Низковольтовые руны высокого напряжения

Впрочем, уже через несколько минут разнояйцевые близнецы настоль погрузились в своё любимое чтение, что совершенно расслабились и сменили неестественную напряжённость их нашкодивших поз на более привычную для них книгочитательскую разваленность.

Привыкший к постоянной работе в читальных залов научно-технических библиотек, Марк читал как всегда молча, спокойно и сосредоточенно, а находящий возможность для чтения в любой обстановке, более экспрессивный Виталий читал, соответственно, бурно выражая свои нешуточные эмоции по поводу им прочитанного. Злые языки утверждали, что как-то застали его за таким же бурным чтением школьного орфографического словарика.

Но, тем не менее, на этот раз что-то пошло не так. Марк вдруг с негодованием отшвырнул в сторону учебник по теоретическим основам магической артефактехники, забарахтался, с немалым трудом выбираясь из глубокого мягкого кресла, вскочил на ноги и взволнованно зашагал по ковру, как обычно меряя его несоразмерно широкими для роста шагами.

– Да как же ты не понимаешь, Виталий! – заорал он в ответ на откровенно недоумённый взгляд брата, брошенный тем поверх книги, – Они реально управляют ничтожно малыми вероятностями! Причём, настолько малыми, что даже в математике это уже почти нуль!

– Но ты же сам и ответил на свой незаданный вопрос, когда сказал, что только почти! Не так разве, Малик? Ой, прости, – явно издеваясь поддел Виталий, – Ты же у нас Марк…

– Виталь, – глубоко вздохнул тот, кто и сам-то пока еще не привык к новому имени, но был от природы до параноидальности осторожен, – Почти нулём в математике считается такая бесконечно малая величина, что любой из известных тебе невероятных случаев даже рядом с ней не стоит. К примеру, в 1913 году, который легко запомнить из-за постоянного сравнения с ним успехов советской власти, за одним из столов с рулеткой в казино Монте-Карло шарик останавливался на чёрном поле 26 раз подряд. Так вот, по сравнению с моим «почти нулём» такой исключительно редкий случай можешь считать закономерностью… Что? Привести пример здешних магических проявлений? Да пожалуйста! Тем более, что он у тебя в руках. Да-да, братан, эти два учебника, как и множество других, действительно написал тот самый Ванька Жуков, который отправил письмо «на деревню дедушке», а оно здесь дошло. Или тебе нужен более актуальный пример? Ну хорошо, ты же помнишь, как сегодняшний «безопасник» раскурил трубку? Да просто изменил распределение скоростей молекул воздуха на некотором расстоянии от кончика своего пальца! Понимаешь, Виталь, это распределение носит так называемый нормальный характер, то есть, форма его кривой представляет собой колоколообразную линию с асимптотически сближающимися с нулём вероятностями очень маленьких, слева, и очень больших, справа, скоростей. А наш Егор Глебович просто взял, да и создал вот такой исчезающе тонкий хвост на кончике пальца…

– Такой, что ли? – спокойно спросил Виталий, неохотно отрываясь от чтения и зажигая крохотный, но довольно яркий огонек на кончике длиннющего ногтя на мизинце правой руки, который он отрастил для удобства ковыряния в носу, – Да я тоже просто взял да и прочитал тут кое-что из описаний самых первых лабораторных работ. Ты это имел в виду?

– Н-н-ну да, похоже на то, – медленно протянул Марк, заворожено глядя на постепенно угасающий огонёк, – А ещё, представляешь, эти мракобесы всерьёз рассматривают такое понятие как намоленность изображений своего божества, которого они называют Единым, ну прямо как билет проездной какой-то! А намоленность у них, нет, ты только вслушайся, определяется как «количественно измеряемая характеристика того или иного лика, равная общей сумме отдельных произведений среднего времени моления каждого верующего на среднюю интенсивность этих молений, умноженной на Единую постоянную». Каково? Ну а дальше, условно принимая отдельные составляющие этой суммы пренебрежимо малыми по сравнению с общей суммой зависимостями, они аппроксимируют их математическими функциями, для того, чтобы всю эту галиматью еще и проинтегрировать. Бред, бред, бред!

– И правда, бред, – согласно скривился Виталий, с самого пионерского детства усердно отстаивавший свои махрово материалистические позиции, – Ведь, если с другой стороны посмотреть, так это всего лишь просто картинки. Точно так же, как и все те малопонятные условные обозначения на той схеме в светильнике, чтобы за примером далеко не ходить…

– Стоп! – резко посерьёзнел его и без того всегда до предела серьёзный друг, товарищ, а с недавних пор к тому же и брат, – Обозначения говоришь? Где-то здесь я видел блокнот и карандаши. Что? Ручка? Ну уж нет, перьевой ручкой сам рисуй! Или засунь, сам знаешь куда. Карандаши, только карандаши и ничего, кроме карандашей! Угум-с, нашел, вот они! Ну-ка объясни мне, э-э-э, братан ты мой второяйцевый, как ты там магию запускаешь? Ну хорошо-хорошо, первояйцевый брат ты наш недоделанный, только быстрее колись!

Для первого эксперимента, самоотверженно пожертвовавший своим первородством Марк буквально в несколько линий на вырванном из блокнота листке начертил электрическую принципиальную схему карманного фонарика, включавшую в себя, как известно любому советскому школьнику, начиная с седьмого класса, батарею питания, лампу накаливания, выключатель и соединительные провода, одним из которых был металлический корпус.

Чертил он все это привычно быстро, но, как всякий уважающий себя советский инженер-электронщик, вполне ровно даже без использования чертёжного инструментария. Благо, что рисовать технические эскизы в НЭТИ учили с первых дней – начиная с практических занятий по инженерной графике на первом курсе, и до самого дипломного проекта.

Наиболее важным сейчас, согласно его замыслу, было тщательное соблюдение стандартов отечественной ЕСКД, то есть, Единой системы конструкторской документации, условные обозначения электрических элементов которой с изобразительной точки зрения мало чем отличались от аналогичных электротехнических стандартов прочих стран.

– Намоленность, говорите? – лихорадочно бормотал Марк, зачем-то просматривая лист со схемой на просвет и переворачивая его так и сяк, – Миллионы инженеров, студентов и учащихся по всему миру, не говоря уже об учёных, преподавателях и простых любителях! Да только в нашем НЭТИ было более десятка тысяч студентов и преподавателей, часть из которых ежегодно пополняла многомиллионную армию этих замоленных специалистов!

А перед внутренним взором проносились годы детского увлечения в технических кружках и секциях, разницу между которыми он так до сих пор и не осознал, бессонные ночи перед экзаменами и зачётами в институте, постоянно перемежаемые работой на кафедре родных электронных приборов, и, наконец, организованный неугомонным Виталием бесконечный конвейер принимаемой им на ремонт бытовой и производственной аппаратуры.

Но самое главное – схемы, схемы и ещё раз электрические принципиальные схемы, такие же бесконечные, как и тот доставший конвейер. Сотни и тысячи принципиальных схем из учебников, техсправочников и техпаспортов, журналов и радиолюбительской литературы.

И всего лишь пара-другая десятков условных обозначений для наиболее употребительных элементов на всех этих принципиальных электрических схемах: сопротивление, которое к тому же ещё и резистор; конденсатор, именуемый технарями просто кондёром; катушки, с сердечниками или без; всякие ионно-электронные лампы и транзисторы вместе с прочими полупроводниками, а также куча прочих акустических и коммутационных приблуд…

А с учётом схожести условных обозначений таковых элементов во всём оставленном мире и многочисленности армии его как уже подготовленных, так и готовящихся специалистов, равно как и просто любителей электронной техники, намоленность условных обозначений на этих схемах, «равная общей сумме отдельных произведений среднего времени моления каждого верующего, помноженного на такую же усреднённую интенсивность его молений и Всеобщую Единую постоянную», должна тогда просто неимоверно зашкаливать!

В общем, просто дух захватывало от разворачивавшихся в тренированном фантастической макулатурой воображении технических, а если быть точным, то конечно, технологических перспектив, поскольку ни волшебную палочку, ни сопоставимый с гиперболоидом Гарина мощный углекислотный лазер одними лишь гостовскими обозначениями не нарисуешь.

Зато прочая оставшаяся техническая номенклатура, пусть даже и ограниченная реальными для того мира параметрами и не слишком большим, однако же достаточно разнообразным багажом имевшихся у него знаний, показательно отражавших всю широту его увлечённой натуры, игру его воображения нисколько не стопорили, а только лишний раз вдохновляли.

Хотя бы простейшая телеграфная или речевая радиосвязь, радиолокация и, понятное дело, рассчитанная на пока ещё не понятную местную перспективу, радиотехническая разведка. Хотя бы какое-то оружие наподобие мощных высоковольтных электрошокеров, включая в том числе и стреляющие. Какая-то бытовая и промышленная электронная автоматика, уже привычная, пусть даже кондовая, бытовая техника, микроконтроллеры и калькуляторы…

Наконец-то покончив с суетой непонятного Виталию волнения, Марк странно взглянул на него и решительно припечатал лист со схемой к поверхности полированного стола. Затем воздел указательный палец на уровень глаз и, будто скрепляющий документ неграмотный мужик из фильмов о дореволюционной России, прижал его к участку схемы с условным графическим обозначением батареи элементов гальванического электрического питания.

– Горит!!! – истошно заорал Виталий, – Ей-бо… Тьфу ты, блин, короче, реально горит!

А схема-то и впрямь загорелась, однако же, к их величайшему разочарованию, горела она целиком, то есть весело полыхал, хотя и вовсе не синим пламенем, весь бумажный листок.

– Врёшь, не возьмёшь! – злобно заорал уже Марк, – Нет, Виталь, ты видел? Ты видел, в каком месте загорелась бумага? А загорелась она не под моим пальцем, что было бы как раз совершенно логично в случае неудачи с инициацией схемы, а загорелась она именно в том её месте, где на ней была нарисована лампочка! Нет, Виталька, ты понял, да?!

Не в пример своему, может быть и чуть более умному, но чаще не по-детски тормозящему братцу, Виталька сообразил в чём дело гораздо быстрее него, потому как ещё в школьные годы не раз и не два переделывал лампочки от карманного фонаря в электрические запалы для своих оглушительно громко бабахавших и ослепительно ярко сгоравших забав.

– Да понял я, что нить накала с бумагой вплотную здесь контактируют, – вынес вердикт Виталий, – Нить накаливания загорелась, а с ней и вся твоя бумажка со схемой. Какой-то другой материал для рисования схемы нужен, а подходящего я тут что-то нигде не вижу… Слушай, Марк, а давай светильник опять разберем! У него же на той пластинке с обратной стороны вроде как свободное место ещё осталось? Ну, там, где про поставщика написано.

Загоревшись новой гениальной идеей, братья дружною толпою тут же ринулись курочить светильник магический многострадальный, мгновенно разобранный теперь только на две, но уже тщательно ими обследованные и досконально изученные составные части.

Воспользовавшись на этот раз в качестве чертёжного инструмента не мягким карандашом, а достаточно твёрдым и острым кончиком выдранного из двери дюралевого ножика, Марк снова нацарапал электрическую принципиальную схему карманного фонаря.

Снова-то оно снова, но любое, даже самое примитивное, конструирование для него всегда было прежде всего процессом творческим, а потому просто повторяться он не стал, слегка усложнив схему добавлением простейшего замедляющего устройства для подачи тока на лампочку не сразу, а с минутной задержкой. Кроме того, памятуя о предыдущей неудаче, подписал под каждым из элементов схемы их основные параметры: напряжение батареи, тип лампочки, тип транзистора, ёмкость конденсатора, сопротивления резисторов…

Подписал, кстати, тоже не абы как, а в чётком соответствии с гостами, тщательно корябая аккуратно ровным чертежным шрифтом все необходимые надписи в отведённых для этого особых местах их крохотного чертёжика электрической принципиальной схемы.

Подписать-то подписал, нацарапать-то нацарапал, но для себя не без внутренней грусти в очередной раз отметил, что этот доброй или не доброй памяти, ну это еще как посмотреть, ГОСТ 2.304-81 навсегда изменил его почерк самым что ни на есть кардинальным образом.

– Ну что, уважаемые товарищи, – с усталым вздохом повернулся Марк к единственному товарищу, неумело подражая голосу незабвенного Леонида Ильича, – Сиськи-масиськи!

Последнее, вероятнее всего, в его устах означало что-то вроде «с богом», а то может быть и «поехали», поскольку одновременно с этим он на несколько секунд прижал палец к той части нацарапанной схемы, где у него было вычерчено условное обозначение батарейки.

С отчётливо прорисовавшимся на его лице чувством исполненного долга, Марк установил эбонитовую пластину на место внутри полого шара и отошел в сторону, дабы дать другим официальным сопровождающим лицам также всласть насладиться видами дел рук его.

– Сейчас вот-вот должен загореться, – успокаивающе мотнул он подбородком в сторону всё еще отключенного им перед испытанием магического светильника, – Я там добавил в схему простейший транзисторный ключ с примерно минутной задержкой времени.

– Низковольтовые руны высокого напряжения, сцена раз, дубль два, – пролаял Виталий писклявым голосом, подражая пародийному образу помощницы режиссера, – Тыдыщ!!!

– Тыдыщ!!! – с оглушительным грохотом согласился с ним артефакт, взрываясь не хуже приличной шаровой молнии и взрывной волной швыряя незадачливых экспериментаторов в противоположные стороны их до того тихой и совершенно безопасной гостиной.

– Вы живы, товарищ Рихман? – позвала еще через минуту осторожно приподнявшееся над спинкой опрокинутого дивана чумазая морда с опалёнными брежневскими бровями.

– Вашими молитвами, блин, тащ Ломоносов! – жалостно простонала в ответ выползшая из-под обломков журнального столика другая морда с раскраской спецназа, – Сосиска вы сраная, Михайло Васильевич, а не гений! Правильно мне Тамара Васильевна в свое время говаривала, причём не только в школе, что злодейство и гений не очень-то совместимы. А у тебя похоже на то, что родная батарейка, ну, которая рунами на эбоните, таки рванула…

– Так-так-так! – пропел Марк ласковым голоском, не обманувшим, впрочем, уползшего обратно под обломки журнального столика Виталия, – Не подскажете, товарищ Рихман, а кто мне намедни предлагал сделать «кусь-кусь» этой адской машинке из эбонита, а? Мне

тут думается, что согласись я с тобой тогда и мне бы вышибло не только зубы, но и мозги!

– Да сами вы все дураки, и руны у вас такие дурацкие! – плаксиво отозвалась говорящая голова из-под обломков, – И вовсе даже не скандинавские, а ваще какие-то не человечьи!

Бесполезный поток взаимных обвинений был прерван явно запоздавшим треском широко распахнувшихся дверей и шумным дыханием ворвавшейся вслед за этим группы до зубов вооружённых мужчин в доселе не виданной ребятами местной камуфляжной раскраске.

– Тьфу на вас, пионэры, – с отвращением плюнул на старинный персидский ковер снова выползший из руин любопытный Виталий, увидев повязанные на их голых шеях красные опознавательные платки опостылевшего цвета, – Идите-ка вы, пионэры, в жопу!

– Как наденешь красное, береги его, – назидательно подняв кверху палец, торжественно продекламировал Марк, – С ним ведь клан Морозовых цвета одного. А под этим цветом в бой идут бойцы, что за клан Морозовых лягут все костьми!!!

– А ить здорово! – наперебой загалдели бойцы после минутного молчания, восхищённо переглядываясь друг с другом, и, по-новому разглядывая повязанные на шеях тактические платки, – А мы ещё переживали, что нам красных ливреев не выдали. Слова запишешь?

– Всё хорошо, матушка-боярыня! – сняв трубку с требовательно заверещавшего у двери телефонного аппарата и разом вытянувшись по стойке смирно, доложил, как видно, самый старший в их тревожной группе, – Ну да, малость озоруют как всегда, а в остальном всё в полном порядке, матушка-боярыня, защита сработала. Нет, матушка-боярыня, только стол и светильник. Да, матушка-боярыня, Маша и Даша уже здесь и даже приступили к уборке, ну а там как получится. Служу клану Морозовых и милости вашей, боярыня-матушка!

И в самом деле, как раз на середине доклада в гостиную впорхнули, иначе не скажешь, две очаровательные горничные, функционал которых, благодаря белоснежно накрахмаленным кокетливым чепчикам и коротеньким фартучкам, молодым людям стал ясен и без какого-либо совершенно излишнего дополнительно-пояснительного представления.

По-английски не прощаясь, прибежавшая на место возможного происшествия караульная команда развернулась и, всё так же шумно топоча, кряхтя и пыхтя, убежала куда-то прочь по своим караульным делам, а оставшиеся горничные принялись за уборку, периодически постреливая в братьев ни то шальными, ни то шаловливыми трёхдюймовыми глазками.

Обе девушки были примерно одинакового роста, примерно на полголовы ниже каждого из оголодавших от вынужденного недельного воздержания братьев, со стройными фигурами, очень даже прехорошими личиками и приблизительно вторым-третьим размером грудей.

Марка обычно привлекали более тёмноволосые девушки, которых он на подсознательном уровне наделял и более развитым интеллектом, поскольку после близости телесной желал всегда ещё и близости духовно-ментальной, то есть, попросту поболтать.

В противовес своему столь высокодуховному другу, Виталию нравились девушки с более светлыми волосами, коих он почитал созданиями попроще и полюбвеобильнее, поскольку будучи человеком дела, он и в постели почитал заниматься делом, а не пустой болтовнёй.

– Моя светленькая, а твоя тёмненькая, – шепнул Марку Виталий, – И хватит уже ждать милости от природы, ибо взять эти прехорошенькие ягодки за ягодицы – вот наша задача!

В завязавшейся затем с лёгкого языка Виталия ни к чему и никого не обязывающей беседе в первую очередь выяснилось, что светленькую зовут Машей, а тёмненькую зовут Дашей, и что если их княжичи только пожелают, то девушки готовы со всем их немалым рвением, жаром и пылом с прочими прилежаниями помочь княжичам не только с уборкой…

Оба княжича, ясное дело, не только пожелали, но и очень даже горячо возжелали, для чего не медля боле ни одной минуты, подхватили выбранных девушек на руки и растащили их, по своим спальным комнатам, рыча свирепее иных мартовских кошаков.

Дружно содрогнулись их тяжёлые двери, захлопнувшиеся отнюдь не от пронёсшегося по комнатам веселого сквозняка, но некоторое время всё еще продолжавшие доносить звуки шмякавшихся о них элементов одежды и прочих совершенно лишних аксессуаров.

Спустя ещё какое-то время, потраченное братьями, по всей вероятности, на первое и всего лишь предварительное насыщение, в обеих комнатах наступила почти одновременная, но неоднородная пауза, заполняемая юношами в соответствии с их любимыми привычками.

Поверить трудно: вдруг – всё ложно?!..

Трепещет страстной мукой стих…

Но невозможное – возможно

В стране возможностей больших!

– нараспев декламировал стихи Северянина Марк, на которого сегодня нашёл поэтичный настрой, – А как у меня там с возможностями? Пока ещё не большие? Ну тогда ещё стих!

В спальне же Виталия вынужденная пауза была потрачена только на смену позиций, после чего оттуда вновь донеслись стоны и сосредоточенное пыхтение. Там занимались делом…

Глава пятая, в которой герои воюют, рвут с затворничеством и уходят в разные стороны

Бывают крепости, которые не обороняют.

Бывают земли, которые не защищают.

Бывают приказы, которые не исполняют.

Из трактата Сунь-цзы «Искусство войны»

– Единый Бог, Единый Лик и Единые Руны Его! – громыхал за окном чем-то усиленный до хрипения голос, – Выдай нам нечестивых осквернителей рун, дщерь наша Владислава, и только тогда мы все с миром покинем подворье твоей пока ещё целой усадьбы…

– Это чё ещё за дела? – возмутился Виталий, мгновенно просыпаясь и выскальзывая из-под белеющего в лунном свете девичьего бедра, – И кто же это нас так быстро нашёл, а?

Вместе с выделившими в кровь надпочечниками адреналином, его коварная память тут же услужливо подкинула ему воспоминания из фильмов и книг о запрещенных в Советском Союзе нацистах с их сакраментальным «Единый народ, единая империя и единый вождь».

Осторожно выглянув во двор сквозь узенькую щель чуть сдвинутой портьеры, он заметил передвигавшихся короткими перебежками к их дому людей в чёрных балахонах и с чем-то, очень сильно напоминавшим огнестрельное оружие в руках.

Посреди дворовой площади, прямо в центре круглой цветочной клумбы, картинно сложив на груди руки и задрав вверх острый подбородок, стоял высокий худой мужчина в чёрном плаще с надвинутым капюшоном, не дававшим возможности рассмотреть его морду лица.

Да ну нафиг, – ошалело подумал Виталий, – Ну точно белочка или приход, хотя и ничем таким не баловал никогда! Это же ситхи уже какие-то из «Звезданутых войн» получаются, а не фашисты. Ну здравствуй, Люк, я те, блин, больше не бабушка, дедушка теперь твоя я!

– Здесь нет никаких рунных или каких там ещё осквернителей! – разнёсся над усадьбой не менее скрипучий, но гораздо более спокойный голос боярыни Морозовой, которую как оказалось, носила красивое имя Владиславы, – Когда же ты наконец успокоишься, Деян?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.