Мы ненавидим всех. Месть

Аккуратно прикрыв за собой дверь, я крадусь к одной из лестниц, ведущей на второй этаж к правому крылу. На белом мраморном полу остаются отпечатки моих кроссовок, и я надеюсь, что Магда заметит их раньше, чем мой отец, и, как обычно, заметет мои следы. На самом деле она единственная из домработниц, кто стала моей соучастницей в первый же день моего прибытия в эту золотую клетку, и даже помогла мне незаметно упорхнуть на пару часов. Я сразу понял, что мы с ней сработаемся.

Поднимаясь по лестнице, я слышу голоса со стороны столовой, приседаю на корточки и на мгновение замираю, чтобы не издать ни единого лишнего звука и не привлечь к себе внимание. Кажется, там спорят, и один из участников ссоры – мой отец.

– Этот гаденыш до сих пор не отвечает! – разгневанный бас моего отца эхом отражается от высотных полуголых стен виллы.

– Алонсо, прошу тебя, успокойся. Не нервничай. У тебя слабое сердце, – лепечет Эмма.

Я криво ухмыляюсь. Мой старик переживет нас всех вместе взятых, учитывая сколько бабок он вкачивает в свое здоровье и внешность. Наверное, поэтому в свои пятьдесят он выглядит максимум на сорок, и на него до сих пор ведутся молоденькие сучки, но, кажется, ему на них наплевать. После того, как в нашем доме появилась Эмма, мой отец больше ни на кого не смотрит. Прошло уже тринадцать лет. Мне тогда было всего восемь. А мой отец до сих пор смотрит на нее так же, как в тот день, когда познакомил нас. Он никогда не просил меня называть Эмму мамой. И я не стал. Но в ее взрослом сыне в то время я нашел старшего брата. Который позже отнял у меня будущее.

– Мне звонил шеф полиции. Этот… этот…

– Алонсо, умоляю, держи себя в руках.

– Дарио повредил мой рекламный щит!

– Ничего страшного. Через пару часов его заменят на новый, – утешает моего отца Эмма.

– Он размолотил вдребезги «Макларен» за семьсот тысяч долларов, черт побери!

Слышу, как о стол ударяется дно стакана. Надеюсь, отец разбил его вдребезги, как и я подаренную брату тачку.

– За эти три месяца в Роли он истрепал мне последние нервы!

– Алонсо, может быть, не нужно заставлять его возвращаться в этот колледж?

– Он будет делать то, что я говорю! – кричит отец. – Пока я кормлю и содержу этого засранца, он будет исполнять мою волю! И больше я не позволю ему опозорить меня!

– Алонсо, но…

– Никаких «но». Я не желаю, чтобы мой сын скитался в поисках себя и вредил нашей семье. Вот увидишь, он ответит за проступок.

Я глухо посмеиваюсь, утирая губы тыльной стороной ладони, и выпрямляюсь на ногах.

Интересно будет понаблюдать за твоими попытками, пап.

Мои шаги прокладывают путь вдоль коридора второго этажа. Как ни в чем не бывало я переступаю порог своей спальни и осторожно прикрываю за собой дверь. Уперевшись затылком в деревянный массив, я встречаюсь взглядом со своим отражением в зеркале и невольно улыбаюсь. Мой подбородок, щеки и губы испачканы красной помадой.

Ревендж пометила меня. Но и я не оставил ее без следов. Думаю, она обнаружит их позже.

***

После горячего душа я наконец-то забираюсь в чистую постель и ворочаю шеей, подбирая удобное положение для сна. Единственное, что мне нравится в этом доме, – моя комната. Окна выходят к саду, за которым расстилается лес, но сейчас они закрыты шторами. Моя огромная кровать из бразильского вишневого дерева действительно очень комфортная, в чем я в настоящий момент и убеждаюсь. Стены толстые – меня здесь никто не слышит. Личная ванная, гардеробная и балкон. Но самое главное – замок, который невозможно открыть снаружи. Однако в дверь можно громко и настойчиво постучать.

– Дарио, я знаю, что ты там! – Отец ломится в мою спальню, разбивая о дверь удар за ударом. – Открой! Немедленно!

– Я сплю, – вяло потягиваюсь я.

– Ты за идиота меня держишь?! Я знаю, что ты явился полчаса назад.

– Неправда.

– Дарио! – Яростный стук повторяется, и я засовываю голову под подушку. – Открывай! Быстро! Иначе я прикажу Густаву снять эту чертову дверь с петель.

– Ага.

Думаете, я подливаю масла в огонь? Правильно думаете. Только не в огонь. Я разжег для себя гребаный костер инквизиции. Снова.

В прошлый раз мое неповиновение отцовской воле закончилось моей разбитой губой. Мне не впервой, а вот Магда тогда очень разволновалась.

Спросите, зачем я провоцирую его, ведь так только хуже? Не знаю… Мы уже давно играем с отцом в эту игру.

Когда мне было тринадцать, психолог объяснял мое поведение дефицитом внимания, якобы таким образом я пытался добиться расположения отца, подсознательно конкурируя со сводным старшим братом. Подросток быстро смекает, что хорошие поступки не вызывают во взрослом человеке удивления, они воспринимаются, скорее, как должное, поэтому редко сопровождаются похвалой. Тем более, когда старший брат уже в те годы стал единственным объектом гордости отца. В свои девятнадцать он состоялся, как один из лучших игроков NBA. Юное дарование. Восходящая звезда баскетбольной ассоциации, которой предрекали блестящее будущее. Им восхищались, не замечая меня. Мои успехи казались незначительными и не удостаивались поощрения, не говоря уже о восхищении. Поэтому, по словам психолога, я быстро осознал, что смогу добиться хоть какой-то реакции, если начну бунтовать.

Вот такой диагноз. По мне, так полнейший бред.

Я никогда не нуждался во внимании отца. Я просто хотел, чтобы меня перестали сравнивать с братом и позволили жить свою собственную жизнь свободно. Последнее, кем я хотел стать, – чьей-то копией. Но мой отец до сих пор отчаянно пытается слепить из меня клона. И что больше всего меня бесит – для этого во мне есть все задатки: благодаря брату, я с детства чертовски хорошо играю в этот ебаный баскетбол.

– Я приказываю, Дарио. Открой эту дверь немедленно! – жесткий командный тон отца бьется о деревянный массив подобно ударам его кулака. – Ты, черт возьми, разбил машину, что обошлась мне в целое состояние! И думаешь, я не догадался, что ты специально разгромил ею мой рекламный щит? Гребаный щенок. Открывай! Повторяю последний раз!

– Блядь… – тихо выругиваюсь я и перекатываюсь набок, стаскивая свое тело с кровати.

Натянув по пути боксеры, я подхожу к долбаной двери и трижды перекручиваю ключ в замке, затем распахиваю ее, встречаясь взглядом с разъяренным отцом. Его суровое лицо раскраснелось от гнева. Густые брови сдвинуты и грозно нависают над синими глазами, в которых разразилась буря.

– Уже успели доложить? – усмехаюсь я, но мощная пощечина отца срывает с моего лица язвительную улыбку.

– Ты перешел все границы, – твердо поясняет он, толкая меня плечом, и проходит вглубь комнаты. Можно подумать, что так он оправдывает свою выходку, но нет. Алонсо Сантана никогда ни перед кем не оправдывается. Тем более – перед своим убогим родным сыном.

Я неподвижно стою в дверном проеме, сжав кулаки. Правая рука тянется ко рту и медленно растирает по нижней губе капли крови. На языке чувствуется уже до боли знакомый привкус железа. Я облизываю губы и смыкаю до скрежета челюсти.

Стерпи, Дарио. Тебе не привыкать. Однажды ты выберешься отсюда.

– С кем ты был? – строгий голос отца раздается за моей спиной.

– Разве это имеет значение? – сухо выдавливаю я, разворачиваясь к нему лицом.

Нет смысла лгать. Машина попала минимум на три камеры, и Ревендж точно засветилась на парковке ресторана. Наверняка отец допросил Кита, когда обнаружил пропажу «Макларена».

Я неторопливо подхожу к кровати и упираюсь плечом в деревянную стойку, к которой раньше крепился балдахин, но я избавился от этого безвкусного дерьма в первую очередь, как только занял эту спальню – подальше от остальных членов нашей «дружной» семьи.

– Если не скажешь, ее быстро найдет полиция, – без прелюдий начинает угрожать отец. Хотя за прелюдию вполне сойдет его пощечина. – А если не справится полиция, я подключу ФБР. – Мой презрительный взгляд вгрызается ему в лицо. Если бы я мог, то набросился бы и сорвал это самоуверенное выражение лица собственными зубами.

Ненавижу его надменность. Ненавижу пафос, который душит, и я задыхаюсь даже в комнате с распахнутым настежь балконом.

– Ты ведь знаешь, что я это сделаю, – продолжает давить отец. – С твоей помощью или без нее. Но тогда все закончится хуже, чем ты можешь себе представить.

Он блефует. Он точно блефует.

Я изучаю выражение его лица и стараюсь выглядеть невозмутимо. Он не вытащит из меня ни единой эмоции.

– Ее имя, – грозно требует отец.

– Она здесь ни при чем.

– Кажется, я спросил ее имя. – Слышу, как он клацает зубами перед тем, как метнуть в меня гневный взгляд. – Кто она такая?

– Не знаю. – Я не прерываю зрительную борьбу. – Я просто ее подвез.

– Ты думаешь, я совсем кретин?! – сквозь стиснутые зубы выплевывает он.

– Заметь, не я это сказал. – Я снова ехидно ухмыляюсь, что окончательно выводит отца из себя.

Мы почти одного роста, что позволяет ему схватить меня за горло и пригвоздить к прикроватному столбу.

– Ты отправишься завтра в гребаный университет Северной Каролины, понял меня? И ты будешь играть, как никогда в своей жизни не играл, уяснил, щенок? И в этот раз ты будешь тихим, старательным и покладистым. Иначе я напишу заявление в полицию. На тебя и на эту чертову шлюху в красном парике. – Его пальцы сильнее сдавливают мою шею. Отец придвигается вплотную к моему лицу, не прекращая въедаться мне в кожу налитыми кровью глазами. В уголках его губ собралась пена, и он продолжает, брызжа слюной: – Поверь, мои люди ее найдут. И тогда ей не поздоровится. Я все повешу на нее. Угон или, может быть, кражу, умышленное уничтожение чужой собственности, хулиганство, оставление места после аварии… Я могу продолжать очень долго. Поверь, мои адвокаты засадят ее за решетку на много, много лет. Невиновных не бывает. И я придумаю, чем еще разнообразить ее дело.

– Я сам разбил эту гребаную тачку! – шиплю я, стиснув зубы и ухватившись за предплечье отца двумя руками.

– А мне плевать.

Я прикладываю силу и отдергиваю его руку от своей шеи, делая глубокий вдох. Моя грудь разрывается от жадного дыхания. Мой яростный взгляд буравит лицо отца. Я ненавижу его и однажды уничтожу, как меня научила Ревендж, но сейчас, на данном этапе своей жизни, мне придется засунуть гордость в задницу и согласится на его условия. Он это знает. Это тешит его самолюбие. Исподлобья я наблюдаю, как в его глазах вспыхивает огонь. Он чувствует свое превосходство. Он доволен собой. Рад, что, добившись своего, он в очередной раз унизил и наступил на меня.

– Хорошо. – Внутри моей груди разгорается пламя, оно поедает органы, но я даю отцу то, чего он хочет. – Я вернусь. Я снова выведу «Тар Хилз» в финал. Они станут чемпионами. Обещаю. Ты будешь гордиться мной, пап, – пересилив себя, выдавливаю я.

– С последним ты погорячился. – Он хлопает меня по плечу и улыбается, но в этой улыбке нет ни капли искренности. – Посмотрим на результат.

Отец разворачивается и уходит. И когда за ним захлопывается дверь, я позволяю себе ударить кулаком в деревянную стойку кровати, выдавив из разбитой губы еще каплю крови, а потом врезать еще и еще раз, пока кулак левой руки не начинает гореть от боли. Не правой. Теперь она мне будет очень нужна, раз мне придется занять прежнее место атакующего защитника «Северной Каролины Тар Хилз».

Ревендж, ты не представляешь, куда влезла и во что меня впутала. Теперь я просто обязан найти тебя, чтобы потребовать расплату.

Заметка третья, от 10 ноября: «Супергеройские имена»

Автор заметки: Ревендж

Я люблю задавать вопросы, заметил? Поэтому ответь еще на один, прежде чем прочтешь дальше.

Какие чувства вызывает в тебе ненависть?

Не спеши. Подумай. Ведь от твоего ответа зависит то, как тебя назовут.

Это сложный вопрос, скажи? Но, когда мне было десять, он показался мне очень легким.

***

(дополнено)

Это была идея Тео.

Однажды, когда наша банда «Хейт» пряталась в убежище в туннеле шахты, он сказал, что раз мы теперь супергерои, то нам тоже положены супергеройские имена. Прозвища, как в комиксах, за которыми мы будем прятать свои личности, пока играем и вершим правосудие.

Я прикидывала в уме разные варианты имен, наблюдая за тем, как Энзо рисовал на каменной стене шахты новую картинку для малышки Хоуп. Она всегда просила его что-то нарисовать. В этот раз черные линии от угля превращались в очертания феникса.

Мы все долго молчали, а потом Энзо нарушил тишину:

– Наши новые имена должны отражать нашу ненависть. Должны подходить нашей банде. – Он выдержал паузу, а потом обратился ко мне: – Астра, что ты чувствуешь, когда ненавидишь?

Я поежилась. Энзо всегда задавал такие вопросы, которые пугали меня. На самом деле, Энзо часто заставлял нас всех чувствовать себя неловко.

Я теребила прорванную в джинсах дыру и пыталась найти внутри себя ответ на этот вопрос. Он всплыл моментально. Один единственный ответ – когда я ненавидела, мне хотелось мстить.

Когда я озвучила свои слова, тот же вопрос Энзо задал и Тео.

Тео чувствовал вину.

Потому что нам всем было хуже, чем ему.

Все мы понимали, о чем говорил Тео. Он был единственным, кто не подвергался домашнему насилию, и только он один имел настоящую полноценную семью, где были живы мама и папа. Да, его отец тоже был строгим и суровым, но он никогда не поднимал на сына руку. А его маму никогда не видели пьяной, в отличие от матери Хоуп, которая не брезговала запивать уныние вместе с отцом Энзо уже долгие годы.

***

(дополнено)

В ту ночь Тео придумал идею, а Энзо нарек нас новыми именами:

Валлийский супергерой Тео с того для носил гордое имя Фолт 16 . Я стала Ревендж 17 .

Помню, что Энзо еще уточнил, понравилось ли мне.

Мне очень понравилось.

И тогда я задала ему тот же вопрос, что и он всем нам:

– А ты, Энзо? Скажи, что ты чувствуешь, когда ненавидишь?

Энзо отвел взгляд и уткнулся им в каменную стену, где виднелся черный силуэт нарисованного феникса.

Его ответ я никогда не забуду:

– Каждый раз я чувствую взрыв внутри груди. Я как будто умираю, а потом оживаю снова, даже когда мне этого не хочется.

Признание Энзо заставило нас замолкнуть. Эти слова до сих пор часто всплывают в моем сознании. На тот момент я даже представить не могла, какой ужас испытывал двенадцатилетний мальчик, которому пришлось повзрослеть слишком рано.

И тогда Тео прозвал его Бласт 18 .

Энзо безмолвно одобрил свое имя кивком головы.

Что касается малышки Хоуп… Она всегда выделялась своей наивностью и добротой.

– А можно я буду просто Хоуп 19 ? – застенчиво попросила она, выглядывая из ржавой вагонетки. – Мне кажется, я не умею еще ненавидеть, как вы.

– Будь просто Хоуп, моя фея, – позволил ей Энзо, поцеловав сводную сестру в макушку.

С тех пор Ревендж, Фолт, Бласт и просто Хоуп всегда держались вместе, спасали друг друга и защищали, как могли в те годы.

Мы копили нашу общую ненависть и верили, что когда-нибудь эта бомба рванет, и взрыв от нее даст нам сил на тяжелое решение – побег.

Но мы не знали, что через год все изменится.

***

(дополнено)

Сохрани эту тайну, ладно?

Ты единственный, кому известна история появления наших имен.

А про зарождение игры я расскажу тебе позже. Если смогу.

Глава 6. До скорой встречи

Конец августа Астра

Мне удалось уснуть в новом доме только к обеду и всего на пару часов – где-то около трех меня разбудил звонок Энзо.

– Неужели до сих пор спишь? – его вечно отстраненный тон заставляет меня улыбнуться. Я рада слышать родной голос.

– Нет, – пытаюсь соврать я, но некстати зеваю.

– С каких пор ты мне лжешь, Астра?

– Просто не выспалась. Вот и всего. – Я растираю лицо свободной ладонью и понимаю, что отключилась, не смыв ночной макияж.

– Где ты была ночью?

– Энзо.

– Опять искала приключений на свою задницу?

– Энзо, я…

– Я что тебе говорил? – по ту сторону веет лютым холодом.

– Я всего лишь заглянула в один бар, – признаюсь, а об остальном ему знать не обязательно. Не в этот раз. – Изучала окрестности.

– Ты поставила под угрозу наш план! – прикрикивает он. – Всю нашу игру из-за какого-то глупого бара, мать твою!

– Не нагнетай. Это всего лишь бар и пара коктейлей, – цокаю я. – Никакого риска. Никакой опасности. – Я надеюсь.

– Астра, очнись! Тебя не должны видеть в подобных местах! Ты, блядь, метишь на престижную должность! А если тебя заметили? Запомнили? Я ведь, черт побери, говорил, чтобы ты оставалась дома и сидела на заднице ровно!

– Меня никто не видел! – Я резко подрываюсь с кровати и крепко сжимаю телефон в руке. – Хватит меня воспитывать. Я не глупая девочка. Я обо всем позаботилась. Если меня и видели этой ночью, то ни за что не узнают в колледже.

– Опять нацепила красный парик и думаешь, что замаскировалась?

Мне никогда не удается его провести.

– А даже если и так? – фыркаю я. – Я была осторожной, Энзо. Научись уже наконец доверять мне.

– С кем играла в «Хейт» в этот раз? – Его вопрос застает меня врасплох. – Кого ты трахнула этой ночью?

– Не нашла достойных, – после паузы в несколько секунд отвечаю я, сглатывая слюну. – Говорю же: пара коктейлей в унылом баре. Там даже «Пенициллин»20 не подают. Пришлось довольствоваться дерьмовым виски. Спасибо, что оставил меня в этой дыре.

– Брось свои мелкие ставки, Ревендж, ясно? – Энзо не ведется на мои попытки перевести тему. Он чувствует, что я лгу, даже в Бостоне. Чертов телепат. – Мы с тобой должны сорвать джекпот. Поняла меня?

– Да, – закусив губу, вздыхаю я. – Прости. Больше подобное не повторится. Я просто не могла уснуть здесь… одна.

Энзо молчит, и я слышу в динамике его неровное дыхание и как пирсинг в его языке лязгает по зубам. Я знаю, что он переживает за меня. И если бы не срочные дела в Бостоне, то он бы не уехал так быстро. Он бы улегся со мной в постель и тихо шептал бы на ухо нашу колыбельную, пока бы я не провалилась в сон. Он всегда так делает, когда меня мучит бессонница.

– Просто звони мне, ладно? – тяжело выдохнув, произносит он. – Я буду говорить с тобой, пока ты не уснешь.

– Хорошо, Бласт. – Уголки моих губ тянутся вверх, и сердце обволакивается теплом от его заботы.

– Ты сейчас улыбаешься, верно?

– Да. – Моя улыбка становится еще шире. – А ты, как всегда, нет.

Надеюсь, я заставила его хотя бы ухмыльнуться.

– Будь сильной, Ревендж. – Напутствие Энзо всегда строгое и четкое, бьющее прямо в нутро, стирающее мою улыбку. – Завтра ты должна выдержать первое столкновение. Не подведи.

– Никогда, Бласт.

Он отключает вызов, и некоторое время я продолжаю слушать гудки, осознавая, что до встречи, которой я грезила десять лет, осталось меньше двадцати четырех часов.

Мои руки начинают дрожать. Сердце отбивает частый ритм, ударяясь о грудную клетку. Я нахожу в себе силы заблокировать телефон и еще на минуту присаживаюсь обратно на край кровати, чтобы перевести дух.

Завтра мы снова увидимся, Фолт. До скорой встречи.

***

Я снова не смогла уснуть ночью. Решила не тревожить Энзо, чтобы он не усомнился в моих твердых намерениях на завтрашний важный день, поэтому вместо того, чтобы выглядеть в его глазах слабачкой, я перегладила всю свою одежду и еще раз повторила речь, заготовленную для президента колледжа. Я должна очаровать мистера Бейли не только внешним видом, но и своей компетентностью. Он должен понять, что перед ним лучшая кандидатура на должность помощницы тренера сборной университета по баскетболу, о которой он только мог мечтать. Сложность заключается лишь в том, что я не мужчина. Но дискриминация по гендерному признаку только закаляет меня. Надеюсь, у мистера Бейли нет сексистских предрассудков. Онлайн-собеседование я все-таки прошла отлично.

В пять утра, откинув идею об укладке своих кудрей в длинную косу, чтобы не походить на студентку, я позволяю волосам рассыпаться каштановым каскадом вдоль спины. Через полчаса на моем лице красуется умеренный ежедневный макияж, а пальцы ног поджимают туфли на шпильках. Я не люблю их, но должна выглядеть презентабельно хотя бы в день трудоустройства.

Я верчусь пред зеркалом, довольствуясь тем, как мой зад обтягивает строгое нежно-голубое платье без рукавов в форме футляра, а на шее…

– Черт бы тебя побрал! – От моего визга вздрагивают даже тусклые шторы.

Я несусь к зеркалу и, вплотную прильнув к нему, вытаращиваюсь на свое отражение. Откинув пряди волос и вытянув шею, я замечаю на коже два крупных лиловых развода, что озаряют своей яркостью воспоминания о ночи с моряком.

– Гребаный… – не могу подобрать слова, – кретин! – выругиваюсь я сквозь стиснутые зубы. – Чтобы я еще раз позволила!

В порыве злости я бегу обратно к шкафу и вытаскиваю из него шелковую ленту Louis Vuitton. Градиент оттенков от бледно-желтого до небесно-голубого с белым фирменным узором идеально впишется в мой сегодняшний образ, специально подобранный в традиционных цветах баскетбольной команды «Тар Хилз». Наконец-то подарку Энзо найдется применение, но, думаю, что он не обрадуется, если узнает, что его изящному шарфу пришлось скрывать совершенно не изящные засосы на моей шее.

– Чтоб ты провалился, моряк. – Проклиная своего ночного спутника, я пытаюсь красиво повязать ленту, прикрыв постыдные следы похотливого безрассудства.

Закончив, я фыркаю, взмахивая волосами, и разглядываю себя в зеркало со всех сторон.

– Кажется, ничего не видно. – Поправляю концы ленты и забрасываю один за плечо. – Сойдет. Все равно лучше я ничего не придумаю.

***

К семи утра я заезжаю в местную компанию по аренде тачек и выкупаю сразу на полгода подержанную «Хонду». В общем и целом, машина выглядит неплохо, но совершенно не соответствует моему сегодняшнему образу светской леди. Что-то из разряда, если бы Ким Кардашьян колесила по Америке на традиционной повозке амишей21. Хотя она бы даже из этого сделала шоу. Но я не Ким Кардашьян. Я не умею делать шоу, даже когда выгляжу соответствующе.

Путь до Чапел-Хилла занимает около получаса. Подъезжая к кампусу, я сверяюсь с навигатором, чтобы найти административное здание и не затеряться на этой обширной территории среди исторических построек, многочисленных библиотек, учебных корпусов, общежитий и жилых комплексов для привилегированных студентов, чьи родители проплатили не только их учебу, но и поступление в один из престижнейших университетов штата.

С поставленной задачей я справляюсь довольно быстро. Всего через десять минут моя машина паркуется на ближайшей к административному зданию стоянке. Центральный корпус Университета Северной Каролины встречает меня высокими стенами из красного кирпича с контрастирующими на их фоне белыми колоннами. За треугольным фронтоном22, соединяющим колоннаду с основным зданием, возвышается куполообразная крыша. Выглядит величественно. Наверное, именно в таком колледже я бы хотела учиться, но уже слишком поздно. Раньше не было средств, а теперь нет на это времени. Видимо, я упустила свой шанс на высшее образование, хотя Энзо говорит, что какая-то бумажка не прибавит мне мозгов и не поможет выжить в этом мире, если мои родители не нефтяные, финансовые или оружейные магнаты. А они не такие. Поэтому мы с Энзо выбрали для себя другой путь.

Набрав полные легкие воздуха, я звучно выдыхаю, распрямляю плечи и, прикрыв глаза солнцезащитными очками, шагаю навстречу важному этапу моей жизни. Наших жизней: моей, Бласта и Фолта.

Я ужасно волнуюсь, о чем говорят мои трясущиеся поджилки, но я стараюсь не прислушиваться к сумасшедшему гулу в груди и ступаю уверенно, не выдавая внутренней паники.

Мои каблуки цокают по вымощенной дорожке к белым ступеням центрального корпуса, минуя многочисленные скопления студентов. Я держусь невозмутимо и даже не спотыкаюсь. Если бы Энзо видел меня, его бы переполняла гордость. Надеюсь, моя самоуверенность не вылетит с первым «здравствуйте» и не растворится в воздухе, когда я войду в кабинет ректора.

***

– Доброе утро, мисс Аллен! – Уолт Бейли – президент Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл – встает с кресла с высокой кожаной спинкой и, поправив очки в дорогой оправе, выходит из-за стола, чтобы пожать мне руку. – Рад нашей встрече.