Шестерка воронов

«Не то что «Клуб Воронов», – размышлял Каз, глядя на черно-красный фасад. Пришлось приложить немалые усилия, чтобы заманить туристов и азартных купцов, жаждущих развлечений, так далеко на юг. Скоро пробьет четыре утра, а толпа у клуба и не думала расходиться. Каз наблюдал за потоком людей, проходящих мимо черных колонн портика под пристальным взором потемневшего от времени серебряного ворона, расправившего свои крылья над входом.

«Боги, благословите этих простофиль, – подумалось ему. – Благословите этот добрый и щедрый народ, готовый опустошить свои кошельки и пополнить казну «Отбросов», а потом еще и поблагодарить нас за хорошо проведенное время».

Он увидел зазывал у входа, которые громкими голосами обращались к потенциальным клиентам, предлагая бесплатные напитки, горячий кофе и самые честные сделки во всем Кеттердаме. Каз кивнул им и пошел дальше на север.

Лишь один игорный дом в Обруче волновал его не меньше, чем «Клуб Воронов»: «Изумрудный дворец», гордость и отрада Пекки Роллинса. Здание было выкрашено в отвратительный зеленый цвет и украшено искусственными деревьями, с которых свисали поддельные золотые и серебряные монеты. Место оформили в едином стиле, как дань каэльскому происхождению Роллинса и его банды – «Грошовых Львов». Даже девушки, что выдавали фишки, щеголяли в сверкающих зеленых платьях из шелка, а их волосы были подкрашены в неестественный темно-рыжий цвет, чтобы они походили на уроженок Блуждающего острова. Проходя мимо «Изумрудного», Каз поднял взгляд на фальшивые золотые монеты, и почувствовал, как в нем закипает ярость. Сегодня она ему потребуется – в качестве напоминания о том, что он потерял и чего стремился добиться. Он нуждался в ней, чтобы подготовиться к своей безрассудной авантюре.

– Кирпичик за кирпичиком, – пробормотал Каз себе под нос. Это единственные слова, которые могли помочь ему контролировать себя и избежать соблазна пройти через пафосные золотисто-зеленые двери дворца, потребовать частную аудиенцию у Роллинса и перерезать ему глотку.

«Кирпичик за кирпичиком».

Это обещание помогало ему засыпать темными ночами, проживать день за днем и держать призрака Джорди в узде. Потому что Пекка Роллинс не заслуживал быстрой смерти.

Каз наблюдал, как люди заходят и выходят из «Изумрудного дворца», и приметил своих зазывал – мужчину и женщину, которых он нанял, чтобы переманивать клиентов Пекки на юг перспективами более выгодных сделок, более крупных выигрышей и более симпатичных девушек.

– Откуда это ты пришел такой раскрасневшийся? – спрашивала женщина у мужчины, говоря при этом гораздо громче, чем требовалось.

– Только вернулся из «Клуба Воронов»! Выиграл сотню крюге всего за один час!

– Да ты что!

– Правда! Вот, пришел в Обруч, чтобы взять пиво и встретить друга. Хочешь присоединиться к нам и пойти туда вместе?

– «Клуб Воронов»! Кто бы мог подумать?

– Пойдем, я куплю тебе выпивки. Всем бесплатная выпивка!

И они ушли, громко смеясь, оставляя посетителей, толпившихся у клуба, в раздумьях, не стоит ли им тоже пройти всего пару мостов через канал и посмотреть – вдруг там повезет больше? Прислужница Каза, жадность, заманивала их на юг, как Крысолов со своей дудочкой.

Ему приходилось постоянно менять зазывал, чтобы вышибалы Пекки ни о чем не догадались. Переманивая клиентов, он постепенно лишал «Изумрудный дворец» его дохода. Это был один из бесчисленных приемов, которые пускал в ход Каз с намерением стать сильнее за счет Пекки – он перехватывал его поставки юрды, присылал ему счет за доступ к Пятой гавани, скидывал цену за арендную плату, чтобы жильцы шли к Казу, а не к Роллинсу, и медленно-медленно дергал за ниточки, осложняя ему жизнь.

Несмотря на всю ложь, которую он распространял, и на то, что он сделал с Хейлсом, Каз не был подонком. Он даже родом не из Кеттердама. Ему было девять, а Джорди тринадцать, когда они впервые приехали в город. Во внутренний карман старого пальто брата был вшит чек от продажи фермы их отца. Каз мог представить себя тогдашнего, бродящего по Обручу с мечтательным взглядом. Он крепко держался за руку Джорди, чтобы его не унесло толпой. Как ненавидел вспоминать о том, какими простофилями они были, словно так и ждали, чтобы их обобрали. Но тех мальчишек уже давно нет, и наказание за это должен понести Пекка Роллинс.

Однажды он приползет к Казу на коленях и будет молить о помощи. Если Каз справится с заданием Ван Эка, то этот день настанет гораздо раньше, чем он надеялся.

«Я тебя уничтожу, кирпичик за кирпичиком».

Но если у него и есть шансы пробраться в Ледовый Двор, ему понадобится умелая команда, и скоро он станет на шаг ближе к этому, потому что найдет два очень важных кусочка пазла.

Парень свернул в аллею, идущую вдоль одного из мелких каналов. Туристы и купцы предпочитали ходить по освещенным улицам, поэтому здесь людей почти не было, и Каз быстро добрался до нужного места. Вскоре показались огни Западного Обруча. Звучала музыка, вокруг толпились жаждущие новых развлечений мужчины и женщины из разных слоев общества и разных стран.

Музыка доносилась из заведений через открытые нараспашку двери. Там на диванах отдыхали люди, одетые в какие-то обрезки шелка и увешанные безвкусными безделушками. Над водой на канатах покачивались акробаты – казалось, на их гибких телах одни лишь блестки; на мостовой уличные музыканты играли на скрипках, надеясь вытрясти пару монет из прохожих. Разносчики, громко расхваливая свой товар, толпились возле пришвартованных узких частных гондол купцов и больших шлюпок, которые привозят туристов и моряков из Крышки вглубь острова.

Большинство из них никогда не посещали бордели Западного Обруча. Они приезжали, чтобы поглазеть на толпу, – а это и впрямь было то еще зрелище. Люди предпочитали приходить в эту часть Бочки в маскарадных костюмах или скрывать свои лица под вуалями, масками и капюшонами плащей, так что видно было только, как блестят их глаза. Они покупали наряды в специальных лавках, расположенных чуть дальше от главных каналов, и иногда пропадали на несколько дней – все зависело от веса их кошельков. Тут можно было увидеть и Мистера Кримсона, и Потерянную Невесту, и Безумца в гротескной маске с выпученными глазами – всех персонажей «Зверской комедии». Были и Шакалы – группы буйных мужчин и юношей, ходивших по Бочке в красных лакированных масках сулийских предсказателей.

Каз вспомнил, что Инеж была оскорблена, когда впервые увидела такую маску в витрине магазина. Она не смогла удержаться от гримасы презрения.

– Настоящие сулийские предсказатели встречаются довольно редко. Эти люди – святые. А маски, которые продают здесь как дешевые сувениры, – священные символы.

– Я видел, как сулийские гадальщики промышляли в фургонах и плавучих борделях. Мне они не показались такими уж святыми.

– Они – мошенники. Устраивают цирк для тебя и таких типов, как ты.

– Таких типов? – рассмеялся Каз.

Она с отвращением махнула рукой.

– Шеврати. Невежды. Они смеются над тобой под этими масками.

– Не надо мной, Инеж. Я никогда никому не платил, чтобы узнать свое будущее – ни мошенникам, ни святым.

– У судьбы на всех есть планы, Каз.

– Так это судьба отобрала тебя у семьи и засунула в кеттердамский бордель? Или же просто невезение?

– Я пока не знаю, – сухо ответила девушка.

В такие моменты ему казалось, что Инеж его ненавидит.

Каз начал протискиваться сквозь толпу, незаметный в этом буйстве красок. У каждого из крупных борделей была своя тема: одни были более очевидны, другие – менее. Он прошел мимо «Синего ириса», «Гибкой кошки», мимо окна «Кузницы», из которого сердито выглядывал бородатый мужчина, «Темной комнаты», «Ивового прута», мимо блондинок с наивными глазами из «Снежного дома» и, конечно же, «Зверинца», также известного как «Дом экзотики», где Инеж заставляли носить поддельные сулийские шелка. Он заметил Танте Хелен в павлиньих перьях и знаменитом бриллиантовом колье, устраивающую прием в позолоченной гостиной. Она управляла «Зверинцем», находила девушек и следила, чтобы они вели себя надлежащим образом. Увидев Каза, она состроила кислую мину и, поджав губы, подняла бокал, словно произносила тост, хотя выглядело это как угроза. Он проигнорировал ее и пошел дальше.

«Дом Белой розы» был одним из самых роскошных заведений в Западном Обруче. У него была своя пристань, а сверкающий фасад из белого мрамора больше подходил для дома купца, нежели для борделя. Вокруг окон вились белые розы, их густой и сладкий аромат висел над этой частью канала.

Воздух в салоне был пропитан запахом парфюма. В огромных алебастровых вазах стояли те же белые розы, что и цвели снаружи; мужчины и женщины – некоторые в масках или вуалях, другие с открытыми лицами, – ждали на диванах цвета слоновой кости, потягивая белое вино и закусывая ванильными пирожными с миндальным ликером.

Парень на входе был одет в бархатный костюм кремового цвета, и в его петлице тоже торчала роза. Белые волосы и бесцветные глаза выдавали в нем альбиноса, но Каз знал, что работающий здесь гриш просто изменил его так, чтобы парень соответствовал декору дома.

– Господин Бреккер, – произнес он, – Нина сейчас с клиентом.

Каз кивнул и проскользнул в коридор, украшенный горшком с кустом роз, подавив желание прикрыть нос воротником. Онкль Феликс – хозяин «Белой розы», любил говорить, что его девочки пахнут так же сладко, как эти цветы. На самом деле то была насмешка над клиентами. Именно этот сорт белой розы, единственный, что мог выжить во влажном климате Кеттердама, не имел запаха. Все цветы были обрызганы духами.

Каз провел пальцами по панелям за горшком с растением и нажал на зазубрину в стене. Открылся проем, и он взобрался по винтовой лестнице, которой пользовались только те, кто здесь работал.

Комната Нины находилась на третьем этаже. Соседняя с ней была открыта и никем не занята, и Каз скользнул внутрь. Отодвинув картину с натюрмортом на стене, он прижался лицом к отверстию. Смотровые щели были во всех борделях. Для владельцев домов это способ контролировать безопасность и честность своих девушек, а также продавать места тем, кто получал наслаждение от наблюдений за другими. Каз за свою жизнь вдоволь насмотрелся, как обитатели трущоб удовлетворяли свою похоть в темных уголках и подворотнях, поэтому это зрелище его ничем не привлекало. Кроме того, он прекрасно знал, что любой, кто в надежде на увлекательное зрелище решит подсмотреть за происходящим именно в этой комнате, будет глубоко разочарован.

За круглым столом, накрытым белой скатертью, сидел низенький лысый мужчина. Руки он аккуратно сложил у серебряного подноса с нетронутым кофе. За ним стояла Нина Зеник, закутанная в красную шелковую кефту, что свидетельствовало о ее принадлежности к гришам-сердцебитам. Одну ладонь она прижимала ко лбу мужчины, а вторую – к затылку. Девушка была высокой и походила на кариатиду на носу корабля, вытесанную щедрой рукой. Они застыли словно замороженные. В комнате не было даже кровати, лишь узкий диванчик, на котором Нина каждую ночь сворачивалась калачиком.

Когда Каз как-то спросил ее об этом, она ответила:

– Я не хочу, чтобы мужчинам приходили в голову дурные мысли.

– Мужчине не нужна кровать для дурных мыслей, Нина.

Она кокетливо улыбнулась.

– Ты-то что об этом знаешь, Каз? Сними свои перчатки, и мы посмотрим, какие мысли придут в наши головы.

Каз сурово посмотрел на нее, и девушка опустила глаза. Его не интересовал флирт с Ниной Зеник, да и сама она не питала к нему интерес. Нине просто нравилось флиртовать со всеми подряд. Он однажды видел, как она строит глазки паре туфель в витрине магазина.

Нина и лысый человечек долго молчали, но, когда пробили часы, он встал и поцеловал ей руку.

– Ступайте, – сказала она торжественным голосом. – Пребудьте в мире.

Лысый еще раз поцеловал ей руку, и его глаза наполнились слезами.

– Спасибо вам.

Как только посетитель исчез в коридоре, Каз вышел из комнаты и постучал в дверь Нины.

Она осторожно открыла ее, не снимая с цепочки.

– А, это ты.

Девушка не слишком рада была его видеть, но и не удивилась. Каз Бреккер на пороге твоей комнаты – не то чтобы хороший знак. Сняв цепочку и позволив ему войти, она сняла красную кефту, под которой обнаружилась рубашка из сатина, такого тонкого, что его едва ли можно было назвать тканью.

– Небеса, как же я ненавижу эту штуку, – сказала она, отбросив кефту в угол и доставая потрепанный халат из ящика.

– А что с ней не так?

– Она неправильно сшита, и у меня от нее все тело чешется.

Кефта была сшита на керчийской фабрике, а не равкианской – это костюм, а не униформа. Каз знал, что Нина никогда не надевала ее на улицу – это слишком рискованно для гришей. Ее членство в «Отбросах» подразумевало, что любой, кто осмелится напасть на нее, станет заклятым врагом всей банды. Но месть не будет иметь особого значения, если к тому времени Нина уже окажется на корабле работорговца, везущего ее неизвестно куда.

Девушка плюхнулась в кресло у стола, скинула шлепанцы, украшенные сверкающими камнями, и зарылась ногами в мягкий белый ковер.

– О-о-о-о, – довольно протянула она. – Так гораздо лучше. – Нина взяла с подноса пирожное, отправила его в рот и пробубнила: – Что тебе нужно, Каз?

– У тебя крошки на груди.

– Мне все равно, – она откусила еще раз. – Я хочу есть.

Каз покачал головой, смеясь и удивляясь, как быстро Нина вышла из образа мудрой жрицы-гриша. Она могла бы блистать на сцене.

– Это был Ван Акстер, торговец?

– Да.

– Его жена умерла месяц назад, и с тех пор его бизнес пошел на спад. Теперь, когда он навещает тебя, нам ждать перемен к лучшему?

Нина не нуждалась в кровати, так как специализировалась на эмоциях: радости, спокойствии, чувстве уверенности. Большинство корпориалов работали с телом, – умерщвляли или исцеляли, – но Нине нужна была работа, которая позволила бы ей остаться в Кеттердаме и не попасть в беду. Вместо того чтобы рисковать жизнью, став наемницей, она замедляла сердцебиение, облегчала дыхание, расслабляла мышцы. У девушки был и другой заработок на стороне – она разглаживала морщины и убирала вторые подбородки богатым керчийцам, и все же ее главным источником дохода оставалась работа с настроением. Люди приходили к ней страдающими от одиночества, подавленными горем, иногда просто тоскующими без видимой причины, а уходили посветлевшими, вдохновленными, освобожденными от тревог и печали. Эффект длился недолго, но иногда хватало даже иллюзии счастья, чтобы ее клиенты смогли почувствовать, что в состоянии прожить еще один день. Нина утверждала, что этот эффект как-то связан с гландами. Казу было плевать на детали, лишь бы она являлась на его зов и вовремя отдавала Перу Хаскелю его проценты.

– Думаю, ты заметишь изменения, – ответила девушка. Она доела последнее пирожное и с аппетитом облизала пальцы. Затем вынесла поднос за дверь и позвонила, вызывая горничную. – Ван Акстер пришел ко мне в конце прошлой недели и с тех пор не пропускал ни дня.

– Замечательно. – Каз отметил про себя, что нужно будет купить акции компании, принадлежащей Ван Акстеру. Даже если у торговца хоть немного улучшается настроение благодаря работе Нины, это хорошо скажется на его делах. Каз чуть помедлил, затем продолжил: – Ты можешь помочь ему почувствовать себя лучше, облегчаешь страдания и все такое… А заставить его сделать что-то ты бы могла? Например, забыть свою жену?

– Изменить тропы его разума? Не будь дураком.

– Мозг – всего лишь орган, – процитировал Каз Ван Эка.

– Да, но невероятно сложный. Контролировать или менять мысли другого человека… ну, это не то же самое, что замедлять пульс или высвобождать химические вещества, чтобы поднять настроение. Слишком много переменных. Ни один гриш не способен на это.

«Пока», – мысленно поправил он.

– Значит, ты лечишь симптомы, а не причину.

– Он пытается избежать горя, а не исцелиться от него. Если я – его единственное средство, ему никогда по-настоящему не оправиться после смерти жены.

– И что потом, ты отошлешь его? Посоветуешь найти новую жену и перестать маячить у твоей двери?

Она провела расческой по своим светло-каштановым волосам и посмотрела на него через зеркало.

– Пер Хаскель, случайно, не подумывает простить мне долг?

– Никак нет.

– Ну, тогда Ван Акстер и дальше будет справляться со своей печалью так, как сам считает нужным. У меня еще один клиент через полчаса. Какое у тебя ко мне дело, Каз?

– Клиент подождет. Что ты знаешь о юрде-пареме?

Нина пожала плечами.

– Ходят разные слухи, но я думаю, все это бред.

Помимо Совета приливов, не так много гришей работали в Кеттердаме, Все они хорошо друг друга знали и с готовностью обменивались информацией. Большинство из них были в бегах и очень не хотели привлекать к себе внимание работорговцев или равкианского правительства.

– Это не просто слухи.

– Летающие шквальные? Проливные, что превращаются в туман?

– Фабрикаторы, которые изготовляют золото из свинца. – Каз сунул руку в карман и бросил ей кусок золота. – Оно настоящее.

– Фабрикаторы работают с материей. Они возятся с металлом и тканью. Но превратить одну вещь в другую им не под силу, – она подняла золото к свету. – Ты мог достать его где угодно, – повторила она те же слова, что говорил Каз Ван Эку пару часов назад.

Не дожидаясь приглашения, парень опустился на плюшевую кушетку и вытянул больную ногу.

– Юрда-парем существует, Нина, и, если ты все тот же маленький стойкий солдат гришей, каким я тебя знаю, ты захочешь услышать, что она делает с людьми вроде тебя.

Она повертела кусок в руках, затем крепче укуталась в халат и свернулась на краю кушетки. Каз снова поразился ее трансформации. В этой комнате она играла роль, создавая образ, в котором нуждались ее клиенты: могущественная девушка-гриш, мудрая и спокойная.

Но сейчас, сидя с нахмуренными бровями и подобранными под себя ногами, она была самой собой – семнадцатилетней девушкой, выросшей в надежных стенах и роскоши Малого дворца, а ныне находящейся вдали от дома и с трудом зарабатывающей себе на жизнь.

– Расскажи мне, – попросила она.

Каз поведал почти все, что знал, скрыв лишь детали сделки с Ван Эком. Зато не утаил ни одной подробности о Бо Юл-Баюре, юрде-пареме, вызывающей привыкание, и упомянул о том, что недавно были выкрадены равкианские военные документы.

– Если все это правда, то Бо Юл-Баюра нужно устранить.

– Это не наша работа, Нина.

– Дело не в деньгах, Каз.

В этом она была не права, дело всегда в деньгах. Но Каз также понимал, что нужен еще один рычаг давления, чтобы убедить Нину. Она любила родную страну и свой народ. Верила в будущее Равки и Второй армии – военной элиты гришей, которая чуть было не распалась во время гражданской войны. Друзья Нины, которые остались в Равке, думали, что она мертва, стала жертвой фьерданских охотников на ведьм, и ей хотелось, чтобы пока все так и оставалось. Но Каз знал, что она надеется когда-нибудь вернуться на родину.

– Нина, мы похитим Бо Юл-Баюра, и для этого мне нужен корпориал. Я хочу, чтобы ты была в моей команде.

– Где бы он ни скрывался, ты наверняка его найдешь, и позволить ему жить будет самой возмутительной безответственностью. Мой ответ – нет.

– Он не прячется. Фьерданцы заперли его в Ледовом Дворе.

Нина выдержала паузу.

– Значит, он уже мертв.

– Торговый совет считает иначе. Они бы не стали идти на такие отчаянные меры и предлагать нам столь крупную награду, если бы он был нейтрализован. Ван Эк по-настоящему обеспокоен. Я это видел.

– Ты о том купце, с которым общался?

– Да. Он утверждает, что у них достоверная информация. Допустим, это не так – что ж, тогда я приму удар на себя. Но если Бо Юл-Баюр жив, кто-то должен вытащить его из Ледового Двора. Почему бы не мы?

– Ледовый Двор, – повторила Нина, складывая кусочки пазла вместе. – Тебе потребуется не только корпориал, верно?

– Да. Мне нужен человек, который знает Двор снаружи и изнутри.

Она встала и начала шагать по комнате, уперев руки в бока. Ее халат распахивался от резких движений.

– Ах ты, мелкий скив! Сколько раз я приходила к тебе, моля помочь Матиасу? А теперь, когда тебе что-то понадобилось…

– Пер Хаскель – не благотворительный фонд.

– Не переводи стрелки на старика! – рявкнула Нина. – Если бы ты хотел мне помочь, то сделал бы это.

– И с чего бы мне этого хотеть?

Она быстро повернулась.

– Потому что… потому что…

– Когда я оказывал кому-либо услуги за «спасибо», Нина?

Она открыла рот, но снова его закрыла.

– Знаешь, скольких людей мне пришлось бы просить об одолжении? Скольких подкупить, чтобы вытащить Матиаса Хельвара из тюрьмы? Цена была слишком высока.

– А теперь? – выдавила девушка, с пылающими от гнева глазами.

– Теперь свобода Хельвара чего-то стоит.

– Она…

Каз поднял руку и перебил ее:

– Чего-то стоит для меня.

Нина прижала пальцы к вискам.

– Даже если ты освободишь его, Матиас ни за что не согласится помочь.

– Просто нужно найти рычаг, на который следует надавить.

– Ты его не знаешь.

– Разве? Он, как и любой другой человек, движим алчностью, гордостью и болью. Кто-кто, а ты должна это понимать.

– Хельваром движет честь и только честь. Его нельзя подкупить или запугать.

– Может, когда-то так и было, Нина, но прошел целый год, очень долгий год. Матиас сильно изменился.

– Ты его видел? – ее зеленые глаза широко раскрылись в нетерпении.

«Вот оно, – подумал Каз, – Бочка еще не выбила из тебя надежду».

– Видел.

Нина прерывисто вздохнула.

– Он захочет отомстить, Каз.

– Это то, чего он хочет, а не то, что ему нужно, – ответил он. – Рычаг у того, кто знает разницу.

6. Нина

Тяжесть в животе Нины не имела никакого отношения к мерному покачиванию лодки. Девушка делала глубокие вдохи и пыталась сосредоточиться на огнях кеттердамской гавани, исчезающей позади, а также на ритмичном плеске весел о воду. Каз, сидящий рядом с ней, поправлял маску и плащ, а Маззен неутомимо греб, с бешеной скоростью приближая их лодку к Тереньелу – одному из крошечных островков Керчии. Ближе к Хеллгейту[3] и Матиасу.

Над водой низко стелились влажные клубы тумана. Они несли запах смолы, машинного масла от верфей «Империи» и еще сладковатый запашок горящих тел с Баржи Жнеца, где Кеттердам избавлялся от трупов людей, которые не могли позволить себе быть похороненными на кладбищах за городом. «Отвратительно», – подумала Нина, кутаясь в плащ. Она не понимала, почему вообще кто-то хотел жить в подобном городе.

Маззен радостно мурлыкал, продолжая грести. Нина виделась с ним мельком – он был вышибалой и телохранителем, как злополучный Большой Боллигер. Девушка старалась не посещать Клепку и «Клуб Воронов». Каз окрестил ее за это снобом, но ей было плевать на мнение Бреккера о ее вкусах. Нина оглянулась и посмотрела на широкие плечи Маззена. Интересно, Каз взял его только для того, чтобы он греб, или же Бреккер ждал неприятностей?

«Конечно, будут неприятности, – мы собираемся проникнуть в тюрьму. Так почему же мы одеты, будто идем на вечеринку?»

В полночь она встретилась с Казом и Маззеном в Пятой гавани, и, едва они сели в маленькую лодку, Каз вручил ей голубой шелковый плащ и такого же оттенка вуаль – наряд Потерянной Невесты, в который нравилось наряжаться искателям удовольствий, когда они пускались во все тяжкие в Бочке. Каз надел длинный оранжевый плащ и маску Безумца. На Маззене был такой же костюм. Осталось только найти помост, и тогда они могли бы исполнить одну из коротких мрачных сценок «Зверской Комедии», которую жители Керчии находили очень забавной.

Каз легонько ткнул ее локтем.

– Опусти вуаль.

Он тоже надвинул маску; длинный нос и выпученные глаза в тумане смотрелись еще безобразней.

Только Нина собралась наконец спросить, зачем они так нарядились, как поняла, что они уже не одни. Сквозь зыбкую пелену она увидела другие лодки, скользящие по воде, и люди в них тоже были одеты в костюмы Безумца и Невесты, а также Мистера Кримсона и Королевы Скарабеев. Что они все забыли в Хеллгейте?

Каз отказался делиться с ней подробностями своего плана, а когда Нина попыталась настоять, просто сказал:

– Садись в лодку.

В этом был весь Каз. Он прекрасно знал, что не обязан посвящать ее в свои тайны, поскольку соблазн освобождения Матиаса уже одержал победу над здравым смыслом. Нина целый год пыталась уговорить Бреккера вытащить Хельвара из тюрьмы. Теперь он мог предложить Матиасу нечто большее, чем свободу, но цена этого оказалась намного выше, чем она ожидала.