяра он даже и ухом не повел.

Мясо было вкусное. Сочное, жирное, оно буквально таяло во рту, заставляя наслаждаться каждой клеточкой тела. Лесьяр подумал, что это свинья, потом решил, что может и не свинья, потом просто запил пивом и ему стало глубоко плевать, пусть это будет даже собака.

Непривыкший к алкоголю организм быстро сдавался и начинал чудить, так что Лесик сам удивлялся своим словам и поступкам. По-началу их путешествия он отказывался от выпивки, но потом как-то так получилось, что теперь он очень даже и не против. Оторваться от размышлений и тревог было очень уж приятно.

Да и пока он был пьян, Жмур не казался ему уж таким мерзким, плохим и нахальным, каким он был каждый день. Даже хотелось разговаривать и отвечать на его вопросы, а не как обычно слать куда подальше.

– Вот ты подумай, – говорил Жмур, обмусоливая все, что ему удалось узнать за время пути, – вот избавились ваши люди от Ерсаков, чтобы нечисть из-за них не плодилась, так?

– Та-ак, – вяло отвечал Лесьяр, едва держа глаза открытыми.

– А потом ты мне говоришь, что нечисти все больше с каждым годом становится, так?

– Ну так, к че-ему клонишь то-о? – Лесьяр попытался собрать в глаза кучу, чтобы разглядеть выражение лица Жмура в данный момент, но не смог.

– Ну дак странно все это, наоборот же должно быть, – закончил свое предположение Жмур и продолжил обгладывать кости, оставляя дальнейшие размышления Лесьяру.

– Да-а-а похеру, – Лесик махнул рукой, едва не уронив кружку, – не я делал, не мне решать.

Жмур пожал плечами, неуверенно соглашаясь с его пьяным бредом.

– Не уходи никуда, скоро вернусь, – Жмур встал из-за стола и вразвалочку направился к выходу, иногда оглядываясь на Лесьяра.

Все так он переживал о своем спутнике, хоть и в некоторых корыстных целях. Конечно, пока у него самого не было никаких целей и планов, но он очень надеялся встретить кого-нибудь, кто его знает и подскажет, куда ему можно податься и что теперь делать со своей жизнью. Конечно, можно было все бросить, найти себе шайку и грабить людей, проводя каждый день как последний, но его не отпускало чувство, что он должен куда-то идти и что его кто-то ждет.

Снимать штаны он пока не торопился, больше ему хотелось подышать свежим воздухом и немного пройтись. Ноги задубели от долгого сидения на одном месте.

Солнце уже клонилось к закату, и все больше людей съезжались в корчму с разных сторон деревни. Жмур по-звериному оглядывался по сторонам, наблюдая за каждым, кто заходит внутрь, и осторожно продолжал обходить корчму кругом.

Что-то ему не давало покоя, чуйка внутри него напрягалась и ныла от предвкушения надвигающейся опасности. На самом деле он и сам понимал, что в нем что-то переменилось, в сути его, только вот вспомнить и осознать, что именно он не мог. Обостренные чувства требовали уйти куда-то вглубь деревни.

Жмур послушно повиновался своей чуйке и уходил все дальше от корчмы, оставляя Лесика наедине с его собственной жизнью.

Зерно рассыпано. За очередной избой, с северной стороны, где не было ни окна, было плотным слоем рассыпано зерно. Жмур присел на корточки и потрогал обережную полосу, на руку налипли кусочки соли, которые прятались между зерен.

Жмур не решался, стоит ли ему зайти внутрь дома и проверить, или вернуться к Лесику. Все-таки незачем ему было лезть в чужие дела, да и охоты особой не было, только вот какое-то чувство, что он должен не давало покоя. Жмур проверил меч на пояснице, очевидно ворованный, как и все остальные его пожитки и стал обходить дом в поисках чего-нибудь подозрительного.

Прежде чем он успел коснуться ручки двери, Жмур почувствовал не себе чужой взгляд и дыхание в паре шагов от него, и, извернувшись словно змей через самого себя, приставил меч к горлу крадущегося.

– Оставь! – заскулил Лесьяр, явно протрезвевший от неожиданности, – пусти, больной!

Жмур устало вздохнул и отодвинул меч от глотки Лесика, так осторожно и резко, чтобы тот с пьяну случайно не упал на лезвие сам.

– Чего ты кидаешься на меня? – тихо спросил он, испуганно глядя на Жмура.

– А ты не подкрадывайся так, – полушепотом ответил ему Жмур и повернулся обратно к двери избы, – послушай лучше.

Они вместе приблизились к окну и стали слушать. Изнутри доносились какие-то едва слышные гортанные звуки.

– Храпит кто-то, что такого? Время к ночи уже, – Лесьяр не был уверен в своем заявлении, но все же решил изложить самое логичное, что пришло ему в голову.

– Не, – Жмур снова отошел к двери от окна, – так не храпят. Будто дышит кто-то, тяжело сильно.

– Дак можно хворой там кто-нибудь, что ты лезешь, подхватим еще чего!

– Не хворой, за домом зерна да соли разбросано дохрена.

– Дохрена это сколько? – вполголоса переспросил Лесьяр.

– Дохуя это.

Лесик сделал не очень довольное выражение лица, но во второй раз спрашивать не стал.

– Зайти хочешь?

– Хочу. Только понять не могу, жилая изба или нет, – ответил ему Жмур, оглядываясь по сторонам, – вроде вокруг трава не убрана, заросло все, а порог и дверь чистые.

Лесик пожал плечами. Идея лезть в чужую избу на ночь глядя ему не сильно нравилась, но любопытство переваливало через край. За последние дни он столько нового увидел, что все никак остановится не мог.

Жмур легонько потянул на себя дверь, но та, ожидаемо, не поддалась.

– Что делать будем?

– Ты на палеве постоишь, а я в окно полезу, – ответил ему Жмур.

– Не хочу я на палеве, мне тоже интересно! – Лесик слегка повысил голос, и Жмур едва успел схватит его за рот рукой, чтобы тот не стал кричать.

За стеной ощутимо послышалась возня и странные подволакивающие звуки, будто мешок по полу тащили, которых до этого не было.

– Ладно, – шепотом согласился с ним Жмур, понимая, что деревенские вряд ли способны хоть что-то ему сделать, даже если они попадутся, – пошли вместе.

Жмур аккуратно подергал створки окон, проверяя, какие из них слабже всего закреплены, и резким движением на себя выдрал одну из них из засова.

Они притаились, ожидая, что кто-то проснется и отреагирует на их покушение на жилище, но ничего не произошло. И Жмур первым полез внутрь, чтобы если что сразу принять удар на себя, а не подставлять беспомощного Лесьяра.

Лесик неловко забрался следом, едва контролируя свои ноги, которые от пьяни и волнения никак не хотели слушаться и приходить в себя. Жмур чувствовал, как у того дрожат колени и сильно потеют ладони, но ничего не сказал и стал красться в темноту.

Печь была холодная, явно давно не топленная, и, судя по всему, тут уже давно никто не готовил, да и не жил. Стол, лавки, тюфяки, все было покрыто плотным слоем пыли, а по углам над головой раскинулись огромные сетки из паутины.

Лесик хотел что-то сказать насчет происходящего, но Жмур вовремя ткнул ему пальцем по губам, чтобы тот помалкивал, и они двинулись в дальнюю комнату, которая была занавешена какой-то старой тряпкой.

На цыпочках они прокрались к ней, и Жмур легким движением руки отодвинул тряпицу так, чтобы им хватило места проскользнуть внутрь.

По началу они ничего не могли увидеть в кромешной тьме, но как только глаза привыкли к мраку, перед ними предстала очень даже нелицеприятная картина.

Огромное чудище, упершись головой в стену, плавно покачивалось из стороны и тяжело дышало, мыча какую-то мелодию. Длинные руки свисали до самого пола и скребли остроконечными когтями по древесине, оставляя неглубокие борозды. Живот у него страшно провалился внутрь, под самые подвздошные кости и едва ли заметно вздымался, показывая, что существо живое и еще дышит.

Лесик неловко попятился назад и, зацепившись ногой за ткань, повалился вместе с ней на пол, громко грохоча всем, что попалось ему на пути. Жмур тут же вытащил меч, ровно в тот момент когда чудище развернулось и клацнуло когтями буквально в сажени от него.

К шее существа был примотан какой-то кусок кожи, похожий на ремень, который удерживал его на месте, будто на поводке, и не давал сорваться дальше. Осунувшаяся морда, едва ли напоминавшая человека, хищно оскалилась, высовывая свой длинный мокрый язык, тянущийся вперед, старающийся коснуться лезвия меча Жмура, направленного на него.

Жмур напряг мышцы и впился ногами в земли, собираясь хладнокровно обезглавить существо, предварительно лишив его длинных костлявых конечностей, как вдруг кто-то сзади истошно закричал, заставив Жмура обернуться.

– Стой! Стой не надо! – заскулил мужской голос, явно не принадлежавший Лесику где-то со спины.

Оглянувшись, Жмур увидел бородатого мужичка, который жалостливо протягивал дрожащие руки в их сторону.

– Не трогай ее, не надо! – взмолился крестьянин так, что казалась вот-вот и он сорвется на плач.

Мужичек скользнул мимо них с Лесиком и подошел ближе к существу, загораживая его своим телом. Чудище тут же уперлось ему лбом в затылок и стала своим длинным языком обхватывать его лицо, шею и уши.

– Не делай этого, прошу, – шептал мужик робеющим голосом, раздвигая руки в стороны, чтобы Жмур не смог обойти его.

– Что это за дрянь? – прохрипел Жмур, не спуская глаз с чудища, вылизывающего мужика.

– Это жонка моя, не трогай, – горестно всхлипывая ответил мужик, – ее ведьма прокляла за слова недобрые, оттого теперь такая.

– И что же ты ее тут до скончания дней своих держать будешь? – Жмур слабо верил в способности порчи сотворить такое, но что-то ему подсказывало, что мужик не врал, просто не знал всей правды.

– Буду сколько потребуется. Я ее давно очистить пытаюсь, богам жертвы ношу, на перекрестки, на кладбища, от капищ не отхожу, да оно все зря. Но я еще пытаюсь, жду, может со временем оно сойдет.

Лесик все это время сидел на полу, с замершим сердцем и боялся лишний раз шевельнуться, лишь бы не опрокинуть еще чего и не разозлить кого-нибудь в этой комнате. И только сейчас, услышав про снятие проклятия, он решил подать голос.

– А церковь у вас тут есть где? – тихо спросил он, все так же шепотом и едва выдавливая из себя слова.

– Да какое там! У нас люди, да и я сам, не верят в такое. Кое придут эти вот со своими правилами, их вилами гонят, пока за горизонтом видно не станет, так и не поставили у нас да и в округе церкви никакой.

– Ты что, помолиться решил? Церковь тебе на кой? – переспросил у Лесика Жмур.

– Ну так-то часто порчи в церкви снимают… свечами или водой святой…

– Бред, – махнул на него Жмур, – у вас бог выдуманный и все ваши лечения тоже. Поди хворых разумом видел каких-нибудь или девок с истерией, их батюшка твой потрахал, вот ты и решил, что они леченные, раз кликушничать перестали.

Лесик хотел возразить, но крестьянин согласно закивал, подтверждая слова Жмура и тот умолк, не желая продолжать этот грязный разговор.

– Она никого не трогает, скотину ест, какую приношу, сидит тут тихо, – снова начал свою песню мужичок, – сердце у нее человечье еще, помнит меня, любит, видите же сами, не обижает.

Жмур прищурился, наблюдая за тем как существо ластится к крестьянину, наглаживая его плечи своими когтистыми лапами. Немного он расслабился, понимая, что сказанное может быть правдой и существо и правда блаженное и не представляет никакой угрозы, но меч убирать не торопился, только отвел в сторону.