Три лица февраля

Тем сильнее удивилась Долорес, когда ей сообщили, что хозяин дома уже прибыл и срочно просит её зайти к нему в кабинет. Она поднялась по лестнице на второй этаж и постучалась в дверь. Ей послышался голос, прозвучавший в ответ из кабинета, только она не смогла разобрать слов. Долорес приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Сэр Уэндерли разговаривал с кем-то по телефону, стоя у стола. Долорес снова не поняла, что он говорит, но ей показалось, что говорил он не только тихо, но и очень подавленным тоном. Увидев Долорес, хозяин кабинета кивнул ей и сделал знак рукой, чтобы она вошла и закрыла за собой дверь. Эдвину Уэндерли, как уже сообщалось, стукнуло в этот день пятьдесят лет. Он выглядел так, как примерно и представляла себе его Долорес по описанию слуг – строгий, подвижный, с гордо поднятой головой, в очках и с едва намечающейся сединой на висках.

Продолжая говорить по телефону, сэр Уэндерли сел за стол и взялся что-то править на листе бумаги, уже наполовину заполненном его мелким почерком. Наконец, он положил трубку на рычаг, отложил бумагу, поднялся с места и представился девушке. Видя его неважное настроение, она попыталась поздравить его с юбилеем, но он неожиданно прервал её. Взяв в руку бумагу со стола, он перечитал написанное и одним резким движением передал листок бумаги Долорес со словами:

– Возьмите и отдайте моей жене. Скажите ей, что это моя воля.

Не успела Долорес бросить взгляд на оказавшуюся в её руке бумагу, как сэр Уэндерли принялся ходить взад-вперёд по кабинету и ругать невидимого собеседника осипшим от волнения и недовольства голосом:

– Ну надо же, какое низкое предательство! Они хотят меня обесчестить и разорить! Сколько сил потрачено напрасно! Читайте, милое дитя, не обращайте на меня внимание…

Долорес снова попыталась вчитаться в переданный ей текст, но из-за охватившего её волнения буквы, которые автор письма будто нарочно округлял и украшал завитками… эти буквы заплясали у неё перед глазами, и вдруг сэр Уэндерли отвернулся к окну, достал из внутреннего кармана револьвер и на глазах Долорес, полуобернувшись, без паузы и без лишних слов выстрелил себе в грудь. От неожиданности Долорес выронила бумагу и, не думая больше ни о чём, бросилась к упавшему джентльмену. Но у него на губах уже выступила розовая пена, сквозь которую он, будто выталкивая из груди слова, с трудом проговорил:

– Позовите мою жену. Позовите Дору…

Долорес бросилась прочь. Она пробежала по пустынному коридору, затем спустилась по лестнице и попала в объятия старого лакея, который попытался выяснить у неё причину столь неожиданного бегства.

– Мадам! – закричала Долорес показавшейся из столовой Доре, – Ваш муж там… застрелился!

Миссис Уэндерли резко взмахнула руками и, цепляясь за дверной косяк, как-то некрасиво завалилась набок. Она была в обмороке. Служанки тут же окружили её, кто-то побежал за нашатырём. Хромой старый лакей ещё раз заставил Долорес повторить её слова, а потом, дав поручение молодому привратнику, деревенскому парню, тоже прибежавшему на крик, звонить врачу и после врача в полицию, поспешил так, как позволяли спешить его ноги, одна из которых не сгибалась в колене, вслед за Долорес вверх по лестнице в кабинет своего хозяина. Долорес, забежав вперёд, подождала его наверху, чтобы не оставаться с телом хозяина наедине, и они вошли в кабинет вдвоём. Тело лежало на том же самом месте, только взгляд сэра Уэндерли, обращённый в потолок, был уже неподвижен. Лакей проверил у него пульс и сокрушённо покачал головой. Долорес сначала смотрела на него с надеждой, но, поняв всё без лишних слов, подошла к бумаге, которую уронила, когда убегала, и с обречённым видом подняла её.

Всех тем временем охватила паника: кто побежал встречать врача, кто за водой, несколько человек окружили очнувшуюся Дору, лакей не по одному разу рассказывал про увиденное в кабинете… В суматохе забыли предупредить гостей, и они прибыли к назначенному часу. Полиция ещё была в доме, а врач только собирался уходить. Сомнений в причине смерти не было – огнестрельное ранение в грудь. Все присутствующие в один голос признались, что не могли предвидеть и даже не подозревали о каких-либо причинах самоубийства. Но зато о ней сообщало письмо, которое покойный передал Долорес перед смертью. В нём было сказано следующее:

«Всему виной плачевное состояние дел, сложившееся в азиатском отделении моей компании. Проходимцы обокрали меня и поставили под угрозу отношение инвесторов ко мне на этом рынке. Удар слишком чувствительный, чтобы я мог так легко его пережить. Покрыть принесённые инвесторам убытки – это мой безусловный долг, и я бы хотел, чтобы мои наследники его погасили, если он останется после моей смерти».

– О бизнесе мистера Уэндерли известно и в самом деле немного, – прокомментировал услышанное Алекс. – Он сравнительно успешный ресторатор, который планировал открыть сеть закусочных по всему миру, привлекая средства местных инвесторов. Кроме того, он вкладывался в производство и поставку продовольствия в беднейшие страны, а это дело хоть и благородное, но не всегда сулит скорый финансовый успех. Жёлтая пресса сообщала о скандалах, связанных с использованием рабского труда на предприятиях компании Уэндерли. У него оставался ещё капитал, полученный от дядюшки, но сколько из этих денег он успел вложить, а сколько лежало на банковских счетах, пока неизвестно. Он ведь мог находиться как на грани банкротства, так и на подъёме. Какую-то ясность вносила разве что предсмертная записка. Но продолжайте, пожалуйста.

– Полиция впоследствии сообщила, – сказала Долорес, – что была проведена графологическая экспертиза, которая признала, что почерк покойного на этом письме подлинный. И, кроме того, среди отпечатков пальцев на письме были обнаружены и отпечатки сэра Уэндерли. Они же и только они остались на пистолете, из которого был произведён выстрел. Разумеется, и жена, и слуги, и все гости в тот день, когда это всё произошло, подтвердили личность умершего. Среди гостей были уважаемые персоны – две семейные четы и одинокий мистер, работавший зубным врачом. Все они были допрошены полицией. У всех сняли отпечатки пальцев, наверное, проверяли, не был ли кто-то из них в кабинете Эдвина и не оставил ли следы после себя. Но мне показалось это чистой формальностью, ведь хозяин кабинета никого туда не пускал без своего разрешения. В его отсутствие кабинет всегда запирали на замок. У хозяина же был свой ключ, чтобы он мог пользоваться кабинетом в любое время суток. Полиция произвела в кабинете обыск, но все бумаги на столе, в столе и в сейфе, ключ от которого торчал в замке, были в порядке. Ничего не разбросано, а, наоборот, разложено в аккуратные стопки. На ключе от сейфа, столешнице и выдвижных ящиках присутствовали отпечатки пальцев Эдвина и никого более.

– Какие-нибудь ценности там хранились?

– Да, разумеется. Пачки наличных и ценные бумаги. Всё на месте.

– Спасибо. А что за пистолет? Откуда он взялся? – поинтересовался Алекс.

– Миссис Уэндерли сказала, что пистолет висел у мистера Уэндерли на стене в кабинете. Он какой-то очень старый, кажется времён первой мировой. И, если я не ошибаюсь, принадлежал его деду.

– Если с тех пор из него не стреляли, он же не пригоден был к стрельбе?

– Она сказала, что Эдвин его регулярно чистил и гордился им. Конечно, пока он висел на стене, он был не заряжен. Но в столе у мистера Уэндерли лежали патроны к нему.

– Я понимаю настроение, в котором вы пребывали в тот день, но не заметили ли вы что-то необычное в поведении окружавших вас людей, перед тем как отправиться на второй этаж к вызвавшему вас мистеру Уэндерли?

– Когда я проходила мимо гостиной, мне показалось, что там кто-то был у телефонного аппарата, как будто подслушивал разговор Эдвина, о котором я узнала чуть позже. Но когда я спустилась обратно, в гостиной уже никого не было, а Норман, опытный старый лакей, удержал меня от того, чтобы я бегала по комнатам и разносила эту весть по всему дому.

Долорес не присутствовала при беседе миссис Уэндерли с назначенным вести расследование старшим инспектором лондонской полиции Слоттером, но та при встрече с ней позже не стала скрывать, что муж строил далеко идущие планы, вот только в бизнесе его и раньше случались неудачи, и очередной срыв мог действительно переполнить чашу его небезграничного терпения.

– Честолюбия у него было хоть отбавляй, – прокомментировал Алекс. – Смириться с неудачей такому человеку гораздо труднее, чем любому другому, лишённому болезненного самолюбия. А какой врач осматривал тело Эдвина?

– Кто-то из местных, потому что прибыл он минут через двадцать, – ответила Долорес. – Потом уже, по моей просьбе, он осмотрел миссис Уэндерли, которая очнулась после обморока, но вынужденная принять участие в опознании, чувствовала себя после этого не очень хорошо. Впрочем, никаких проблем с лёгкими у неё он не обнаружил. И вообще сказал мне, что Дора – особа мнительная и что она находится под чьим-то сильным влиянием, поэтому ему не удалось ни в чём её переубедить.

– Интересное заключение врача, – принялся размышлять вслух Алекс. – То, что вы мне сообщили о характере Доры, наводит на мысль, что не Дора заставила Эдвина жениться на себе, как поступают охотницы за деньгами, а Эдвин взял и покорил её, причём без особого сопротивления с её стороны. Но отнюдь не он являлся причиной её страхов, ибо с его смертью проблем у Доры только прибавилось. Что-то вы переменились в лице, мисс, это из-за моих слов?

– Нет, совсем нет. Я вспомнила, что врач, выйдя из комнаты Доры, был чем-то смущён. Кажется, он сказал: «Не вижу ничего страшного, насколько мне дали увидеть». Он сделал при этом акцент на слове «дали».

– Наверное, ему что-то не понравилось при осмотре Доры. Он больше ничего не сказал? Тогда нам вряд ли удастся узнать причину его «смущения» из-за врачебной тайны, которую он обязан хранить.

Долорес не смогла припомнить ни одного случая, чтобы Дора раздевалась при ней, но могла поклясться, что миссис Уэндерли никогда не хромала, что у неё прямая осанка и длинные руки, совершающие плавные движения. В ней было что-то от балерины. Что там доктору могло не понравиться, было совершенно непонятно.

Зато самой Долорес не понравилось кое-что из того, что произошло дальше, после того как врач и полицейские удалились, а труп хозяина увезли в морг, чтобы произвести вскрытие.

– Кстати, что показало вскрытие? – поинтересовался у неё Алекс.

– Вскрытие? Что там обычно ищут? Наркотики, транквилизаторы… Нет, ничего не нашли.

Событиям, которые продолжали происходить на глазах Долорес в доме Уэндерли, и был посвящён её последующий рассказ.

Прежде всего, миссис Уэндерли отказалась кого-либо принимать и распорядилась на все телефонные звонки отвечать, что её нет дома. Нужно было положить конец досужим расспросам, которые только извращают факты, просочившиеся в газеты. Единственными гостями, которым слуги вынуждены были открывать двери, были представители полиции. Слугам даже запретили общаться с поставщиками продуктов, которые разгружали свой товар в полной тишине. Во всём доме снова опустили шторы, а зеркала завесили чёрной тканью. Долорес объясняла это не столько требованиями соблюдения траурных формальностей, сколько всё теми же страхами, от которых Дора не могла избавиться. По той же причине Дора не выключала свет в своей спальне даже ночью.

Тем временем страсти не улеглись и стало только хуже, когда прямо перед похоронами, состоявшимися три дня назад, впервые за длительное время появился сын сэра Уэндерли от первого брака по имени Невилл. Долорес раньше о нём ничего не слышала, ни хорошего, ни плохого. Тем неприятнее было первое впечатление от его появления. Рослый молодой балбес, не обратив никакого внимания на присутствие Долорес, набросился на хрупкую женщину:

– Это вы погубили его! Только из-за вас я лишился отца! – горячо упрекал миссис Уэндерли сын покойного.

Одет он был, что называется, «с иголочки», но с мозгами у него было далеко не так прекрасно, а с воспитанием просто из рук вон плохо. «Я бы тоже этого грубияна ни к какому приличному обществу и близко не подпустила, как, наверное, и делал его отец», – высказала своё возмущение Долорес. Не от него ли пряталась Дора и не его ли приезда боялась?

Хорошо, что ему пришлось заткнуться, так как приехали распорядители похорон и вызвали Дору на церемонию прощания, которая состоялась в ближайшей церкви. На эту церемонию прибыли солидные люди, на фоне которых Невилл приуныл и затерялся. Их было больше, чем на юбилее, но Долорес ни с кем не удалось познакомиться, так как Дора попросила её остаться дома и позаботиться о приготовлении трапезы, на которой после похорон появились только близкие друзья, уже знакомые Долорес раньше.

Причина такого поведения Невилла вскоре выяснилась. Вчера, в первой половине дня, за сутки до того, как Долорес пришла в контору к Алексу, было оглашено завещание сэра Уэндерли, в соответствии с которым всё имущество покойного, в чём бы оно ни заключалось, переходило к его вдове.

И сын сэра Уэндерли, словно почуявший, что ему здесь ловить совершенно нечего, сразу куда-то пропал. Но миссис Уэндерли, нашедшая утешение в обществе Долорес, как будто бы и не заметила его исчезновения. Пока Долорес оставалась в её доме, вдова чувствовала себя гораздо спокойнее. Да и Невилл Уэндерли не посмел бы напасть на них обеих.

– Скажите, – вмешался Алекс. – В этом завещании сын покойного никак не упоминался?

– Там была приписка, сделанная совсем недавно, – ответила Долорес. – Согласно которой, если миссис Уэндерли будет иметь какое-то отношение к насильственной смерти своего мужа, то наследником становится его сын. Но, поскольку имело место самоубийство, и покойный в своём предсмертном письме никого из родственников не винил, то эта приписка не была принята во внимание. Хотя обвинение вдовы в смерти мужа Невиллу было бы только на руку.

– Почему Эдвин добавил эту приписку? – задался Алекс вопросом, на который Долорес не могла ответить. – Чем вызвано смягчение завещания, пусть и весьма условное, в пользу сына? Эдвин начал подозревать, что его хотят убить? Впрочем, доведение до самоубийства не меньшее преступление, чем убийство… Как вы думаете, если бы Невиллу удалось узнать что-то такое о миссис Уэндерли, что не делало ей чести, он бы смолчал?

– Вряд ли. Он показался мне человеком порывистым, можно сказать, «без тормозов», а такие личности часто совершают поступки, о которых впоследствии жалеют.

– А что это за люди, так называемые «проходимцы», о которых сэр Уэндерли упоминал в своём последнем письме?

– Их уже задержала малайзийская полиция по подозрению в мошенничестве, – сообщила Долорес о том, что успела узнать от лондонской полиции. – К сожалению, эти люди, выступая от имени фирмы Уэндерли, привлекали средства честных предпринимателей, а вкладывали их в преступный бизнес. В результате счета компании арестованы, выписан огромный штраф. Местные следователи, я имею в виду людей, расследующих махинации вокруг фирмы Уэндерли, хотели поговорить и с сэром Уэндерли, но не успели. Как вы думаете, эти арестованные полицией люди могли бы сообщить нам что-то важное?

– Боюсь, что это мелкие сошки и они не скажут, что стоит за этим мошенничеством, чьи именно интересы…

Закончив рассказ, Долорес открыла папку и разложила перед удивлёнными Алексом и Ральфом свои рисунки, на которых были изображены и сам сэр Уэндерли, и его жена, и его сын, и даже гости, приехавшие на его день рождения и заставшие только мёртвое тело именинника.

– Бог мой, как здорово вы рисуете! Да вы же настоящий художник! – воскликнул Ральф.

Щёки мисс Макнил зарделись от такой похвалы. Она не смогла скрыть улыбки, благодаря которой стала ещё очаровательней. Если бы Алекс был более внимателен к ней, он удивился бы, заметив столь разительную перемену в девушке, с которой познакомился прошлым летом. Но он, в отличие от коллеги, не отрывал глаз от рисунков, а не от их создательницы.

– И правда, – присоединился к восторгам Ральфа Алекс. – Вы не хотели бы продолжить образование?

– Превратить увлечение в профессию? Что может быть скучнее? Я делаю зарисовки попутно, мне больше нравится созерцать творения природы в их первозданной чистоте. Я не смогла бы придумать ничего похожего, только повторять и копировать…

– Расскажите, пожалуйста, про гостей, которые приехали в день смерти Эдвина Уэндерли. Как они вам показались?

Долорес охотно поделилась всем, что ей удалось о них узнать. Мистер и миссис Инсуорт благодаря своему весу в обществе считались желанными гостями в доме Уэндерли. Мистер Инсуорт был крупным землевладельцем и получаемой им ренты вполне хватало на жизнь, которую многие назвали бы роскошной. Входили ли муж и жена Уэндерли в их ближний круг? Неясно, но, думается, что Эдвин Уэндерли, не имеющий столь надёжных и стабильных источников дохода, должен был считать их благосклонность за оказанную ему высокую честь. Компания, основанная Уэндерли, существовала едва ли десяток лет, в то время как основа для фамильного капитала Инсуортов был заложена ещё в прошлом веке. Только поселившись в оставленном ему дядей большом доме, Эдвин осмелился, наконец, пригласить Инсуортов к себе.

Прибыв на юбилей с небольшим опозданием, мистер Инсуорт, услышавший от слуг о произошедшем несчастии, поднялся в кабинет мистера Уэндерли один. Его супруга осталась в гостиной утешать только что ставшую вдовой миссис Уэндерли. Получивший в молодости медицинское образование, Инсуорт и хотел бы помочь хозяину, но было уже поздно и всё, что он смог сделать, это оказать содействие полиции, дав исчерпывающие показания об истории своего знакомства с умершим. Новости, касающиеся текущего состояния бизнеса сэра Уэндерли, до дорогого гостя дойти не успели и он разумно предложил полиции обратиться со всеми вопросами на эту тему в офис компании Уэндерли. У миссис Инсуорт не было никаких контактов с Эдвином Уэндерли отдельно от её мужа, и она только пожимала плечами в ответ на вопросы старшего инспектора.

Остальные гости – семейная чета Ледгрейз и доктор Лео Хаскинс – не обладали сравнимыми с мистером Инсуортом богатством и влиянием, но зато пользовались хорошей репутацией в деловых кругах. Мистер Ледгрейз владел компанией, предоставлявшей услуги кейтеринга. А стоматологический кабинет доктора Хаскинса был довольно неплохо известен служащим в Сити.

– Вы познакомились с этими людьми и что? – спросил Алекс, заметив, что Долорес продолжает грустить. – Кто-то из них послужил причиной для вашего беспокойства или вызвал у вас вопросы?

– Нет, не они. Беспокойство, как я уже говорила, вызвал Уэндерли-младший, появившийся на следующий день после трагического события. Он приехал так скоро, как будто ожидал чего-то подобного. После того, как он попытался обвинить в смерти отца его супругу, миссис Уэндерли, он немного остыл, но не соизволил даже извиниться перед нею. Наверное, он посчитал, что имеет особые права подозревать всех присутствующих. Подозревать в том, что его отца кто-то довёл до самоубийства, несмотря на то что у Невилла не было времени элементарно разобраться в обстоятельствах. В этом не таилось бы ничего необычного, если бы он не твердил всем подряд, что в доме готовится следующее убийство – и следующей жертвой станет вдова или он сам. Но фактически угроза исходила лишь от него одного.

– Любопытно, я тоже заметил на похоронах, – вставил реплику Алекс. – Что Невилл изображает из себя охотника, хотя сам больше похож на волчонка, обложенного со всех сторон. Но я не мог представить, что Дора окончательно приуныла и готова себя похоронить заживо в этом склепе, который представляет собой её дом, расплачиваясь за какие-то грехи, которые каждый из нас в том или ином объёме совершает в молодости, не особо задумываясь при этом.

– Невилл, словно играя роль педантичного сыщика, осмотрел весь дом и задал кучу вопросов каждому из домочадцев, – продолжала Долорес. – Потом он объявил нам о том, что займётся осмотром окрестностей, и, как я уже говорила… внезапно исчез. Это произошло вчера, сразу после оглашения завещания. Он не пришёл к обеду, не ночевал и утром тоже не появился. Хотя собирался провести два дня в поместье отца. Лично я почувствовала облегчение. Он до этого снимал номер в гостинице и, вероятно, вернулся в неё.

– Невилл не поделился с вами какими-то находками… или своими планами?

– Что вы! Более скрытного человека трудно себе вообразить. Сам задаёт кучу вопросов, а на любой вопрос, обращённый к нему, либо ничего не отвечает, либо выдавит из себя очередную грубость, что-то вроде «я не обязан вам отвечать». Полиция и то более откровенная.

– А что сказала полиция?

– Что сэр Уэндерли приехал в тот день домой на своей машине, сам был за рулём, это установлено по отпечаткам пальцев на руле. Машина, кстати, до сих пор стоит на том же месте, где он её оставил. Дверь на чёрную лестницу он также открывал сам, своим ключом, ключ нашли у него в кармане.

– Замок на двери чёрного хода без ключа не открывался?

– Нет, ни снаружи, ни изнутри.

– В котором часу приехал мистер Уэндерли?

– Примерно в половине второго. С утра он был в офисе, в настроении самом обычном, об этом сказали его подчинённые. Никакой нервозности не проявлял. Но что-то поменялось в ходе телефонного разговора, за которым я его застала в кабинете. Вот только что-либо конкретное расслышать мне не удалось, как я ни старалась. Говорил хозяин так тихо, что непонятно даже, слышали ли его на том конце провода или нет. Он, по-видимому, не желал, чтобы кто-то догадался о содержании этого разговора.

– Куда звонил мистер Уэндерли? Или, если звонок был входящий, то кто ему звонил и откуда, полиции удалось выяснить?

– Инспектор сказал, что звонок был из Фарнборо, графство Гэмпшир. Говорили из уличного автомата.

– Фарнборо? Там живёт кто-то из родственников или знакомых Эдвина Уэндерли?

– Супруга не смогла никого припомнить. Сын мистера Уэндерли, Невилл, вроде был приехал из Уокинга. А эта станция находится на той же железнодорожной ветке, что ведёт из Фарнборо в Лондон. Хотя, как я понимаю, данная информация ничего не доказывает. Но когда это выяснилось, Невилл уже пропал.

– Если это и в самом деле сын разговаривал с отцом, то следствию нужно его, то есть сына, разыскать. Как и куда он исчез? Ведь человек не иголка, бесследно пропасть не может.

– Я тоже так подумала и поговорила с некоторыми людьми из обслуживающего персонала. Как он выходил из дома, никто не заметил. Но вокруг дома густая растительность, укрыться за ней и скрыть от посторонних глаз свой маршрут передвижения несложно. Дорога к станции просматривается с разных сторон и на ней его тоже не видели. Осталось поговорить с дежурным по станции. Но есть и другой вариант. За домом, с обратной стороны начинается небольшая дорожка, выводящая на шоссе. А там до Лондона или в любую иную сторону может подвезти попутка.

Ральф, до того момента слушавший молча, решил поделиться своими сомнениями:

– Сэр Алекс уже упомянул, что доведение до самоубийства – тоже серьёзное преступление. Подвели партнёры по бизнесу, бывает. Если оно имело место, то Невилл рано или поздно докопается до виновных. Вопрос немного провокационный: хотим ли мы помогать Невиллу? А если это вообще дело рук самого Невилла, остро нуждавшегося в деньгах и решившего пойти на преступление, чтобы подставить ненавистную мачеху и получить наследство в обход неё?

– Тем более мы должны поскорее найти Невилла и выяснить его планы, – ответил Алекс. – И всё-таки лучше начать поиски с самого дома и хорошенько его осмотреть. Вы говорили, что в нём много комнат. Если Невилл решил спрятаться в одной из них, найти его будет непросто, но можно.

– Пожалуй, я так и сделаю, – согласилась Долорес.

– А мы поищем его в городе. Пользуясь вашим рисунком, думаю, мы не ошибемся, – уверил девушку Алекс.

– А если я поеду в город…?

– Тогда мы с Ральфом постараемся проследить за тем, чтобы вам по дороге ничего не угрожало.

***

Показания свидетелей, о которых упомянула Долорес в своём рассказе, но которые не могла знать в точности из-за закрытости следствия, содержали, будучи очищены от чисто формальных сведений о самих свидетелях, следующее.

Мистер и миссис Инсуорт показали, что знали покойного очень давно, мистер – даже со студенческих времён, в бизнесе никогда не пересекались, ведь настоящую дружбу деловые отношения только разрушают. Мистер Инсуорт держал себя уверенно, временами несколько самоуверенно, и даже его супруга, поглядывавшая на полицейских с высокомерием, старалась его не перебивать, чтобы не вызвать на его лице страдальческого выражения и не получить незамедлительно выговор за свою невежливость. Мистер Ледгрейз, напротив, без всякого аристократического апломба сообщил, что имел деловой интерес к компании Уэндерли, но пока воздерживался от участия в ней. А с Эдвином он познакомился не так давно, не больше двух лет назад, и как раз на деловом ужине. Миссис Ледгрейз, впечатлительная особа, услышав бой часов, не выдержала и зарыдала. Мужу пришлось её утешать. Выступивший последним доктор Хаскинс сообщил, что когда-то учился вместе с Эдвином, при том, что сам доктор мало что помнил с тех времён, но встретившись как-то на улице, они возобновили знакомство. Эдвин с удовольствием пополнил список пациентов доктора, а сам доктор стал желанным гостем в доме Эдвина. И тут миссис Ледгрейз решила помочь и напомнила, что доктор с Эдвином сошлись заново на почве общего увлечения – коллекционирования древних монет, за что доктор поблагодарил её, хотя и посчитал этот комментарий чистым преувеличением, под которым скрывалось обычное «холостяцкое чудачество».