Тёмная молитва

Тёмная молитва

Ай Айдин

© Ай Айдин, 2024

ISBN 978-5-0064-7247-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается Тому, Кто все превращает в пепел.

Как понять, что ты безумен? Где проходит грань, отличающая нормальных людей от опасных для общества?

Осенний ветер завывал среди арок и сквозных улиц, будто обгладывал кости неведомого животного. Я бродил посреди ночи в тапочках и домашнем халате по дворам Питера. И мне казалось, что я перешел черту. Я прижимался к стенам, прячась в тени от редких прохожих. Если они и замечали белое пятно халата, то сразу отводили глаза и ускоряли шаг.

Тело дрожало от холода. Надо было одеться, прежде чем выходить на улицу. Тогда бы не пришлось привлекать к себе лишнее внимание. Еще не поздно вернуться и переодеться. А лучше и вовсе остаться дома. Проснуться утром на работу и притвориться, что ничего не было.

Такие мысли посещали меня, когда я смотрел вслед прохожим. Стоило им отдалиться, и ко мне возвращалось неистовое возбуждение. Бредовая смесь морфия и адреналина.

Все это ненормально, я знаю. Все – начиная от моей опьяненной походки и заканчивая целью поисков. Мне еще хватало рассудка испуганно озираться по сторонам. Должно быть, только страх быть пойманным удерживал меня от того, чтобы рехнуться окончательно.

Иногда я останавливался и смотрел на полную луну. Те мгновения казались настолько прекрасными, что я терял всякий стыд. Я готов был рассмеяться в лицо любому, кто посмеет меня отвлечь. Имело значение лишь то, для чего я вышел сегодня на охоту. То, из-за чего у меня не нашлось время надеть кроссовки. То, что звало меня из теней мрачных закоулков. Затем облака вновь забирали луну в свои недоступные простым смертным владения, и я вспоминал себя, проклинал за медлительность и продолжал бродить по каменным лабиринтам улиц.

На Василеостровской есть множество дворов-колодцев, смотрящих в небо своими пустыми глазницами, будто оживающими в особый час, в надежде, что кто-то разгадает их тайны. Я забрел в один из них. Инстинкт повел меня туда, где отсутствовало всякое освещение. Я зашел в оставленную не запертой парадную и спустился по лестнице в подвал. Он тоже был любезно открыт, словно меня ждали.

По полу прозвенела отскочившая от моей ноги бутылка. Я обернулся назад, в очередной раз спрашивая себя, насколько далеко я переступил черту? Что я делаю ночью полуголый в подвале?

Глаза еще привыкали к мраку. Тапочки промокли, ноздри защекотал запах мочи и чего-то тухлого, будто я очутился внутри холодильника с давно просроченной едой. Если бы внезапно включился свет, я не удивился бы, увидев повсюду копошащихся червей.

Мне это все не нужно. Меня ждет дом, где есть душ и чистая, теплая постель. Там и следовало мне сейчас находиться. Что бы это ни было, пусть оно меня отпустит. Я хочу проснуться нормальным!

Но я не мог вернуться домой. Я был в подвале не один. Из темноты на меня смотрело нечто. Оно наблюдало, как угасают последние проблески моей воли, как я морщусь от отвращения, пошаркивая ногами среди мусора, как протягиваю руки в черноту и сразу с первого раза нахожу предмет своих поисков, будто заранее знаю, где он находится. Оно торжествовало, когда я забрал то, что должен был, и, спотыкаясь, помчался обратно на улицу. Оно ухмылялось, когда я уставился при свете луны на свою находку.

Черными провалами выколотых глаз на меня смотрела отрезанная голова.

Я вскрикнул от ужаса, но не посмел ее выронить. Я знал, что должен найти именно ее. Теперь, когда трофей был у меня в руках, все мое болезненное воодушевление отступило. Я остался наедине со своей страшной находкой. Стены маленького дворика стремительно сжимались. Они хотели запереть меня здесь, пойманного с поличным.

Если бы не звук собственного крика, я так и остался бы тут стоять, связанный цепями паранойи. Эхо от моего голоса многократно умножилось. Кричал теперь не я, а весь двор, кричали стены, окна и трубы, кричали те, кто жаждал уличить меня в преступлении.

Я ринулся бежать. Уже на ходу я сообразил снять халат и обернуть им свою находку. Пусть свидетели лучше запомнят обнаженного человека в трусах, чем маньяка с отрубленной головой в руке. Где-то по дороге я потерял свои тапки. Добрался до дома, с трудом справляясь с одышкой. Пока я гулял посреди ночи, дверь в собственную квартиру оставалась нараспашку. Повезло, если меня не ограбили. Вздрагивая при каждом лязгающем повороте запредельно громкого замка, я закрыл дверь и повалился на пол прямо в коридоре.

Не знаю, сколько времени прошло. Медленно, словно какая-то изощренная пытка, меня настигло ощущение чего-то давящего мне на грудь. Когда оно стало невыносимо отчетливым, я покосился и увидел, как из размотавшегося халата на меня уставились черные глазницы.

Они смотрели со злобной одержимостью, желая заставить меня слиться с этим лицом незнакомого человека. Лицом мертвеца. Наверное, я пролежал бы так сутки. Из забытья меня вернул будильник. Обычно нервирующая мелодия заиграла спасительным гимном. Это был знак, что наступил день. Привычная рутина упорядоченной жизни. Где-то под черепом, вроде бы даже под моим, зашевелился разум, узнавая содержание предстоящих событий. Пора на работу.

Стараясь не опускать взгляд на то, что у меня в руках, я прошел на кухню и открыл морозильник. Эхом прозвучал голос бывшей жены: «Зачем нам покупать отдельную морозилку? Что мы туда будем складывать?» Я был упрям и настаивал на своем решении, хотя и сам для себя не мог толком объяснить, зачем она нужна. Мы не раз ссорились из-за проклятой белой громадины, которая бестолково занимала место на кухне. Теперь-то я знал, для чего ее купил.

Я разгреб замороженные овощи и мясо. Там на дне я прятал другую отрубленную голову. Я нашел ее во время прошлого полнолуния. Тогда приступ случился со мной впервые. Подчиняясь какому-то смешанному со страхом безотчетному инстинкту, я хранил ее в морозильнике и чего-то ждал. Я положил в образовавшуюся емкость вторую голову, раздобытую этой ночью, придавил сверху замороженными овощами и захлопнул крышку.

Если бы только вода умела смывать мысли. Я направился в ванную и по пути обнаружил, что мои ноги оставляют грязные следы. Или это не мои? С трудом сдержался от того, чтобы остановиться и осмотреть их. Встал под душ. Включил воду на полную мощность, настолько горячую, насколько мог выдержать человек.

Я протирал себя мочалкой, едва не сдирая покрасневшую кожу. Зловоние из подвала пропитало все мое тело, проникло в вены и отравляло мозг. Когда я вышел из ванной, то обнаружил, что потратил слишком много времени. В десять начинался мой рабочий день, добираться час, а уже было девять. Я торопливо оделся и собирался выйти на улицу, но грязные следы на полу не отпускали меня. Нужно стереть их, иначе они так и будут меня преследовать. Когда я вернусь домой, ничего не должно напоминать о произошедшем этой ночью. Спешно помыл полы влажной тряпкой и заодно закинул халат в стиральную машину.

Вышел из дома. Оставалось сорок восемь минут. Будничная гонка со временем на экране телефона. Следовало еще проявить борцовские качества, чтобы в час пик быстро попасть на станцию метро «Василеостровская». Я угодил в водоворот толпящихся у входа людей. После чего медленно пингвиньим шагом начал свое приближение к прозрачным дверям метрополитена. Чем ближе ко входу, тем теснее и недоброжелательнее становилась толпа, то и дело раздавались ругательства.

Я запрокинул голову и увидел железный занавес из серых облаков и тусклого света. «Ночью оно было другим. Оно было живым и говорило со мной», – мелькнула мысль, но я тут же поспешил ее прогнать.

Плотный поток людей, одетый по какому-то негласному правилу в основном в темные цвета, затащил меня в метро. Свистели турникеты. Я приложил карточку к валидатору, вспомнив, что на ней осталось мало денег, и поспешил бегом вниз по эскалатору. На перроне меня ждало новое испытание: теперь следовало попасть в вагон. Возле каждой двери приехавшей электрички образовывались такие очереди, что казалось удивительным, как в нее помещается столько людей.

После нервотрепки в метро я приезжал на работу вымотанным. Но на этот раз я пребывал в отчужденном спокойствии и как бы наблюдал за собой со стороны. Толпа затащила меня в вагон. Кто-то пихнул меня локтем в бок, другой наступил мне на ногу и упал бы, только падать было некуда. Раздалось: «Осторожно двери закрываются». Электричка тронулась. Я с трудом мог пошевелиться, и мне не особенно хотелось этого. Жарко. В вагоне стоял характерный запах духоты. Я вспотел. Все это было привычным, повседневным, нормальным, а потому казалось мне сейчас утешительным.

Я вышел на станции «Электросила» и, несмотря на еще один спринт, теперь до бизнес-центра, все равно опоздал почти на пятнадцать минут. К счастью, мой начальник тоже любил опаздывать, поэтому маленький проступок остался незамеченным. Не обращая внимания на коллег, я сразу прошел к своему столу. Впрочем, «своим» этот маленький клочок пространства язык поворачивался назвать лишь от безысходности. В нашей тесной бесцветной коробке ежедневно проводился эксперимент, сколько всего в ней поместится офисных заключенных и как они будут себя вести.

Все столы были приставлены друг к другу впритык. Пол в узких проходах закован в провода, тянущиеся к переходникам и розеткам. Чтобы отодвинуть стул и сесть за «свое» рабочее место, приходилось быть аккуратным, иначе он ударялся в спину коллеги позади. Сидение на этих офисных стульях тоже своего рода изощренная пытка: они были старыми и изношенными. Спина от их кривизны к концу дня болела и умоляла больше сюда никогда не возвращаться. В разгар интенсивности рабочего дня здесь стоял ор. Если тебе удавалось слышать по телефону клиента и членораздельно ему отвечать, то считалось, что ты справляешься. Добро пожаловать.

Днем из-за обилия людей на метр квадратный (всего нас было двенадцать-тринадцать человек) царила духота значительно безжалостнее, чем в час пик метро, а единственное окно открывалось только наполовину из-за стола с компьютером рядом с ним. Это не обсуждалось, но все коллеги знали, что каждый из нас спрашивает себя, почему он здесь работает, по несколько раз в день.

Мой ад назывался «Сонар» – интернет-магазин мебели. Ежедневно к нам поступали заказы со всей России. Я надрывал горло, отвечая на идиотские вопросы вроде «подойдет ли это кресло к моим зеленым шторам» или «рассчитайте, пожалуйста, доставку… а почему так дорого?».

Забормотал старый процессор, проснулось окно монитора. Я не приступал к работе, пока не заварю кофе, чтобы выиграть пару минут для моральной подготовки, пройти стадии отрицания и принятия. Сегодня я поспешно, без лишних ритуалов открыл программу, где отображались заявки на заказы с сайта, и сразу начал звонить. Мне хотелось утонуть в голосах клиентов. Пусть они полностью завладеют моим вниманием и вытеснят из воспоминаний ночной кошмар. Так я погрузился в нервный туман многозадачности из заявок, переговоров и отчетов.

Несмотря на отсутствие комфорта, платили в этой фирме относительно хорошо. Поэтому текучка здесь, конечно, была, но не критичная – терпения у сотрудников хватало. Руководство экономило на аренде и на налогах – почти все работали неофициально. Зарплата – единственное, что держало здесь людей.

У меня есть сын, который сейчас живет отдельно – с мамой и ее новым мужем. Есть двухкомнатная квартира. Мы до сих пор с Леной оплачиваем ипотеку. Когда-то я возил семью на машине, но сейчас от нее остался только кредит. Никаких перспектив я в своей жизни не видел, кроме блеска осколков из прошлого. Обязательства, за которые я в глубине души держался и боялся отпустить, а потому исполнял ревностно.

Кто-то шлепнул меня по плечу и что-то сказал. До меня не сразу дошло, что разговаривают со мной.

– Эй, почему не здороваешься? Зазнался, что ли?

Это была Наташа. Симпатичная тридцатилетняя разведенка. Единственная, кому хватало сил каждый день улыбаться в нашем офисе.

– Время обеда? – удивился я, посмотрев на часы в мониторе.

– Конечно, зачем ты мне еще нужен, – сказала она и слегка хлопнула меня по спине. – Давай быстрее.

– Мне бы еще пару звонков сделать.

– Я голодная!

– Хорошо, иду.

– И ты так и не поздоровался, между прочим.

– Привет! Прости.

Наташа была моей отдушиной на работе. С ней я мог поговорить, скрасить серые будни. Сегодня, правда, был не тот день, когда мне хотелось общаться, но она все равно не отстанет. Как-то само собой завелось, что мы обедали всегда вместе.

В столовой уже успела набиться очередь. Наташа мне что-то рассказывала. Кажется, я даже отвечал ей односложными фразами. Я выбрал из давно приевшегося однообразного меню бизнес-ланч номер один – солянка, морковный салат и спагетти карбонара, а Наташа номер два – куриный суп, витаминный салат и пюре с котлетой. Был еще вариант номер три, но я его предпочитал, когда номер один надоест еще больше, чем номер два. И, конечно, сладкий компот. Каждый день этот красный сладкий компот.

Наташа ликовала от того, что наше любимое место у окна освободилось, как раз когда мы наполнили подносы и к нему подошли. Почему она радуется каждой мелочи? Я с трудом подавил раздражение.

Аппетит отсутствовал. Еда вызывала отвращение, как и все вокруг. Но если я не буду есть, то не смогу работать. Надо собраться, заставить себя пережить этот день, а потом и все другие вплоть до выходных. А там появится время разобраться, что со мной происходит.

Очередной шлепок по плечу вернул меня к реальности. Я чуть не подавился.

– Ваня, ты меня не слушаешь, пока я тебя не ударю!

– Неправда.

– Что с тобой? Ты сегодня какой-то пресный.

– Тяжелая ночь, – вырвалось у меня.

– Можешь поделиться, если тебе станет легче.

– Это сложно объяснить.

– Понимаю. Проблемы в семье?

Она перестала есть и смотрела на меня с таким состраданием, что мне захотелось выплакаться. Но я уже злился на себя за излишнюю разговорчивость.

– Ну давай выкладывай, бедолага, что у тебя там стряслось?

– Прости, я сегодня не в форме, я знаю. Все из-за сына. Я по нему скучаю. Давно не видел. Но… – тут я на секунду замолчал, потому что отчасти говорил правду.

– Что «но»? Бывшая не дает тебе с ним видеться?

Ладно, раз уж начал плакаться, придется теперь продолжать. По крайней мере, это не выглядит так, будто я что-то скрываю.

– Нет, дело не в этом. Наоборот, она хочет, чтобы я с ним чаще проводил время. Этого хочет и сам Саша. Он часто спрашивает маму про меня. Ему всего семь лет. Недавно начал ходить в школу, а я не смог прийти на первое сентября. Он так меня ждал… Я ужасный отец.

– Почему ты не пришел?

Потому что было полнолуние.

– Мне кажется, ему сейчас лучше держаться подальше от меня. У него теперь другая семья. Надо свыкнуться с этим.

– Что за бред? Ты его отец! – громко возмутилась Наташа. – Любому ребенку нужно внимание обоих родителей, если те не скатившиеся алкоголики вроде моего бывшего.

– Да, я знаю. Просто я не уверен, что он со мной в безопасности. – Я готов был проклясть себя за болтливость, но как же мне хотелось выговориться, хотя бы намеками и недоговорками.

– В каком смысле? Что ты имеешь в виду?

Я замялся. Теперь надо как-то выкручиваться.

– Трудно объяснить. Иногда мне кажется, что я притягиваю несчастья. А вдруг из-за меня с ним что-то случится?

Я представил, как однажды в полнолуние нахожу голову собственного сына. У меня мгновенно закончились силы заставлять себя есть. Я избегал в мыслях этой картины еще с первого случая. Сейчас я нашел уже вторую голову, и страшное видение начало обретать краски. Пока только наброски, которые я сразу стер. Слишком страшные, чтобы запоминать.

Что если убийца – это я? Неужели такое возможно?

Я ничего не знал об этих двух жертвах, как и об их телах, но каким-то образом находил их головы. Откуда я мог знать, где они спрятаны? А я и не знал, я не мог указать на карте, где они находятся. Я даже не имел понятия, что именно ищу. Они как будто сами дожидались меня.

Если я маньяк, который втайне от себя совершает зло, способен ли я причинить вред собственному сыну?

Мне ничего неизвестно о той, другой, личности внутри себя. Лишь подозрения о ее существовании и никаких доказательств. Но если она есть – ей лучше держаться подальше от тех, кто мне дорог.

Теплое прикосновение вернуло меня обратно в мир. Наташа положила свою руку на мою. Она внимательно, даже проникновенно смотрела мне в глаза. Я моргнул и отвел взгляд.

– Ваня, ты можешь рассказать мне честно, что с тобой происходит? Я хочу помочь.

– Все в порядке. Надо работать. У меня еще с утра висят заявки, – ответил я и резко встал. Карбонара и салат остались недоеденными.

Я вернулся в офис и погрузился в экран монитора, больше не позволяя себя отвлекать. В конце смены я намеренно задержался, чтобы не идти с Наташей вместе до метро. Она, кажется, об этом догадалась и попрощалась со мной холодно. Я даже слегка из-за этого расстроился, чему тут же восторжествовал: все-таки у меня еще остались эмоции, кроме тревоги за сына и свой рассудок.

Закончил я вместо семи часов вечера почти в девять. Я оставался бы и дольше, но заявки на звонки закончились, а новые все не появлялись. Я закрыл офис, так как ушел последним, и оставил ключ у охранника с чувством, что покидаю свое убежище. На улице уже темнело. Я быстрым шагом направился к метро. В электричке на меня навалилась усталость. Разболелась голова. Я не спал вторые сутки, и, хотя организм требовал покоя, я боялся провалиться в сон – туда, где начиналось пространство подсознания, и я не отвечал за себя в полной мере.

Тело все равно требовало свое. Невозможно никогда не спать. Я сразу сдался, переступив порог квартиры. Стоило мне снять пальто и ботинки, как я тут же упал в кровать и заснул…

…В прошлый раз, когда я нашел первую голову, я тоже очутился в этом тоннеле. Отделанные плиткой пол и стены. Они впитали в себя грязь, похожую на засохшую кровь. Какие-то пятна были выцветшие и напоминали ржавчину, другие, еще алые, казались совсем свежими. Все они перемешались, как бы пожирая друг друга, так что я с трудом различал за ними некогда белые островки кафеля – в основном ближе к потолку, куда брызги добрались в меньшей степени.

Рано или поздно здесь появится новая кровь. Сначала она оставит длинные растянутые следы, а после тоннель оживет. Почует, что по нему волокут добычу. Лучше бы поспешить. То, что находилось здесь, любит, когда все делается вовремя.

Я побрел вперед. Старался ступать беззвучно, но я знал, что меня все равно слышат. На потолке в ряд горели лампочки. Некоторые из них мигали, на несколько секунд погружая пространство в полутьму. От них рябило в глазах, а впереди что-то мерещилось, кто-то смотрел на меня и чего-то ждал, но описать этого кого-то я бы не смог. Я даже не был уверен, действительно ли что-то вижу, кроме игры света и тени.

Коридор казался бесконечным. Возможно, он таким и был. Я не оборачивался. Шипение мигающих лампочек за моей спиной замолкало. Они потухали навсегда. Ко мне подбиралась темнота. Медленно, будто желала растянуть удовольствие от преследования. Она шла по пятам. Я завязну в ней, не сумею выбраться, если остановлюсь.

Даже в самом страшном кошмаре, всегда есть возможность проснуться. Меня пробуждение не волновало. Важно было другое: там, впереди, меня кто-то или что-то ждало, но смотрело оно на меня из подбирающейся тьмы за спиной. Исход был предрешен: я послушно двигался туда, куда оно хотело. Я могу проснуться, могу вообще не спать, даже покончить с собой – от него все равно не спрятаться и не сбежать.

Звук моих шагов изменился, стал хлипким. Под ногами заструились ручейки крови. Они ползли вперед, словно наперегонки. У меня возникло сильное желание обернуться. Этого не следовало делать. Блаженны не знающие и не ведающие о своем будущем.

Я терял над собой контроль. Мной завладел страх. Он будто положил свою костлявую ладонь мне на голову и медленно заставил обернуться…

Стук.

Я проснулся в изнеможении. С трудом нашел в себе силы достать из кармана телефон. Время узнать не удалось. Батарея разрядилась. Комнату заливал через щели в шторах тусклый солнечный свет.

Я рывком поднялся с кровати, включил на столе ноутбук и посмотрел на издевающиеся цифры. 14:34. Проспал! Сил долго сокрушаться не было. Казалось, так и должно быть: черная полоса в жизни продолжалась. Не хватало еще для полного счастья потерять работу.

Когда же все это закончится? Почему я не могу жить даже не счастливо, а хотя бы просто нормально? Что я теперь скажу руководителю? Геннадий Александрович всегда ценил меня за ответственность и самоотдачу. Пожалуй, единственный человек, который благодарил меня за потраченное на работе время. Это было не искренне, а скорее для дополнительной мотивации, но все равно не хотелось портить отношения.

Надо теперь думать, как выкручиваться, только думать что-то мешало, сбивало с мысли.

Снова стук.

Я повернулся к окну. Звук доносился с улицы.

Дежавю. Это уже было. Сейчас я отодвину занавеску и увижу ворону. Что ей здесь нужно? Может, успокоится и улетит? Однако стекло звенело так, будто она готова разбиться об него, лишь бы ворваться ко мне.

Я резко отодвинул шторы. Ворона гаркнула, глядя черным глазом прямо на меня, точно узнала. Не успел я опомниться, как она расправила крылья и улетела.

Несколько минут я задумчиво простоял у окна в тумане хаотичных беспорядочных мыслей. Затем лег обратно в постель. Я все еще слышал стук. Это было мое сердце. Оно что-то хотело ответить вороне, но я не мог разобрать что именно.

«Она прилетает каждый раз, когда я приношу домой голову», – пронеслись в голове предательские мысли. Я тут же постарался себя успокоить. Прилетала и прилетала. Не бояться же мне теперь каждой птицы в конце концов!

Следовало прекратить заниматься самобичеванием и позвонить начальству, пока я не потерял работу. Однако, вместе с тем как сердце постепенно успокаивалось, меня снова клонило в сон. Я с трудом перевернулся на другой бок. Дела подождут.

Я вообще спал по-настоящему?

Этот вопрос вырвал меня из дремы. Постель пропиталась потом. Я непроизвольно прикрывал нос от собственного запаха. Двигал головой, пытаясь найти сухое место на кровати. С меня текло ручьем. Хотя я до сих пор не переоделся, как пришел с работы и завернулся в одеяло, мне все равно было холодно. Видимо, знобило.

Положил руку на лоб. Отдавало жаром – расплата за ночные путешествия. Я почти обрадовался, что заболел. Вызову врача, получу больничный, смогу объясниться перед Геннадием Александровичем.

Встал за градусником, но прежде с тревогой себя осмотрел. Одежда, конечно, была на мне помятая, но никаких следов вылазки на улицу я не обнаружил. Взял с полки градусник и заодно поставил телефон на зарядку.

Наташа на меня вчера обиделась, – вспомнил я и рассердился. Нашел о чем думать! Мне что, двадцать лет? С тех пор как мы с женой расстались, у меня никого не было. Отсюда излишняя эмоциональность. Да и Наташа не глупая, догадалась, что я не в порядке. Молодец, вызвал подозрения. Уверен, на работе и без этого ходят слухи о моих странностях!

Я попытался вспомнить, что со мной происходило перед тем, как случился первый «приступ» в новолуние. Затем сравнил с событиями следующего. Ничего особенного выделить не удалось. Все было как обычно, день сурка. Работа, дом, пиво.

Градусник показал температуру тридцать восемь. Я с облегчением включил телефон и набрал Геннадия Александровича. Несколько минут он меня журил за то, что не брал трубку и не предупредил о болезни заранее, но не слишком сердито – заменить меня было кем. Я пообещал отчитаться о сроках, которые обозначит врач, и вернуться к работе как можно скорее. На этом распрощались.

Прежде чем звонить в поликлинику, решил принять душ. По пути в ванную заметил, что один кроссовок в прихожей откинут в сторону, под комод. Я замер, не решаясь вернуть его на место. Раньше я всегда оставлял обувь аккуратно на коврике возле двери. Вчера я был слишком уставшим, чтобы следить за такими мелочами. Или причина была в другом? Пока я мылся, то непрерывно убеждал себя, что слабость в теле вызвана переутомлением, недосыпом и температурой. Не мог же я никуда выходить этой ночью. Я ведь должен был бы помнить хоть что-то!

Во сне я шел не останавливаясь.

…и наступал на кровь…

Я выскочил из ванной и осмотрел в прихожей оба кроссовка со всех сторон. Грязная подошва, к пятке прилипла жвачка, но никаких следов крови не обнаружил.