Утес чайки

Кейт вспомнила, как его звали, – Болтон, мистер Болтон. Эта фамилия была написана большими синими буквами на белой машине, на которой он приехал.

– Многое можно починить.

– Нет, все должно быть убрано.

Что ей делать с этим хламом? Перевезти в крохотную квартирку в Бексли, в восточной части Лондона? Продать, сдать на хранение? Зачем? Пора наконец отпустить прошлое, отделить себя от него. Время пришло, лучшей возможности не представится.

По временам Кейт задавалась вопросом, действительно ли это что-то изменит. Что станет с ее одиночеством, неуверенностью в себе? Что, если роковое решение ни на что из этого не повлияет? Женские журналы и руководства по популярной психологии в один голос заверяют, что решительные шаги меняют жизнь, в первую очередь связанные с избавлением от старых вещей. Но Кейт сомневалась. Не стоит рассчитывать на награду, вместо которой могут последовать вполне ожидаемые сожаления. Хотя сейчас так или иначе сожалеть не о чем… Кейт попробовала сосредоточиться на том, что запланировала.

Туман снаружи действовал угнетающе. Ночью он выполз из моря и окутал город, поглотив звуки. Солнечные октябрьские деньки в одночасье сменились настоящей осенью, и быстрота перемены пугала.

– Как скажете, – пожал плечами Болтон. – Я уберу все, это моя работа.

– Спасибо.

– Только вот к следующим арендаторам советую присмотреться внимательнее. Если не хотите, конечно, чтобы подобное повторилось.

– Я собираюсь продать дом, – сказала Кейт.

Мистер Болтон кивнул:

– На вашем месте я сделал бы то же самое.

Оставалось найти ремонтников и попросить соседку впустить их в дом, как только мистер Болтон все уберет. Ей незачем следить за ремонтной бригадой. В Лондоне ждет работа, и босс будет рад, если Кейт вернется раньше.

Ей и самой того хочется. Находиться в доме Голдсби невозможно. Кейт жалела супругов, но ничего не могла для них сделать. Она видела, что Дебора рассчитывает на ее помощь. Для Голдсби Кейт – воплощение знаменитого Скотланд-Ярда. Она одна может вернуть им дочь. На Калеба Хейла, шефа криминального отдела полиции Скарборо, надежда небольшая. Чины и звания в глазах супругов, судя по всему, значат немного. Иначе они увидели бы, что как детектив-сержант она стоит на одной из низших ступенек карьерной лестницы. Что, с учетом возраста Кейт, естественным образом наводит на подозрения. В сорок два года она могла и должна была достичь большего. Калеб Хейл единственный ценил ее следовательский талант. Но он не мог повлиять на ее продвижение, потому что по службе они почти не контактировали.

«Может, в самом деле стоит перевестись в криминальный отдел полиции Скарборо?» – подумала она.

Нет, хватит с нее Северной Англии. Раз уж решила порвать с прошлым, нечего оглядываться назад.

– Выйдет недешево, – заметил мистер Болтон в своей ободряющей манере.

– Понимаю, – кивнула Кейт.

Очень может быть, что придется брать кредит в банке, который она легко погасит после продажи дома. На нем нет долгов. Впервые на счету Кейт появится более-менее заметная сумма. Можно будет что-нибудь себе позволить. Круиз, например, где она наконец встретит мужчину своей мечты…

Кейт тихо вздохнула. Получится ли когда-нибудь распрощаться с этими мыслями или она будет мечтать до гроба? В таком случае, еще сорок лет напрасной надежды – светлый лучик, пронизывающий всю жизнь.

Кейт взяла себя в руки. Бывают вещи и похуже. Страшно представить себе, что сейчас переживают родители убитой Саскии Моррис. Десять месяцев они жили надеждой… А Дебора и Джейсон Голдсби? Утренние газеты наперебой кричат об исчезновении Амели. Конечно, они не забыли и о Саскии. У воображаемого преступника даже появилось имя – Убийца с пустошей. Он похищает молодых девушек на улицах, держит взаперти, пытает, издевается над ними, а в конце концов убивает. Согласно фантазиям газетчиков…

Кейт купила несколько газет по дороге сюда, просмотрела и выбросила в мусорный контейнер. К сожалению, тем самым она не могла уберечь от журналистского бреда Дебору и Джейсона. Родственники жертв тоже жертвы, но о них почему-то никто не думает.

Мистер Болтон обещал очистить дом к концу недели. Кейт проводила его взглядом и закрыла дверь.

Итак, первый шаг сделан. Можно приступать к поискам ремонтной бригады.

* * *

Журналисты осадили дом Голдсби. Прибыли даже телевизионщики со своим фургоном. Обычно исчезновения подростков не привлекают такого внимания, но с тех пор как Убийца с пустошей стал героем СМИ, они почуяли историю с продолжением. Для журналистов серийный убийца что мед для мух.

Кейт вернулась в пансион Голдсби в полдень. Отперла входную дверь, прислонилась к стене в коридоре и вздохнула с облегчением. Пора исчезнуть, пусть это станет последней каплей. Она не хочет увязать в этом глубже, из-за одного лишь рокового стечения обстоятельств.

В гостиной Калеб Хейл разговаривал по телефону и убрал трубку, как только она вошла. Он выглядел усталым и напряженным, глаза были красными.

– А, Кейт! – Калеб провел рукой по лицу. – Ужасный день…

– Где Джейсон и Дебора?

– Наверху. Дебора плохо себя чувствует, Джейсон с ней.

– Она читала утренние газеты? – предположила Кейт.

– Не сама. Одна хорошая подруга прочитала ей это по телефону. – Калеб покачал головой. – Понятно, почему так часто после подобных историй круг друзей пострадавших полностью меняется…

– Есть что-нибудь новое? – Кейт успела задать вопрос, прежде чем вспомнила о своем решении больше не вмешиваться в ход следствия. – Извините, я…

– Вы моя коллега, – оборвал ее Калеб. – Да, есть новости, и они, к сожалению, еще больше нагнетают панику.

Кейт вопросительно посмотрела на коллегу.

– Результаты вскрытия тела Саскии Моррис, – объяснил Калеб. – Она мертва около шести недель. Подозреваю, столько лежать на болотах она не могла, иначе ее нашли бы раньше. Убийца перевез туда тело далеко не сразу, почему? Но самое ужасное, что…

– …Что она была жива еще около девяти месяцев после своего исчезновения, – закончила его мысль Кейт, когда Калеб запнулся. – Да, я подозревала нечто подобное.

– Ее держали взаперти, мучили.

– Как она умерла?

– Предположительно от истощения и обезвоживания организма.

– Господи… – прошептала Кейт в ужасе. – Значит, похититель долгое время кормил и поил ее, а потом почему-то перестал это делать?

– Судя по всему, так оно и было.

– Может, случилось что-то, что помешало ему навещать ее?

– Он отвез ее на болота, – напомнил Калеб. – Следовательно, был жив и достаточно здоров для этого. Хотя преступников могло быть и несколько.

Оба замолчали.

– Значит ли это, – робко начала Кейт, – что, если Амели в руках этого же человека, она еще жива?

– Да, но мы не знаем ни того, в чьих она руках, ни его мотива. Саския Моррис не подвергалась сексуальному насилию – во всяком случае, так, чтобы это оставило следы на ее теле. При этом, конечно, он мог использовать ее для порнографических съемок. В общем, с мотивом, как я сказал, полная неясность. Локализовать мобильник Амели также не удается. Предполагаемый похититель мог вывести его из строя. Версия, что Амели намеренно скрылась от родителей, все еще недостаточно опровергнута. Проблема в том, что мы не продвинулись ни на йоту и всё еще ничего не знаем. Но если убийца Саскии и похититель Амели – одно и то же лицо, вероятность того, что Амели жива, действительно возрастает. Притом что в девяноста процентах случаев похищения жертва погибает в течение первых двадцати четырех часов, если только мотив злоумышленника не шантаж и не требование выкупа. Чего в нашем случае ожидать не стоит.

– Вы должны найти ее, – сказала Кейт. – Девочка проходит через ад.

Калеб вздохнул. Кейт знала, о чем он думает: нет отправной точки, между тем как прошло довольно много времени. Если девушка и жива, она может быть очень далеко. В глуши, в какой-нибудь хижине… Кто-то почти год держал Саскию Моррис взаперти, и никто до сих пор даже не догадывается, где это могло быть.

Теперь эта проблема целиком и полностью легла на плечи Калеба. Кейт видела, как ему тяжело.

– Сейчас об этом раструбили все СМИ, – сказала она. – Я буду удивлена, если в ближайшее время не объявятся свидетели. Саскию Моррис похитили поздно вечером, в темноте, в тихом жилом квартале. Но Амели исчезла среди бела дня, с парковки перед супермаркетом в субботу утром. Уверена, что хоть кто-то что-то заметил.

– К сожалению, далеко не все звонят в таких случаях по делу, – мрачно возразил Калеб. – Одни просто хотят попасть в газеты. Другие жаждут нашего внимания. Третьи, если что-то и видели, дают показания, совершенно бесполезные для следствия.

Кейт знала, каково это, когда пресса дышит тебе в затылок. Пойдут возмущенные статьи. «Чем занимается наша доблестная полиция и как долго еще Убийца с пустошей сможет безнаказанно делать свое дело?» Плюс отчаявшиеся родители, для которых каждая потраченная попусту секунда оборачивается невыразимой мукой. Кейт не могла ничем помочь Калебу. Это не ее расследование. Она здесь по совершенно другому делу.

Как будто прочитав ее мысли, он спросил:

– Что собираетесь делать дальше, Кейт? Есть какие-нибудь зацепки в поисках арендаторов?

Она покачала головой:

– Нет. Сегодня же подам заявление в полицию. Без особой надежды, но я не хочу, чтобы это сошло им с рук. В конце концов, это стоит мне не только нервов, но и немалых денег.

– Сочувствую, – отозвался Калеб. – Я знаю, что значит для вас этот дом.

– С другой стороны, это всего лишь дом. Голдсби оплакивают своего единственного ребенка… Конечно, это несопоставимо.

– Даже если это всего лишь дом, здесь есть что оплакивать.

– Я наняла компанию по вывозу мусора. Нашла людей, которые сделают ремонт. У соседки ключи, она за всем проследит. Завтра я могу вернуться в Лондон.

– Как дела на службе?

– Все хорошо.

Кейт преувеличивала, но она не хотела углубляться в эту тему. Она все еще считала себя отвергнутой и не чувствовала заслуженного признания со стороны коллег. Не то чтобы ее оскорбляли или унижали – люди предпочитали держаться от Кейт на расстоянии. И не только на работе. Никому из коллег как будто и в голову не могло прийти пригласить Кейт куда-нибудь вечером, выпить с ней вина или хотя бы поинтересоваться ее планами на выходные.

Конечно, Кейт часто спрашивала себя, кто первый установил эту дистанцию – окружающие или она сама. Так или иначе, проблема зашла слишком далеко, и теперь Кейт не могла одна ее устранить. Попытки сближения с коллективом кончались ничем. Очень может быть, нужно поменять что-то в жизни – работу, место жительства, окружение. Психологи утверждают, что подобные перемены творят чудеса. Но есть и другие психологи, и они считают, что старые проблемы запросто переходят в новую жизнь. Человек везде одинаков. Кейт почему-то опасалась, что правда на их стороне.

– С ноября я в отпуске, – сказала она. – Тогда и займусь продажей дома.

– Вряд ли мне удастся убедить вас сохранить за собой дом и перейти на службу в криминальный отдел полиции Скарборо, – отозвался Калеб.

Он часто высказывал то, что на удивление хорошо перекликалось с самыми сокровенными ее мыслями. Стоило Кейт подумать о переменах в жизни, как Калеб заговорил о новой работе.

На самом деле, именно для Кейт в этом не должно быть ничего удивительного. Три года назад она была влюблена в этого мужчину. Тому имелись все основания. Помимо внешней привлекательности, Кейт в жизни не встречала более близкого человека. Их связывало что-то, что имело отношение к жизненным неудачам обоих. К боли, разочарованиям. К ужасной неуверенности в себе.

Последнее как будто совсем не про Калеба Хейла, но Кейт умела разглядеть такие вещи. Калебу тяжело давалась его работа. Слишком часто стоял вопрос о жизни и смерти, и малейшая оплошность грозила обернуться катастрофой. Калеб не выдерживал, начинал пить. Или впадал в депрессию – и тогда совершал одну ошибку за другой.

Кейт надеялась пробудить в нем ответные чувства. Калеб единственный ценил ее следовательский талант. Это означало, что он, как и она, мог разглядеть что-то, чего не видели остальные. Признание такого коллеги дорогого стоило, и Кейт понимала, что должна быть счастлива. Но Калеб не воспринимал ее как женщину, а это было единственное, чего ей хотелось и что казалось неосуществимым.

Потому что Калеб заслуживал лучшей женщины, не такой, как неприметная Кейт. Она знала, что он много лет в разводе и, как говорят, не имеет постоянной партнерши. Но вряд ли он жил как монах. Конечно, у Калеба случались кратковременные романы.

– Меня вполне устраивает мое место, – ответила Кейт на его вопрос.

Конечно, это было неправдой. Но работать с ним? Видеть Калеба каждый день и думать о том, что их общение могло бы вылиться в нечто большее? Кейт не привыкла себя жалеть, но и не была мазохистской.

Они попрощались друг с другом. Калебу предстояло пройти сквозь толпу представителей прессы. Кейт сочувственно вздохнула и отправилась в свою комнату. Ненадолго задержалась перед дверью, за которой уединились Джейсон и Дебора, и продолжила путь. Что она могла им сказать?

3

Во второй половине дня Кэрол вернулась в дом Аллардов в сопровождении своей начальницы Ирен Каримиан. Они решили прояснить обстановку в доме. Мэнди пропала больше недели тому назад. Если Пэтси действительно ничего не знает о ее местонахождении, остается только звонить в полицию.

Они устроились на кухне, и Пэтси, размахивая руками, произнесла длинную речь, суть которой заключалась в том, что она, Пэтси, в сущности не сделала ничего плохого. Марлон не произнес ни слова; просто сидел, опустив плечи, время от времени потирая красные глаза и проводя рукой по вспотевшему лбу.

На кухне стояла невыносимая жара – термостат отопления, похоже, был вывернут до упора. Кэрол хотелось снять теплый шерстяной джемпер, но Пэтси, похоже, не испытывала дискомфорта. Возможно, из-за худобы. Естественно бояться простуды, когда у тебя кожа да кости.

– Да, я бросила чайник, но, конечно, не в Мэнди. Боже мой, я не имела намерения обварить кипятком собственного ребенка. Хотя вы в департаменте по делам молодежи захотите представить это именно так… Вы рады нарыть хоть что-нибудь против меня.

– Рука Мэнди сильно повреждена, насколько нам известно, – сказала Кэрол.

Она пыталась игнорировать неприятное чувство, что вбивает клин в уже существовавшую трещину между Пэтси и ее дочерью Линн. Как и струйку пота, стекавшую между лопатками и по спине.

Пэтси пристально посмотрела на нее:

– Ведь это Линн меня выдала, так?

– Мне пришлось как следует на нее поднажать, так что выбора у нее не было. И, Пэтси, слава богу, что она все рассказала. Мэнди вот уже больше недели пропадает неизвестно где. Мы не можем закрыть на это глаза.

– У Мэнди много друзей. Она с кем-нибудь из них.

– Можно список? – попросила Ирен.

Как всегда, она сохраняла невозмутимость. Кэрол спросила себя, потеет ли Ирен вообще. Глядя на нее, трудно такое заподозрить.

– Я не знаю всех друзей Мэнди, – ответила Пэтси.

– Но хоть кого-нибудь из них?

– Вам лучше спросить Линн, ей известно об этом больше.

Кэрол курировала семью Аллард вот уже несколько лет. И ей хорошо было известно, что у Мэнди с друзьями дело обстояло плохо. Даже те немногие, кто мог таковыми считаться, были, скорее, не более чем одноклассниками, которые старались ладить с Мэнди, потому что боялись ее острого языка и мстительной натуры. Популярностью Мэнди не пользовалась, что и говорить. И Кэрол не раз поднимала с ней эту тему…

– Тебе следует быть добрее к людям, и они обязательно ответят тем же. Это работает. Правда.

– Меня все ненавидят.

– Это потому что ты никогда не пыталась.

– Что?

– Показать миру свое дружелюбие.

Ответом Мэнди был полный презрения взгляд.

– …Как вы думаете, где ваша дочь? – спросила Ирен. – У вас ведь есть какие-то соображения по этому поводу?

Пэтси пожала плечами:

– Где-то скрывается.

Ирен перевела взгляд на Марлона:

– Мистер Аллард, вы нам не поможете? У вас есть какие-нибудь соображения по поводу того, где может быть Мэнди?

Марлон вопросительно посмотрел на жену. Пэтси избегала встречаться с ним взглядом.

– Я не знаю, – пробормотал он.

– И вас это не интересует?

Тон Ирен стал резче. Кэрол знала, какой жесткой она может быть. Ирен не потерпит, чтобы Алларды водили ее за нос. Сидеть здесь, на душной кухне, и слышать в ответ на все вопросы «не знаю» – это для нее слишком.

– Должна вам сказать, нас такое положение дел не устраивает, – продолжала Ирен. – Мы поставим в известность полицию. Мэнди нужно найти. Она пропала и серьезно ранена. На улице холодно, и у нее, вероятно, мало или совсем нет денег. Мэнди в опасности. – Она встала. – То есть вы утверждаете, что не имеете ни малейшего понятия о том, где может быть ваша дочь?

Пэтси выдержала ее ледяной взгляд. Она была не из тех, кого легко запугать.

– Повторяю, с Мэнди ничего плохого не случилось. Я в этом уверена.

Кэрол тоже поднялась со стула:

– К сожалению, то, что происходит в Скарборо и окрестностях, не вселяет такой уверенности. На вашем месте, Пэтси, я бы обеспокоилась.

Пэтси презрительно посмотрела на Кэрол:

– Убийца с пустошей?

– Так его окрестила пресса. Но труп Саскии Моррис – не выдумки журналистов. Как и исчезновение четырнадцатилетней Амели Голдсби.

– Это совсем другое дело, – возразила Пэтси. – Моя дочь сбежала после ссоры со мной. Которую, кстати сказать, сама и спровоцировала. Она обиделась, хочет отомстить мне и поэтому не появляется дома.

– Но факт остается фактом: Мэнди одна. Она беззащитна. И где-то рыщет извращенец, который может причинить ей вред. Мы должны сделать все, чтобы вернуть ее домой как можно скорее.

Тут вмешался Марлон. Только что смотрел в стол и вдруг поднял глаза на Ирен:

– Найдите ее, пожалуйста. Я очень волнуюсь. Ее рука действительно выглядела ужасно.

Он не осмелился оглянуться на Пэтси, взгляд которой был полон ненависти и презрения.

– Кто ваш семейный врач? – спросила Ирен. – Может, Мэнди обратилась к нему?

Ирен сама понимала, что вряд ли. При такой травме врач наверняка позвонил бы в департамент по делам молодежи.

– Я дам вам телефон, – сердито пообещала Пэтси.

– Хорошо, мы идем в полицию.

Куда угодно, лишь бы прочь из этой кухни, от этих людей.

Иногда Кэрол ненавидела свою работу.

* * *

Не то чтобы я признаю за собой вину, но Саския умерла тяжелой смертью. Все было испробовано, ей не раз давалась возможность примириться со мной, но она меня отвергала.

С каждой неделей, с каждым месяцем становилось только хуже. Поначалу мне казалось, что это нормально: она тоскует по родителям, плачет, не хочет принимать то, что я ей предлагаю. Но когда-то это должно было измениться. Она знала, что не вернется домой, ей было ясно об этом сказано. Этот вопрос она задавала мне с первого дня, каждый раз, когда мы виделись.

Когда я смогу вернуться домой? Когда я смогу вернуться домой? Когда я смогу вернуться домой?

Мне становилось все труднее контролировать себя, не называть ее неблагодарной сучкой. Мне хотелось, чтобы она меня полюбила; нужно было держать себя в руках, юлить, демонстрировать дружелюбие.

«Посмотрим», – был мой ответ. Или: «Если будешь себя хорошо вести, может, когда-нибудь мы навестим твою мать».

Но в какой-то момент, спустя восемь или десять недель, мне это надоело, и ей было сказано прямо: «Теперь твой дом здесь, у меня. Ты никогда больше не увидишь свою прежнюю семью, привыкай ко мне».

После ее прорвало. Если раньше Саския плакала время от времени, то теперь лила слезы безостановочно. Она рыдала и рыдала, стоило мне только приблизиться, и умоляла отпустить ее.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Она могла часами повторять это слово, пока не оставалась одна, потому что терпеть это было невозможно. Тогда до меня стало доходить, что я ничего от нее не добьюсь.

Она не хотела меня. Не хотела нашей любви.

Мои визиты становились все реже. Надеюсь, понятно, почему? Что для меня означали эти встречи? Никто не вытерпит, если его постоянно отвергают. Быть с ней не доставляло мне никакого удовольствия. Так было с самого начала, но тогда еще теплилась надежда. Потом она погасла.

Заглядывая к ней через все бóльшие промежутки времени, я наблюдаю перемены не в лучшую сторону. Она плачет и умоляет все реже. Похудела. Иногда мне кажется, что она по несколько дней ничего не ест. Наверное, это из-за того, что есть ей нечего.

Внезапно меня охватывает стыд. Держать человека взаперти, обречь его на голод и жажду… Я делаю такое не в первый раз, но внутренний голос шепчет, что я поступаю нехорошо. Почему, в таком случае, она не хочет пойти мне навстречу? Она ранит меня своим отказом. Иногда сама мысль о том, чтобы пойти к ней, посмотреть в ее пустые глаза, невыносима, и я откладываю визит. На завтра, потом на послезавтра…

Я не хочу смотреть, как она с каждым разом становится все тоньше, прозрачнее. Как исчезает у меня на глазах.

Наконец я вообще перестаю к ней заглядывать.

Она пила воду из унитаза, теперь я знаю, и из бачка. Соскребала обои со стен и пыталась их есть. Рама входной двери исцарапана, на ней следы крови. Она вонзала ногти в дерево, царапала его, как кошка.

Она в отчаянии, но и я тоже.

Я тоже!

Мне тоже хотелось бы другого конца для этой истории. Я многим рискую. Жизнью, свободой, душевным спокойствием – всем.

Я рискую всем, каждый раз, но надежда еще теплится во мне.

Меня давно не было в подвале. Иногда хочется спуститься и посмотреть, что там, но я этого не делаю.

Возможно, все уже закончилось.

Суббота, 21 октября

Они в подвальном пабе, в Камдене, и каждый нерв Кейт натянут, как струна.

Ей не особенно нравится Камден, где жизнь так и кипит, особенно на площади. Проблема не в том, что Кейт не выносит, когда вокруг нее веселятся. Просто, поскольку она не может делать то же самое, чувство исключенности из человеческого общества усиливается. Это не ее праздник.

Но Колин Блэр выбрал этот паб на Камден-Хай-стрит, и ей нечего было предложить взамен. Что оставалось делать? Сказать: «Ой, мне там будет неуютно; я маленькая серая мышка и совершенно не умею веселиться, поэтому предпочитаю сидеть где-нибудь в темном углу, где не особенно ощущается контраст между мной и жизнью»? Скорее всего, после этого Колин отменил бы встречу. Или просто перестал бы выходить на связь и заблокировал Кейт в списке контактов.

Она проделала долгий путь с пересадкой, в Камден из Бексли. Вечер выдался дождливый, и на улицах не наблюдалось обычной для этого места суматохи. Но пабы были заполнены; люди отдыхали, смеялись, чокались бокалами. Кейт спустилась по лестнице, ступенек в двадцать, под кирпичный арочный свод, и устроилась в красном бархатном кресле рядом с барной стойкой, напротив мужчины, которого пыталась расслышать сквозь несмолкаемый гул в зале. Прямо над ее правым ухом бармен шумно смешивал напитки и звенел кубиками льда. Над головой висел телевизор, по которому шла музыкальная программа.

«Зачем я это делаю?» – спрашивала себя Кейт.

Но Колину Блэру как будто было вполне комфортно посреди шума. Кейт подозревала, что ему комфортно везде, потому что Колин Блэр в ладу с самим собой. Он считал себя выдающейся личностью, а потому был вполне доволен и собственной персоной, и жизнью. Идеальная спутница – вот единственное, по его словам, чего ему не хватало.

Кейт познакомилась с ним через uk.parship.com. Она зарегистрировалась там полгода назад, заполнила длинную анкету и получила полный анализ личности, не открывший Кейт ничего нового. Она боялась сближаться с людьми, была замкнутой, возможно, из-за крайне низкой самооценки. Программа, впрочем, выразилась мягче – вместо «низкая самооценка» был употреблен другой оборот, – но суть сводилась к этому.

Кейт разместила на сайте фотографию, на которой выглядела довольно симпатичной, только лицо было немного не в фокусе. В общем, ее с трудом можно было узнать на этом снимке, и одно это многое о ней говорило. А именно, что эта женщина, по-видимому, не считает себя привлекательной, хотя, возможно, и не права.

Полгода программа подбирала ей мужчин на основании так называемых точек соответствия – совпадений, связывающих Кейт с тысячами и тысячами родственных душ. Несколько раз она ходила на свидания, и всегда очень волновалась. Кейт находила саму идею этих встреч, где обе стороны заранее знают, чего хотят друг от друга, ужасной, – но другого выхода из ситуации просто не видела. Она так и не решилась указать в анкете свою профессию, из опасения распугать немногих претендентов. Написала только, что работает в офисе. По информативности это соответствовало фотографии – не ответ, а прикрытие.