Перерожденная

Король подхватил меня под руку, прижался горячим боком, и… мы заскользили по воздуху. Ах нет! Не по воздуху. Под ногами обнаружилась та самая «подвижная трасса» – зеленая, как и здание, откуда мы вышли. Скользкая, как лед, и теплая, как грелка. Ух, ничего себе! Устоять на ногах, не упасть, не поскользнуться и не навернуться стоило мне огромных усилий. Хотя Арзавир поддерживал твердой рукой, ноги так и норовили вырваться вперед, уложить тело на обе лопатки, прямо на невидимый теплый лед.

О-го-го!

В ушах засвистел ветер – мы набирали скорость. Я совершенно не успевала глазеть по сторонам, не говоря уже о том, чтобы посмотреть вниз, под ноги.

Уши начало закладывать, я зашаталась, стараясь удержать равновесие, и твердая опора исчезла из-под стоп. Но вместо того, чтобы рухнуть вниз, расплющиться всмятку, я очутилась на руках у Арзавира. Он прижал меня так, что дышалось с трудом, и мы сделали несколько невероятных виражей. Казалось, дорога и не дорога вовсе – американские горки, только без красивых ярких вагончиков и развеселой диснеевской мелодии.

Мы взлетали вверх, кувыркались, ракетой устремлялись вперед, резко сворачивали, так, что дух захватывало, огибали здания-цветы и продолжали путь.

И вдруг резко затормозили на такой же площадке-языке, как та, с которой начали путь.

Я думала, Арзавир сразу отпустит меня, но он лишь прижал посильнее. Криво улыбнулся, тут же натянул на лицо невозмутимую гримасу и осторожно поставил меня на ноги.

Перед нами возвышался темно-синий замок-бутон с сотнями башен, арок и переходов. На площадке никого не было, и что-то подсказывало – занятия идут полным ходом, а мне, бедовой, придется встраиваться в середину учебного семестра.

Арзавир не утешил, лишь подтвердил нехорошие подозрения:

– Сейчас, когда море особенно теплое, наши вовсю учатся. В отличие от людей. У нас длинные каникулы зимой и весной, а все лето активно идут занятия. Сейчас пройдем к ректору, и я объясню ситуацию. Такого у нас еще не случалось. Вернее, случалось, несколько сотен лет назад. Так что прецедент, в общем-то, есть. Но все равно ситуация из ряда вон выходящая.

Широкий «язык» привел нас к самой странной двери, что я видела за всю свою жизнь. Формой она напоминала овал и по мере нашего приближения словно выдвигалась навстречу. М-да… пугающе.

Я посмотрела на Арзавира. На его спокойном лице не дрогнул ни один мускул. Значит, дверью нас скорее всего не ударит. Король покосился в ответ, хмыкнул и аккуратно подтолкнул меня в спину.

Мы притормозили неподалеку от двери, она выдвинулась еще и уехала куда-то в сторону. Пока входили внутрь, перешагивая через порог в форме морской волны, я специально посмотрела на косяк. Нет, ни петель, ни механизмов, которые бы двигали дверь, там не обнаружилось. Толстый темно-синий эллипс словно завис в воздухе.

Внутри здание походило на университеты моей юности. Громадные холлы, высоченные потолки, коридоры с множеством аудиторий и лестницы – такие, что подниматься по ним можно толпами.

Здесь пахло свежескошенной травой и натянутой струной звенела тишина.

Меня посетила ностальгия по далеким временам, когда сидела на подоконниках, болтая с одногруппницами, и получала замечания от преподавателей. Когда усиленно строчила вслед за быстрой речью лектора, а потом читала дома и ухохатывалась. Помню, с лекций по истории я принесла домой длинную, но очень монотонную эпопею. Она состояла из почти одинаковых фраз: «Они пришли, взяли город, разграбили и ушли. Они пришли, взяли город, ограбили и ушли. Они наложили дань… Они пришли, взяли город, разграбили и ушли…» Знать бы еще, кто эти воинственные «они» и что за «города» подверглись нападениям, – цены бы не было тексту… Но вот именно этого я записать и не успела. А ведь на лекции чудилось: ухватила самое важное.

Вспомнились и лабораторные работы по химии, куда нас, студентов факультета пиара и журналистики, пригласили, наверное, из чувства особого садизма. Какое-то время мы мялись у дверей аудитории, с ужасом глядя на лаборантку в белом халате и преподавателя с вздыбленной белой шевелюрой, чем-то неуловимо похожего на Эйнштейна.

Когда гляделки уже всем наскучили, я, как староста потока, вышла вперед и спросила, обводя взглядом десятки банок, склянок, колб и прочих неведомых сосудов:

– Простите? А откуда и что тут у вас наливается?

Вот тут препод и заподозрил неладное. Внимательно осмотрел притихшую группу и уточнил:

– Простите, вы с какого факультета?

– Пиара и журналистики! – весело ответила я.

Препод сглотнул, икнул, и шевелюра его стала еще пышнее.

– Давайте для начала прослушаем лекцию, – спустя пару минут тягостного молчания нашелся бедолага. К тому моменту группа уже начала с любопытством разглядывать колбы и сосуды с разноцветными жидкостями, а лаборантка попятилась к окну.

Мы расселись за партами, между стройными рядами лабораторных столов, и все занятие слушали, как и чем можно убиться, отравиться, взорваться на практике по химии.

Под конец, когда одногруппники уже даже не косились в сторону установок, препод ткнул пальцем в потолок и победоносно изрек:

– И если вы закончили практику целыми-невредимыми, запомните! У нас еще и колбы взрываются!

В аудитории воцарилась испуганная тишина – кажется, это была минута молчания, дань уважения кабинету и установкам после нашего вандализма. Но препод и тут нашелся:

– Ребята! Предлагаю компромисс! Будем решать задачки! А эксперименты оставим потокам с химфака. Что скажете?

Наверное, именно про такую реакцию, как наша в ту счастливую минуту, и пишут: «И в воздух чепчики бросали».

– Ирида!

Я вдруг сообразила, что унеслась в воспоминания, в то время как Арзавир рядом, и мы уже подходим к кабинету с надписью «Карлиман Мали, ректор Академии морских перевертышей».

Без предупреждения, без стука Арзавир распахнул дверь и, подхватив меня под руку, почти внес в помещение.

Очень светлая комната, с двумя стенами-окнами от пола до потолка, больше ничем не отличалась от обыкновенного рабочего кабинета. Правда, и высокий шкаф-солдатик, и стол, и кресла, и даже диван были сделаны из странного полупрозрачного материала. Внутри него плавали и мерцали искорки, похожие на остатки фейерверка.

Ректор встал из-за стола и поклонился Арзавиру, поглядывая на меня раскосыми темно-травяными в черную крапинку глазами.

Глава Академии отличался от людей так же, как и короли. «Фирменной» совершенно гладкой кожей без малейших признаков растительности, волосами, похожими на желтые шелковые нити, – и больше ничем.

Передо мной выпрямился и скрестил руки на груди крупный мужчина. Немного грузный, но не слишком, с квадратным лицом и массивной челюстью. Одевался он почти так же, как Арзавир с Наллисом. В свободную белую тунику, правда, с воротом под горлышко, и не то чтобы свободные – скорее мешковатые черные брюки. Несмотря на это, костюм ректора выглядел больше строгим, чем хипповатым.

– Карлиман. Я привел тебе новую студентку. Нужно устроить ее в начинающий поток. К тем, кто еще не умеет обращаться. Представить преподавателям и студентам как сироту из Ррайтаны. Дальнюю родственницу королевской династии.

Ректор заломил густую желтую бровь, спрятал руки в карманы, но промолчал. Арзавир тоже немного помедлил, будто решал, оставить Карлимана вообще без информации или все же поделиться хотя бы толикой.

После недолгой паузы король разразился объяснениями:

– Эта девушка, Ирида, перерожденная. Утонула, брат пытался оживить ее искусственным дыханием и…

– Я понял, – кивнул ректор. – Интересно. Я слышал, что есть люди с неактивными генами перевертышей. Те, кто может перерождаться через смерть. Вроде бы даже одна жила в нашем королевстве, а потом уехала в Ррайтану. Когда же это было? – Он вскинул глаза к высокому сводчатому потолку кабинета.

– Почти пятьсот лет назад, – прервал мучения Карлимана Арзавир.

– Хорошо, – снова кивнул ректор. – Все сделаю. Не беспокойтесь.

Король отступил к двери и оттуда через плечо бросил:

– Вечером мы пришлем за ней дворецкого. Так что общежитие не готовь.

Теперь поднялись уже обе брови ректора. Карлиман уставился вслед Арзавиру так, словно надеялся, что король вернется, объяснит – с чего вдруг такое участие в судьбе безродной человечки.

Еще бы! Арзавир не сказал главного: что утонула я благодаря Наллису! Можно даже сказать – из-за его глупости, нелепой прихоти подглядывать за туристками.

Ненадолго в кабинете ректора воцарилась звенящая тишина. Такая, что мне стало неловко и неуютно. Даже странно. Пока рядом ощущался горячий бок Арзавира, я чувствовала себя почти как дома. Но едва король скрылся из виду, почудилось, будто почву выбили из-под ног. Я опасливо покосилась на ректора. Он в долгу не остался: оглядел с головы до ног, немного помедлил и неожиданно радушно произнес:

– Ну что ж. Если короли принимают в вашей судьбе столь живое участие, я лично провожу вас в группу. Всем, кто спросит о вашем происхождении, отвечайте, как предложил его величество. Вы сирота, из Ррайтаны. Находитесь в родстве с династией Хэйлимов. Если спросят – в каком именно, загадочно говорите о государственной тайне. Пусть думают, что вы какая-нибудь незаконнорожденная принцесса, на худой конец – герцогиня. Так легче скрыть правду. О байстрюках родовитых династий у нас говорить не принято. Их существование, происхождение тщательно скрывают от широкой общественности. Но порядочные знатные родители всегда принимают живое участие в судьбе отпрысков, помогают им и поддерживают. Это нечто вроде долга чести. Так что вашему появлению в лучшей Академии Миллалии никто не удивится. На вопрос, как вы тут оказались, объясняйте следующее. Вас приютили монархи в благодарность соседскому королевству за обмен аурой и поддержку энергетики нашего государства. Все ясно? Запомнили? Или повторить?

Запомнить короткую «легенду» труда не составляло, а вот странные фамилии местных династий – совсем другое дело.

– Как, говорите, называется та династия? – уточнила я.

– Хэй-ли-мы, – медленно, нараспев ответил ректор, делая ударение на первом слоге. – Запомнили?

– Хэй-лимы! – отчеканила я.

– Отлично! – похвалил ректор и указал на дверь. – Тогда пойдем знакомиться с потоком. Сегодня они как раз приступают к изучению основ превращений. Поэтому вам придется непросто. Но если гены активировались, значит, превращение – дело времени и усилий. Кому-то оно дается сразу же, кому-то нет. Главное тут – терпение и усердие. Первым делом найдете самую удачную для вас животную форму. Затем освоите и другие, более-менее подходящие по размеру и весу.

М-да… речь истинного ректора. Хоть в рамочку вешай. Прилежание и усердие – вот залог успеха в нашем вузе.

– А если не получится? Двойка? – усмехнулась я. Получить двойку, разменяв четвертый десяток, казалось ужасно смешным, курьезным и даже глупым.

– У нас тут не ставят оценки за мастерство превращений, – обнадежил ректор. – Только за магию. Ее пока еще никто не проходил. Начнут со следующей недели. Превращения нужно просто освоить. Вот и все.

Я решительно кивнула, и ректор направился на выход.

Секунду я медлила – ноги словно приросли к полу. Внезапно охватил сильный страх, даже в желудке похолодело. Черт! Я же сейчас окажусь среди подростков, в роли такого же подростка! Я так привыкла общаться с молодежью с позиции взрослого – более сильного, правого, умного. А сейчас, здесь, меня будут воспринимать как равную, ждать доказательств «крутости» или как там это у них называют? И если ничего не выйдет, придется «примерить» на себя роль омеги, отверженной и одинокой. Не то чтобы я жаждала завести друзей среди местных юношей и девушек, собиралась проводить с ними время, развлекаться… Я вообще не очень-то представляла, как смогу разделить интересы ребят. Да что там интересы – хотя бы поддержать беседу. Ведь то, что их волнует, для меня давным-давно пройденный этап. А то, что пережила я, им не понять при всем желании.

Размышляя, я так и стояла посреди кабинета ректора, глядя, как удаляется его широкая спина.

Карлиман отошел от двери на несколько шагов, развернулся и сделал приглашающий жест. Я выдохнула и двинулась следом за ректором. Все равно путей к отступлению не предвиделось.

В светло-голубых холлах и коридорах все еще царила тишина. Из аудиторий слышались зычные голоса лекторов, и с каждым шагом я ощущала себя все более фантастично, нереально.

Вспоминались сны, где я снова в школе, в университете. Сижу за партой, слушаю лекции, трясусь перед зачетами и экзаменами… Просыпаясь, я неизменно смеялась над собственными переживаниями в царстве Морфея. Выдыхала, осознав, что на самом деле все эти треволнения далеко позади, а впереди – только взрослая жизнь. Независимая от преподавателей, посещаемости, зачетов и экзаменов. И вот на же тебе!

Я так задумалась, что едва не протаранила спину ректора лбом. Карлиман остановился возле высокой голубой двери без опознавательных знаков и даже без номера аудитории. За ней слышался высокий, хорошо поставленный мужской голос.

Карлиман распахнул дверь, и я поняла: все, назад пути нет.

Ректор молчаливо подтвердил это, беспощадно подтолкнув меня вперед, в неведомое. Пришлось войти – на неверных ногах, под барабанный бой сердца в ушах. И с ужасом оглядеть поток.

Студентов было много – не меньше сотни. Под прицелом внимательных глаз стало очень не по себе. Захотелось сбежать, еще лучше – вернуться на Землю, на работу, домой, в конце концов.

Я с опаской покосилась на ряды. Подростки как подростки. С такой же кожей и волосами как у всех перевертышей, но в остальном – не хуже и не лучше. В знакомых туниках всех цветов радуги и либо свободных брюках, либо длинных юбках. Забияки толкали соседей локтями и кивали то на меня, то на ректора. Болтуны шушукались, указывая на нас пальцами. Скромники сидели как сидели, только глаза их бегали от меня к Карлиману. «Хорошие ученики» выпрямились и деловито изучали.

Но у меня никак не получалось себя с ними ассоциировать. Ну как я могу стать одной из них? Я же вижу, что брюнетка в центре переднего ряда, с идеальной французской косой и тонкими чертами лица, из кожи вон лезет, поддерживая имидж «альфа-стервы». Но смотрит на блондина с пятого ряда влюбленными глазами. А блондин явно из «высшей лиги». Весь такой холеный, с красиво выточенными чертами лица и ярко-изумрудным взглядом в стиле «никто не достоин даже моих следов».

Вижу, что тихоня-шатенка с третьего ряда, худенькая и изящная, изо всех сил пытается общаться с соседками. А крепко сбитые девицы с явным намеком на лидерство отвечают ей нехотя, с нарочитой задержкой, после нескольких дерганий за руку.

Вижу, что троице на галерке ни до кого и не до учебы. Коротко стриженные амбалы с грубоватыми, мясистыми чертами и не обремененным интеллектом взглядом выясняют, кто тут альфа-самец, а кто – альфа-дурак.

Ни до чего и сладкой парочке влюбленных двумя рядами ниже. Брюнет с длинным хвостом и орлиным профилем шепчет что-то на ушко курносой полнокровной блондинке. Та хихикает, краснеет, отвечает явно невпопад, снова хихикает и краснеет.

Пока я разглядывала ребят, а ребята – меня (по крайней мере те, кто не был занят другими, куда более важными для подростка делами), Карлиман успел просветить препода. И тот, очень высокий, жилистый мужчина лет тридцати, с мелкими чертами лица и пронзительным карим взглядом, выбросил вперед руку с длинными, тонкими пальцами. Поток понял и воспринял всерьез. Все замолкли. Только троица амбалов на галерке продолжала выяснять, кто дурак, а кто дебил, да сладкая парочка двумя рядами ниже будто бы вообще не заметила жеста препода.

Карлиман стремительно вышел вон, и я осталась одна. А препод громко объявил:

– Ребята! Рад сообщить вам, что в группе двадцать три пополнение. Эта девушка только что прибыла из Ррайтаны, находится под покровительством династии Хэйлимов и нашей династии – Хейларов – тоже. Прошу любить и жаловать – Ирида.

Кажется, фамилиями-отчествами тут в общении практически не пользовались.

Услышав о моей необычной родословной, группа притихла окончательно. Даже амбалы с верхних рядов наконец-то обратили внимание на происходящее. Самый смышленый из них, если судить по высокому лбу и хитроватой улыбке, подмигнул так, словно приглашал познакомиться. Сладкая парочка прервала свой флирт и тоже уставилась на меня.

– Вы можете сесть, – предложил препод. – Меня, кстати, зовут Яцеслав.

Я едва сдержала смешок – уж больно имя препода напоминала о яйце.

Студенты поняли. Одобрительные хихиканья и шепотки долетели из «зала», но Яцеслав обвел всех строгим взглядом, и поток притих в очередной уже раз.

Я растерянно изучала прозрачные парты и такие же ряды кресел. Впереди свободных мест не было, но студенты начали двигаться, явно предлагая соседство странной протеже сразу двух королевских династий. Но я решила разместиться наверху, на галерке.

Смышленый амбал с фиалковыми глазами приглашающе махнул рукой, будто угадал направление моих мыслей. Я вздохнула и поднялась на последний ряд.

Парень легким движением плеча сдвинул соседей, освобождая мне место почти посередине парты.

По счастью, ни ручек, ни амбарных тетрадей, ни сумок с десятками учебников у студентов не обнаружилось. Все они прибыли сюда с пустыми руками, как и я.

Когда я уселась, амбал наклонился к уху и шепнул:

– Меня Рамзор зовут, симпатяшка. Держись поблизости, и никто тебя не тронет.

Сказал и сверкнул глазами так, что я, взрослая тетенька, поверила парню.

Тем временем Яцеслав продолжил лекцию. И я сразу вспомнила своего школьного историка. На уроках он говорил вот таким же поставленным голосом, без малейшей интонации, постепенно переходя на все более и более тихую речь. Не уснуть на таких занятиях стало настоящим искусством, сродни шаманству. А всех придремавших ждало жестокое наказание – историк подскакивал к ним и орал на ухо название какой-нибудь средневековой казни. Не знаю уж, как мы не остались заиками. Зато каждый хулиган и лоботряс твердо усвоил, что четвертование – не математический термин, а ублиетта – вовсе не название блюда.

Но здесь, несмотря на монотонность лекции, тема очень заинтересовала меня. Яцеслав рассказывал о том, что превращение перевертышей – настоящее искусство, дар нашей особой энергии. Чтобы научиться переходить в животную ипостась, нужно четко представлять, кем именно ты хочешь стать, и прочувствовать это. Первое меня не смущало, а вот второе – даже очень. Яцеслав подробнейшим образом объяснял, как вообразить, что твоя кожа стала гладкой и плотной, волосы исчезли, из шеи плещется фонтанчик воды, а вместо задних ног – массивный рыбий хвост. Но представить себя таким чудом-юдом у меня не выходило совершенно. Сокурсники закатывали глаза, делали напряженные лица, усиленно пыхтели и сопели, но выходило у всех одинаково – никак.

Яцеслав клятвенно обещал, что буквально после нескольких попыток вокруг нас образуется как бы аура животных, чью форму собираемся принять.

Еще несколько попыток – и смело можно будет подлетать к границе города, обращаться и плыть в море акулой, рыбой, китом.

Самая сложная часть процесса, если верить преподу, – это вовремя сменить одну ипостась на другую. Не захлебнуться человеком на морской глубине, не задохнуться рыбой на воздухе и не превратиться в беспомощного дельфина прямо посреди аудитории.

Пока у нас не выходило ничего – ни сложного, ни простого. Никакого «ореола» желаемого существа вокруг не возникало. Розовая, оранжевая или голубая энергия не клубилась возле тела, новые ощущения не появлялись.

Сокурсники выглядели растерянно, продолжали глупо закатывать глаза, напрягались, тужились, и все без толку. Я покосилась на Рамзора. Его хитрое лицо расплылось в улыбке, парень подмигнул и вдруг весь скрылся в синем облаке. Оно напоминало плотный сгусток дыма и шевелилось, ежеминутно меняя форму.

– Ну вот! Хоть кому-то удается сгустить энергию! – радостно воскликнул Яцеслав, до этого момента продолжавший уныло объяснять одно и то же как заведенный.

Группа в едином порыве оглянулась, окинула Рамзора сотней завистливых взглядов и продолжила бесплодные попытки.

– Я просто уже обращался, – шепнул мне сосед. – А остальные нет. Как, видимо, и ты.

– И много у вас занятий на сегодня? – спросила я, чувствуя себя все больше не в своей тарелке. Жутко хотелось назад, к взрослой жизни, где не заставляют ничего воображать и не ждут, что у меня это получится.

– Еще теория и практика магии перевертышей. Она недолгая. А потом по домам, – снова подмигнул Рамзор. – Нас пока не особенно мучают. Первый курс. Это у следующих по пять-шесть пар в день. Магия такая, магия сякая. Охранная, аурная, городская, боевая… Заплывы в дальние участки моря и прочее. Мы пока просто отдыхаем, уж поверь.

– И долго мы будем тут «отдыхать»? – попыталась я оценить масштаб грядущих ненастий.

– Сегодня или в этом году? – задал умный вопрос Рамзор, сразу перескочив в моем воображении две ступени. От смышленого амбала до интеллектуала с внешностью шкафа.

– И то и то.

– Сегодня еще два часа тут и час на занятии по теории магии. А учиться еще шесть месяцев.

У меня аж глаза на лоб полезли. Шесть месяцев сидеть за партами! Учиться непонятно закатывать глаза и представлять себя рыбой! Господи! Жаль, что я не утонула! Пусть только Наллис попадется мне на глаза! Все ему выскажу, и даже не один раз! И может быть, не только словами!

Странная горячая волна вдруг прошлась по телу – словно в меня плеснули очень теплой водой. Неожиданно, немного приятно и совсем непонятно.

Рамзор истолковал мое расстройство по-своему.

– Не переживай! – пихнул он меня локтем в бок. – Все получится. Энергия у тебя ну очень мощная. Даже я чувствую. А у меня аурная чувствительность близка к нулю. Освоишь. Просто это как… ну не знаю, интуиция, что ли… Нужно один раз прислушаться, догадаться, как действовать, – и все пойдет как по накатанной.

* * *

Два часа пролетели бездарно для студентов и не менее бездарно для преподавателя. У нас совершенно ничего не выходило.

Яцеслав из кожи вон лез. Окружал себя темно-зеленым туманом, менял его форму и так и сяк. Превращался то в фантомную акулу, то в кита, а то в громадную рыбину с острыми плавниками. Мы только хлопали глазами. И один Рамзор показательно окружал себя синеватым облаком, неизменно придавая ему вид гигантской треугольной рыбины, каких я еще не видела.

Под прицелом множества завистливых взглядов мой здоровяк-сосед чувствовал себя совершенно спокойно. Ни один мускул не дрогнул на его лице даже когда «альфа-стервы» с первого ряда бросили в сторону Рамзора презрительное: «Тоже мне, вундеркинд!» И фыркнули – каждая поочередно. Ребята обсуждать громилу не рисковали. Наверное, с кулаками Рамзор управлялся не хуже, чем с магией перевертышей.

К концу занятия бесплодные попытки всем изрядно поднадоели. Периодические возгласы Яцеслава: «Ну это же так просто! Давайте! Попробуйте! У вас должно получиться!» начали ужасно раздражать. И мы были просто счастливы, когда препод тяжело вздохнул, махнул рукой и обреченно произнес:

– Урок завершен. До следующей встречи.

Я выскользнула из-за парты, покинула аудиторию и растерянно застыла в холле, не зная, что делать дальше.

Вот теперь вуз ожил. Толпы юношей и девушек сновали по нему, едва не сталкиваясь друг с другом. Вокруг витало столько запахов, что я с трудом сдержала чих. Аромат чего-то пряно-сытного напоминал о том, что меня тут еще не кормили. Сильные запахи мужских одеколонов и мягкие, но приторно-сладкие – женских духов проносились мимо волнами. Порой к ним добавлялись фруктовые или ягодные, я не разобрала.

Но что самое удивительное – от перевертышей совершенно не пахло потом!

Я ожидала, что они будут двигаться плавно, текуче, как подводные животные. Но не угадала. Движения перевертышей выглядели резкими, быстрыми и точными, как у атакующей змеи.

На меня почти не обращали внимания. Максимум – косые взгляды от девушек и оценивающие от ребят, с явным намеком, что грудь у меня ничего, да и попа, в общем-то, тоже.

Преподаватели в толпе выделялись сразу. Более жилистые, словно обтянутые тугими мышцами, заметно старше, с печатью мудрости на лице, они легко лавировали между студентами. Ребята почти всегда давали дорогу. Но порой, не глядя, натыкались на преподов, что-то бормотали – наверное, извинения – и летели дальше.

Пока я суматошно озиралась, кто-то небрежно подхватил меня под локоть и потащил вперед. Пахнуло слабым цитрусовым запахом. Странно. Я все время ощущала его на лекции, но не придавала значения. Интересно, это у Рамзора свой такой запах или одеколон?

Я посмотрела на амбала. Тот невозмутимо несся сквозь толпу, ведя меня под локоть. И кажется, студенты знали Рамзора – по крайней мере большинство. Нам уступали дорогу, натыкаясь, заполошно тараторили извинения и старались побыстрее покинуть «место аварии».