Он принадлежит моей мертвой дочери

Когда Настя, следуя за Степаном, прошла все парадные комнаты (он как будто старался удовлетворить ее любопытство и проводил маленькую экскурсию), они свернули в коридор, обе стены которого были увешаны фотографиями. Здесь Настя впервые увидела реальное изображение Светы и подумала, что художник – возможно по просьбе матери – сознательно приукрасил от природы миловидные черты лица погибшей девушки, сделав ее невероятной красавицей. Ее муж был также до чертиков красив, как в жизни. Как она назвала его про себя, увидев в первый раз? Дьявол. Дьявол и есть. Только фотографии не смогли запечатлеть его взгляд – взгляд искусителя. Наверное, именно поэтому Настя придумала ему такое прозвище.

Впрочем, фотографий Дьявола по сравнению с остальными членами семьи было немного. Всего пара удачных свадебных, совместных со Светой, снимков. И то их повесили так высоко, что Настя со своими ста шестьюдесятью сантиметрами едва ли могла как следует их рассмотреть.

Стоп. А зачем ей вообще их рассматривать? Зачем ей рассматривать ЕГО? Почему его идеальное лицо притягивает ее внимание снова и снова? Может потому, что Настя вдруг поняла: что-то не так. Если она встанет на цыпочки, вытянет шею и получше рассмотрит, то, возможно, и поймет…

– Эй, ты чего застряла? – окликнул ее Степан. – Ужин сам себя не приготовит, а Маргарита с Егором приедут уже через полтора часа.

Егор. Так зовут мужа покойной дочери Маргариты?

На безупречно чистом столе в огромной кухне (и очень современной, в отличие от редакционной столовой) Настя нашла подробное меню, а в холодильнике, как обычно, полный набор продуктов, закупленный заблаговременно. Поскольку времени оставалось немного, она быстро переоделась и приступила к готовке, предварительно отгородившись от внешнего мира наушниками.

Полтора часа пролетели незаметно, но, когда Степан, уже не такой веселый и беспечный как вначале, а наоборот суровый и непроницаемый, пришел на кухню и сказал, что готов помочь накрыть на стол, у Насти уже все было готово.

– Они приехали? – догадалась Настя.

Степан прижал палец к губам и кивнул.

– Только тебе надо переодеться. Будешь вместе со мной прислуживать за столом.

В четыре руки они быстро уставили блюдами по всем правилам этикета сервированный Степаном стол, после чего Настя, следуя указаниям дворецкого, отправилась в комнату при кухне, где ее ждала униформа прислуги.

Чтобы попасть туда, ей надо было снова миновать коридор с фотографиями. Она надеялась, что на этот раз, без Степана, она сумеет как следует рассмотреть снимки, но еще издалека поняла, что там кто-то есть.

Голос Егора Настя слышала лишь единожды, в кабинете Маргариты, и, хотя сейчас он звучал несколько иначе, она сразу его узнала. И сердце от чего-то заколотилось. И волнение сделало ее застенчивой и робкой.

Настя не стала сворачивать в коридор, а точно преступница затаилась рядом: то ли собиралась подслушивать, то ли ждала, когда муж Светы уйдет, не столкнувшись с ней.

Егор разговаривал по телефону. Возможно, он искал уединения, потому что чем дальше Настя оставалась невольным свидетелем его беседы, тем меньше ей хотелось быть обнаруженной.

Дело в том, Настя могла поклясться, безутешный вдовец с кем-то безбожно флиртовал, используя обаяние, которое в первую встречу она не увидела за маской холодной отрешенности, и магией голоса, пленившей ее еще в при первой встрече.

С кем бы он ни говорил, собеседница никак не могла остаться равнодушной к тому, как он говорил. Настя, стоя в опасной близости и зная, что эти слова предназначены не для ее ушей, невольно таяла от звуков его голоса.

Странно, но сейчас он мало походил на убитого горем супруга, которым обрисовала его Маргарита. Ему больше подходил совсем другой типаж. Бабника, например.

Когда Настя поняла, что разговор подошел к концу, она на цыпочках отошла на несколько шагов назад и сделала вид, что только-только подошла. При этом она низко опустила голову, чтобы проскользнуть мимо незамеченной горничной, на которую по традиции никто не обращает внимания.

В результате своих ухищрений она преуспела и врезалась прямо в мужчину, который, вывернув из коридора, действительно ее не заметил.

– Извините, – не поднимая глаз, пробормотала Настя. Она отошла в сторону, чтобы пропустить, но он не двинулся с места, не прошел равнодушно мимо, а резко схватил ее за руку.

– Ты кто такая? – спросил он строго, но Настя уловила в его голосе тревогу и сразу поняла, чем она вызвана – он догадался, что она могла подслушать его беседу.

– Я – никто, – признала она. – Просто помогаю по кухне.

Но Егора ответ не удовлетворил. Он взял ее длинными холодными пальцами за подбородок и вынудил поднять голову. Настя изо всех сил старалась не смотреть ему в глаза, но их космическая синева притягивала ее, гипнотизировала, подчиняла и лишала воли.

– Я где-то тебя видел? Признавайся, где? Кто послал тебя шпионить? Маргарита?

– Я хозяйка офиса, – не в силах противиться, окунулась Настя в безграничный космос его глаз, поэтому голос ее прозвучал как будто извне, снаружи колодца, в который она упала. – Вы видели меня в кабинете Маргариты несколько дней назад, когда я устраивалась на работу. Странно, что вспомнили, – добавил за Настю кто-то другой – кто-то бесстрашный и острый на язык.

– И она приказала следить за мной? – Егор все еще крепко держал Настю за подбородок, не давая возможности вынырнуть в реальность.

– Я слежу за тем, чтобы не убежало молоко и не подгорели сырники, – ответила Настя и ударила ребром ладони по его запястью. Он не ожидал нападения и сразу отпустил ее.

Настю выбросило на сушу, и она судорожно, с облегчением вздохнула. А Егор посмотрел на нее с удивлением. Ей удалось разрушить четвертую стену.

– Допустим. А здесь ты что делаешь?

– Готовлюсь вам прислуживать, – честно ответила она. – Я могу идти?

– Иди, – Егор, казалось, все еще был в замешательстве. – Зачем они тебя взяли?

Настя пожала плечами.

– Я хорошо готовлю.

– Сейчас увидим… хозяйка, – хмыкнул он, развернулся и, не оглядываясь, удалился.

***

За столом во время ужина хозяйничала нездоровая тишина, в которой ложки тоскливо звякали, достигая дна тарелок. Хозяев обслуживала в основном Настя. Помощь Степана заключалась в том, что он стоял у двери с непроницаемым лицом, постарев из-за напускной надменности дворецкого сразу лет на десять.

Кроме Маргариты и Егора на вечере памяти присутствовал большой, установленный на мольберт портрет Светы (теперь уже Настя не млела от ее красоты, зная, как на самом деле выглядела покойная), и отец Маргариты – старик, покрытый коричневыми пятнами времени, с широкой белой салфеткой, заложенной за воротник, которая делала его невидимым для окружающих, списанным со счетом, еще по какой-то нелепости живым, экспонатом музея истории этого дома. Между подачей блюд он дремал, но, когда Настя выкладывала на его тарелку еду, оживал и принимался жадно есть, как проголодавшийся мальчишка после долгого летнего дня, проведенного на улице.

Единственное, что отвлекало Настю от работы, это внимательный взгляд Егора, который следовал за ней на протяжении всего вечера, но стоило Насте попытаться его поймать, как он ускользал, точно ей все привиделось.

Несмотря на то, что увлекательной беседы не получилось, Маргарита вставила несколько дежурных фраз о погоде, похвалила ужин и спустя полтора часа, к облегчению Насти, встала, чтобы отвести отца в комнату. Егор немедленно вызвался помочь. Но уже в дверях обернулся и, убедившись, что кроме Насти никто его не видит, показал рукой знак, будто следит за ней.

На секунду Насте показалось, что он флиртует.

Пока Настя убрала со стола, пока вымыла посуду и расставила ее по местам в буфете, время перевалило за полночь и о возвращении домой нечего было и думать.

– Маргарита велела устроить тебя при кухне. Я уже положил на кровать свежее белью, – сообщил Степан, просунув голову в дверь. – Но ты ведь пока не хочешь спать? – как по волшебству ровно в полночь он из зануды вновь превратился в приятного весельчака.

Настя не была уверена, что сможет заснуть в этом доме. То, что ее пока не съели вообще чистая случайность. Ночи, наверное, ждали.

– А что ты хочешь предложить? – спросила она, вытирая руки о полотенце.

– Прекрасный вечер с коньяком в хорошей компании.

В доме все уже спали, но наверх они пробирались, стараясь не шуметь, держась за руки. И Настя очень удивилась, когда дворецкий, не задержавшись на третьем этаже, потащил ее выше.

– У нас потрясающая крыша, – ответил Степан на ее немой вопрос.

– В марте? – усомнилась Настя.

– Зимой еще интереснее, – заверил он ее.

Настя ему не очень поверила и оказалась права: даже под двумя пледами, которые Степан прихватил, как выяснилось, заранее, она дрожала, пока не сделала несколько глотков из фляжки, так же припасенной дворецким. На голодный желудок Настя очень скоро почувствовала себя ватой, но язык, напротив, развязался.

– Ты давно работаешь здесь? – спросила она, всматриваясь в темноту погруженного в ночь поселка.

– Как и все – около года.

– Как и все? – удивленно переспросила Настя.

– Ну да. После смерти внучки старик уволил тех, кто работал в доме при ее жизни. Кроме сиделки – тире экономки. Но я ее почти не вижу – она живет в смежной с ним комнате. Кухарка даже еду ей приносит туда.

– У вас есть кухарка? – сквозь коньячный туман осознала Настя. – Тогда зачем понадобилась я?

Степан пожал плечами.

– Понятия не имею. Мне нравится зарплата, поэтому я не задаю лишних вопросов.

– Значит, ты никогда не видел Свету? Странно все это.

Но Степан не дал ей договорить. Он встал со своего кресла, накинув плед на плечи, подошел к Свете и сел рядом с ней на корточки.

– В этом доме и так слишком много Светы. Давай на какое-то время оставим ее внизу, а еще лучше в могиле, где ей сейчас самое место. Может, я лучше тебя поцелую?

Не дожидаясь разрешения, он приблизился вплотную, и Настя подумала, почему нет? Внутри плескалось согревающее и убаюкивающее коньячное море, колючий ветер лениво гладил непокрытые волосы, пухлые губы обещали сладкое томление, жар и длинную ночь, полную греха, в которой они оба освободятся от давящего, хоть и неясного чувства опасности.

Еще мгновение, и поцелуй смыл бы их в бурлящий поток случайной страсти, но Настя вместо того, чтобы прикрыть веки, взять протянутую руку и позволить унести себя в бездну, посмотрела ему в глаза и ничего не почувствовала: ни магии, ни желания. Невидимый занавес с шумом опустился и разделил их еще до того, как она, выставив вперед руки, оттолкнула Степана.

– Пойдем-ка спать. У меня завтра выходной, и я хочу, как можно раньше вернуться домой.

Дворецкий замер, как бы размышляя стоит ли продолжить штурм леденеющей на крыше девушки или оставить все, как есть. Затем, приняв решение, он легко вскочил на ноги, криво усмехнулся, скрывая досаду от неудачи, пожал плечами и сделал большой глоток из фляги.

– Как хочешь. Иди спать, а я еще здесь посижу, – и он отошел к самому краю, не обращая больше на Настю внимания.

Неловкий момент, но Настя только улыбнулась, скинула плед, и, хотя перспектива путешествия в одиночестве по мертвому дому выглядела малопривлекательно, она предпочла совершить его, чем остаться со Степаном на крыше.

Бесшумно спустилась Настя по лестнице, избегая смотреть по сторонам, чтобы не наткнуться на очередной портрет Светы, зашла в обеденный зал, прошла мимо мольберта, зажмурив глаза, и вскоре оказалась в коридоре, ведущим на кухню.

Глаза Насти быстро адаптировались к полумраку, поэтому, продвигаясь по дому, она не включила фонарик на телефоне, боясь, что кто-то из обитателей может заметить свет, но в глухом коридоре все-таки достала телефон – хотела, наконец, спокойно рассмотреть свадебные фотографии Светы и Егора. Возможно, тогда она увидит и поймет, что смутило ее в первый раз и подсознательно не давало покоя до сих пор.

Луч от фонаря медленно скользил вверх, перескакивая с одной фотографии на другую. Смотреть на живую и счастливую Свету было жутко: перед глазами почему-то упорно вставала картина ее похорон, на которых Настя, естественно, не была, но четко представляла вызывающе дорогой гроб, забальзамированное в безмятежности тело, черную вуаль на черной от горя Маргарите и яркий запах вишни. Этот запах преследовал Настю с похорон матери – был жаркий день, и кто-то из маминых подруг все время обрызгивал воздух вишневым дезодорантом.

Чего-то не хватает. Конечно. На этой картине, столь подробно написанной ее воображением, не было Егора.

Настя вздрогнула и вернулась в настоящее. Егора нет. Фонарик скользит по пустой стене, выхватывая из темноты едва заметные дырочки в стене, в тех местах, где висели фотографии.

Это открытие, как ледяная лавина, чуть не сбило ее с ног. Она мелко задрожала, едва не выронила телефон и бегом кинулась в свою комнату.

Оказавшись внутри, Настя заперлась и медленно сползла вниз. Да что же здесь происходит? Кому могли понадобиться снимки, которые привлекли днем ее внимание. Что же с ними не так?

Все еще дрожа, она включила фонарик и осмотрела почти каждый сантиметр своей комнаты. Только убедившись, что никакие чудовища в человеческом обличие не прячутся за занавеской, она, не раздеваясь, упала в кровать и уснула.

***

Проснулась Настя рано. За окном еще не расцвело, и отдохнувшей она себя не чувствовала. Весь остаток ночи, после неудачного свидания на крыше, она крутилась с боку на бок, а отпущенное на волю подсознание рисовало безумные образы, портреты и пейзажи, которые, сливаясь в единое целое, мучили ее пока она, наконец, не вырвалась из их лап, сев на кровати.

Настя решила не дожидаться рассвета. Если выйти из поселка и пройти минут двадцать вдоль леса в сторону шоссе, она выйдет к остановке, где сядет на автобус до города.

План ей показался блестящим. Всклокоченная и помятая Настя быстро собралась, выскользнула из комнаты и направилась прямиком к выходу. Опасения, что дверь окажется заперта, не подтвердились, а вот охрану, чтобы открыть ворота, пришлось разбудить. Зато с первыми проблесками воскресенья она уже бодро удалялась от дома Маргариты, с каждым шагом чувствуя себя все более свободной и счастливой. Ночной страх растворился в новом утре, облегчение от несовершенной на крыше ошибки вызывало улыбку. Обо всем остальном Настя решила подумать потом.

Не дойдя пару десятков метров до шлагбаума, где заканчивался поселок, она услышала позади звук приближающегося автомобиля и отошла к обочине, чтобы пропустить его.

Но синяя Шкода затормозила рядом, стекло опустилось, и Настя вновь почувствовала волнение. Сильное.

– И куда ты такую рань собралась одна, хозяйка?

Настя подумала, что даже если бы на нем по какой-то невероятной причине в этот момент были солнечные очки, она и сквозь них узнала бы эти невероятные синие космические глаза.

– Домой, куда ещё. Мой выходной уже начался.

– Садись в машину, – не то пригласил, не то приказал Егор. – До города больше ста двадцати километров. До понедельника будешь добираться.

– А я на автобусе, – интуиция подсказывала держаться от вдовца подальше, учитывая свою реакцию на него.

– Тебе не сказали, что автобус отсюда ходит только по будним дням, да? Чудо, что мне сегодня в город надо рано. Считай, тебе повезло.

Настя молча открыла дверь и села на заднее сидение.

– Хозяйка! – воскликнул Егор. – ты меня боишься, что ли?

– Соблюдаю субординацию, – ответила Настя.

Егор спорить не стал, поднял окно, чтобы ей не дуло, и тронулся с места.

***

Ехали молча, но Егор время от времени бросал на Настю задумчивые взгляды в зеркало заднего вида, подкашливал, ерзал на месте, так что она не выдержала и прямо спросила.

– Говорите уже, что хотели! Иначе поперхнетесь своими вопросами, – опять эта непонятная смелость, которая никак не билась с ее благоговением перед Дьяволом.

Сначала взгляд Его стал удивлённым, а потом он улыбнулся. Так искренне и просто, что Настя впервые с того момента, как села в машину, расслабилась. Его улыбка сделала ее счастливой? Вот это да!

– А ты права, хозяйка. Есть у меня к тебе пару вопросов. Что ты думаешь о Свете? – при этом он так пристально и долго смотрел на неё, что едва не свернул на встречную.

– За дорогой смотрите! – взвизгнула Настя, вцепившись в ручку двери. И только, когда Егор справился с управлением, ответила. – Что я могу думать? Я её не знала. Могу только сказать, что вся эта ситуация меня.., – Настя хотела сказать «пугает», но осеклась, вспомнив, с кем разговаривает. На какое-то время она забыла, что Егор потерял горячо любимую жену. Возможно потому, что сейчас его поведение сильно отличалась от того, что она видела в редакции и вчера за столом.

Но Егор, напротив, вцепился, в непроизнесенные вслух слова.

– Что? Что? Что ты хотела сказать?

Надо быть с ним мягче и… осторожнее. Он как будто что-то вынюхивает. Только что и с какой целью?

– Расскажите мне о ней, – попросила Настя. – Какой была ваша жена?

Снова это внимательный взгляд в зеркало заднего вида. Точно выстрелил в неё своей синевой. Да что же он делает, почему она не может спокойно выдержать его присутствие? Почему становится другой? И почему эта другая ей так нравится?

– Моя жена? Какой она была? А почему вы спрашиваете? Это Маргарита велела? Можете сказать сейчас правду, – он повысил голос. – Её здесь нет, она ничего не узнает. Обещаю.

Прежде чем подумать, Настя обнаружила, что схватила Егора за плечо. Да он параноик!

– Не отвлекайтесь от дороги, если не хотите нас угробить! Я не понимаю, почему вы вбили себе в голову, что я за вами слежу?! Я просто готовлю и мою полы! Отчего такое внимание к моей персоне?

Несмотря на её предупреждение Егор вновь отвлекся от дороги, на этот раз, чтобы посмотреть на её руку, которой она дотронулась до него. Он нахмурился и плотно сжал губы.

– Наверное, потому что ты меня чем-то зацепила. Это не может быть случайностью. Что у тебя с пальцем? – без перехода спросил он зло? Откуда взалась эта злость?

Пластырь, которым Настя заклеила ранку, отошел, и стало видно распухший палец. К боли Настя почти привыкла.

– Повторите, что вы сказали? – ошарашенно переспросила Настя.

– Что у тебя с пальцем? Ты была у врача? – и тут же сам себе ответил. – Да что я спрашиваю, конечно, не была! Палец даже не обработан! Тебе эта рука надоела? Мы сейчас же едем в трампункт.

Настя одернула пострадавшую руку и спрятала её под мышку. Совсем не то она имела ввиду, переспрашивая его. Она его чем-то зацепила? Зацепила Дьявола? Мужчину, на которого не может спокойно смотреть. Этого быть не может. И чем дольше они удалялись от места, где все произошло, тем нереальнее казалось его признание.

К врачу они попали почти сразу – все благодаря тому, что вернулись в Москву так рано, что никто из спящих в субботу жителей города не успел попасть в неприятности. Рану Насте обработали, прописали антибиотики, поэтому перед тем, как отвезти Настю домой, Егор заехал ещё и аптеку.

Остановились возле подъезда, Егор открыл дверь и помог Насте выйти.

– Ну пока, хозяйка. Лечи руку, береги себя, – какая-то неловкость возникла между ними. Наверное, из-за тех слов, которые, как показалось Насте, он сказал. – Если Маргарита тебе действительно не приказывала шпионить за мной, совет, не задерживайся на этой работе.

– Я и не собиралась, – честно призналась Настя.

Он кивнул.

– Вот и отлично. Ну теперь уж точно пока.

Он не сказал, ещё увидимся, подумала Настя и огорчилась. Почему он так не сказал?

Однако Егор и не ушёл. Все так же стоял рядом и смотрел то на Настю, то себе под ноги. А потом вдруг за её за руку, подошёл вплотную, наклонился…

Настя закрыла глаза. Это должно случится. Это должно произойти сейчас.

Она все ещё стояла с закрытыми глазами, когда почувствовала, что больше не ощущает его тепло рядом.

– Я не могу, не могу. Черт! Черт!

Настя открыла глаза. Да он зол, как Дьявол. Он и есть Дьявол. Зачем так с ней?

– Это из-за Светы.

– Из-за Светы? – переспросил он. – Да! Все из-за Светы.

Настя отступила.

– Я понимаю.

Егор хмуро посмотрел на неё исподлобья.

– Ничего ты не понимаешь.

После несостоявшегося поцелуя Егор хлопнул дверью машины и уехал так быстро, что Настя не успела закрыть рот, а на ее лице сохранилось озадаченное выражение: 2:0. За сутки двое совершенно разных мужчин изъявили желание ее поцеловать, но одного отшила она, а второй отказался от нее сам.

Мозгами она понимала, что, это к лучшему. Если бы Егор ее поцеловал, она потом уже не смогла бы выбросить его из головы. Если бы ей понравилось. Но ей бы понравилось, можно не сомневаться: он только приблизился к ней, она только уловила его дыхание на своих губах, а уже едва могла владеть своим телом – сердце устроило такую гонку, что затуманенное его близостью сознание утратило над ним всякий контроль. Настя поцеловала бы его в ответ, и уже точно не смогла бы о нем не думать. Даже сейчас не может, когда ничего не было.

Какая глупость. Теперь она будет обсасывать это короткое мгновенье, и страдать не хуже, чем если бы он действительно ее поцеловал. В этом случае, из двух зол, она предпочла бы первое.

Или все-таки было что-то? Ей ведь не показалось – между ними проскользнуло какое-то особое напряжение? Как будто они магниты с разным полюсом, и стоит им оказаться внутри поля притяжения, вырваться невозможно.

Однако у него получилось. Он ее оттолкнул. Почему? Из-за Светы? Из-за той другой, с кем весело болтал в коридоре под своими же собственными свадебными фотографиями?

Настя плеснула себе в лицо холодной воды, испытав ревность к незнакомке. Все потому, решила она, что он дал ей почувствовать свой интерес. Но это может быть с его стороны только уловка, на которую Настя благополучно клюнула.

Надо держаться от него подальше.

***

– Мне сегодня нужно уйти пораньше. Все, что не успею сделать сегодня, доделаю завтра с утра, – предупредила Настя Любу на следующий день.

Утром она опять приехала в редакцию на час раньше, чтобы успеть вымыть полы, приготовить завтрак, обед, сварить кофе и уйти не позже двенадцати. Раз в неделю Настя встречалась со своим мастером – он курировал ее диплом, который уже в мае ей предстояло защитить. Половину текста она написала, но каждый раз Юрий Львович отдавал ей рукопись с пометками и замечаниями к предыдущим главам, так что работала она, как шила: стежок вперед, два стежка назад.

– Как ты справилась с ужином в субботу? – неожиданно спросила Люба.

Настя вспомнила лицо Егора, склоненное над ней, и подумала, что объективно справилась она на слабенькую троечку.

– По-моему все прошло хорошо, – ответила вслух и покраснела под задумчивым взглядом Любы.

– Это хорошо, что хорошо. По-твоему. Я получила письмо от Маргариты. Она хочет с поговорить с тобой тет-а-тет.

– О чем? – вырвалось у Насти. Уволить собралась? Так это можно и через Любу передать.

– Понятия не имею. Но я перенесу вашу встречу на завтра. Хотя Маргарита будет и недовольна. Но я постараюсь ее успокоить, – откуда такая забота? – Ты ведь журфак заканчиваешь?

Настя не смогла скрыть удивления: ей казалось, Люба даже имя ее запомнила с неохотой.

– Да, верно. Как раз сегодня встречаюсь со своим куратором.

Люба как будто еще что-то хотела добавить, но передумала, только кивнула сама себе и вышла из кухни.

***

Юрий Львович Лавицкий жил в самом центре города недалеко от метро Третьяковская. Время от времени, он назначал встречу своим студентам не на кафедре, а дома. Все знали, что в эти дни опять «шалит» его давление, но вслух здоровье мастера не обсуждали.

В прошлом известный публицист, Юрий Львович стал не только замечательным педагогом, но и наставником, который старался всех своих «детенышей», как он называл студентов, обеспечить стартовой работой.

Насте тоже «повезло». Она попала к Маргарите, где вместо журналистской работы парит котлеты и вытирает пыль.

Ничего такого старому мастеру Настя рассказывать не собиралась – знала, что он расстроится, чего в те дни, когда он звал студентов домой, допустить нельзя.

– Настя, ты? Входи, открыто, – крикнул из-за двери Юрий Львович.

Удивительное место, эти элитные старые дома с консьержками, истертыми коврами на лестницах, старыми кокер-спаниелями, спящими на кровати хозяев, книжными шкафами с раритетными изданиями, и настоящей деревянной мебелью.

– Я тут кое-что пометил, – Юрий Львович полулежал на диване, в клетчатой фланелевой рубашке, прикрытый по пояс клетчатым пледом. В одному руке у него была рукопись Настиного диплома, пестрящая стикерами, в другой – очки с толстыми стеклами. В ногах спала старая такса. – Там немного, но прошу обратить внимания на мои замечания. А целом, ты молодец, так держать, – похвалил он. Это дорого стоило.