Светлый град на холме, или Кузнец

Далее будет самый большой и богатый пир, какого не знала ещё Свея, а мы вдвоём в сопровождении наших алаев поедем на озеро Луны, где нас оставят на месяц, до следующего новолуния…

…Да, с первыми лучами рассвета мы с Сигню должны будем взять друг друга за руки, чтобы никогда уже не размыкать их.

Шатры Брандстанцев по периметру площади. Верхушка йорда, конечно, разместилась в тереме, а гости в этих шатрах. Праздник будет длиться несколько дней. А потом Сольвейг и Рангхильда с мужьями и советниками сядут за обсуждение передачи власти. На это может уйти весь Медовый месяц молодых, но к их возвращению всё должно быть готово и начаться сразу. Проволочки недопустимы, единый йорд, который станет называться Самманланд, не может жить без йофуров.

Но сегодня в морозный хрустальный зимний день все собирались уже на площади, чтобы увидеть свадьбу Свана Сигню, из рода Торбрандов, и Сигурда Брандстанского…

На меня надели нижнее платье из красного льна и верхнее, всё расшитое красными и золотыми нитями. Пояс на этом платье из золотых шнуров со свисающими золотыми кисточками. Чулки тонкой вязки из белой шерсти, сапожки из красной мягкой кожи. Волосы распущены – это знак того, что невеста свободна от обещаний другим, от прошлой жизни. Так и жених должен быть выбрит на свадьбе – то же значение.

Хотя Сигурд и так гладко брил лицо. Вообще же мужчины в Свее ходили по-разному и с бородами, и гладко бритыми. Молодые чаще брились. Но и среди умудрённых и убелённых сединами мужей были и бородачи и гладкощёкие. Мой дядя Бьорнохард, например, носил бороду, а отец Сигурда Ингвар – нет. Так же и волосы мужчины носили и длинные и короткие, а кто и вовсе брил голову наголо.

Уже надели на меня проклятый жемчуг Рангхильды, который тут же сдавил мне голову, шею и руки ледяной змеёй. Я разозлилась про себя: «Ну, нет же, наваждение демонов, не возьмёшь ты меня!». И… чёртов жемчуг тут же омягчел, потеплел, и я перестала чувствовать его.

Принесли покров. Всё, я была готова.

Несмотря на мороз, мы должны будем выйти в одном платье друг к другу, никаких накидок и тёплых плащей, будто обнажёнными. Соединяясь из двух человек в одного.

Я была уже совершенно готова, когда заглянул Боян тоже нарядно одетый, с блестящими, струящимися по плечам длинными волосами. С немного преувеличенным восторгом он замер на пороге:

– Боги! Перун и Один! Тор и Ярило! Велес и Фрейр! Вы видите эту красоту! – воскликнул с радостной улыбкой мой добрый Боян. – Завидуйте, она достанется не вам! Не бойся сглазу, Лебедица. Я отгоню всех демонов своей песней от тебя. Никогда небо не видело такой красивой невесты. Так, тётки? – он посмотрел на Хубаву с Ганной, утирающих растроганные слёзы, вот же гусыни, расплакались… – Э, не плакать! Чего это вы? Наша девочка остается при нас, мы не отдаём её, мы парня в дом, в семью берём! – добавил он, легонько обнял меня и поцеловал, будто тёплый ветерок коснулся. Милый мой Боян.

Я посмотрела в зеркало в последний раз: сквозь покров меня почти не было видно. Но он просуществует на моей голове ровно столько, сколько нужно времени, чтобы спуститься с крыльца и пройти половину площади. Когда я дойду до Сигурда, он снимет его с меня, возьмёт за руки и назовёт своей женой, а я назову его моим мужем…

…Лёгкий снежок кружился в пронизанном солнцем морозном воздухе, да это и не снег, это изморозь висящая над городом, вьюга улеглась на рассвете, сменившись морозом и ярким солнцем. Людей собралось громадное множество, от их общего дыхания поднимаются облачка пара, сливающиеся в туман, в котором тают осколки снежинок и льдинок, парящие в воздухе и… над площадью встала радуга… Никто и никогда не видел ещё радуги зимой. И появилась она именно тогда, когда жених и невеста показались на площади…

…И я увидела эту радугу. Но вначале я увидела его, Сигурда, уже идущего мне навстречу. Едва я появилась на крыльце, Боян запел необыкновенную красивую песню…

…Это я принёс Бояну, сочинённую мною песню. Я хотел, чтобы мои слова прозвучали над площадью в исполнении волшебного голоса, которым на всей земле обладал только Боян.

И вот полетел в высоту, завиваясь вокруг волшебной радуги сказочный голос, поющий о моей невесте. Вот она, приблизилась ко мне через эту огромную, устланную коврами площадь. Легчайшая белая фата колыхалась движением, скрывая от меня её лицо…

Радуга вначале протянулась от меня к Сигню, а потом будто семицветным куполом накрыла нас.

Вот и она, моя суженая, наконец, на расстоянии вытянутой руки! И я не отпущу её дальше. Я поднял руку и легким рывком отбросил вуаль… Сигню…

Восхищением выдохнула площадь. Все тут с рождения знают Свана Сигню, но никто ещё не видел её такой. Белизна её кожи сейчас была будто подсвечена жемчугом, обвивающим её лоб, шею и запястья. Светлая сейчас синева её глаз обширнее неба, глубже морей, румянец волнения придаёт такой прелести её нежному лицу, что я замер на миг, поражённый, не сразу протянул руки своей невесте, которая, вложив свои ладони в мои, станет моей женой. Наши руки соединились. Навсегда.

Я не чувствую ничего, кроме жара его ладоней и своего сердца…

– Свана Сигню, прекрасная дочь Торбрандов, теперь ты моя жена, моя госпожа, моя спутница вовеки!

– Кай Сигурд Брандстанский, признаю тебя мужем и господином моим и пойду за тобой через расстояние и время!

Эти клятвы слышали все. Слышал Сонборг. Слышал Брандстан. Слышали небо и Солнце. Слышала необычайная зимняя радуга.

– Слышали люди?! – спросил Эрик Фроде на всю площадь неожиданно зычным голосом.

И толпа ответствовала тысячами голосов:

– Да!

– Слышал Сонборг?!

И вновь единодушное:

– Да!!

– Слышал, Брандстан?!

И опять многотысячное:

– Да!!!

Тогда Эрик провозгласил:

– Сигню и Сигурд, теперь вы супруги! Славьте люди новых супругов!

Вопли ликования полетели в воздух, разгоняя мороз, зиму, короткий зимний день. На молодых посыпались горсти зерна со всех сторон…

Мы, щурясь от ярчайшего зимнего солнца, отраженного беспредельной белизной снега, не просто улыбались, мы засмеялись. Сигурд притянул меня к себе и поцеловал, хотя это и не положено, вызывая новый всплеск ликования и восторга вокруг. Только на миг я почувствовала прикосновение его мягких тёплых губ… Только миг, но мне показалось, он повторяется вновь и вновь, кружась со мной…

Потом, держась за руки, мы поднялись на крыльцо, где было раскрыто несколько мешков с серебром, и стали бросать горсти серебра в толпу, остальное раздали все собравшимся и позже усадили за столы, что сейчас же вынесли на площадь и накрыли приготовленным для всех угощением под радостное улюлюканье. А мы вошли в терем, чтобы открыть свадебный пир, и после этого покинуть и терем, и город, и в сопровождении алаев ускакать на озеро Луны, где нас оставят вдвоём лишь с несколькими слугами…

Глава 8. Мёд и кровь

Молодые в сопровождении алаев уехали, а многочисленные гости радостно пировали в парадной зале Сонборга и вокруг терема на площади. Люди были счастливы событию не просто радостному, но открывающему двум объединяющимся йордам широкую дорогу к процветанию. И сейчас два самых больших и богатых йорда, объединившись, станут ещё богаче и сильнее.

Молодые йофуры были так хороши собой, юны, влюблены, что одно это уже всем внушало уверенность в грядущем общем благоденствии.

Я должна признать, что слова Лодинн о моей невестке подтвердились полностью. Увидев Сигню, я сразу вспомнила слова моей всегда немногословной Лодинн. Я совсем не ожидала увидеть такой мою невестку. В своё время её мать, Лада Рутена поразила меня красотой. Но Сигню превосходила её. И что удивительно, но три года назад я ничего сегодняшнего не заметила в ней, кроме трогательной подростковой угловатости. Удивительно, как из тощей девчонки выросла такая лебедь. Поистине, Лебедь, прозвище, как и любое другое, очень точное.

Гордая поступь, при этом лёгкая, будто она и не касается земли, осанка, посадка высокой шеи – всё это в ней не только происхождение, дающее ей право ей право татуировать орла на спину, но и внутреннюю силу. Несгибаемую силу.

Да, Сигню это не Лада Рутена – нежный славянский цветок. Сигурд влюбился, я понимаю. И то, что она моя противница возбуждало во мне воодушевление, а не досаду и жалость, как было в моей борьбе с её матерью. С такой, как Сигню, приятно вступить в противостояние. И главное моё преимущество в этой борьбе в том, что Сигню полностью доверяет мне.

– Ты знала, что песню, которую пел их скальд на площади, сочинил Сигурд? – спросил меня Ньорд, сидящий рядом со мной за столом.

Я обернулась в изумлении. Что такое? Сигурд сочинил эту песню?.. Слова, пропетые чарующим голосом Бояна, в отличие от Ньорда, я помнила имя скальда ещё с тех пор, как пятнадцать лет назад услышала его впервые. Вот эти слова:

Имя – тайна, Лебедица,

Имя, мы молчим о нём.

Счастье было мне родиться

В один век с тобой вдвоём.

Счастье – видеть твои очи.

Счастье – утонуть мне в них.

Синь их – воды глубина,

Не выпускай меня из своих глубин.

Когда ты рядом, я боюсь смотреть на тебя – ты так прекрасна.

Я слышу твой голос, колокольчиками он звенит во мне,

От твоего смеха у меня сладко замирает сердце,

И взгляд твоих глаз, добрый и ясный, заставляет его биться вновь…

Люби меня, Лебедица,

Люби, я не обману твоей любви!

Ты – в моём сердце, дай ему биться,

Люби, люби меня, Лебедица,

Я – твой Лебедь, только люби!…

Эти слова написал мой сын? Я, выходит, не всё знаю в нём. Эта мысль встревожила меня.

Но Ньорд отвлёк меня своей новой фразой:

– А они похожи, Сигурд и Сигню! Ты не от Эйнара сына зачала? – он захохотал, а я вздрогнула…

То, что для Ньорда было хмельной шуткой, было самой большой тайной моей жизни. Моей и моего сына… Я посмотрела на Ньорда, я хотела понять, он пьян и болтает или… А он продолжил:

– Для сына ты нашла лакомый кусочек, Хильди. Не могла отдать её мне? Сонборга пожалела для меня, да?

– Ты бы ждал столько лет? Когда ты женился на Тортрюд, Сигню было восемь лет. Ты дожидался бы среди моих алаев столько времени? Уверен, что не запил бы с тоски? – сказала я, пьяные речи брата начали раздражать меня.

– Может и запил бы, – усмехнулся Ньорд. – но на троне Сонборга сразу бы протрезвился!

Ньорд ходил как по болоту, уверенно выбирая путь в моём замысле. Законность его брака с Сигню была бы абсолютной и всё то же объединение двух йордов… Но, конечно, я хотела этого для Сигурда. Я совершила столько преступлений не для того, чтобы конунгом в Самманланде, как будет теперь называться новый йорд, соединяющий Сонборг и Брандстан, сел Ньорд. Как ни люблю я младшего брата, но Сигурд мой сын.

– Ты сильный конунг, Ньорд, ты увеличил Асбин вдвое за счёт гёттских походов, – льстиво заговорила я.

– Да! – снова засмеялся Ньорд. – И вам теперь надо дружить со мной, потому что я становлюсь сильнее и злее день ото дня, сестрица. Не зря меня зовут Болли (Злой). И моя жена беременна седьмым ребёнком. Если я захочу, я с одними моими сыновьями смогу боем смять ваш Сонборг и забрать себе то, что могло быть моим.

– Всё-таки придётся сначала вырастить сыновей, Болли, – улыбнулась я примиряюще и накрыла руку Ньорда своей ладонью.

Мне очень не понравился этот разговор с Ньордом и сам Ньорд, каким он стал теперь, он почувствовал себя сильным, самовластным конунгом, завоевателем, Особаром. И он такой. И он прав. Его стоит бояться или приручить…

Надо подумать об этом и не только мне, но и Сигурду. Но я не думала всё же, что Ньорд когда-либо правда решит воевать против Сигурда. Они всегда были дружны. А главное – какую надо собрать силу, чтобы пойти на, объединяющиеся теперь, йорды…

Но я отогнала от себя эти мысли, Ньорд спьяну болтал. Только и всего. Впрочем, не было ни причин настоящих беспокоиться о Ньорде, ни времени. За месяц, что молодые йофуры будут наслаждаться мёдом на озере Луны, мы йофуры, уходящие с престолов должны приготовить всё к передаче власти и объединению земель. Так что работы у нас с Сольвейг и наших советников как никогда…

…Заснуть рядом оказалось так необычно, так тепло и не столько телу, сколько моему сердцу, моей до сих пор, оказывается, одинокой душе, теперь я была не одна.

Мне было так хорошо от того, что он спит рядом со мной. Такой большой, сильный, тёплый. Такой неожиданно близкий, милый мне. А ведь мы спали уже вместе, тогда, в лесу… Но тогда он был без памяти, на грани смертельного забытья. То было совсем другое…

Этот дом на озере Луны был укреплён по решению Сигурда стеной из высокого частокола, чтобы никто не мог побеспокоить или напасть на нас, пока мы здесь. Я удивилась немного этой излишней, как мне показалось мере. Мы говорили об этом за завтраком, на другое утро после первой нашей ночи.

– Излишней?! – удивился Сигурд. – Ты шутишь, Сигню? Вообще вы в Сонборге своём благополучном совсем забыли об обороне.

– Кого бояться Сонборгу? Кто в Свее сильнее нас?! – изумилась я.

– Излишняя самоуверенность губит и людей, не то, что йорды. Всегда надо помнить об опасности, нельзя нарываться.

– Нарываться?

– Конечно! Богатейший йорд стоит совершенно незащищённый, раскрытый любому вторжению. Ваше счастье, что все другие йорды Свеи, считая себя слабее, так и не решились ещё напасть на вас. Увидели бы они то, что я…

– А что такое ты увидел, интересно?!

– Что войско обленилось и небоеспособно, что за границами вообще никто не следит, что женское правление слишком затянулось…

– Полегче, мужчина, – усмехнулась я.

Но, слушая его, я впервые думала о том, о чём он говорит.

Правда, и я, и тетя Сольвейг не обращали особенно много внимания на войско, доверив всё это Бьорнхарду, Гагару и Легостаю, а они, привыкшие к прошлым победам моего отца и деда, действительно уверились в неуязвимости Сонборга настолько, что не видели необходимости что-либо менять в устройстве йорда.

Я обдумывала, как улучшить ежедневную жизнь моих людей, облегчить, расцветить, придать смысла, но совершенно не думала, что если не защитить их, то все мои старания рассыплются в прах, если случиться вторгнуться врагам. Сигурд так думает. Это то, как раз, о чём мы говорили однажды: что не додумает один, сможет другой.

– Что ты хочешь делать? – спросила я.

…Я посмотрел на неё, думал, обидится на «женское правление». Нет, напротив, сосредоточилась, готова выслушать. И я рассказал ей свои мысли…

У меня даже дух захватило от масштабов преобразований, которые он наметил и на ближайшее время. По сути, он намерен завоевать Свею в течение этого года.

– Всю Свею?! Сигурд… – изумилась я, качая головой скорее восхищённо, чем изумляясь. – Ты не круто забираешь?

Он покачал вихрастой русой головой, упрямо, как боднул.

– Нет. Надо успеть воспользоваться тем, что никто не ждёт этого от нас! – он весь искрится, рассказывая мне свои замыслы.

– Не ждут это верно… Но готовы ли мы?

– Прямо сейчас – нет. Но к лету будем готовы. Вначале я полагаю пойти на Норборн. Вигман, их конунг, в ссоре со всеми остальными йордами, на помощь никто ему не придёт. Мы проверим в бою наше войско и заодно внушим остальным страх.

– Ты так уверен в победе? У нас, если тебе верить, а я тебе верю, и войска-то нет.

– К лету будет! – радостно воскликнул Сигурд, воодушевлённый, похоже, моей поддержкой.

Она улыбнулась, но не снисходительно, как улыбалась моя мать, когда я ей однажды рассказал о своих планах, а светло и с верой. Я надеялся, как я надеялся на это – на её поддержку. Я думал, что если кто-то и сможет понять и поддержать меня в моих планах, то это должна быть она – Сигню. И я не ошибся в ней.

– Если это удастся тебе, ты станешь Великим конунгом Свеи. Как Великий Александр, – говорит она.

– Это удастся нам, а не мне. Я хочу это сделать с тобой. Рука об руку, плечо к плечу, – сказал я, глядя ей в глаза.

Это лучшее признание в любви, что может быть… Даже лучше той прекрасной песни, что прозвучала над площадью Сонборга вчера… Чем я смогу отплатить тебе за любовь? Только ещё большей любовью… Научиться бы ещё. Пока я могу любить тебя только сердцем… думала я, глядя на него, самого прекрасного человека на свете, моего конунга, моего мужа.

Но наука эта оказалась несложна. Оказалось всего лишь надо отдаться его желанию. И всё. Его вожделение разбудило моё, его наслаждение – моё наслаждение. И когда оно вдруг поднялось и, с головой, как морская волна накрыло меня в первый раз, я заплакала, от неожиданного разлившегося во мне восторга.

Он целовал мои мокрые ресницы, зарываясь пальцами в волосы от висков к моему затылку и от этой ласки мне тепло и сладко. Я шептала ему, как люблю его…

Я не знала до тебя, что есть любовь, что у любви столько прекрасных лиц, что она возносит к небесам, и не спускаешься уже вниз. Ради любви стоило родиться и жить…

…Я не знал любви до тебя, Сигню. Я думал, что знаю. Я считал себя опытным. Но оказалось, в наш союз я вступил таким же девственником, как и ты. А теперь, с тобой, я впервые узнаю, что это такое, растворятся от счастья, таять наслаждением любимой, разгораться навстречу её желанию.

У меня никогда ещё не было такого сильного ощущения жизни, как теперь. Будто всю мою предыдущую жизнь я только готовился к этой. Но вот теперь я живу. Теперь мы живём. Мы стали одной плотью и одной душой. Я не знал, что можно стать с кем-то настолько близким…

Я думал, я наслаждаюсь любовью, когда раньше бывал с женщинами, но оказалось, всё прошлое было не то, бледная тень, лишь намёк. Даже ощущения моего тела теперь были совсем иные.

Я стал совсем другим человеком даже телесно в этой любви. Я теперь только превращался в Мужчину, в Человека. С ней. И слово это «любовь», совсем иной, настоящий смысл обрело теперь…

… Мы шли в баню, мороз на улице такой, что слипались ноздри. Но разогревшись в парильне, мы выбегали на мостки, чтобы прыгнуть в прорубь и с визгом восторга вынырнуть и бежать снова в жар бани. Этого я не делал раньше, это её, Сигню, забава. Она сказала, что её с детских лет так закаляли, поэтому она никогда не болела.

Я тоже не болел, и ко мне применяли всевозможные тренировки и закалку, но такого я не делал раньше никогда. Может быть, потому что вблизи Брандстанской столицы не было озера, как под стенами Сонборга, да и до берега фьорда было не близко, никто не селился прямо на берегу, кроме рыбаков. Впрочем, оказалось, этот обычай привезли с собой славяне, приехавшие с матерью Сигню…

В одной из женщин, прислуживавших нам, Сигурд признал саамку.

– Asunut taalla kauan? (давно здесь живёте?) – спросил он.

Она удивилась и ответила:

– Meiheni on taalla (мой муж здешний).

– Ja monet lapset? (и детей много?) – продолжил спрашивать, улыбаясь, Сигурд, в то время как я не понимала ни слова.

– Seitseman (семеро).

Когда мы отошли уже от неё, всё ещё изумлённо смотрящей нам вслед, я спросила:

– Сколько языков ты знаешь, Сигурд?

– Сколько? – он улыбнулся, польщённый моим вопросом. – Ну, давай считать: суоми, бриттский и сакский – плохо, данский, греческий и латынь. А ещё славянский. Ему учила меня мать сама, говорила на славянском со мной.

– А я, кроме славянского, только греческий и латынь. Поучишь меня?..

Мы много говорим, я рассказываю ему о моих планах насчёт лекарен и Детского двора, он рассказал, что хотел бы построить множество фортов по всему Самманланду, а потом и по всей Свее:

– Получится много очагов, вокруг которых станут собираться люди, ты понимаешь?

– Кажется, да. Сейчас вся Свея это несколько городов-столиц, всё остальное – деревни, хутора, сёла. А так начнут расти новые города…

– Именно! Как в Гардарике! – подхватил, обрадованный нашим единодушием, Сигурд, – укреплённая крепость привлечёт людей, ремесленников, жители окрестных деревень вокруг смогут укрыться там, в случае вторжения врагов или эпидемий, например… ведь так и людей постепенно в Свее прибавится…

Мы много ещё о чём говорили, мечтали, обсуждали.

Ещё больше – целовались и занимались любовью, путая день и ночь, не размыкая объятий по многу часов. Причём, чем дальше, тем больше. Потому ли, что я всё больше начинала желать его день ото дня, и он чувствовал это и воодушевлялся моим желанием. Потому ли, что страсть росла в нас по мере того, как мы больше узнавали друг друга. Я не знаю, но мы становились другими людьми в течение этого времени. Влечение душ, что соединило нас вначале, подкреплённое и усиленное теперь нашей объединившейся плотью, сделало нас куда более совершенными существами. Как в древней книге у Дионисия: две разделённые половины воссоединились.

Время пролетело очень быстро.

За нами приехали алаи… Как нам не хотелось покидать наш маленький, укреплённый домик, где мы были всего лишь влюблённые, беззаботные мечтатели…

Но едва мы сели на коней, радостное воодушевление овладело нами – теперь всё, о чём мы намечтали здесь вместе, мы воплотим в жизнь…

Глава 9. Самманланд

Вначале, вступающие на путь правления йофуры, отправятся в Брандстан. Так решили на Совете. Здесь их татуируют, после чего они приедут в Сонборг – будущую столицу Самманланда, где теперешние линьялен перед всем народом передадут им свои короны, но наденут новые конунг и дроттнинг уже новые короны, короны, объединённых земель – Самманланда.

Весь этот месяц ежедневно заседал Совет. И мы теперь были его членами все шестеро пока ещё будущих алаев будущих йофуров. Весь этот месяц мы жили в Сонборгском тереме. И много событий произошло за четыре недели, пока молодая луна линяла в старую, и вновь возрождалась.

Торвард всё время, что не отнимал Совет, проводил в библиотеке, чем раздражал меня ужасно, я был уверен, он делал это, чтобы понравиться Сигню, я прекрасно видел, как у него блестели глаза, когда он смотрел на неё. Но он, олух, конечно, никогда не посмеет приблизиться к ней так, как намереваюсь сделать я.

Я много думал, как же мне подступиться к ней, отбрасывая, один за другим, варианты обольщения, принесшие мне успех с другими женщинами. Но другие женщины – это вам не дроттнинг.

Пока я раздумывал, я заметил кое-что происходящее в тереме, а именно – Гуннар и Рауд ухаживали, явно соперничая, за подругой Сигню, хорошенькой тихой Агнетой.

И тут меня как осенило – Агнета ближайшая, единственная подруга Сигню! Если обольстить её, через неё, через эту близость, можно подобраться и к Сигню! И, пока два славных алая, из разных станов, пытались привлечь внимание красавицы Агнеты подарками, песнями, которые для неё за них пел Боян, демонстрируя лихость во время совместных верховых прогулок, я, понимавший, что всё это, в деле соблазнения, глупые мальчишеские забавы, просто явился к ней однажды ночью. Вот и всё.

Неопытная девушка Агнета стала моей в какие-то несколько часов. После чего влюбилась в меня без памяти. И мне она нравилась, покорная, тёплая, как белый кролик. Мне было хорошо с ней, она чистая, она добрая, так что, преследуя свои корыстные цели, я вообще-то получал большое удовольствие от того, что происходило между нами, мной и Вита Фор («Белой овечкой»), как я стал называть Агнету за кротость и мягкий характер.

В любовь я не верю. Я понимаю влечение, желание, радость совокупления. Но для чего выдумывать вокруг этого какие-то страдания и муки, бессонные ночи, терзания ревности, жертвы? И то, что кто-то может умереть от любви… Ну что за глупости! В наше время столько людей умирают от какой-нибудь простуды, молодых и полных сил, а тут ещё выдумали такую причину. Чтобы интереснее было жить? Или сочинять легенды, как о родителях Сигню. И баллады, которые пел скальд Боян.

Но на этом можно сыграть. Женщины любят такие сказки. Вернейший расчёт. Ведь именно так Сигурд и получил Сонборг – убедил Сигню, что мечта его жизни стать её Лебедем и вот – готово! Всё получил, и Лебедицу, и Сонборг, Самманланд теперь. Так-то. Всегда был умным.

Я приходил к Агнете в горницу на женскую половину, оставляя двоих моих соседей Исольфа и Торварда, глубоко спящими и не ведающими, что я не ночую на своём ложе рядом с ними. Мне так приятно было утереть нос задаваке, сыну линьялен Сольвейг, а ещё больше Гуннару, которого Сигурд намеревался сделать воеводой (даже покои ему уже отвели отдельные), что я наслаждался недели две простым осознанием, что я обошёл их.

Пока Агнета не заговорила однажды о женитьбе:

– Когда мы поженимся, Берси? Когда Сигурд и Сигню сядут на престол? Они должны благословить нас.

Я сделал удивлённое лицо:

– А ты хочешь за меня замуж? Ты же не пробовала ни Рауда, ни Гуннара. Может быть, кто-то из них понравился бы тебе больше меня? – сказал я.

– Разве так делают? – удивилась Агнета.

– А как иначе узнать, что ты сделала лучший выбор? Как тогда уберечься от измен?