Полная версия
Книжка про Владика
Сегодня Владик вспомнил об этом, потому что тётя Любовь вдруг решила с ним поделиться воспоминаниями. Она отложила книжку и сказала:
– Подрастёшь – у тебя появятся увлечения. Или у тебя уже есть увлечения?
Владик пожал плечами, и тётя Любовь продолжала:
– Вот я, когда была девушкой, я ходила в кружок поэзии.
Владик очень удивился. Во-первых, тому, что Любовь Рифкатовна была девушкой, а во-вторых, что и она ходила в группу. Он не удержался и спросил:
– А Вы там спали?
Любовь Рифкатовна засмеялась, словно закаркала ворона, и ответила:
– Зачем там спать? Мы там читали стихи и развивали художественное воображение.
Владику очень хотелось спросить, какая картинка была на шкафчике у тёти Любови, но он её не мог перебивать, так как взрослые учили быть вежливым. Ведь если ты будешь вежливым, то и с тобой люди будут вежливыми. А чем больше вокруг вежливых людей, тем радостнее жить.
Тётя Любовь говорила-говорила и вдруг спросила мальчика:
– Вот у тебя есть знакомый кот?
Владик подумал и вспомнил коричневого кота, который живёт в селе, куда иногда ездят родители. Он утвердительно кивнул головой.
Любовь Рифкатовна попросила:
– Расскажи мне про кота.
Владик закатил глаза и пожал плечами.
Но тётя Любовь не унималась:
– Ну, давай. Начни с того, что ты шёл и увидел кота.
Владик понял, что придётся сейчас от тёти Любови терпеть её вопросы, и решил поскорее всё закончить. Он быстренько рассказал про кота:
– Мы поехали в село, я гулял во дворе, ко мне пришёл кот и съел рыбу.
Почему-то Любовь Рифкатовна сильно обрадовалась такому рассказу. Хотя Владик прекрасно помнил, что его даже наказали за то, что он скормил какую-то вкусную рыбу чужому коту. А рыбу эту, как оказалось, родители привезли для тёти Эльзы. Но он решил про это не рассказывать тёте Любови и стал дальше слушать её.
А она учила:
– Ты мне так расскажи, чтоб я догадалась, какой кот к тебе пришёл – старый ли, молодой ли, толстый ли, худой ли, голодный ли, сытый ли, с длинным хвостом или с коротким. А то ты рассказываешь, я представляю такого белого котёночка, который ест карасика.
Владик засмеялся:
– Не-е-ет. Вы что, это был большой коричневый голодный кот.
– Вот видишь, – похвалила его Любовь Рифкатовна, – я уже представляю этого кота. Может, у него какие- то пятнышки были?
Владик вспомнил, что кончик хвоста у кота точно был белым, про остальное он уже забыл.
– А глаза какого цвета? – спросила Любовь Рифкатовна.
Но Владик не помнил.
Тогда тётя Любовь сказала:
– Для глаз много определений. Не помнишь цвет – назови что- то другое про глаза. Какие были у него глаза? Может, хитрые?
Владик ничего не помнил про глаза, поэтому молчал, и тогда Любовь Рифкатовна нашла выход:
– Даже если ты ничего не помнишь про глаза, но помнишь, что кот был голодный, можно рассказать о нём так: «Ко мне подошёл старый кот коричневого цвета, и только на кончике его хвоста белело пятнышко. Кот мяукнул и посмотрел на меня голодными глазами».
Владик даже громко вздохнул – так здорово получилось у Любови Рифкатовны описать кота.
А тётя Любовь сказала:
– Ну, давай теперь про бабушку расскажи мне с художественным воображением.
Владик удивился, что не только про кота можно, но и про людей, и начал:
– Ко мне подошла бабушка, у нее были коричневые волосы, и только фартук был белый. Она посмотрела на меня неголодными глазами и позвала кушать.
Почему так сильно смеялась Любовь Рифкатовна, он не понял, и даже обиделся на неё. А когда пришла из кухни бабушка, он убежал в свою комнату, закрыл дверь, насупился и пробурчал:
– Не хочу я никакого кота вспоминать.
Вечером Владик с бабушкой сидели в кухне, вернее, сидел он, а бабушка достала из морозилки рыбу и ждала, пока она разморозится. Рыба лежала возле раковины и глядела своими стеклянными глазами куда- то вдаль. Владику не нравились эти глаза мороженой рыбы, поэтому он старался в сторону раковины не смотреть и ждал, чтобы рыба поскорее разморозилась. Бабушка, чтобы время даром не терять, решила сегодняшний случай вспомнить – и про Любовь Рифкатовну, и про кота, и про то, как Владик развивал художественное воображение. Бабушка объяснила, что у Владика есть художественное воображение, и оно очень хорошее. Просто надо его «включать». Если у кота глаза «голодные», то у бабушки они могут быть «добрые», у папы «умные», а у мамы… Она замолчала, а потом посмотрела на внука:
– Так какие у мамы глаза?
Владику даже не пришлось придумывать, он и не сомневался в ответе:
– Красивые.
– Вот видишь, – сказала бабушка, – всё ты очень даже хорошо представляешь. Просто ты только учишься. Но постепенно у тебя будет получаться всё лучше и лучше. Ты не обижайся на Любовь Рифкатовну. Она тебе добра желает. Она просто творческая личность и имеет склонность к всплескам эмоций – это когда человек слишком сильно выражает свои чувства.
Владик напыжился, вспомнив тётю Любовь и сказал:
– И глаза у неё, как у замороженной рыбы.
Только он тихонечко сказал, чтобы бабушка не услышала, потому что говорить про взрослых так нельзя. И Владик это понимал. Но он ничего не мог поделать со своим художественным воображением, которое оказалось очень хорошим, как сказала бабушка. А бабушка зря не скажет.
Кто такой «шестилетка»
Владик вчера, пока собирал из конструктора робота, три раза бегал к папе, потому что папа то один вопрос задал, то ещё что- то захотел спросить. Потом папа сам пришёл к Владику в комнату, и они стали вместе робота собирать. Владик очень помогал папе, потому что папа спортсмен и работник, а про роботов он мало знает. Зато Владик этих роботов давным-давно научился собирать и разбирать. И даже есть у него специальная коробка в кладовке, в которой этих роботов, наверное, штук сто. Ну, не сто, конечно, а, наверное, пятьдесят. Или десять. Надо попросить бабушку посчитать.
Когда робот был собран, папа похвалил сына и сказал, что надо бы подготовиться к поездке на дачу, потому что завтра они поедут рано, чтобы к вечеру вернуться, и папа будет смотреть дома футбол.
Владику на дачу, конечно, хотелось: его там ждала садовая лопатка, которую он выменял у дяди Миши на малышовскую машинку, и этой лопаткой он собрался откапывать конский череп древних времен. Про древние времена ему рассказывала мама.
Мама однажды заявила бабушке, что «не нужно её учить тому, о чём знали ещё в древние времена». Бабушка раскраснелась, как свёкла, и ушла в кухню, хлопнув дверью. Владик подумал, что она обиделась из- за каких- то древних времён, поэтому потихонечку спросил у мамы, что такое «древние времена». Мама пояснила, что это те события, которые случились давно. И не просто давно, а так давно, что мы о них можем узнать только из находок, которые сохранились в земле или в кладах, или можем расшифровать по рисункам на камнях. Она не стала долго объяснять, а просто сказала: «Это было ещё до того, как люди научились писать». Владик тоже не умел писать и задумался: неужели он – это древний человек? Но мама рассмеялась и шутливо погрозила пальцем:
– Какой же ты древний? Ты современный мальчик, а древнее – это то, что было о-о-очень давно.
– Ты понял меня? – спросила мама.
Владик немножечко понял, но про бабушку всё равно не понял, поэтому спросил:
– А бабушка почему обиделась? Она разве древняя?
Мама даже фыркнула от неудовольствия:
– Нет, ты так ничего и не понял! Сейчас снова объясню.
А бабушка не обиделась.
– Но она дверью хлопнула, – возразил Владик.
– Ничего она не хлопнула, это был сквозняк. Пойдем на диван.
Мама взяла из шкафа какую-то книгу, открыла её, потом закрыла и поставила книгу на место:
– Так, про древний мир у нас, кажется, ничего нет. Тогда слушай меня без книжки.
Владик сел рядом с мамой, прижался к ней. От мамы пахло сладеньким и вкусненьким. Владик знал, что это такие духи в прозрачном флаконе с большой серебряной крышечкой. Их папа маме подарил на Новый год. Но всё равно это был мамин запах, и Владик его любил.
Мама сказала, что она работает бухгалтером, на работе у неё много бумаг с цифрами и словами. Но было время, когда не было бумаг, цифр и букв. Не было даже одежды. И люди были волосатые и первобытные. Они ничего не умели, только охотились, ели и дальше охотились. Однажды какой- то человек вынул из тыквы семечки и мякоть, и у него получилась кастрюлька. Варить в ней, конечно, было нельзя, но воду носить можно. А до этого люди, если хотели пить, шли к ручью, потому что не догадывались носить воду в тыкве.
Владик вспомнил, что у тёти Вероники на даче растут тыквы. Он видел прошлой осенью, как она эти тыквы складывала на крыльцо и говорила: «Уси-пуси, какие клясявицы». Владик уже привык, что тётя Вероника всё время разговаривает детским голосом, коверкая слова, и не удивился. Сейчас, вспомнив про тыквы, он решил попросить у Данькиной бабушки одну, чтобы вынуть внутренности и сделать такую же древнюю посуду. Когда он откопает лошадиный череп, они с Данькой отнесут в музей не только его, но и тыкву, чтобы люди знали, как в древности носили воду.
Мама заметила, что сын отвлёкся, и поняла, что ему стало немного скучно. Тогда она быстренько подытожила свой рассказ:
– Итак, что мы имеем?
Владик развёл руками:
– Ничего не имеем.
Мама отмахнулась:
– Это просто так говорят – «что имеем», а на самом деле я хочу закрепить знания. Что ты запомнил про древний мир?
Владик сразу рассказал, что он запомнил: – Люди тыкву брали и носили в ней воду.
– Вот и молодец, – сказала мама и почему- то засмеялась.
Смех у мамы был, словно звенели колокольчики. Мама взяла за руку сына, и они пошли в кухню, где бабушка сидела за столом, глядя в свой телефон.
Владик очень редко видел бабушку с телефоном, поэтому удивился. Мама подошла к бабушке и обняла её. Владик обнял их обоих. Так они постояли немного, и бабушка, спрятав телефон в карман халата, предложила попить чаю.
Про древний мир с той поры Владик иногда задумывался, и даже спросил у мамы: были ли лошади в древние времена. Мама сказала, что были. Было очень много лошадей. И мамонты были, и антилопы, и олени. Владик решил, что если откопает череп мамонта, это тоже хорошо. Но почему- то лошадь откопать хотелось сильнее. Тем более если это будет лошадь из древних времён.
Владик пораньше лёг спать, хотя утром почему- то всё равно вставать не хотелось. Мама разрешила ему не завтракать, сказала, что все поедят на даче, и они отправились в посёлок. Обычно на дорогах было много машин, но сегодня ехали по свободной дороге, и даже почти все светофоры попадались с зелёным светом. Про светофоры Владик давно знал, выучил, что «красный свет – ходу нет», а «свет зелёный впереди – проходи», и всегда правила соблюдал. Ему, конечно, ещё не разрешали одному ходить так далеко, чтобы можно было дорогу переходить, но он даже когда рядом со взрослыми шёл, сам знал, когда можно идти через дорогу, а когда нельзя.
Владик в машине ездил в детском кресле, и очень ждал, когда ему исполнится семь лет, чтобы ехать просто на сиденье. Но папа говорил, что не стоит торопить события, потому что в кресле ехать намного безопаснее и ещё в нём удобно спать. Действительно, Владик уснул сразу же, как только выехали за город. Ремни держали его крепко, и он проспал всю дорогу.
Когда приехали на дачу, Владик был ещё немного сонный, поэтому он сразу не стал откапывать лошадиный череп, а решил немного посидеть на скамейке. Мама носила вещи из машины, папа тоже что- то делал, а Владик просто сидел и полуспал. «Полу» – потому что он всё видел, слышал, но шевелиться ему было лень.
Папа вытащил детское кресло из машины, посмотрел на сына и пояснил:
– Сейчас салон буду пылесосить.
Владик сразу спросил:
– Почему я всё время езжу в этом кресле? Ты же обещал, что скоро я буду ездить без кресла.
Папа развёл руками:
– Ничего не поделаешь. Такие правила. На переднем сиденье вообще до двенадцати лет кресло нужно использовать. А на заднем сиденье только с семи лет можно возить детей пристёгнутыми ремнём, без кресла.
И папа полез в машину, что- то стал там вытирать и перекладывать, а мама крикнула с веранды:
– Владик, тебе сколько лет?
Владик удивился: что ж, мама не знает, что ли, сколько ему лет? И ответил:
– Шесть мне лет. Ты что, забыла?
Мама высунулась в окно и засмеялась:
– А зим сколько?
Владик посмотрел на маму и задумался, не зная, как ответить.
А мама опять засмеялась своим колокольчиковым смехом и снова спросила:
– А сколько осеней и вёсен?
Тут Владик совсем запутался и понял, что уже пора окончательно просыпаться, а то, как говорит бабушка, «мозги не работают».
Мама вышла из домика, села на лавку рядом с сыном и приобняла его:
– Любой человек проживает каждый год своей жизни все времена года. Ты же знаешь, сколько времён года всего?
Конечно, Владик давно знал, что год состоит из зимы, весны, лета и осени. Но то, что человек каждый свой год живёт все эти времена года, он не догадывался. А мама продолжала:
– Вот ты, сынок, сейчас называешься «шестилетка». Потому что тебе шесть лет.
Владику очень нравилось, когда мама называла его «сынок», и он сразу заулыбался, стал слушать ещё внимательнее. И очень ему понравилось, что он шестилетка. Это значит, он может рассказать об этом Даньке. Даньке уже исполнилось семь лет, а Владику семь лет исполнится только в сентябре. Надо сходить к нему на участок. Вдруг он уже приехал из Сочи?
Владик отпросился и побежал к соседям. Но домик у них был заперт, и вообще вокруг было пустынно и слишком тихо. На грядках тыкв тоже не было. «Или уже сорвали, или ещё не выросли»,– подумал Владик и поплёлся обратно.
Тогда Владик решил откапывать череп в одиночку. Он подумал: «Вот было бы хорошо откопать голову шестилетней лошади. Она, значит, тоже была шестилетка».
Но пока он шёл до дома, подумал, что «шестилетка» – это очень мало, и лошадь жалко, поэтому решил лучше найти череп столетней лошади, которая умерла от старости. Он представил пожилую, очень худую лошадь, седую и грустную, вздохнул и решил, что череп у неё будет некрасивый, сморщенный.
Увидев, что папа уже закончил пылесосить в салоне машины, он спросил:
– Папа, а если лошади сто лет, у неё сморщенный череп?
Папа весело сказал:
– Ты, Владик, иногда такие вещи спрашиваешь, что я не понимаю, откуда что берётся в твоей голове.
Владик подумал, что папа не хочет отвечать на его вопрос, но тот ответил:
– Во-первых, лошади сто лет не живут. Они лет тридцать живут, некоторые, конечно, подольше – иногда даже шестьдесят, но уж никак не сто. Во- вторых, череп – это кость, поэтому о каких морщинах может идти речь? Морщины бывают на коже, а череп всегда гладкий.
Владик обрадовался, что череп будет без морщин, и пошёл за лопаткой, чтобы затем начать откапывать гладкий череп старой лошади.
Про слова-синонимы и немного про остров
Владик прибежал с улицы голодный:
– Ба, есть уже есть?
Бабушка крикнула из кухни:
– Мой руки и приходи в кухню.
Когда мальчик сел за стол, в тарелке уже лежала горка жёлтого картофельного пюре. Бабушка поставила рядом мисочку с котлетками и тоже присела:
– С тобой поем, а то мама сегодня на обед не придёт.
Владик знал, что бабушка одна есть не любит, поэтому даже не удивился.
Котлетки оказались куриными, и бабушка разрешила съесть сразу три штуки. Нет, ей не жалко, просто она не хочет, чтобы Владик стал пухлым, как Женя Хвостов. Хотя Владик этого Женю ещё с яслей знает, и тот всегда был похож на медвежонка. Женя часто болеет, и смеяться над ним нельзя, но иногда Женя сам начинает над собой шутить, и всем весело. Женя, когда вырастет, хочет стать клоуном. Владик, конечно, будет этому рад. Но вдруг дети придут в цирк, а Женя заболел, и клоуна они не увидят. Лучше бы Женя стал просто артистом, ведь если заболеет, то кино можно и в другой день снимать, а в цирке без клоуна никак нельзя. Но Женя не хочет быть артистом. Он сказал, что будет закаляться. Поэтому часто зимой валяется в снегу, но в итоге не становится здоровее, а наоборот, снова заболевает, потому что приходит с прогулки весь мокрый насквозь.
Бабушка, пока наливает чай, обычно расспрашивает Владика, как день проходит. Но сегодня она вдруг спросила:
– Друг мой, – а она очень часто так называет внука, и Владик точно знает, что он бабушкин не только внук, но и друг, – ты когда с улицы пришёл, ты какой мне вопрос задал?
Владик пожал плечами и стал маленькими кусочками отщипывать печенье курабье, потому что хотел добраться до серединки – глазка из повидла.
Бабушка сначала поставила на стол не чашку внука, а свой бокал:
– Ты спросил: «Есть ли есть», помнишь?
Владик ждал чай и покорно кивнул, хотя он точно не помнил, что спрашивал.
Наконец бабушка поставила перед ним чашку, присела сама. Увидев на столе крошки от печенья, подставила внуку блюдце.
Владик пил чай, ел курабье и слушал бабушку, которая говорила:
– Друг мой, я хоть и работала медиком, – а бабушка часто называла себя медиком, отчего многие думали, что она доктор. Но Владик так не думал, потому что при слове «доктор» он всегда вспоминал сердитого врача, с которым ему довелось тесно пообщаться, когда он сломал руку, и Владику совсем не хотелось, чтобы бабушка была таким доктором.
Поэтому, как только бабушка произнесла слово «медик», Владик моментально вспомнил белый кабинет, жилистого дядьку в шапочке, на которой почему- то были нарисованы детские покемоны, и как этот доктор совсем не обращал на него внимания, а только всё время разговаривал с папой и мамой. Потом обманул Владика, сказав, что просто руку посмотрит, а сам так дёрнул, что Владик закричал изо всех сил. То, что доктор потом улыбнулся и сказал: «Ничего, солдат, жить будешь!» – Владику не понравилось. Он ведь руку сломал не тогда, когда в вой ну играл, а на горке. Он бы, конечно, всё это мог рассказать врачу, тем более рука уже стала болеть не сильно. Но мама учила взрослых не перебивать, а Владик был мальчик послушный.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.