Рождественская история Эммы Фуллер

Татьяна Кудрявцева

Рождественская история Эммы Фуллер

Эмма.

У всех бывают сложные дни, когда кажется, что дальше двигаться нет сил. Так я думаю, стоя на мосту с откупоренной бутылкой коллекционного вина и вглядываюсь в ночное небо, чтобы слёзы стекали реже, чем есть на самом деле. У меня сегодня был чертовски сложный день, просто ужасный! Хочу ли я двигаться дальше? Нет…Не хочу…И не буду. Одурманенная алкоголем голова, размытый пейзаж перед глазами не дает здравому смыслу пробиться в мои мысли. Я делаю большой последний глоток прям из горла и откидываю бутылку в сторону. Она со звоном разбивается о бетон моста. Вокруг никого, только слышно, как гудит лампа у фонарного столба рядом.

– Грёбаный мудак!!!! – кричу, что есть мочи во всё горло в темноту реки под мостом.

Я перелезаю через ограждение. Смотрю вниз на бурные потоки воды. Мне не страшно…Мне больно, очень больно. Моё сердце вырвали из груди. Вспоминаю картину, которая предстала передо мной несколько часов назад и начинаю рыдать заново, прислоняясь спиной к ограждениям моста, держась за них.

Всего несколько часов назад я счастливая приземлилась в аэропорту. Радовалась, что закончила все дела пораньше и получится провести рождество со своим женихом. Я решила сделать ему сюрприз и не говорить о своем раннем приезде. Заехала в магазин, забрала часы из белого золота, которые заказала для него еще несколько месяцев назад. Он так их хотел. Продавец желает мне хорошего дня. Я забираю подарок Калеба в фирменном пакете ювелирного дома. Выхожу на улицу, везде царит праздничная атмосфера и суета, люди бегут по делам, Санта Клаусы зазывают в торговые центры за покупками, везде гирлянды. Вглядываюсь в небо и думаю о том, что хорошо было бы, если бы пошел снег. Рождество ведь на носу. Решаю все-таки заехать на работу и сдать статью главному редактору до наступления длинных выходных.

– Ты уволена! – говорит мне Моника Сэлдон, главный редактор журнала.

– Что? В смысле? – я ничего не понимаю, я хороший журналист, у меня своя колонка в журнале.

– Так решил мистер Роджерс, извини, мне жаль. – говорит Моника, но ей не жаль, я знаю.

А еще я знаю почему меня увольняют. Потому что на прошлой неделе мистер Роджерс вызвал меня к себе и недвусмысленно намекнул, что мне нужны связи, чтобы остаться в этом журнале. Я не придала этому значения, думала, что меня отправляют в командировку, чтобы я как раз таки показала себя и предоставила шикарную статью для журнала. Грёбаный старый пердун! Я дала ему пощёчину, когда он, якобы случайно, запустил свою руку мне под юбку, когда я ему показывала материал, а утром я улетела собирать данные для статьи. И вот по приезду, когда статья готова меня увольняют. Продуманный старый пердун! Моника выписывает чек пока я собираю в коробку вещи со своего стола. Я не устраиваю скандалов, не кричу и не спорю. Просто не вижу в этом смысла, ведь уйти достойно – это искусство. Я вообще ко всему отношусь спокойно. Взяв фоторамку, в которой вставлено фото меня и Калеба, я, невольно, улыбаюсь. Мы есть друг у друга, и мы справимся. Сотрудники журнала смотрят на меня с жалостью. Они знают – я хороший журналист, я не строила козни, не воровала материал для статей. Я честно заработала свое имя в этих кругах. И вот из-за какого-то старого уёбка я собираю вещи. Я беру коробку в руки, Моника сверху в коробку кидает чек, разворачивается и уходит, больше не говоря ни слова.

Выхожу на улицу и вдыхаю полной грудью, потом выдыхаю. И так несколько раз. Глаза жгёт и мне хочется плакать, но я этого не делаю. Я не плакала с двенадцати лет. В последний раз это было на похоронах родителей. Воспоминания об этом почему-то всплывают в моей голове именно сейчас. Смахиваю с себя неприятные воспоминания, выхожу на тротуар и оглядываюсь в поисках такси. Вижу жёлтую машину, перекладываю коробку в одну руку и «голосую». Машина останавливается, за рулём приятный седовласый мужчина. Я сажусь в машину, в которой тепло, уютно и пахнет булочками с корицей. У нас завязывается не принужденная беседа. Мне нравится общаться с людьми, разговаривать с ними и узнавать что-то новое. Наверно это дань моей профессии, которую я люблю. Мы подъезжаем к высотке. Я расплачиваюсь и желаю счастливых праздников. Захожу в подъезд, стою у лифта, дожидаясь, когда же он приедет на первый этаж. Двери лифта открываются и из него выходит милая старушка с белым пуделем. Миссис Доун – живет на два этажа ниже нас с Калебом. Обожаю её собачку Минис. Минис прыгает, лает и виляет хвостиком. Я здороваюсь с миссис Доун, выпускаю её из лифта, освобождая дорогу. Захожу в лифт, нажимаю 10й этаж и в голове составляю список того, что нужно купить в магазине к празднику. Я разговаривала с Калебом позавчера и он сказал, что купил ёлку, не удержался и нарядил её без меня. Я на него не разозлилась, наоборот – мне меньше хлопот. От мыслей меня отвлекает колокольный звон лифта, оповещающий, что я прибыла на нужный этаж. Перекидываю коробку опять в одну руку, с собой в командировку я брала только небольшую спортивную сумку, которая болтается у меня на плече. Достаю ключи из кармана и открываю дверь. В квартире темно и тихо, думаю, что Калеб еще спит. Он такой засоня! Улыбаюсь своим мыслям. Калеб – это лучшее, что со мной произошло после смерти родителей, сиротского приюта и бесконечных приёмных семей, которые возвращали меня, как не нужную вещь в магазин после недолгого времени. Это и понятно. Я не была образцовым ребёнком. Часто дралась, курила травку, воровала в магазинах и не уважала взрослых. Старалась выкрутить на максимум свой пубертат. А еще я несколько раз пыталась покончить с собой. Скорее всего для того, чтобы привлечь к себе внимание. От одной из этих попыток у меня навсегда осталось воспоминание на моём запястье. Я перекрыла шрам надписью «Live goes on» (Жизнь продолжается). Да, да…эпизод на мосту – это не впервые, правда, это впервые – мост.

Мы познакомились с Калебом в колледже. Спасибо моей последней приёмной семье за то, что отправили меня учится. Они вправили мои мозги на место и показали, что такое действительно настоящая семья.

Калеб Хоккинз – он мой идеал, мой принц на белом коне. Я люблю в нём абсолютно всё! Он высокий брюнет с глазами, цвета гречишного мёда. Он умный, рассудительный, внимательный, спокойный и привык всё держать под контролем. Он сделал мне предложение около двух лет назад, но свадьбу мы пока даже не планировали. Кольцо на моём пальце прекрасно. Когда меня одолевают грустные мысли, я всегда прокручиваю кольцо на своём безымянном пальце. Я люблю его, я готова стать его женой и всем уже давно представляюсь не как Эмма Фуллер, а как Эмма Хоккинз. У Калеба в последние месяцы много работы и он готовится к повышению. Свадьба – это серьёзный шаг. Я в нём уверена на 100%, поэтому мы просто пока думаем, что начнём готовиться к свадьбе после того, как его назначат начальником отдела.

Я прячу подарок Калеба на верхней полке в прихожей, разуваюсь, снимаю пальто и шарф. Тихо, почти на цыпочках подхожу к спальне и приоткрываю дверь. Моё сердце бухается куда-то в пятки от увиденного. Я вижу спину девушки с длинными черными волосами, которая двигается в такт, сидя на моём женихе. Его руки с силой сжимают её талию. Я слышу её тихие стоны и его шёпот «О да! Детка! Давай, ещё! В тебе так хорошо, Бэки!». Бэки? Это его ассистентка, которую он нанял полгода назад… Они не видят меня, а я стою в дверном проёме, не смея пошевелиться и, тем самым, обнаружить своё присутствие. Ком застрял в горле и я не могу даже слова сказать, я только сжимаю дверную ручку и стараюсь дышать, потому что сейчас мои внутренности переворачиваются и превращаются в мясо.

– Калеб… – тихо шепчу я, выдавливая каждую букву в родном имени, как будто у меня лезвия во рту. Мне больно…Больно физически и я впервые в жизни жалею о том, что у меня есть зрение.

– Калеб… – уже громче говорю я на выдохе.

Парочка обращает на меня внимание. Бэки ахает и слезает с моего мужчины на другую сторону кровати, а Калеб прикрывается простынью. Он подскакивает с постели, кутаясь в белое постельное белье.

– Эмма…Это…Всё не так… – он заикается, переводит взгляд с меня на брюнетку, которая прикрывает грудь руками.

– А как? – выдавливаю я из себя.

Стоит ли ждать объяснений или спросить почему? Всё и так понятно. Как в тупом анекдоте, когда один из супругов приезжает раньше из командировки. Это уже всё не важно. Я никогда не забуду этой картины.

– Счастливого Рождества. – тихо говорю я, замечая справа от спальни в гостиной большую ёлку, украшенную ёлочными игрушками и гирляндами, которые вечером, наверно, будут очень красиво и празднично смотреться.

В глаза как будто песка насыпали, но слёзы не текут, я просто часто моргаю. В последний раз смотрю на своего жениха, уже бывшего, и его любовницу, которая рассматривает потолок, как будто ей неудобно, что я здесь нахожусь. Как будто это я здесь лишняя. А я и есть лишняя…

Не говоря больше ни слова, я разворачиваюсь и иду в коридор к входной двери. Он не достоин этого подарка – это первое о чем я думаю, натягивая пальто. Я забираю пакет с часами, закидываю на плечо свою походную сумку, с которой и приехала. На полу в коробке сверху замечаю фоторамку с нашей фотографией, достаю её из коробки и бью стеклом об угол тумбочки в коридоре. Стекло разлетается по всему коридору, так же, как и моё сердце несколько минут назад. Я хватаю ключ от машины с ключницы и выбегаю из квартиры, услышав, как меня за спиной зовет Калеб.

– Эмма, подожди! Давай поговорим! Милая… – слышу я голос Калеба.

Как хорошо, что лифт еще на этаже. Я залетаю в лифт, глубоко дышу и нажимаю этаж подземной парковки. Я такая глупая…Надо вернуться поскандалить и врезать ему разок по яйцам, но я всего лишь развернулась и ушла. Я жалкая…Жалкая, глупая, безработная, а теперь еще и брошенная. Двери лифта открываются и я иду к своей машине. Точнее бегу, на ходу снимая машину с сигнализации. Я залезаю в машину, кидаю сумку на заднее сидение и завожу мотор. Мне нужно выбраться, мне нужно сбежать. Нужно уехать как можно дальше. Почему я думаю, что мне станет не так больно, когда я окажусь за сотню миль от Калеба? Я выезжаю с парковки и сразу попадаю в пробку. Конечно, праздники и многокилометровые пробки. Мне нужно выбраться из города, нужно уехать куда глаза глядят. Наконец становится более или менее свободно и я съезжаю в поворот, который ведет на шоссе. Сколько я еду не знаю…Куда я еду? Да без понятия! Я просто еду, оглядываюсь по сторонам и замечаю, что я и правда не знаю где нахожусь. Просто шоссе, а кругом поля и ни одного указателя. Временами меня обгоняют большегрузы и редкие машины, но я еду. Я не знаю, что мне делать, к кому поехать. Останавливаюсь на заправке, заливаю топливо и еду дальше. Уже темнеет, последние часы я не видела ни одной машины. Машина глохнет перед мостом – закончился бензин. Прекрасно… Передо мной небольшой мост через речушку с сильным течением. Откуда я знаю? Я слышу шум воды даже сидя в машине. Оглядываюсь и цепляюсь взглядом за три дорогие бутылки вина, которые купила в подарок друзьям. Нас с Калебом же приглашали на вечеринку, но туда я уже не пойду. А что добру пропадать? Роюсь в бардачке и нахожу швейцарский ножик. Удобная штука, кстати. Штопором открываю первую бутылку. Я же ничего не нарушаю? Я дальше не поеду. Мне просто нужно напиться и забыть о своей жалкой жизни. Делаю первый глоток – дрянь несусветная, хоть и дорогая. Кислятина. Морщусь, но все равно пью. Делаю глоток за глотком. Отрываюсь от горлышка и снова морщусь, высовывая язык. Гадость! Кладу руку на руль и смотрю на кольцо на безымянном пальце. Чувствую что-то горячее на своей щеке. Провожу пальцами и там остается влага. Я плачу. Впервые за 15 лет я плачу. Мои плечи подрагивают и я срываюсь на истерику. Вою уже в голос, размазывая тушь и сопли по всему лицу. Истерика переходит от слез к смеху и я несколько раз бью ладонью по рулю.

– Как ты мог?! Как ты мог?! – это все, что я могу сказать.

Первая бутылка заканчивается быстро. Закидываю её под пассажирское сидение и тянусь за второй. Открываю и уже не чувствую вкуса. Просто пью. Замечаю, что включились фонари рядом с мостом. Уже совсем стемнело. Я придвигаюсь вперед и через лобовое стекло смотрю на небо.

– Снег пошёл. – хмыкаю я. – Просто волшебство какое-то.

Я уже пьяна, очень пьяна. Что теперь дальше делать? Хочу ли я что-то делать? Для меня после смерти родителей нигде не было места, только я этого не замечала. Калеб был моим домом, а теперь его нет. Для меня его больше нет. Проверяю телефон – куча сообщений и звонков от него. Я не отвечаю и не перезваниваю. Мне не нужны его оправдания. Да и можно ли такое оправдать, когда пойман с поличным? Швыряю телефон на заднее сидение, тянусь к ручке и открываю дверь машины. В моей голове звучит музыка. Рождественская музыка, под которую мы с Калебом танцевали на прошлое Рождество. Я кружусь, радуясь снегу и опять срываюсь на рыдания. Вокруг темно и пусто, ни единой души. Я одна…Я одна уже много лет. То, что бензин закончился именно на мосту – это знак.

– Сегодня у меня был чертовски хреновый день! – кричу я в небо и иду в сторону ограждений моста. – Нужно отпустить, нужно всё отпустить!

Я снимаю кольцо со своего пальца и кидаю в реку. Оно скрывается под водой моментально.

– Грёбаный мудак!!!! – кричу, что есть мочи во всё горло в темноту реки под мостом.

Я перелезаю через ограждение. Смотрю вниз на бурные потоки воды. Мне не страшно…Мне больно, очень больно. Моё сердце вырвали из груди. Вспоминаю картину, которая предстала передо мной несколько часов назад и начинаю рыдать заново, прислоняясь спиной к ограждениям моста, держась за них.

Теперь это не просто для привлечения внимания. Если я шагну, то ничего уже нельзя будет исправить. А нужно ли что-то исправлять? Я отрываю руки от ограждения, вдыхаю в последний раз и подставляю свое лицо под поток снежинок.

– Чертовски прекрасная ночь, чтобы умереть. – шепчу я и делаю шаг в пустоту.

Я плюхаюсь в воду и мне не хочется думать, что это всё происходит со мной. Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. На самом деле перед смертью твой мозг показывает тебе самые счастливые моменты твоей жизни. Это инстинкт самосохранения, чтобы ты передумал. Перед моими глазами Рождество, мне 12 лет. Праздничный ужин и родители, которые смеются, накрывая на стол. Мои родители…Они шутят про тетю Розу, играет музыка и на моих коленях лежит коробка с красным бантом. Родители всегда мне дарили подарок перед Рождеством, чтобы праздник для меня начинался раньше. Это было наше последнее Рождество вместе, через три месяца их не стало. Я не чувствую холод воды, я хочу сделать вдох, но тяжелое мокрое пальто мне не даст уже выплыть.

Я чувствую, как кто-то хватает меня за ворот пальто и стягивает его. Мои воспоминания исчезают как наваждение. Меня перехватывают под грудью, но открыть глаза я не могу. В веках, как будто свинец. Я хочу сделать вдох, но боюсь это сделать, думая, что я еще в воде. В ушах шумит. Я слышу шум воды, очень громко, как будто кто-то включил звук на максимум. Крепкие руки вытаскивают меня на берег, я чувствую спиной холод земли и острых камней.

– Давай же! Ну! – слышу я мужской голос и чувствую крепкие руки на своём солнечном сплетении, которые давят на грудную клетку.

Я бы и рада уже открыть глаза, но всё еще не могу. Внутри у меня начинается паника. Я уже не в воде! Я хочу сделать вдох, но не могу! Я не могу!!!!!

– Давай! Раз, два, три, четыре, пять! – тот же мужской голос и в такт счету чувствую нажим на моё тело ладонями.

Мужчина открывает мой рот, зажимает мои ноздри и припадает к моим губам своими, вдувая в меня воздух, потом опять давит на грудную клетку и опять я чувствую его губы. Они такие теплые и мягкие и я думаю о том, что хочу с ним поцеловаться. Внезапно я делаю вдох и из моего рта выливается вода. Я чувствую её болотный привкус. Я закашливаюсь, а мужчина поворачивает меня на бок. Я выплёвываю остатки воды и глубоко и громко дышу, как будто пробежала не один километр. Он стучит мне между лопаток. Я снова падаю на спину и смотрю на небо. Звезд не видно, только снежинки падают мне на лицо. Надо мной склоняется мужчина с небольшой щетиной и слегка длинными волосами (так мне кажется), они спадают вниз, заслоняя его глаза, и капли воды с них капают мне на лицо. На нем фланелевая рубашка в клетку и джинсы. Я не могу разглядеть его лица полностью из-за волос, но смотрю на губы. В свете фонаря, который плохо освещает это место, я могу рассмотреть только его губы.

– Эй, ты в порядке? – слышу я грубый голос.

Я не нахожу ничего лучшего сделать и вместо ответа на вопрос хватаю мужчину за ворот рубашки и притягиваю к себе. Я припадаю к его губам. Они всё такие же теплые и мягкие. Его приятно целовать. Мужчина лишь на миг цепенеет, но почти сразу начинает отвечать. Его язык проскальзывает мне в рот. Боже, что я творю?! Но это так приятно, ощущать его горячее тело на мне. Он отрывается от меня первым. Я всё еще не могу разглядеть его глаза.

– Ты дрожишь. – тихо говорит мужчина.

Я и правда дрожу, только не знаю от холода или от возбуждения. Я не чувствую холода, адреналин в моей крови заставляет забыть обо всем. Мужчина встает на ноги и протягивает мне руку. Я не сразу реагирую, но потом вкладываю свою ладонь в его. Он поднимает меня на ноги и тащит куда-то в сторону от реки. Я замечаю пикап неподалеку, и мы идем к нему. Он открывает дверцу машины и помогает мне забраться внутрь. Теперь я понимаю, что меня трясёт от холода, руки и ноги ходуном ходят. Мужчина садится за руль, заводит машину, включает печку и достает с заднего сидения одеяло, швыряя его в меня. Я расправляю одеяло и кутаюсь с него, как в кокон. Мы никуда не едем, просто стоим. Он смотрит на меня внимательно и молчит.

– Тебе не говорили, что пялится не прилично? – стуча зубами, говорю я.

Я не поворачиваю голову в его сторону, не могу себя заставить. На меня накатывает стыд за свой поступок. Он бросился за мной в воду. Зачем?

– Прыгать с моста тоже не очень прилично. – со злостью говорит он.

Я молчу, мне нечего сказать. Мужчина вздыхает и нажимает на газ. Машина трогается, и мы едем по проселочной дороге. Я не спрашиваю куда. Даже если, он маньяк…Какая разница? Я все равно собиралась умереть. Мы едем уже минут 20, молчание начинает на меня давить.

– Я – Эмма. – прерываю я тишину. – Эмма Хокк… – сразу осекаюсь. – Фуллер.

– Ник Сильвер. – протягивает он мне руку и я её пожимаю.

– Куда ты меня везёшь? – я вглядываюсь в темноту вокруг.

– Ко мне домой. Ты промокла, тебе нужна сухая одежда и горячий душ, а то заболеешь. – будничным тоном говорит мужчина, как будто для него это обычное дело.

В тепле пикапа и под действием алкоголя я чувствую, как меня накрывает сон. Я прислоняюсь к стеклу головой, кутаясь в одеяло и засыпаю. Это был чертовски хреновый день….

***

Что-то гремит у меня под ухом. Голова болит, как будто по ней ударяют молотком. Сквозь сон чувствую запах кофе и потягиваюсь, зарываясь удобнее под одеяло. Какой жуткий сон мне приснился. Как будто я застукала Калеба и Бэки в постели, а потом спрыгнула с моста, и деревенский не реальный красавчик спас меня. Сама улыбаюсь, вспоминая того самого красавчика и произношу вслух его имя.

– Ник. – говорю я и сразу получаю чем-то по лбу.

От неожиданности я распахиваю глаза и промаргиваюсь.

– Какого… – вовремя затыкаюсь я, видя перед собой двух мальчишек.

Одному лет 8, а другой постарше, ему лет 11. Мелкий улыбается, а старший смотрит задумчиво.

– Ты очередная папина подружка? – задает вопрос старший мальчишка.

«Очередная»…Класс…Стоп! Это был не сон?

На мгновение я вспоминаю происшествия прошедшего дня и хватаюсь за голову, садясь на диван.

– Ох, черт!!!Вот же гадство!!! – сокрушаюсь я, зажмурившись.

– Тётенька, папа не любит, когда в его доме ругаются. – говорит мелкий пацан.

Я открываю глаза и осматриваюсь. Обстановка подстать хижине в лесу. Видимо, он уложил меня в гостиной. Я лежу на диване под двумя одеялами, справа огромный камин, а над ним огромная голова лося. Оборачиваюсь и вижу стол и кухню, а рядом лестницу на второй этаж. В целом все выглядит очень не плохо и уютно. Мелкий мальчишка накалывает на вилку бекон и с удовольствием его откусывает. До меня доходит запах еды и накатывают рвотные позывы, которые я все-таки сдерживаю. Похмелье жуткое. Вот тебе и дорогое вино. Хотя скорее всего будет похмелье после любого, если выпить две бутылки вина одной. Мальчишки смотрят на меня, изучают. Я пытаюсь вспомнить как я вообще тут оказалась? Я помню, что мы ехали в машине по проселочной дороге, а потом провал. Быстро заглядываю под одеяло и понимаю, что я одета в теплую рубашку и она явно не моя, хватаюсь за грудь – я без лифчика. Заглядывать ниже боюсь, но все же запускаю руку под одеяло и понимаю, что на мне надеты мужские боксеры. Двойное гадство!!! От моих сокрушений и внутренних переживаний меня отвлекает скрип входной двери за спиной и сквозняк. Я подскакиваю на колени на диване, все еще кутаясь в одеяла и оборачиваюсь. Вижу мужчину в пуховике с дровами в руках.

– Проснулась, ледышка? – мужчина улыбается мне своей белоснежной улыбкой.

Теперь я могу рассмотреть его. Его глаза темно карие, волосы вылезают из-под шапки. От его улыбки мне становится тепло. Опускаю глаза на его губы и мои щеки краснеют, когда вспоминаю наш поцелуй. Мужчина скидывает пуховик, снимает шапку, подходит ко мне и садится напротив дивана. Он больше ничего не говорит. Просто ждёт реакции. А какая у меня должна быть реакция? На минуту мне показалось, что я умерла и оказалась в раю. Точно…Он же рванул за мной в ледяную воду и вытащил меня.

– Я…Это…Хотела сказать спасибо… – я говорю тихо, и с каждым словом мой голос становится тише.

– Тебе повезло, что я оказался рядом. Я случайно проезжал мимо. – он облокачивается локтями на свои колени и наклоняется чуть вперед.

Дети понимают, что впереди будет взрослый разговор и старший уводит младшего куда-то наверх по лестнице. Как только дети скрываются из виду, я прочищаю горло и продолжаю.

– На мне одежда другая. – мнусь я, всё еще скрываясь под одеялом.

– А… Ты вырубилась. Ну твоя одежда была мокрая, не мог же я тебя в ней положить спать. Мне пришлось тебя переодеть. – говорит он слегка улыбаясь. – Мне казалось, что там, на берегу мы стали уже ближе некуда.

Он что? Смеётся надо мной? Издевается? Я не девственница, конечно, но лапать меня в бессознательном состоянии – это уже слишком. Я набираю побольше воздуха в лёгкие, чтобы возмутиться…

– Я честно ничего не видел! Переодевал тебя в темноте. – смеется Ник, подняв руки в сдающемся жесте. – Хотя, признаюсь, соблазн был велик.

Я кидаю в него подушку, а он ловит её перед своим лицом. В один момент он перестает смеяться и его лицо становится задумчивым слегка суровым.

– А если честно…Почему ты хотела это сделать? – говорит он тихо, переминая край подушки и старается не смотреть в мою сторону.

Ник.

Какой же сегодня был мерзкий день…Еще и эти риэлторы с адвокатами все соки выпили. Сколько себя помню – бесконечно на землю моих родителей, а после их смерти это стало и моей проблемой, после переезда сюда, приходили представители разных строительных компаний и риэлторы. Моя ферма – лакомый кусочек. Здесь хотели построить и загородный гольф-клуб и элитный закрытый отель и еще много чего с припиской «Люкс». Моя ферма расположена на берегу озера, участок ровный, а за озером небольшой лес и поля. Это мой дом. Моя семья владеет этими землями не одно поколение. Я не продам этим стервятникам свою ферму. Костьми лягу, но ни за что не брошу дело своей жизни.

Я еду от Мэддисон. Она опять мне вынесла мозг, что хочет со мной отношений. Отношения с женщиной, которую трахает почти весь наш городок. Я хмыкаю…На кой ляд я вообще с ней связался? Я просто одинок…Каждый раз, когда смотрю на своих мальчишек, думаю, что их жизнь была бы лучше, если бы в моей жизни появилась женщина. Как много «бы». Я скучаю по их матери. Софи…

Еду через лес, чтобы срезать путь. Уже темнеет и снег пошёл. Можно ехать, пока дороги не заметены. Выезжаю на основную дорогу, передо мной подъем на мост. Пока подъезжаю раздумываю проехать под мостом или подняться на него и проехать через старую водонапорную башню. Это самое не любимое место в этом городе. Чёртов мост. Стараюсь на него не смотреть, но всё равно поднимаю взгляд. Замечаю машину и девушку, которая держит в руках бутылку. На ней надето темное пальто и красный шарф развевается на ветру. Она кружится и смеётся. Я зависаю на несколько мгновений. Что она здесь делает посреди ночи?

– Сегодня у меня был чертовски хреновый день! – кричит девушка, запрокинув голову к небу и идёт в сторону ограждений моста. – Нужно отпустить, нужно всё отпустить!