Ветана. Дар исцеления

Когда герцог вернулся через пять минут, он был уже намного спокойнее.

– Вета, я не поеду в лечебницу. Пусть эта тварь, кто бы там ни был, думает, что уловка сработала. Мы подождем следующего промаха или подумаем, как его спровоцировать. А вас я попрошу об одном – не рискуйте! Ни в коем случае не рискуйте собой.

Пообещала с легким сердцем. И не собиралась ничего выяснять! Одно дело – случайно наткнуться, другое – лезть специально в мужские игры. Нет уж! Мне там не место!

* * *

– Пст! Госпожа Ветана!

Мальчишка, который окликнул меня на рынке, был хорошо мне знаком.

– Шнырек?

– Идите сюда!

Наверное, глупо было, быстро и воровато оглянувшись, втискиваться в щель между двумя лавками и, согнувшись чуть не в три погибели, следовать за мальчишкой. Но я верила, что мне не причинят вреда.

Так и оказалось.

В переулке, надежно скрытом от людей кучами мусора и заборами, меня ждал Косяк – тот самый главареныш, которому я лечила сломанную ногу.

– Что случилось? – не стала тянуть я.

Мальчишки переглянулись – и тоже не стали рассусоливать.

– Госпожа Ветана, уходить вам надо, – слово взял Косяк.

– Куда? – искренне удивилась я.

– Из Алетара.

– Почему?

Мальчишки молчали. Переглядывались, мялись, жались… Наконец Косяк решился:

– Клятву закрепите, что не проболтаетесь никому.

Я подумала пару минут:

– Обещаю. Буду молчать о нашей встрече.

– Не так. Чтоб мне в жизни никого не вылечить, если разболтаю…

Хм-м…

Такие обещания я давать не хотела. Слишком уж… Магам не стоит бросаться такими словами, чревато потерей дара. Но…

– Чтоб мне больше никого не вылечить, если разболтаю.

Приложила пальцы левой руки к сердцу и сплюнула на землю. Знаю, как клянутся всерьез.

Косяк довольно кивнул:

– Вы помните, госпожа Ветана, вы звякнули про храмовников?

– Не было такого, – тут же открестилась я.

– Конечно, не было. По случайности…

Как я поняла, в комнате храмовников ребята взяли несколько интересных магических приборов, которые тут же разобрали на составляющие, привязали на веревки и закинули узелки в воду. Во-первых, от обыска – мало ли кто пожалует? Во-вторых, морская вода гасит большую часть магии.

А потом, постепенно, ребята начали продавать уворованное. Ладно, честно добытое. Цель у них была простая – выручить деньги, а на полученное пойти учениками, куда захотят. Так уж устроен мир – в гильдию тебя не возьмут без первого взноса. Если, конечно, ты не талант в каком-то деле. Но если ты выплатишь за обучение, тебя принимают к мастеру, дают статус подмастерья, крышу над головой, одежду, пропитание… Все берет на себя гильдия.

На пять лет.

За этот срок ты должен освоить нужное мастерство и представить результат. Не в гильдию Алетара, кстати. Каждый год король собирает комиссию, и кто в нее войдет – угадать невозможно. И подкупить людей тоже не получается. Делается это специально, чтобы мальчишек не держали годами в подмастерьях.

Уверен, что овладел мастерством? Сдавай экзамен, получай бляху мастера и принимайся за работу.

Сам Косяк мечтал стать столяром.

Не в этом суть.

Постепенно прощупав подходы, они принялись сбывать добро. Все в одни руки не продавали, чтобы не утонуть. Искали подходы, бегали по городу…

В лавку Кривого Фореля зашел Шнырек.

Я от души фыркнула:

– Кого-кого?

– Кривого Фореля. Глаза у него нет. И осторожный он… Как форель, понимаете?

А то!

Шнырек хотел продать один из камушков, Форель оценил его, предложил копейки, мальчишка принялся спорить, сошлись на нормальной цене. Конечно, вдесятеро меньше нормальной, но кто б им больше дал? В итоге Форель отсчитал мальчишке монеты, потом кто-то позвонил в лавку с черного хода, скупщик отвлекся, а мальчишка спрятался в здоровущую вазу. Интересно стало…

Любопытство – страшная штука. Хотя подозреваю, Шнырек хотел просто узнать, куда скупщик прячет казну, и потрясти ее. Дело житейское. Конечно, ребята не воруют. Но взять недоплаченное за камушек у вора, да еще чтобы окончательно развязаться с бездомной воровской жизнью…

Это почти дележка.

Через десять минут Шнырек сильно пожалел, что не удрал. Потому что говорил Форель с каким-то шепелявым типом, и говорил о страшных вещах. Что через несколько дней в Алетаре начнется настоящее безумие. И все, кто не хочет сдохнуть, должны быстро шевелить плавниками.

– Что начнется?

Косяк покачал головой:

– Они не звенели… то есть не сказали что. Сказали, что дохляков… что умерших будет много. И если Форель свою жизнь ценит, надо уезжать. Что все готово, надо только кого-то дождаться…

– Кого? Где? Когда?

Косяк покачал головой:

– Я так понял, что это чье-то поместье за городом. Рядом. Кто-то из благородных игры играет, нам с таким не по пути.

– И что вы теперь будете делать?

– Ноги рвать.

Мальчишки уже договорились с рыбацкими артелями, и часть бездомников уже уехала. В их глазах Кривой Форель был достаточно серьезной величиной, чтобы прислушаться. Остались пока Шнырек, Косяк и еще двое ребят.

Почему меня решили предупредить? Так должок за ними, отдавать надо. Вот спасение жизни как раз и зачтется. Уезжайте, госпожа, целее будете.

Я кивнула и принялась расспрашивать обо всем услышанном. Что говорили, как говорили, какие слова употребляли… И с каждым словом мальчишки мне становилось все неприятнее. Судя по всему, тот человек был… из дворян. Небогатых, не особо знатных. Не вовсе уж мелкая сошка, но тупой исполнитель не из крупных. Он знал, что должно случиться нечто, он хорошо относился к Форелю или чем-то был ему обязан, он предупредил, как мог…

Что случится?

Вот это-то и было самым страшным. Неизвестность.

Что-то надвигалось, но что? И как? Подумав, решила посоветоваться с канцлером. А пока – поблагодарить мальчишек и заверить, что тоже уйду. Не ждать же, пока меня убьют?

Так я и сделала.

Хотела пойти к канцлеру на следующий же день, но закрутилась. Явился Бертен, попытался поговорить о любви, потом стражники принялись расспрашивать про Тамиру, мол, пропала… не объявлялась? Родня ищет!

Нет? Плохо, плохо…

День выдался безумный.

* * *

Ночь оказалась немногим лучше.

– Госпожа Ветана!!!

Дверь едва не слетела с петель. Я, как была, в одной ночной сорочке, бросилась к ней, распахнула. Когда все в порядке, так стучать не станут.

И в мой дом внесли тело.

– Господин Мирий? – узнала я стражника.

– Помочь можешь?

Тело осторожно опустили на пол, и по чисто выскобленным доскам тут же поплыла, растеклась кровавая лужа. Дар проснулся, словно кольнул иголкой.

– Что случилось?

– На соседней улице нашли. Там шестеро на одного… Когда мы подбежали, все кончено было. Чудом жив еще. Просто мы их спугнули, добить не успели. Парень дрался… жалко.

Я быстро провела руками по телу мужчины.

Так, удар в печень уже сам по себе смертелен. Еще били в живот, в грудь, легкое тоже повредили… Кажется, позвоночник сломан.

– Не жилец.

– Да я понимаю. Вета, ты можешь его в чувство привести? Хоть сказал бы, кто его да за что?

Это я могла. На пару минут могла.

– Господин Мирий…

– Что надо?

– Есть у меня одно снадобье, только оно из запрещенных.

– Да плевать…

– Вы выйдите на минутку…

В глазах стражника мелькнуло понимание. Так, если и спросят, он ничего рассказать не сможет. Привела лекарка в чувство – и слава Светлому. А как, что…

Средства такие и вправду имелись. Только Корона за них гоняла хуже, чем за дурман-травку, и были они под строгим запретом. Разве что в лечебницах, и то каждый грамм на учет.

Стражники понятливо затопали ногами по половицам, и через пару секунд дверь уже закрылась. Дело такое, житейское.

Конечно, ни к какому шкафу я подходить не стала. Просто положила руки на грудь раненого – и дар пошел сквозь меня мощной волной. Да такой, что мне страшно стало.

Жизнь вокруг тебя. Все в мире – живое. Расслабься, слейся с миром, ощути, как он отдает тебе свою силу – с радостью. Он счастлив помочь своим любимым детям…

Вылечить несчастного я не могла. Но привести в себя – спокойно.

Порозовело лицо, открылись глаза…

– Вета!

И только сейчас я его узнала. Тот самый мальчишка, который выжил после гонки в каретах. Кажется, виконт.

– Виконт?

Мальчишка приподнялся, цепляясь за мою руку, в горле заклокотало. Он понимал, что умирает. Я видела его глаза, и они были отчаянными и испуганными.

– Вета… Уезжай! Спасайся…

И откинулся назад.

Жизнь медленно уходила, гасла, и не было возможности вернуть утраченное. Если бы чуть легче… Но слишком много всего! Слишком его изуродовали.

– Что…

И на самом пределе выдоха мне удалось расслышать только одно слово:

– Люблю…

– Кончается?

Господин Мирий стоял за моей спиной.

Я вскочила на ноги.

– Нет! Будь оно все проклято – нет!!!

Этого мальчишку я не отдам! Даже и не рассчитывай, сестренка-смерть! Ты стоишь за моим плечом, я вижу это, но здесь и сейчас тебе придется уступить мне! Я не знаю, что хотел сказать мальчик, я ничего не знаю, но… А, Темного крабом!

– Я потом все объясню.

Больше у меня не осталось времени на слова, юноша уходил. И я сделала единственное, что могла. Положила руки на тонкие аристократические запястья и выпустила всю доступную мне силу. Бабушка просила, умоляла, предупреждала, но… А, к Темному! Я не знаю, почему так поступаю! Виконт мешал мне, раздражал, я хотела, чтобы его не было, но здесь и сейчас – я не могла дать ему уйти!

Сила хлестала потоком. Водопадом. Шла через меня штормом, ревела ураганом, била уже не искрами – полноценными молниями. Я видела, как побледнели, попятились к двери стражники, я знала, что сейчас просыпаются маги по всему городу, что этот поступок навсегда перечеркнет мою жизнь…

Не могу иначе. Он ведь ко мне шел, я поняла. Предупредить. Как-то в одно сложились портовые мальчишки и виконт, их предупреждение и его смерть на моем полу… Я не знаю, кто хотел остановить юношу. Я знаю другое – он не умрет.

И сила торжествующе взревела, вливаясь в каждую жилочку, каждую частичку раненого, восполняя утраченное… И в какой-то миг я увидела, как темная тень улыбнулась мне – и растворилась в ночи. До времени. До поры она позволяет мне выигрывать, потому что никогда не проигрывает.

Спасибо, подруга. Жизнь и смерть – две стороны одной монеты.

Глава 3

Снадобье было мерзким на вкус и еще более гадким по результату, но глаза я открыла. Если уж я знала запрещенные снадобья, то стражники знали их ничуть не хуже. Надо мной маячило бледное лицо господина Мирия.

– Вета, жива?

– К-кажется…

Собственный голос показался мне хриплым, как воронье карканье.

– Так это ненадолго!!! – вдруг взъярился стражник. – Ты что творишь, идиотка?!

Не будь мне так плохо, я бы хоть слово сказала, а так… Лежала и глазами хлопала, как хрюшка в луже. А господин Мирий продолжал орать. И из его возмущенных воплей я поняла, что…

Первое: не стоило лечить аристократов, меньше Леклеров – чище Алетар!

Второе: не стоило пользоваться своим даром при всех, теперь не скроешь!

И, наконец, третье: не стоило доводить себя до такого состояния!

Дура я, дура, если коротко. И пороть меня некому. А надо было.

Правда, выговорившись, Мирий поднес к моим губам стакан с водой, и я сразу же простила ему все на свете. Не было в моей жизни ничего лучше и вкуснее, чем этот стакан ледяной воды.

– Еще…

– Перебьешься. Простынешь.

– Я?

Стражник подумал, осознал глупость своего предположения – маг жизни простынет, – хохотнул и споил мне еще один стакан. И еще один. На третьем я уже шевельнулась, вызвав восхищенный вздох, и меня тут же уложили обратно.

– Ну живучая ты, Ветка! Только не дергайся пока, я ж тебе чернокопытника накапал. Теперь лежать надо, не то поведет…

Ну, поведет не поведет, а голова кружиться будет часа полтора так точно. Придется полежать. Только…

– А как…

– Этот? Не сдох!

– Мирий!

– И не собирается. Спит, что младенец в люльке. Ребята хотели и ему накапать, да я не дал…

– Правильно! Ему теперь ничего нельзя, только чистой водой поить.

– Напоим… Ты-то как?

И когда мы успели перейти на «ты»? А вот ведь… и неловкости никакой нет, словно дядюшка приехал, которого сто лет не знала, а все ж родня.

– Нормально. Скоро встану, у меня это быстро…

– А он?

– А вот у него теперь дня на три сна будет, кабы не больше, – прикинула я. – Я в него столько силы выплеснула, что самой не верится…

– Да уж! А нам знаешь как страшно было?! Стоишь на коленях, потом вся засветилась золотом изнутри, с рук словно лучи ударили, и в этого сопляка на полу. И все бьют, бьют… Он кричит, а потом так же засветился, а ты на него упала, и лежишь, словно дохлая. А там уж свечение стихло, мы подойти решились…

Я вздохнула.

Все, Веточка. С приплыздом вас, как говорит торговка рыбой с рынка. Надо завтра идти и сдаваться Моринарам… Или не идти, но тогда сдадут уже меня.

– А этого… А никак нельзя в себя пораньше привести?

Я покачала головой:

– Нельзя, Мирий. Никак. Или угробите парня.

– Обидно будет. Хоть и не стоит он того, а сколько труда вложено, – ухмыльнулся стражник. И совершенно по-родственному потрепал меня по волосам. – Ты выздоравливай, девочка. И думай. С ребятами я поговорил по-свойски, а все ж когда столько народу знает, что ты маг жизни…

Я понимала.

– Я все улажу. Правда.

– Когда?

– Лучше завтра же… то есть – сегодня? Сколько я была без сознания?

– Час-полтора, – прикинул Мирий.

– Значит, сегодня. Улажу.

Как пообещала, так и сбылось.

* * *

– Где эта идиотка?!

От начальственного рявканья подскочили и я и Мирий. Плеснула вода в кувшине, испуганно дернулась, пытаясь улететь, занавеска. Я ее понимала. Мне и самой от взгляда Рамона Моринара захотелось улететь. Жаль, что я не маг воздуха, меня бы только и видели.

Господин Мирий вскочил, вытянулся во фрунт, но Палач его и не заметил.

– Ты что творишь, дура сопливая?! Жить надоело?!

Я вытянулась на кровати, изображая дохлую селедку. А что я сейчас скажу? И услышат ли меня? Сил и так нет, а герцог в ярости, это видно. Волосы растрепанные, глаза злющие, застегнут не на те пуговицы… От любовницы, что ли, выдернули?

– Ты понимаешь, что теперь о тебе знает весь Алетар? И где было, и что было…

– Гм!

Господин Мирий кашлянул, рискуя навлечь на себя начальственный гнев.

Так и вышло: Рамон Моринар развернулся, прожег несчастного грозным взглядом. Мне, судя по вмиг выцветшему лицу стражника, и десятой части от ярости не досталось, но – столько лет в страже! Такое не пропьешь! Ночью встанешь начальству доложить…

Так и вышло.

– Ваша светлость, разрешите сообщить! Во время патрулирования моим десятком был обнаружен смертельно раненный виконт Леклер. К лекарке мы принесли его, чтобы выяснить, кто посмел…

– И как – выяснили?

Голос Палача стал обманчиво мягким, почти шелковым:

– Никак нет, ваша светлость. Выясним, как только виконт в себя придет…

– Когда?

– Дня через три…

Рамон Моринар сплюнул, выругался так, что захотелось зажать уши, а потом развернулся ко мне:

– Знаешь, Вета, меня бы устроило больше, если бы рассказал, кто его убил, и сдох. А ты что устроила? В благородство поиграть захотелось?!

Меня словно молнией ударило.

– Вон отсюда!

Моих сил хватило, чтобы приподняться на кровати, но тут взял свое чернокопытник. Закружилась голова, замелькали противные черные мошки…

– Дура…

Тонкие сильные пальцы легли мне на виски.

– На, бери…

Я и не знала, что Палач так умеет. Делиться силой.

Судя по всему, он себя вообще не контролировал, и сила лилась в меня мощным потоком огня. Ревела, бушевала, требовала ответа – откройся, прими… Огонь не признает компромиссов, он горит до конца.

А жизнь… Жизнь принимает все – и огонь, и воду, и даже смерть. На то и жизнь. И постепенно начал стихать поток, а я смогла выпрямиться на кровати. Не важно, что держалась я при этом за мужские запястья и мы с Палачом находились на неприятно близком расстоянии, чуть ли не нос к носу. Я смогла сесть! Почти сама.

– Спасибо.

Рамон Моринар посмотрел на меня, как на дуру:

– Вета, ты понимаешь, что здесь оставаться не можешь?

– Да…

– Сейчас ты соберешься и поедешь со мной. Пока поживешь в моем доме.

Я замотала головой, и в виски тут же упругим шариком толкнулась боль, напоминая, что сила-то не моя, заемная, и переваривать мне ее еще долго…

– Не могу…

– Почему?

– Неприлично…

– Тогда к дяде. Там тебе прилично?

Медленно опустила веки:

– Да. Спасибо…

– Словами ты не отделаешься. Ты понимаешь, что все, все маги Алетара теперь знают о тебе? И те, что в рясах, тоже?

– Да. И… Я соглашусь.

Рамон довольно кивнул:

– Ладно. Тогда я даже Леклера убивать не буду, пусть живет.

– Убивать?! – взвилась я. – Не смей! Он же…

– Что – он?

– Он ко мне шел. Предупредить о чем-то…

Рамон прищурился. Взгляд его стал острым, холодным, серьезным…

– Рассказывай?

Увы, рассказывать было особенно нечего. Я честно выложила и про мальчишек, не называя кличек, благо клялась я им примерно в этом, и про Кривого Фореля, и про то, как на пороге смерти Леклер просил меня уехать…

Не сказала только про его уже не последнее в этой жизни слово. Ну… могла и ослышаться. Бывает. Да и какая там любовь?

Рамон слушал внимательно. И так же внимательно слушал Мирий, про которого попросту забыли – есть у стражников такое умение, словно бы сливаться со стеной без всякой магии. Мужчины слышали, оценивали информацию, а потом Мирий кашлянул и шагнул вперед.

– Ваша светлость, мы бы сейчас по горячим-то следам… Только…

Рамон махнул рукой:

– Понимаю. Вета, где бумага? Есть?

– Там, – махнула я рукой в гостиную. – В буфете.

– Сейчас напишу приказ, с его величеством утрясу… Вета, точно нет возможности привести этого сопляка в себя?

– Можно. Только он умрет.

– Пусть…

– И может не успеть рассказать.

– Это хуже. Нет, ну как ты могла!

Я развела руками.

Маги жизни, простите, и не обязаны быть умными. У них, учено выражаясь, другая функция в этой жизни.

И почему моему самоуничижению никто не поверил?

Рамон отпустил мои руки, встряхнулся.

– Собраться сама сможешь?

– Попробую.

– Вот… пробуй. У тебя полчаса, потом поедем к дядюшке.

– А виконт?

– А виконт умер. Ясно?

Я медленно кивнула. Умер так умер, понятное дело. Не мог он выжить с такими ранами. Рамон посмотрел на Мирия:

– И если я узнаю, что кто-то разболтался, до того, как мальчишка придет в себя… мечтать о смерти будете.

– А вы не пугайте, ваша светлость, жизнь до вас успела, – огрызнулся вдруг Мирий. – Высокородные интриги плетут, а Ветке платить?

Рамон прищурился на стражника, оценивая, то ли его сразу убить, то ли помучить… Но потом выглядел нечто правильное. Благородное.

– Ничего с ней не случится. Мое слово.

Мужчины пару минут мерились взглядами, а потом Мирий кивнул:

– Светлый в помощь, ваша светлость. – И уже мне: – Вета, если что, я тебя всегда жду. И жена рада будет, и дети…

Я кивнула еще раз, напоминая себе куклу-марионетку. В горле першило. Наверное, все же вода была холодной. Ну не слезы же это, правда?

* * *

Сборы оказались неожиданно долгими. Обросла я добром за это время, обросла. Вещи поместились в один небольшой саквояж. Смена белья, туфли и теплый плащ. Ну и гребень с мылом. Что еще надо?

А вот лекарства, инструменты, травы, мази, настойки… Достань потом тот же чернокопытник или золотую лапчатку нужного качества! Семь пар туфель собьешь, пока найдешь! И бросить все? Ну уж нет! А когда понадобится?

Не «если», нет. Определенно – когда. Лекарь всегда нужен, судьба такая…

Зато успела подъехать карета с гербом Моринаров, и еще одна. И все видели, как в одну карету грузили меня с вещами, а в другую заносили длинный сверток из белой ткани, которая пропиталась кровью в местах ударов, на груди и животе.

Умер виконт. Умер – и точка.

* * *

В особняке Моринаров меня встретила Линетт. Подхватила под руку, поцеловала в щеку, защебетала и потащила принимать ванну. Лим пока еще не проснулся, а канцлер уже уехал на службу.

Рамон, по дороге еще раз расспросивший меня, кто говорил, что говорил и когда, тоже уехал к канцлеру. Они сейчас будут решать, что делать и как, а я хоть чуть отдохну. Хотя бы самую малость…

Горячая вода, ароматное масло и даже платье из запасов герцогини. Достаточно простенькое, белое, с голубыми незабудками, срочно перешитое на меня слугами. Зато белье новенькое, шелковое… Как же я от этого отвыкла!

И от легких туфелек из мягкой, словно крем, кожи, и от прически из тяжелых волос, и от шпилек и локонов, и от роскоши, и от ощущения защищенности… Да, клетка. Но ведь она и ко мне сейчас никого не пропустит, а это важно.

Страшно… Безумно страшно. Этой ночью я подставилась так, что больше некуда. Ох, дура…

Впрочем, когда я спускалась вниз, в столовую, на моем лице играла улыбка. И такой же улыбкой встретила меня Линетт.

– Вета!

– Ваша…

– Линетт! Мы же договорились!

– Да, Линетт, – согласилась я. – Просто… непривычно.

– А ты привыкай. Зная мужа да зная Рамона… Сказали – примут в семью, значит, так и сделают. Они мужчины серьезные.

Я ответила улыбкой на улыбку Линетт.

– Да, муж у тебя мужчина видный. Со всех сторон…

Ах, как давно я вот так не щебетала с подругами! Ни о чем…

– Я знаю. – Линетт смешно округлила глаза. – Слушай, а Рамон тебе как?

– Внушает, – призналась я.

– А то и с формальностями возиться бы не пришлось! Ты бы мне сразу кузиной стала!

Я вспомнила взгляд Палача и помотала головой что есть сил.

– Он мне не то внушает!

Линетт вздохнула:

– Да вот… И еще этот его взгляд голодной акулы… Его все боятся, представляешь! Я кого с ним только не знакомила, все напрасно! Один взгляд, две улыбки, три слова – и девушку уже не догнать!

Даже не сомневалась, что Рамон Моринар может перепугать кого угодно.

– Как я их понимаю!

Линетт затрясла головой:

– Вета, не надо! Ты не думай! Ни Алонсо, ни Рамон… Они никогда! Ты же понимаешь, я шучу больше, но никто тебя принуждать не станет! Честно-честно! А у тебя кто-то есть, да?

Я покачала головой. Есть ли? Казалось, что был Бертен. Вот, был… Ох!

– Линетт! А работа как? Я же…

– Хм-м…

Линетт Моринар подумала пару минут, а потом вдруг улыбнулась:

– Вета, а мы вот как сделаем. Я сейчас напишу твоему начальнику записку. Как его там?

– Растум. Харни Растум.

– Вот! Напишу, что у меня голова кружится и подташнивает и я себя не очень хорошо чувствую, а потому требую тебя в личные лекари дней на пять! А там уж мальчики что-нибудь придумают!

Я смотрела в ее зеленые глаза и понимала, что готова ей сейчас все простить. Вот за это понимание. За то, что не отмахнулась – да нужна тебе та работа? Не сказала, что у меня теперь будет другая жизнь, не предложила дождаться Алонсо Моринара, не… В носу защипало, и я махнула рукой, чтобы скрыть свое состояние.

– Линетт, может, не надо так на себя наговаривать?

– А я и не наговариваю. Меня и правда подташнивает, есть такое…

Я прищурилась. Подташнивает, говорите? А…

– Можно я тебя осмотрю?

– Можно. А что?..

Но я уже вела ладонями вдоль тела герцогини. Боль иголочкой скользнула по позвоночнику, но на то, чтобы увидеть, много силы не надо. Капелька…

– А то. Вы с мужем второго ребенка хотели?

Линетт медленно опустилась в кресло.

– Вета… правда?

И во взгляде – не радость, нет. Страх.

– Да, – удивилась я. – А что?

– Лим… Если как он?

Сначала я даже не поняла, о чем говорит герцогиня. Дошло только потом. Если второй ребенок унаследует ту же болезнь, что и Алемико Моринар… Вот где ужас-то для родителей. Ждать – и не знать. Или наоборот – знать, что твой ребенок родится больным, и нет возможности ему помочь, никакой нет…

Темный с ними, с иголочками. И с болью тоже. По пальцам побежали золотистые искорки.

– Не шевелись, ладно? А то мне тяжело…

Линетт замерла, даже боясь дышать, а я уже прощупывала своим даром искорку недавно зародившейся жизни.

И понимала – да. Могло быть такое. А мы вот сейчас…

Сейчас и лечить-то не надо, и сил почти не надо, просто работа ювелирно тонкая. Это вам не мечом рубить, тут словно вышивка бисером. Медленно-медленно. И очень осторожно…

* * *

Когда все закончилось, я могла только сидеть и дышать. Дышать и сидеть. Линетт тоже сидела в кресле и смотрела на меня с надеждой на чудо. А я даже сказать ничего не могла, казалось, виски разламываются от боли. И скажешь лишь слово, а голова просто треснет… Но у лекаря такая работа – себя превозмогать.