Лицо наизнанку

Тристан Тцара

Лицо наизнанку

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ

Tristan Tzara

La face Interieure

Тристан Тцара. 1952 г.

Издание подготовил Н. Л. СУХАЧЕВ

© Сухачев Н.Л., перевод, статья, примечания, 2018

© Российская академия наук и издательство «Наука», серия «Литературные памятники» (разработка, оформление), 1948 (год основания), 2018

© ФГУП Издательство «Наука», редакционно-издательское оформление, 2018

Лица наизнанку

I

à la racine du village au centre de la durée de pierrej’ai vu la mélancolie tricoter la pierretout autour des nids de clartés sauvagesles lèvres de la peur mêlées au sommeil du seigleamour dans ta forêt amour à tes sentiersla chute d’une hirondelle jeunesse de terre battuetu recueilles les brisures fines brisures d’arbustesoir après soir noircissent les feuillesqu’as-tu fait de nous hommes aux mémoires de verretombées des horloges comme des coups de poignardspolies sous les nuages par les midis à têtes d’épinglesà peine effleurant nos glissantes paroles de talusу корня жилья в средоточии времени камнявидел я, как тоска пряжей свивала камень;ближе к гнездовьям в тиши диких зарницстраха шепот примешан к дреме хлебов1;в твоих лесах любовь, твоим любовь тропинкам! —паденье ласточки, паренье пашни сжатой;сгребаешь сухостой, сухой отстой порубок;из ночи в ночь плотнее тьма в листве;что сотворила ты с нами, людьми, с памятью-склянкой,с курантов стекающей под удары кинжалов2,отточенных полднем о лбы тернистые туч,легко обрывая нашей речи скольженье о склоны3;tu nous tiens à une égale distance de la douceur de vivreet de l’angoisseà perdre dans le sable les jours et les jardinsj’ai mis dans l’eau des nuits le sens amer du trèflesous l’aile de l’oiseau pliant la taille finiemes années de fièvre les mouettes ont frôlé leurs garriguesque reste-t-il d’amour des jours de cendre dans la bouchetournent sans pouvoir gagner le port d’attacheles cordages de la lumière ont pourri dans l’attenteje me souviens c’était le feu de bois secdans la chambre empruntée à d’autres souvenirset l’amitié gardait encore sa manière d’êtredéfigurée vivante aux roseaux du mot trahije me souviens dans la crypte aux séjours de Mélusinesle passé se dissout plus vite que le noir ciment de la hainejusqu’aux cintres où s’arrime la déception de la légendela main tendue en vain morte d’avoir rompu les pontsje ne plains pas je ne juge(—)ты держишь нас на полпути меж сладостью бытияи тревогой,заносит песками наши дни и сады:слов моих с горечью клевера смысл в потоке ночей —под птичьим крылом податлив изгиб острия;лет моих лихорадка! – чайки прочертили гарриги4;что осталось еще от былой любви, вкуса пепла во рту?—отплыли, не ведая порта приписки:в искрах призрачный такелаж истлел в ожидании5;припоминаю пламень в прошлом сухих поленьевв каморке съемной, у иных воспоминаний,когда еще дружба хранила свое естество,искаженное вживе в заросли преданных слов.припоминаю у крипты угрюмой времена Мелюзины6,рассыпается прошлое проще черной злобы раствора,свернулись под сводами чары досужих легенд:повисла рука в пустоте, мосты оборвав, замерла;не жалею ничуть, не виню никого:tout est là assis dans l’enfancele voyageur pressé voyageur de fuméelaisse tomber le repos étoilé de peu de soustu peux tendre la main amère sur les routesles oiseaux ont déserté leur innocencetout est là assis dans l’enfance couronnéela surprise à chaque tournantl’aube passe passe l’amitié comme l’aubesur la solitude de l’île fondée en moi-même c’est l’amourseul au feu de la solitude perceptible seul à seulparlant à l’inconnu par la voix des miroirsque chacun s’y reconnaisse et personne ne se retrouvetel la subtile fumée des vallées tu cours la campagnecouvrant d’une certitude atroce le caillou de l’annéeque je suis planté au milieu du pays lourd de moussetrop de mort amassée sur le parcours de nos patiencesautour de nous matin tu déposais tes oeufs secretsdésespoir ou ravissement qu’importe faim joyeuse(—)все там, уселось в детстве,странник, в погоне за грезами странник,пусть рухнет покой твой созвездьем грошовым:можешь в горечи руки дорогам вослед протянуть,их безлюдью наивному в щебете птиц7;все там, уселось в детстве в венце из цветов8:изумление с каждым возвратом;угасает заря, за нею дружба проходит,затерян во мне одиночества остров, и только любовьодна-одиношенька у очага в своей одинокостис кем-то беседует голосом темных зеркал;пусть каждый себя узнаёт и никто не узнáет! —так легкая дымка вползает в долины, поля обегая,туман зримой жутью опутал булыжники лет:пусть окажусь я в краю том пены гнетущей;много мертвого в нас накопилось с годами терпенья,снова утро привносит смутных надежд посев —безразличье, восторг ли? – неважно: священнаяжажда! —voulaient-ils vivre ceux que la mort a jetés nusen tas écorchés parmi les épluchures de l’espaceelle m’a laissé hors de son cercle étroittoutes les raisons de m’enfoncer dans l’acier de son flancétaient près de moi comme du gibier frappé par la luneà force de serrer de broyer d’userla vie m’est apparue radieusel’ami est mortla maison désertequi chante sous les briques entassées où un coeur de braisevit de pierre en pierrele vent n’y passe plusune femme m’a parlé tendre et violentela vie vint à passer de nouveau devant mes lèvresavec son goût de pureté avec l’oubli du tempsalors le feu partit entre les hommesEspagne mère de tous ceux que la terre n’a pas cessé demordredepuis que dans la mort ils ont cherché la cruauté de vivrela for ce du soleil aux poutres des vieux painsжаждали выжить ли те, кого сплюнула смертьгрудой ободранных тел, шелухой по полям? —я из этого выпал порочного круга,хотя угрожало вплотную жало стальное:дичь, пронзенная насквозь сиянием лунным;в силу давленья, мельченья, привычкибыла для меня искрометною жизнь:друг умер,очаг опустел;чья звучит песнь среди груды камней, где угольев пульстрепет от камня к камню,где ветер замер?настойчив был и нежен голос женский —вновь дуновение жизни ловлю губами,привкус ее чистоты и времен забвение;но снова лица опаляет пламень:Испания – мать всех, кого от века гложет земнаятвердь9,с тех пор, как смерть взыскуя, жизнь жестокой стала;ярость солнца в хлеба черствой корке;il n’y a pas de sourire qui n’ait fondu en sangles cloches se sont tues les yeux écarquillésce sont des poupées d’horreur qui mettent les enfants au litl’homme s’est dépouillé de la misère des motsles champs montrent leurs crocs les maisons éteintescelles restées debout dont les linceuls sèchent au soleildisparaissez images de pitié sous les dents dénudéesles bêtes font sonner la monnaie des traîtresque la ronce hideuse du sabre entre dans la villeet il n’y a plus de rire qui ne soit une roue de feules pleurs ont effacé la pudeur des femmesavec des feuilles de lierre avec l’éclat des mortssilence soeur de lait silence à la mortsilence fait de silence dans le berceau des braspartout le vide des yeux que personne ne sachela tendresse tourne en rond autour d’un bloc de lèvrestel fut le sort de l’homme je l’ai vu plus pâleà la tombée du jour qu’un fruit tombé à terre(—)не стало смеха, рожи малюет щедро кровь,колокола молчат, немеют взоры —гримасой жуткой куклы10 баюкают детей,предсмертный ужас обнажил словес бессилье;поля – владенье крыс, мертвы глазницы окон,и тех, кто выстоял, на солнце сохнет саван;скорбь сострадания скрыло зубов оскалом —ботала стад звенят серебреников звоном;скребущий звук штыков пускай пронзает город;не слышно смеха – всё в огненном кольце,орошена слезами жен стыдливость:могильный плющ и всплески эха смерти;молчание, молочная сестра молчанью смерти,молчание родит молчанье в колыбели рук;сплошь пустота в глазах – что в них, никто не знает;нежность кругами стынет у сжатых губ;такой была судьба людей – я видел самый бледныйлик их на склоне дня: так бьется о землю плод;et j’ai mêlé ma voix aux flammes éparses et duresdont souffle après souffle on élevait dans l’ombreun mur pour protéger le silence de marbrepasteurs venant des blancs troupeaux de signes éternelsvieillards recroquevillés dans les langes des sillonsenfants ivres de merl’amour et la beauté autant que grains de sablebâtisseurs de vergers de champs de visionsporteurs de fardeaux légère est la peinequ’importe la douleur dont on connaît le nomquand le sens brille plus fort que l’éclat de la vie mêmepétri d’amour de fuites insenséesla toile d’araignée laisse échapper son fruitbâtisseurs de villes millénairesvenus des libres étendues de la marée des enfantsl’homme se souvient encore des pas de feuilles mortesdevant le taureau de minuit agitant Je foin des violentescroyancesle mépris sur la corolle gaînée de sa dallesous le sceau des orties et des loques de printempsсвой голос я смешал с дыханием палящим,чтоб вздох за вздохом поднималась теньюстена покоем мраморным молчанью;пастыри стад белорунных11 – знамения вещие,старцы седые в долгих морщинах рыхлых борозд,опьяненные морем дети,красота и любовь, и крупицы песка,искусники садов, манящих миражей,носители легкого груза и тяжкого бремени,что значит печаль, когда ее знаешь в лицо,когда смысл опаляет страшнее, чем жизни проблеск;окаменев из любви к бессмыслице бега,паутина печали упустила свой плод12;строители древних селений,пришедшие с вольных просторов детства приливов;человек еще помнит поступь мертвой травы,развороченной топотом бычим, необузданной верыростки,презрение к хрупкому хрусту стеблей,лоскутья весны на крапивных полях;les nuages caillés au rebours des troupeauxet déjà ton langage de plomb déshabille le mondenef du soleil coupant les draperies de la pluiema force aveugle m’a porté loinj’aurais eu la clarté pour moisur la route de Joigny au soleil enlacéque suis-je à l’abri d’une apparence en marcheonze ans de mort ont passé sur moiet la bruyère n’a pas attendu le prix de sa fouguen’a pas attendu la récompense de son calmepour signifier à la vie les pompes du renouvellementtandis que rêche écorce montagne de rafalesj’ai dépassé en course l’immortalité de l’illusionfolie de l’attente au faîte de ce qui futet qui jamais ne fut jamais d’acier jamais de ventrien ne bouge hurlez questions plus dures que les attentesles portes sont des mursdéfaites-vous lisses crêtes glissez le long des givres(—)но густеют уже облака встречь стадам,вот и капели свинцовая речь обнажает природу,солнечный свод отсекает завесу дождя —далеко увела меня сила слепая;я еще не успел осознать до концана пути в Жуани13 в путах ясного солнца,как я мог под опекою случая выжить:смерть одиннадцать лет была рядом со мной,но вереск не принял цены ее страсти,награды не принял за долготерпенье,чтоб жизни доверить восторг обновления,пока на шершавом от шквалов скосе скалыя оставлял, уходя, бессмертье иллюзий;безумие – ждать появленья былого,чему не бывать никогда; ни стали, ни ветруне стронуть ничто: вой вопросов сильней ожиданий;врата стали стенами;склоны, лощенные льдом, к чему вам скользитьв лощину:il n’y a qu’une transparence la nudité de la douleuret tu es là visible dans l’enfance couronnéela solitude à chaque tournantce ne sont plus des châteaux d’Espagneque les enfants arrachent au pouvoir des pentesmais les os collés à la terre d’Espagneprécoce qui remplace la douceur maternellej’ai embrassé le moellon natal à la limite de la vieMadrid fleur entre la fleur des éternellesdouleur jamais plus ton nom ne devrait être prononcétu as pris sur les berges de l’être l’air sauvagede l’indignité du couteau sur la gorgequ’est donc le chant pleureurqui empourpre les couches livides des amants séparésmort dont on a payé le tempsservante de la roche affaméeje viens du haut des sources incompréhensiblesavec de disparates mémoires traînant après moi(—)там лишь одна очевидность этой боли нагой;зримо там все, словно в детстве в венце из цветов —одиночество с каждым возвратом.нет, не испанские замки отнынедетворе отрывать вдоль песчаных склонов14,но костяки, что прильнули к земле испанскойдо срока – нет им иной материнской ласки;к родимому припал известняку и я на склоне лет15,Мадрид – среди цветов цветок нетленный;боль! твое имя не вправе звучать никогда;над обрывом крутым бытия ты вобрала дикий порывунижения, к горлу приставленной стали;что несет причитаний надрыв,обагряющих ложе пустое разлученных влюбленных? —они своей кровью омыли чассмерти под алчущим камнем;я иду от истоков невзрачных, с верховий,влача за спиной клочья рваные памяти,humides et verdâtres sorties d’une eau misérablelointaine dont on a perdu la trace de raisonje viens des merveilleuses eaux merveilleusesleur tumulte départageait le vin et la montagnepar grands fonds circulait la conscience vaincuel’ordre n’avait plus besoin de la paix des chosesje descendais les hauteurs de l’absence des chosesalors tout à coup il se fit une trouée de lumièrela croisée des chemins me prit dans la vigueur de ses brasd’un bond de fauve délivré des servitudesun pont me traversa en pleine poitrineune fine main traçait l’invisible écritureet courant de l’un à l’autre découvrait des veilleuses d’amitiéles êtres fidèles à leur herbe premièresur les ponts invisibles qui reliaient les poitrinesj’ai compris la présence des hommes dans leur grandeurterrestre(—)влажной от плесени ржавой далеких и мутныхисточников преданных здравого смысла;я иду от волшебной воды, где волшебныйпоток, сочетая высокую силу вина и нагорий,стекает в глубины ущелья; рассудок, повергшийпорядок, не ищет отныне покоя вещей;я нисходил с высот, где отсутствуют вещи;но внезапно прорезался рваный просвет,перекресток дорог подхватил меня живо в объятья;ржавым стержнем, не знающим лживости лести,мост навстреч пронзил мою грудь;легкий жест начертал незримую надпись16,приоткрыв между строк старой дружбы морщинытех, кто были верны первым хрупким травинкам:на мостах-невидимках замирало дыханье17;так проник я в итог бытия, человека земное величьеla sourde audace grignotant aux astres de leurs têtesla souffrance tacite des siècles d’épauleset perdue la rare mélodie comme d’une fleur de montagnel’issue solitaire ne sachant où donner de la têtej’ai vu la misère à toutes les fenêtresmais la peur ne s’est brisée contre le mur de silenceque déjà la trahison aux frontières de sangreconnaissait les bornes de ses masquesla soif féroce inassouvietrahison j’ai touché aussi au dégoût du frèrela plaie de l’oubli s’est fermée sur sa portej’ai vu la misère à toutes les portesj’ai vu la honte de l’homme se faire passer pour l’hommej’ai vu de près la cruauté faite hommel’indicible laideur de l’homme devant ses objets de proieembrouillée dans la sécheresse de se savoir murée(—)и отваги слепой, пожирающей звезды глазами,немого страдания плеч под ношей веков,и утратил мелодию, редкую, словно горный цветокодинокий, не зная, где главу преклонить;я видел беду за каждым окном;но страх не разбился тотчас о стену молчания18,ведь уже у кровавых пределов изменаопознала гримасы своей отраженье,жажды хищную зависть;измена! знавал я презрение братства,уязвленье забвением за дверными засовами;я видел беду за каждою дверью;я видел позор человека в желании быть человеком,видел вплотную жестокость в ее человечьем обличье,обезображенный лик человека в гордыне, что ведало жаре сухом посреди замурованных знания стен:vanité de toutes les vanitésj’ai· vu la misère à toutes les fenêtresplus loin j’ai vu des yeux clairsdes yeux clairs de bâtisseurs de villesbâtisseurs d’intarissables villesils donnaient leurs vies et leurs morts comme le bléla substance même dont resplendit la chair de l’hommela joie venait toujours fleurir dans leurs mains pleinescomment croire à la perfection à la friable dentelletrahison mensonge de la faiblesse sables mouvantsn’êtes-vous apparus lorsque se dressait la confiance entièrefleur offerte où pouvait reposer la paix en sa raison de fertant ne se posait plus de question à la fleur offerteque la sécurité semblait planerpareille au duvet de la prunelle dérobée à sa chairdans l’air qui n’aurait été rien autre que la tendressed’homme à hommecomme seuls peuvent en respirer ceux qui ont charge depoésie sansdéfaillirвсе суета и ловля ветра19;я видел беду за каждым окном;за ними я видел и светлые взоры,светлые взоры строителей града,строителей неразрушимого града:они сеяли жизнь своей смертью, как зерна,мертвой плотью плодя человечности поросль,распускающей радости полные горсти;как верить еще совершенству, хрусту кружев,предательству, лжи, подвоху зыбучих песков? —это вы расползались, пока здесь ковалось доверие,щедрый цветок, на котором мог прочно покоитьсяразум.настолько сомнений тот щедрый цветок не питал,что безопасность, казалось, парилапушинкой, что с кожей оторвана терном от плоти,где, явно же, воздух настоен на нежности к людямлюдей:дышать им могли только те, кто послушны поэзии безмалодушья;nous savons la bête bouscule l’homme en son choix à laracinela détresse durcit sa peautant va le sort à la défaite nous en savons bien davantageet pourtant je n’ai pas cessé de voir en bâtissant les vertusenfantines des yeux clairs à venirtels je vous ai vu tels vous êtes venustel je m’en irai rejoindre la cachette de la cigaleà l’aube venue je le sais ce sera dans la clartéles aigles des mots connaissent la dévastation de l’abîmed’où surgit la fournaise au berceau des chantiers arablesd’autres graines peuvent chercher leur nourriture de sableen moi-même brillent toujours des yeux des yeux lavivante libertéde la découvertetrop tard a dit une voix serrée dans des mâchoires de glacec’était hier à peine museau fleuri de la fraîcheur dernièreaujourd’hui flaire de nouvelles récoltestu m’as appris dédain de la candeur ma joie ma joie desmortssur les genoux j’en porte les marques l’insolence de lafailliteet tu es toujours là enfance couronnéela surprise à chaque tournantмы знаем, в поисках сути скотина сбивает с путичеловека,его кожа грубеет от бед,судьбы неизбежно крушенье, – мы загодя знаем:и все же, я все еще видел по честности детскойстроителей светлые взоры в грядущем;я видел вас, такими вы предстали,таким и я вернусь искать в траве цикадна утренней заре – уверен, ясной;словам-стервятникам знакомо опустошенье безднынад пеплом, тлеющим у колыбели пашен;другие зерна пусть в песке находят пищу —во мне самом всегда сияет взор, глазаживой свободывидеть в мире все!но поздно! – из-под кляпа льда пробрался голос глухо;еще вчера проснулись рыльца и уткнулись в холод,и вот дождались ныне жатвы щедрой;наивно ты врасплох меня застала, радость —радость смерти;коленки в ссадинах – хвастливые следы моихпадений,и ты со мной повсюду, детство в венце из цветов —изумление с каждым возвратом;ainsi passent les ans les rires et les socspassent les amours l’angoisse de leur survivrepassez chapelets d’informes animauxfleurs beautés maîtresses de la terrepassez mortes mémoires au son des tambourins de grêlequi parlent de tristesse qu’ils parlent des bonheursles enfants ont grandi d’autres pas viennent sur la neigecoudre pas à pas l’amour à l’allégressebâtisseurs de villes immémorialeshautes frondaisons vous bâtisseurs d’étérayonnantes figures aux fronts de plénitudecomme les fruits intacts de l’humaine mesureinvraisemblables présences des quatre coins du mondebâtisseurs de silence au recommencement du mondevous êtes là quatre points cardinaux de la vérité du feutransparences retrouvées aux sources du romarinet sous la robe des fêtes cachette de la cigaletu es là tu marches avec la forêt humaine(—)так годы проходят и смех, и лемех плуга,проходит любовь вопреки желанию выжить;проходят пусть скотов немыслимые рыла,цветы и красота – любовницы земные;проходит пусть мертвая память под дробь барабаннуюградин,кто говорит о печали, пусть говорит о добре! —выросли дети: другие по снегу шагистежки вышивают из любви к ликованию;строители града извечного,кроны высокие – вы, строители лета,блики лучей на челе изобилия,зрелых плодов человечности мера;невероятна реальность четырех сторон света;строители тишины при обновлении мира20,вы здесь, четыре опоры правдивой силы огня21;прозрачность истоков у корней розмарина;под праздничной фатой – укрытье стрекозы,ступаешь ты, скользишь людского леса вдоль22à la cadence des faits dont nous sommes les maîtreschaque face jaillissant au détour de l’éclairsoudée à la joie qui tient lieu de mémoireor soeurs égarées soeurs attendues les myrtillesvont aux champs secouer des brises acidesк мелодии вершин – мы одолели их;и каждый лик, искрясь при вспышке молний,как слиток радости, что подменила память;только напрасно сестры, сестры черникой мчатся,чтобы резвиться в поле, где хлещет ветер

II

coeur défendu abrège la chaîne de cerbèreaux portes de plomb l’écho des vies douloureuses s’arrêteet la dérision sonne parmi les morsures de porcelainemépris j’ai capté le dur apaisement de ton soufflece n’est qu’un moment et je sais qu’il est de ferdans la soie aimantée de sa corolle vit le feucomme la flamme lucide ma joie je la joue pour de l’airet de la fine enfance bientôt il ne reste que le goût du remordsenfance mensongère je hais la couronne de soufrel’or de ton désir fondu dans l’universqui m’a porté vers toi voile désemparéeles deux mains de ma vie liées à la racine de ton souvenirсердце в кольчуге прочной! – Цербера цепь подбери1:у врат свинцовых в печали эхо жизни застыло;насмешливый отзвук фарфоровых стука зубов:презрение! дыхание твое тупое уловил я;это лишь доля мгновенья, но знаю: его остриенамагничено в ножнах, огнем ослепляет внезапным;всплески молний, и радости вспышка играет – гроза;но с раннего детства во мне только совести привкус;лицемерное детство! ненавижу страданий венец2,позолоту желаний твоих, оплавляющих мир,что меня подтолкнул под твой парус обвислый;руки жизни моей оплело корневище твоей памятицепкой;à l’endroit de ta perte s’est figée la boussoleaucune herbe aucune sur le sourire de l’horizonet sans face comme sans rire tombe le raisin de viede la vie défaite par la lèpre de tes doigtsqu’importe vienne la mort clameur brisée au quaiil n’y a pas de port pour ceux que ronge le largechiens de ce monde affamés de reposles yeux pleins du bonheur promis et volé sous les yeuxnuit j’appelle ton mal et c’est encore du bience que j’attends du vide n’a pas de nom plus tendrele coeur va s’égrenant sur l’eau de mon regardque les noyés traversent par flaques chantantes de sanget c’est une longue musique qu’on aime et que l’on craintcelui qui a goûté à son destin secretfigure de statue ascète indomptablea vu mourir d’attente le doute en son âmerivé à l’attente d’une éternelle tendresseet ne franchir le bord de l’enchanteur appel(—)в этой гибельной дали магнитная стрелка недвижна,ни единой травинки у насмешливых губ горизонта,и без глаз, без улыбки в гроздьях жизнь угасает,жизнь стекает вдоль пальцев твоих прокаженных;ну и пусть! смерти медь у причалов звенит:нет порта приписки для тех, кто в просторы вгрызаясь,как псы, о покое тоскуют на свете:глаза их полны посулами счастья, что отнято нагло;ночь! зловещий твой мрак призываю во благо:от пустоты слов нежнее уже я не жду;дрогнуло сердце под всплески влажного взора,тень облаков приглушает луж песню в крови;протяжное это пенье возлюбит и проклянет,кто пригубить успел судьбы неведомой чашу,чтобы застыть, как мрамор, неукротимои разглядеть в душе сомнений долгую смерть;быть скованным ожиданием ласки извечнойи за борт не мочь ступить за манящим зовом3:tout sens est interdit à ceux qui vont aux sourcespuiser l’amour du monde et la limpidité des chosesune âme sans demeure flotte sur ces eauxun son incomparable dans l’ombre prodigueun son déchiqueté une infinie attenteet l’arbre de la terre dans sa raison de joiebrisez en vous les fastes de ces tardifs éclatsle roc regarde en face la peine sans retouroù un oiseau de deuil déploie la riche nostalgiedu paysage vaincu par l’impudeur des ansil a traîné tes soirs dans la poussière des regretset les sanglots derrière le vide des montagnesà peine étouffaient la cruauté tranquilleaux griffes amères sur le cou de la proierien n’a ébranlé le silence de puitset sur la désolation tu as craché hautainla mort a effleuré la seule raison de croireet la douleur gisait au creux même de tes mainsчувства запретны тем, кто спешит к истокам,земной любви зачерпнуть и вещéй чистоты;дух бесприютный рвется к спокойным водам,блуждающий звук несравненный, в тени,из вечности ожиданья искромсанный звук,и оживает радость зримая древа земного;в душе разорвите света проблески – поздно:в упор наблюдает скала невозвратности кару4;печали птица с утеса тоскливо оплачет раныповерженного пейзажа у ног безжалостных лет;твои вечера обратил он в пыль сожалений,и всхлипы рыданий в горней пустыне хребтоведва приглушают спокойную эту жестокостьгоря когтей на горле настигнутой жертвы;ничто не нарушит безмолвья колодцев —плюнь же над явною скорбью надменно,смерть покачнула лишь веры устои:стынет печаль прямо в твоих ладонях;la désolation s’enfonçait si profondémentqu’on ne pouvait la voir qu’avec des yeux d’oublinoir oiseau de proie danse sur des débristoi éternelle jeunesse de la souffrance tu visoù l’homme s’est perdu serrant son bien défuntcontre la nuit du coeur drapé de rêves antiquesil y a eu une fois un son inimitableil a passé par-ci il a passé par-làdans sa démarche légère vivaient de lentes fontainesles lèvres du matin veillaient son lit de larmesdurs pavés des rues mettez des pas d’acierdans ma volonté raidie prête et à affronter les ventset les marées de boue les larmes nues de la cruautél’âge de l’impudeurles mains salies d’avoir écarté la puretéde son radieux chemin tapissé de lavandeles mémoires souillées brillantes comme l’orvendues au plus offrant mensonges lâchetéspavés sonnez plus fort dans ma poitrine aveugleet que vos durs échos répondent à ma peine(—)скорбь уходит на дно в такие глубины,где можно заметить ее только взглядом забвения;черная птица хищно пляшет среди развалин,ты, извечная юность, вновь оживаешь страданьем,где человек потерян с мертвым своим добром,вжимаясь в сумерки сердца под крепом античныхгрез;некогда там звучал невыразимый звук:он рядом шагал, убывал эхом вдаль;в легкой его походке неторопливость истоков,губы зари на страже у ложа его из слез;твердая улиц брусчатка ступала железным шагомпо нервам воли моей, готовой встречь и ветрам,и грязи трясин5, слезам, обнажающим жесткость:годы бесстыдства,грязные руки, что выскребли чистотуих дороги лучистой, устланной сплошь лавандой;скверна воспоминаний, блещущих златом,проданным самым наглым подлостям лжи;мостовые! уверенней бейте в мою ослепшую грудь,пусть ваше грозное эхо звучит моей болью;de pierre soit mon refus du mondela haine ma réponse mort douce seul amiet profondeur toi solitude de mon oubli parmi les choseset les êtresainsi parla l’homme au milieu du cheminet j’écoutais les lents soleils des voixqui côtoyaient la pierre l’ombre et la cendrele sang des insoumisj’ai écouté la plainte j’ai vu passer les genscourbés insouciants sous la surdité de la pluiechacun portait en lui une part de la clartémettait un frein aux joies oeillères aux souffrancesô vies humiliées enveloppées d’angoissevos blessures me blessent vos regards de couteauxréveillent des vies vaincues pour vous humiliéje porte la honte ancienne de vivre sans rougirde porte en porte je porte la honte et la haineombre pour cette terre la mort mûrit en moi(—)стань камнем, отказ мой от мира,гневом, ответ мой; кроткая смерть – друг единыйи смысл, ты – одинокость забвения в мире вещейи живых!так говорил человек посреди дороги:я слушал неторопливый всплеск голосов,огибающих камни, тени и пепел —кровь несогбенных;я слышал стенания, видел людей,согбенных в бездумье под капли глухие дождя,и каждый таил просветленья крупицуи взнуздывал радость, зашоривал муки;о! жалкие жизни в оболочке тревог!ваши раны ранят меня, ваши взгляды-кинжалыбудят к жизни поверженных вам в унижение;древний стыд я таю чувства жить, не краснея;от двери к двери несу свой стыд и злость,тень этой земли, замурованной смерти во мне,ses germes de cristal sertis dans ma mémoireses fous reflets poignardent la vie en son espoiry a-t-il encore des rires j’ai entr’ouvert la porteoù la jeunesse nous jette l’aumône du passéles chambres toujours pleines de grappes de soleilque la douleur partage aux pauvres de la villeencore je n’ai rien dit je fuis entre les doigtsma vie a dépassé l’attente meurtrièrede mon désir une flamme aveugle et finecourt d’oeil en oeil et tue l’automne de chaque soirainsi parla l’homme au milieu de son champtout autour les herbes allaient traire la lueur des derniersrayonset la sagesse éveillée comme un nouveau-né au seins’éparpillait en l’air qui pesait lourdlourd d’une richesse à peine supportablemais les lents soleils de sa voix roulaient par terreparmi les pêches et les luzernesc’étaient des amitiés vieilles et fidèlesее хрустальные зерна в оправе воспоминаний,безумный их отблеск пронзает жизнь и надежду;еще слышен ли смех? – приоткрываю дверьв годы, когда нам юность швыряла подачкив каморки, что щедры на светлые гроздья солнца:печаль раздает их на улицах бедноте городской;я еще ничего не сказал, ускользая меж пальцев,моя жизнь превзошла ожиданье смертельноестрасти моей; слепящий огоньискрит от взгляда к взгляду, по вечерам убивая осень;так говорил человек, озирая поле,где высокие травы вот-вот выдоят капли последниесолнца,и пробивается мудрость, как сосунок у груди:она парит над твердью – отяжелела высьпод тяжестью плодов, готовых пасть;в ответ же неторопливо к нему солнце скользилопо листьям персиков и люцерны:то была старая верная дружба;frères grains de sable ou de mil et de cytisefrères ensoleillés dévidant leur certitudenaissante à fleur de la vitre fine de l’absenceà chaque sort son ombre et pour garder chaque tombe unemainen moi il n’y a qu’absenceje n’étais nulle partje ne te connais pas dit à l’âme clairecelle dont on parle où la parole est reineet dont on parlera tant qu’il y aura lumièrepour les perdus de vue et l’innocence sereineseule clarté seule qui te condamne à vivrela pluie t’a encercléton sang s’est éteintle ver de la détresse visse tu es lointoi longuement nouée autour de ma colèreserpent des roses des vents sur les préaux des contesimbue d’odeurs sauvages de directions à suivreblanche comme la pureté saignée au fer des foudresбратья! зерна песка или проса или ракитника,братья под солнцем, перебирающие свою решимость:ее плодит цветок на хрупком витраже разлуки;каждой судьбе свою тень, и заботе о каждом надгробиируки:во мне сплошная утрата —нигде меня нет;я не знаю тебя, – отвечает светлой душета, о ком говорят, когда слово царит,о ком говорить будут впредь, пока день пребудетдля всех, кто исчез из виду, и для невинности чистой;лишь ясность одна обрекает тебя на жизнь:ты в кругу дождя,в тебе стынет кровь;свернись, червь отчаянья, ты далече;на горле моем узлами змеиными гневзакручен розой ветров на сказочном поле6,насыщенном диким дурманом зовущего нас пути,чистого, как непорочность, в кровавом грохотемолний;tes yeux me suivent encoretout près des miens plus vrais que la lumièreleur blé porte des vacances qu’ignore le soleildes plaines élevées sur la gloire de la merj’ai vu les lents soleils des voix rouler par terreje n’étais nulle parttrop de fois sous la fenêtrej’ai usé ma tête pleine contre le mur de la têtej’ai mis l’enfance au trot des chaînes aux poignetset j’ai cherché en vain l’image vaine et sourdemais la fenêtre est sourde ·derrière je ne sais quel enchantementde lierre et de lumière de mots craintives ailesépaississant l’air clair du velours des tendressesfleur de lumièreje n’étais nulle partтвои глаза следят еще за мнойвплотную – свет их дня правдивей:каникул в них жнивье под солнцем и в ненастье,поля вознесены над морем величавым;я видел неторопливого солнца отзвуки в мире;меня нет нигде;сколько раз под окномприглушал я раздумья о стену раздумий;детство свое заключил я в наручники прочно,тщетно искал я образ бесплодный и смутный;только окно это глухо:невесть, что там за восторгив плюще и проблеске слов – пугливые крыльянежного бархата ясную высь придавили;цветение света;меня нет нигде;là où j’ai cru vivre le vide se durcitles oiseaux chassent l’espace des règnes illusoiresmirage des séjours et sécheresse et sableemportez vos vendanges mémoires invinciblesféerique tempête délivre-nous des craintesplus haut que le hasard et que les combles de neigej’ai pu grandir en toi ma peine foudroyéedévore ses limites et l’air s’emplit de peurl’été est sur nos pas dit-on des nuits de glaceje n’ai connu que glace où l’herbe folle se frotteà peine une étincelle mais des milliers de nuitsont vu sous le même toit l’amour fermé à cléil fait un lourd jardin d’orage sous la pluiele jour viendra je sais je parle de ce jourj’écoute son remous et je connais son heureéclatante de la beauté plus belle que l’attenteelle viendra vivante parmi les vies perduessouffrance après souffrance c’est la maison bâtie(—)там, где думал я жить, пустоты стынь,устремляются птицы в даль иллюзорных миров,жилищ миражи и скудость, песок;на сбор винограда пора, упрямая память;намети нам из сказок, буря, тревогпревыше костяшек судьбы и сугробов;я мог бы с тобою взрослеть; нас разящая карапоедает пределы свои, и воздух страхом пропах;лето уже за спиною, твердят, в мерзлую ночь:не ведал я, как из льдин или сорной травыможно высечь хоть искру, но тьма ночейнаходила под той же крышей любовь взаперти;ожили садом буйные ливня кроны;знаю, наступит день, о нем говорю:слышу, как он прорастает, знаю, когда пробьется,въявь во всей красоте, прекраснее ожиданий;он наступает вживе среди утраченных жизней:страдание за страданьем – таков этот дом, разбитый,où devinant sa place entre les décombresl’homme a détourné le cours de l’espérancetout est à sa placeil n’y a qu’une seule présence et elle n’est pas pour moiô rêve d’une douceur telle qu’on y perdrait son cielvin de cette entente qui fait tourner le mondedéchirez-vous coeurs au long des chants divinssur vos lambeaux les filles s’essayeront les piedsroches parmi nous qu’aucun secret ne lierompez cassez tout ce qui coupe votre routeje ne vous connais plus paroles lourdes de coeurmensonges aux mensonges cousus avec le fil des fleursj’ai vu la mort tapie derrière les voletsj’ai vu les lents soleils des voix rouler par terreje n’étais nulle partle brouillard velu du minuit des cavernes(—)там, где, наметив место среди развалин,человек потерял дорогу своих надежд.есть всему свое место;одно предстоящее явно, но только не для меня;о, греза! сладостная настолько, чтобы утратить небо,вино согласья, способного перевернуть весь мир,откройте сердца под звуки божественных песен,о ваши лохмотья ноги девы вытрут свои7;скалы меж нами, кого не связует тайна,рушьте, дробите всех, кто стоит на вашем пути;знать не хочу вас более, тяжелые сердца слова —ложь на лжи, прошитая нитью цветочной;я видел смерть, что стучала в ставни,видел: неспешное солнце речей лилось по земле;меня нет нигде;клубящийся туман из полночи пещернойdescend au fond têtu de ma mémoirepuis la douce grisaille d’un devenir flûtéoù couche dans le foin une allégresse nouvellej’ai compris la joie cachée entre de secrètes rivesn’a jamais vu la terre elle coule dans un lit aveugleil y en a une autre pour ceux de la passionnaissante à fleur de la vitre fine de l’absence en moivictoire victoire au prix d’une paix fêléeétoile des fugitifs j’ai pu serrer ta mainc’était une courte pensée qui a troublé la chaînedes sûrs passés dévisageant nos âmesje vous vois briques de Céret nudité de la Nouvelleet vous Albères silences serrés dans des bouquets de soirsje te vois Collioure tes routes courent autour des mienneset dans le piège de leur couronne d’épinesmon sort retourne désespérément(—)в строптивые скользит глубины памяти;затем нежная серость пейзажа сгущается там,где дремлет на сеновале новая радость;постиг я, что тайный восторг неведомых береговне видел земли никогда – русло его обмелело;есть и восторг иной для тех, чья страстьцветет на хрупком витраже в моем небытии;победа! победа! ценою покоя вдребезг;светило беженцев – руку твою сжимаю;это лишь краткий проблеск мысли, что тронул цепьлет былых, в души глядящие наши;я вижу вас, кирпичи Сере, наготу Нувели,безмолвие Альбера в настое вечерних букетов;я вижу, Коллиур8, тебя – твои дороги близ меняпод гнетом своего тернового венца9;моя судьба опять в отчаянье швыряетau temps qui n’a cessé de marcher de tuermais autour d’un tombeau aimé il y a de sèches prisonslà-même où naquit la lumière ma lumièredes sacs de nuits entières et l’or sauvage des tourss’entassent autour de moi et dans leur pauvretéde lentes agricultures sonnent les jours ancienset glissent sur les écailles d’eau et de sévères fruitsà quoi bon retourner la terre promise et reprisetour à tour chargée de goût de malheuret du temps qu’il va faire lorsque la bontéaura mis la constance sur les choses qui l’entourentassez levé de plaintes dans l’orge du matinvous qui écoutez que guette la fuméeoù d’autres se sont pris dans des cordes de rêvestournez votre regard vers l’avenir des pierreslà tout se meut dans de candides faces(—)меня в те дни, где марши сплошь, убийства;а близ родной могилы пустошь тюрем10,и то же там, где брезжит свет, рассвет мой;дорожная кладь да дикость золота куполовокруг меня, и селенья окрестные в нищете,неспешные поселяне, былого долгие звоны,скользят по чешуйкам речек и наливным плодам;зачем возвращаться вновь к обетованной земле,отнятой,пядь за пядью пропитанной горечью зла,и к первозданной поре, когда еще добротапридавала весомость вещам вокруг;хватит стенать на серебристом рассветевам, следящим, что предвещает дым11,и вам, что под музыку грез охмелели;обратите взоры к грядущим каменьям;там все застывает на простодушных лицах,impassibles les yeux des enfants abandonnésconnaissent déjà la pierre qui pèse sur le cielle plomb revenu dans les poignées de mainsen bas les blancs troupeaux peuvent toujours cheminer dansles plis rapideslaissez près des ruisseaux pleurs et mélancoliec’est le soleil qui tisse la couronne vivanteles taureaux de vent pur emporteront la peineainsi parla l’homme au milieu du cheminj’étais parmi les feuilles et les figues et les abeilleset ce qu’on ne voyait paspuissance de l’être je ne désespère pas de te retrouverà ces limites finissantes qui nous tendent les mainsnaissantes à fleur de la vitre fine de l’absence en moije pense à des pays entiers qui sûrement avancentà la conquête de la grâce et à la lumière du mondeils n’ont jamais cesséвзгляд безучастен младенцев, брошенных в мире,уже понимает камень, смыкающий свод небес:вновь угрожает свинец рукопожатьям;ниже белых отар мелтешенье на тропах извечномеж склонов крутых,оно навевает чистым источникам грусть и тоску;вот солнце сплетает венки из цветов луговых,и ветер уносит на бычьих плечах печаль;так говорил человек посреди дороги:а я жил меж листвы и смоковниц, и пчел,меж тем, что незримо;я еще не отчаялся чувствовать силу вещейу конечных пределов, шагающих бодро навстречу,силу цветка за окном небытия моего.я думаю о целом континенте, шагающем, конечно же,навстречу благородству, к заре всемирной12,как всегда, грядущей;multitude j’ai vu les soleils des saveurs premièresintactes parmi nous auprès de nous la joiemais à peine le monde devint souffleà peine respirait-il la fleur de son devenirl’homme dépouillé de ce qu’il crût être l’hommedes oripeaux déchus anges aux fenêtresque déjà la bête aux masques de mondevint mettre l’acier de sa patte au collet de l’enfantet de ses mille ruses de mère d’épouse d’amantefit le signe amer de la moquerie comme une croix sur sonfrontle temps de la duretéce fut ainsi et je regarde en arrière en avantil n’y a plus rien à direun bloc de solitude repose où le soleilavait à faire frémir les ventres maternelspromis des jours de rire aux enfants que nous sommesmais les jours sont venus où les mères de printempstueraient les enfants pour le plaisir de leurs yeuxle mensonge est roi la bête a vaincuje ne reconnais plus le monde de ces jours(—)и сколько раз вдыхал я запах солнца,ничем не тронутый, и радость узнаванья;едва лишь мир становится дыханьем,едва уловит бытия цветеньеи человек свой прежний сбросит облик,и тяжесть штор оконных тронет ангел,как тотчас тварь в привычной маске мирастальною лапой хвать дитя за ворот,уловки тысяч матерей, супруг, любовницгримасой отвращенья оставляя, крестом на лбу;очерствения время,так было, и я озираюсь, заглядываю вперед;говорить больше не о чем;одиночества глыба покоится там, где на солнцеподрагивает слегка материнское чрево,обещая счастливые дни нам – своим детям;но наступили дни, когда матери по веснеубивали своих детей зрелища ради;воцаряется ложь, побеждает зверь:я более не узнаю мир этих дней;que j’ai cru voir resplendissants à l’orée du bonheuroù l’on tue désormais les enfants sur les prés des agneauxmes yeux sont pleins encore des lents soleils des voixplénitude du coeur puissance de l’homme retrouvénaissante à même la fleur de la vitre fine de l’absencerien n’empêchera que des étoiles fragilesdescendent parmi nous dans la mer de grillons où noussommes plongéset la fraîcheur attendue dans la force de l’innocencequ’elle sonne l’heure graveoù le sommeil lui-même ne saurait pénétrertant l’appel irrésistible de l’aube s’annonce frémissantpour la terre qui nous porte et la nourriture de la révolteque l’unique feuille d’arbre de la conscience dresse la têteet tant qu’il fera jour au creux des pains tendusl’insecte lent du réveil tourne la rose des croissancesun avenir une croyancela sauge le fenouil la brise dans le mûrieret la conduite de l’homme sur la voie de sa maîtriseчто же хотел я найти на щедрой опушке счастья,где отныне детей забивают на овечьих лугах;в глазах моих все еще солнечный луч голосов,глубина души, человеческой силы теплодаже там, где распустился цветок на окне из небытия;что помешает этим светилам хрупкимпогрузиться с нами в море сверчков, куданас окунуло;и желанная свежесть неведенья силы пустьотзвенит свой тревожный час,когда и в сон ничто уж не проникнет;как отчаянный зов, дрожащий вспыхнул рассветна земле, что нас носит, и, питая бунт,подъемлет голову последний лист на древе сознания;пока занимается день на кресте подносимой лепешки,медлительным насекомым пробуждается розапроизрастаниябудущего, надежды;шалфей, запах укропа, ветер в тутовникеи человека вера на пути к своему превосходствуmais déchirant déchiré frère du venttu te faufiles dans nos demeures les plus secrètesoù vit toujours debout le brin d’herbe celui qui luitet nous conduit comme une lanterne dans l’obscurité de lalutteje t’ai reconnu mon frère entre toutes les présencestémoin d’une grave intimité entre la joie et la déroutesur la braise de la vague phosphorescente du matintu brilles déjà la crinière en feu ô taciturneтерзай же терзаньями, ветра брат,проникая в укромнейшее из наших жилищ,где вот-вот встрепенется стебель светлый травы,ведущий нас, как фонарь, в потемках сражений;вновь узнаю тебя, брат мой, во всем, что вижу,свидетельство истинной радости и крушения;на легкой зыби волны, флуоресцирующей на рассвете,уже пламенеет грива огнем, о! молчаливый13