Он принадлежит моей мертвой дочери

Настя бросила унылый взгляд на количество замечаний и натянуто улыбнулась.

– Да, конечно, я все сделаю. Как вы себя чувствуете?

Юрий Львович отмахнулся.

– Все великолепно. Между нами, я просто решил устроить себе небольшой выходной, – и он заговорщицки подмигнул. – Лучше ты расскажи, как устроилась у Маргариты. Уже удалось показать ей свои работы?

Настя вспомнила, какими глазами смотрела на нее редактор журнала, и усмехнулась про себя.

– Пока нет, но при первой возможности покажу, – заверила она мастера.

– Она тебя не напугала? Маргарита – женщина экстравагантная. В последнее время я с ней мало общаюсь, но в институте не было парня, к ней равнодушного. Да, да, была, – мастер замолчал, подбирая слова. – Она была обворожительна в юности. Но никого не выделяла, хотя такая женщина не может без мужчины. Потом Маргарита вышла замуж и родила дочь.

Она родила Свету. Более удобного случая, трудно себе представить.

– Юрий Львович, – запинаясь, начала Настя. – Я, может, лезу не в свое дело, и будет справедливо, если вы подумаете, что я излишне любопытна, но вы случайно не знаете, что случилось с дочерью Маргариты?

Мастер нахмурился, отложил очки на маленький столик рядом с диваном. Настин диплом по-прежнему оставался у него в руках.

– Да, да, да, я слышал. Ужасная трагедия. Подробностей я, конечно, не знаю, но ребята с нашего выпуска говорили, что дочь Маргариты умерла после приступа астмы. Вроде ингалятор не сработал, а скорая приехала слишком поздно. Ужасная трагедия, ужасная, – повторил Юрий Львович несколько раз. – Как Маргарита? Держится?

Тут Настя не выдержала и в общих чертах рассказала про урну в кабинете главного редактора, про особый дресс-код в редакции, про огромную зарплату. Она только про Егора не рассказала. К слову не пришлось.

Юрий Львович слушал, качал головой и все повторял:

– Бедная Маргарита, какая трагедия. А относительно зарплаты, не волнуйся. Маргарита очень, очень богатая женщина. Не удивлюсь, что если вы поладите, она и еще больше платить тебе станет.

– И все-таки странно все это, – отвела в сторону глаза Настя.

–О, – оживился Юрий Львович, – в тебе Анастасия, кажется, проснулся авантюрный журналистский дух? Одобряю, одобряю. И даже могу помочь. Не думаю, что обижу кого-то если дам кое-какой контакт. Подай мне, пожалуйста, с полки рядом с телефоном красную книжечку.

Мало того, что у Юрия Львовича в доме по-прежнему стоял городской телефон – это был старый тяжелый дисковый телефон, рядом с которым лежала пузатая записная книжка. Сейчас, когда все информацию хранят исключительно в гаджетах!

– Где он тут у меня… Вот, – обрадовался Юрий Львович, заложив пальцем нужную страницу. – Записывай. Его зовут Слава. Он работал у Маргариты какое-то время назад. Не уверен, но кажется, еще при Свете. Он внук наших общих с Маргаритой знакомых. Людей с улицы, как я уже говорил, туда не берут. Поговори с ним, вдруг, это поможет тебе освоиться побыстрее.

Настя решила позвонить Славе, как только доберется до дома, но там ее ждал сюрприз.

– Ты уволилась? —Егор закрыл собой вход в подъезд. Он выглядел встревоженным, напряженным и пытался одновременно держать в поле зрения Настю и пустой в этот момент двор.

– С чего ты взял? – Настя подумала, что их странные взаимоотношения позволяют ей без дополнительных сантиментов тоже перейти на «ты».

Егор еще раз огляделся, а Настя, чувствуя, что находиться поблизости с ним небезопасно, сделала несколько шагов назад. Но он быстро нагнал ее и, не трогая даже пальцем, окружил невидимым объятием, заполнив собой все пространство вокруг.

– Я приезжал сегодня в редакцию. Тебя там не было, – констатировал он уже известный ей факт.

– Ты мог спросить у Любы, где я – приезжать не обязательно, – Настя гордилась, что ей удалось не выдать своего реального состояния.

– Издеваешься? – прищурился Егор. – Ты же знаешь? – тут он схватил Настю за плечи и легонько встряхнул. – Или не знаешь? – отпустил, сжал и разжал кулаки. – Черт, я с ума сойду. Иногда смотрю на тебя и кажется, что ты просто наивная дурочка. А иногда – что ведешь со мной игру? По их правилам. Поехали.

– Куда? – Настя все меньше понимала, что происходит, но ощущение, будто она знает Егора не два дня, а целую вечность усиливалось.

– Поговорить. В укромном месте.

В прошлый раз Насте показалось, что Егор хладнокровный водитель, но сегодня он ехал рвано, то и дело кидая напряженные взгляды в зеркало, пару раз даже оглянулся назад, но не на Настю, а мимо, точно опасался погони. Вскоре Настя поняла, что так оно и есть.

– Егор, в чем дело? Почему мы играем в сыщиков? Ты пугаешь меня. Мне не комфортно.

Он коротко на нее глянул, но не ответил.

Укромным местом оказалась чебуречная в спальном районе. За годы учебы в институте Настя не раз обедала в похожих забегаловках, поэтому от еды отказалась не из-за брезгливости, а потому что поведение Егора напрочь лишило ее аппетита.

Себе Егор взял чай, но за все время их странного и короткого разговора не сделал из граненного стакана ни глотка.

Настю он усадил в угол, а сам сел так, чтобы закрыть ее от остальных посетителей, которые с удивлением посматривали в их сторону – в основном, на самого Егора – такого холеного для этого места. Настя-то как раз хорошо вписывалась в интерьер.

– Короче, у меня мало времени, поэтому перейду сразу к сути, – заговорил Егор, едва они уселись. – Я хочу, чтобы ты немедленно уволилась. Понимаю, что ты понесешь расходы, поэтому готов заплатить.

– Сколько? – спросила Настя вместо «почему?».

Егор достал телефон и быстро на калькуляторе набрал сумму, которая по сравнению с Настиной зарплатой выглядела смешно.

– Зачем тебе это?

Он был готов к этому вопросу.

– Ты должна исчезнуть. Не знаю из какой преисподней ты появилась, но из-за тебя моя жизнь превратилась в ад. Я не потеряю из-за тебя все! Слышишь? Я слишком во всем этом уже увяз.

Дьявол, а боится ада!

Наклонившись вперед так далеко, что ее небольшая грудь прилегла на стол, Настя, не сводя с него глаз, сказала.

– Дам бесплатный совет – просто прекрати за мной бегать. Я не уволюсь. Мне платят хорошие деньги, и они мне нужны, – он вел себя так вызывающе, что Настя решила умолчать о том, что планирует остаться с Маргаритой не дольше пары месяцев. А потом сбежит так же, как и Слава, чей номер все еще лежит в кармане куртки.

Егор поймал ее руку и сжал так сильно, что Насте пришлось приложить усилия, чтобы не вскрикнуть.

– Ты стерва, – прошипел он, любуясь ей. – Они же все поймут. Или ты все-таки специально меня провоцируешь? Конечно, специально, – ответил он вместо Насти. – Это искушение. Новый этап игры. Я не понимаю.

Настя попыталась встать, но Егор по-прежнему удерживал ее на месте.

– Передай им – ничего не выйдет. Я буду любить Свету вечно.

***

«Он будет любить Свету вечно», – четко произнесла про себя Настя и отвела взгляд от сияющего ослепительной красотой лица покойной жены Егора. Только сейчас она поняла, что перед ней не фотография, а тоже рисованная улучшенная версия Светы, коих она во множестве видела в загородном особняке Маргариты.

– Что ты сказала? – переспросила Маргарита. Она сидела, откинувшись в своем глубоком мягком обволакивающем кресле, укутанная балахоном из густого сигаретного дыма.

– Я молчала, – быстро ответила Настя и украдкой ущипнула себя. А может, это продолжение вчерашнего сна? И она все еще лежит в кровати у себя дома с высохшими в виде красных пятен слезами, до подбородка укутанная в одеяло, при свете ночника, который включила, когда проснулась далеко за полночь от ночного кошмара.

Ей снилось, что она лежит на кровати, укрытая до подбородка одеялом, и напряженно вслушивается в тишину, точно зная, что она обманчива, и кто-то бесшумно передвигается по ее квартире, приближаясь к комнате, где охваченная ужасом Настя зажмуривается.

Вскоре к рваному дыханию присоединяется другое, спокойное. Оно обжигает лицо, и Настя не выдерживает, открывает глаза и видит широкое лицо, короткие волосы, хладнокровный взгляд, который равнодушно скользит по ней, точно на кровати на самом деле никого нет.

– …хорошо…, – вырывает ее из воспоминаний голос Маргариты. Настя пытается сообразить, вопрос это или реакция на ее ответ. – Ты согласна? – спрашивает Маргарита, закуривая очередную сигарету.

– Извините, я не расслышала, – Настя заерзала на стуле, сползая на самый краешек.

– Через две недели годовщина убийства моей дочери, – Маргарита повторила, но за кажущимся спокойствием Настя уловила раздражение. «…но ребята из нашего выпуска говорили, что дочь Маргариты умерла от приступа астмы…», – Мне понравилось, как ты отработала на семейном ужине в субботу, так что прошу помочь моей кухарке. Но поскольку тебе предстоит обслуживать нас за столом, я бы попросила привести себя в порядок. Света была очень красивой женщиной. Я хочу, чтобы ее в этот день окружали только самые красивые люди.

Настя не нашла, что ответить. Правая рука накрыла левую, а большой палец стал отковыривать заусенец, пока на месте раны не появилась маленькая теплая капля крови.

– Я постараюсь, – пообещала Настя, не имея представления, как сдержать слово.

– Люба обо всем позаботиться, – Маргарита потушила едва начатую сигарету в пепельнице, выполненной в виде головы дьявола. – Ты ведь уже видела мужа моей Светы?

Настя, которая надеялась, что разговор окончен, вздрогнула, как будто Маргарите удалось прочитать ее мысли, или, хуже того, добраться, разорвав грудную клетку, до сердца.

– Да, мы встречались, – «…передай им – ничего не выйдет. Я буду любить Свету вечно».

– Он красив, как Дьявол, – задумчиво произнесла Маргарита, переведя взгляд на портрет дочери. – И так же несчастен. Знаешь почему?

– Потому что он всегда будет любить вашу дочь Свету, – неожиданно громко и четко произнесла Настя. Не для нее. Для себя.

Маргарита быстро перевела взгляд на Настю.

– Да. Верно. Помни об этом. Не вздумай в него влюбляться, – с этими словами Маргарита крутанула кресло на 180 градусов.

Разговор закончен.

На кухне в тишине обедала редакция в полном составе. При появлении Настя все, кроме Виктора, который продолжил тщательно вытирать мясной соус четвертинкой черного хлеба, повернули головы, словно ждали от Насти чего-то.

– Вы же согласились, – утвердительно сказала Люба. – После работы сегодня пойдем по магазинам.

После работы Настя договорилась встретиться со Славой.

– Я не уверена, что смогу присутствовать, – там будет Егор. От Егора надо держаться подальше. Никак нельзя его видеть. Теперь, когда она вышла из кабинета Маргариты, идея вновь поехать в усадьбу, казалась ей безумной.

– Делайте, как сказала Маргарита. И не спорьте, девочка, – строго сказала пожилая женщина, традиционно укутанная в теплой кухне в свою шаль.

– Я буду ждать на улице. У меня машина, – сказала Люба, не обратив внимание на сомнения Насти.

Похожая на борца Наташа отставила недоеденное мясо, тяжело встала, подошла к кухонному столу, налила из графина воды в стакан, выпила тремя крупными глотками, пошла к выходу, но возле Насти задержалась.

– Дура, – знакомо обожгла она лицо Насти своим невозмутимым дыханием. Насте снова показалось, что ночной сон так и не закончился.

***

В машине Люба вытащила шпильку, с наслаждением потрясла освобожденными волосами и повернула лицо, которое выглядело сейчас не таким мрачным, как обычно, к Насте.

– Пристегнись. Поехали из тебя красотку делать.

***

До встречи со Славой у Насти оставалось полчаса. Их она провела в туалете, не замечая удивлённых, а иногда завистливых взглядов, которые кидали на её отражение беспрерывно хлопающие дверями кабинок женщины с пакетами, сумками, куртками и свертками под мышками. Они нарочно пытались оттолкнуть её к стене, когда тянулись к дозатору с мылом, что-то громко бормотали под нос и уходили, а их место сразу занимали другие, такие же безликие, недовольные, неповоротливые, шуршащие покупками.

Настя едва понимала, что происходит вокруг. Прислонив к стене многочисленные пакеты, в которых лежали новенькие платья, брюки, блузки, пиджаки, чьи ценники давали им право брезгливо морщить носы, если бы они имелись а наличии, от запахов общественного туалета и жаться другу к другу, прикрываясь этикетками, когда их неслучайно задевали грязными от мартовской непогоды демисезонными сапогами – бросив покупки на растерзание толпы, Настя смотрела на свое отражение, закрывала и открывала глаза, убеждая себя, что это именно она, а не чужая взрослая женщина с тёмными волосами и с испуганными, не по возрасту опытными и печальными глазами той другой, незнакомой женщины. Она убеждала себя, что не мертвая Света смотрит на неё в зеркало, ужасаясь своей заметно прикрашенной красоте.

Не выдержав, Настя открыла кран и стала яростно натирать лицо дешёвым жидким мыло, пока глаза не стали красными, слезящимися, а вся наложенная визажистом косметика не уплыла в водосток, оставляя на раковине разноцветные разводы.

Люба, перед тем как оставить её, сказала, копошась в сумке в поисках ключа от машины.

– Тебе так даже ничего. Стильно. Но придётся научиться самой накладывать макияж.

– У меня не получится, – ошарашенно ответила Настя, разглядывая свое размытое отражение в витрине за спиной Любы.

– Ты привыкнешь, – уверенно ответила Люба. – И вот ещё. Когда будет время, вышли мне на почту свое портфолио. Если ты действительно умеешь писать, я что-нибудь придумаю. Не реви.

Все это вылетело у Насти из головы, когда она зашла в туалетную комнату и, наконец, смогла спокойно рассмотреть свое новое лицо.

Нет, конечно, она не стала копией Светы, но появилось какое-то неуловимое сходство, возможно из-за нового цвета волос, который делал ее старше.

И сходство не исчезло, когда Настя, смыв косметику, обратно помолодела лет на десять.

Она поняла это по взгляду Славы, на встречу с которым все-таки опоздала, потому что забыла покупки в туалете, и возвращалась уже с полдороги.

– Привет, ты Настя? – спросил он, оборачиваясь, когда она его окликнула.

Они встретились у большого фонтана, в центре зала. Настя не сразу его заметила, и даже решила, что он передумал и не пришёл. А он накручивал круги, яростно и жадно вгрызаясь в малиновое мороженное в вафельном стаканчике.

– Юрий Львович говорил со мной, – он смотрел не в глаза Насте, а на её свежевыкрашенные шоколадно-каштановые волосы и отчего-то волновался красными пятнами на бледном лице. Или она так переживала из-за своего преображение, что подозревала, будто все встречные смотрят с удивлением и подозрением на её новый образ. – Не знаю, если честно, чем могу тебе помочь – я проработал в Редакции у Светы всего пару месяцев, а как только появилась возможность, слинял. Там атмосфера нездоровая.

– У Светы? – переспросила Настя. – Разве не у Маргариты? Она ведь главный редактор журнала.

– Ты о её мамаше? – насупился Слава и неловко уронил кусок подтаявшего мороженого на пол. Появлялась пару раз. Жуткая баба – только и делала, что гнобила и унижала дочь. Такое чувство, что ради этого и приезжала. Не понимаю, почему Света терпела этот токс. Мамаша и чужих людей не стеснялась. Сколько раз при мне её отчитывала. И при других. А Света все терпела. Но она, как я понял, вообще терпилой была. О гулянках её мужа вся редакция сплетничала. И его я видел пару раз – тот ещё кобелина. При жене флиртовал со всеми подряд. Та все замечала, понимала и улыбалась. Дура. Или влюбленная. Или влюбленная дура, – добавил он странным нечитаемым тоном.

Ух. Настя точно замерла на высшей точке американских горок, а потом на бешеной скорости рухнула вниз. Разговор об изменах Егора был ей неприятен.

– То есть, когда Света умерла, тебя уже в редакции не было, – уточнила, чтобы сменить тему Настя.

– Нет, но я слышал, что она погибла. Жаль её, конечно. Кстати, а тебе не говорили, что ты чем-то на неё похожа?

***

Неприятное тревожное чувство жжения в затылке появилось через несколько дней после встречи со Славой. Настя стала нервной и подозрительной. Научилась пользоваться боковым зрением и внезапно оборачиваться, чтобы поймать того, кто за ней наблюдает, врасплох.

А еще кто-то, чей номер не определял телефон, стал звонить ей не реже двух-трех раз в день.

Первое время Настя отвечала и слышала в ответ дыхание, а потом, спустя пару секунд, короткие гудки. Она догадывалась, кто это, и злилась на себя, но стала чаще включать дисплей телефона, чтобы проверить, не пропустила ли ежедневный звонок неизвестного.

В конце концов Настя пересилила себя и перестала реагировать на вспыхивающий незнакомым номером дисплей. Но перестать проверять телефон было выше ее сил. И волнение, которое вызывали ритуальные звонки не унималось одним усилием воли.

Маргарита после того, как Настя превратилась в брюнетку, стала чаще вызвать ее к себе в кабинет: обсудить меню, рассадку гостей, поговорить о Свете.

Егора Настя не видела, но всегда знала, когда он приходил – научилась угадывать его шаги в коридоре, шелест входной двери, которую он придерживал, врываясь внутрь, слышала горький запах свежей зелени от лишенных своего аромата ромашек. И дыхание ее прерывалось само собой, чтобы не пропустить звук его голоса, если он вдруг заговорит.

Никогда раньше Настя не влюблялась, и сейчас, учитывая странность их отношений, не понимала, нравится ей новое состояние или нет. Скорее, да. И мучительные думы о невозможной любви украшали ее дни смыслом, сладкой тоской и предчувствием новой встречи. Фантазии о том дне, когда он приблизился к ней настолько, что она могла жадно, как собака впитывать вкус его кожи, дразнили Настю по ночам. Он хотел ее поцеловать. Его тянуло к ней. И это не прошло. Это не может закончиться вот так за нетронутым чаем в граненном стакане в дешевой столовой спального района.

Егор – причина, по которой она тянула с увольнением. Хватит себе врать.

После разговора со Славой у Насти вошло в привычку ежедневно мониторить информацию о Маргарите и ее семье. Маргариты было много везде. Похоже до смерти дочери она не отказывала себе в удовольствие блеснуть в обществе. Появлялась она на людях и после ее смерти. Все такая же эффектная, стройная, элегантная, но облаченная теперь в черные наряды, которые, надо отметить, лишь подчеркивали ее хрупкость, ранимость, глубину горя. Совершенство ее горя.

«Я хочу, чтобы ее в этот день окружали только самые красивые люди».

После преображения Настя не стала красивой. Но красивой не была и Света. Покойная была далека от того образа, который создали художники на многочисленных портретах, пытаясь убедить, что их творения правдивее оригинала.

Фотографий Светы в сети почти не найти. Настя искала их особенно рьяно, надеясь найти исчезнувшие со стены свадебные портреты и понять, наконец, что же ее так взволновано и насторожило.

Но оказалось, что Света не зарегистрировалась ни в одной социальной сети. Все, что удалось обнаружить, это несколько официальных снимков с мероприятий, которые устраивал журнал.

И ни на одном из них не было Егора. Как не нашла она его и на странице у Маргариты, пролистав ее до дня основания.

Как не нашла она его в толпе скорбящих на похоронах жены, обнаружив в сети один-единственный внешне бесстыжий, снятый украдкой, но на самом деле тщательно спланированный и отрежиссированный снимок с похорон.

И все же именно из-за Егора Настя откладывала свое увольнение, день за днем убеждая себя, что дело в деньгах. Что глупо отработать две с половиной недели, включая сверхурочные за ужин, и уйти, не дождавшись хотя бы аванса.

А тут еще и Люба удивила ее, задержавшись на кухне после того, как остальные, отобедав, разошлись по своим делам.

– Я видела твои работы. Неплохой слог, мне понравилось. Я подумаю, какую статью смогу тебе поручить.

– А Маргарита не будет против?

Люба скривила рот. Ей не сказали, что не всем блондинкам идет капризный рот.

– Мы договоримся.

И все же за несколько дней до годовщины, Настя несмотря на все доводы разума и чувств решила бежать без денег, не попрощавшись и не сообщив о своих намерениях никому, включая Любу.

По факту ничего особенного не произошло. Настя заканчивала мыть кабинет Маргариты: протерла пыль, портрет Светы, убрала успевшие завять без воды тоскливые ромашки, потянулась тряпкой к подоконнику и услышала за спиной возглас.

– Света, ты здесь?

Она оговорилась, она говорилась. Она просто оговорилась. Но сколько бы Настя не повторяла эти слова по дороге домой, убедить себя не получалось.

Она выронила тряпку, и та упала на кресло Маргариты как клетчатая шаль, мелькнувшая из-за спины главного редактора. Маргарита стояла в дверном проеме. Она, кажется, даже не заметила, что назвала Настю именем покойной дочери.

– Я уже ухожу, – подхватив тряпку дрожащими руками, отозвалась Настя.

– Поторопись, у меня возникли дела.

Настя взяла пылесос, прошла мимо Маргариты, мимо клетчатой шали и на мгновение заглянула в проницательные старушечьи глаза с короткими, торчащими, как ёршики из детского набора для рисования, серыми ресничками. «Я знаю, что ты задумала», – сказал ей этот взгляд. – «Не надо так, ой, не надо».

Настя испугалась и опустила глаза. Маргарита в отличие от своей пожилой сотрудницы ничего не заметила.

Она оговорилась. Она оговорилась.

Возле подъезда Настя столкнулась с курьером. Он загораживал собой проход, тыча в телефон, и Настя обогнула его, прижала магнитный ключ к домофону, просочилась внутрь и захлопнула дверь у курьера перед носом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.