Поэзия Канады (Эмили Полин Джонсон)

Мечты дороже, может быть, в одной постели,

Еще бы крылья мягкие к мечтам

В движении – с дыханьем учащенным нашим,

Чтоб стала близость настоящим.

Когда-то много дней назад мы удержать смогли бы

Былую долгожданную любовь,

Глаза ослепшие не видели, судьбы скатились глыбы,

В сердцах еще не закипела кровь,

Пылающая страсть и зов фортуны вдалеке

Свели нас, чтоб идти рука к руке.

И вот я думаю, а если бы мы были прозорливы оба,

Окольный путь сумели скрыть

От посторонних глаз, свернуть спокойно, чтобы

С пути не сбившись, верность сохранить,

Уйти в страну любви и там найти покой,

Все это было близко под рукой.

Так близко, дорогое сердце, знать могли все это!

В мечтательные дни

Любимый с любящей смешались без ответа

На равных и одни,

И сердце сердцу не было приказчиком, слугой,

Когда любовь так близко под рукой!

Какая польза нам от красного и нежного вина?

Вслепую если мимо мы прошли впотьмах,

И выгода, пожалуй, тоже для обоих не видна,

Что ждем и слышим стук другого сердца. Ах!

Но плач любви еще у любопытных на устах,

Искали ты и я свой рай – загадочный такой,

А он для нас был близко под рукой.

Close By

So near at hand (our eyes o'erlooked its nearness

In search of distant things)

A dear dream lay – perchance to grow in dearness

Had we but felt its wings

Astir. The air our very breathing fanned

It was so near at hand.

Once, many days ago, we almost held it,

The love we so desired;

But our shut eyes saw not, and fate dispelled it

Before our pulses fired

To flame, and errant fortune bade us stand

Hand almost touching hand.

I sometimes think had we two been discerning,

The by-path hid away

From others' eyes had then revealed its turning

To us, nor led astray

Our footsteps, guiding us into love's land

That lay so near at hand.

So near at hand, dear heart, could we have known it!

Throughout those dreamy hours,

Had either loved, or loving had we shown it,

Response had sure been ours;

We did not know that heart could heart command,

And love so near at hand!

What then availed the red wine's subtle glisten?

We passed it blindly by,

And now what profit that we wait and listen

Each for the other's heart beat? Ah! the cry

Of love o'erlooked still lingers, you and I

Sought heaven afar, we did not understand

'Twas – once so near at hand.

Давендин – дочь зари

Дух живет на реке, и есть призрак на берегу,

В звёздном свете их пение вечное здесь сберегу,

Когда вместе крадутся среди тишины,

Разглядеть их неясные тени могу.

Слышу их, когда звёзды осветят на Севере небо,

И неясные, тусклые свечи мерцают и мечутся слепо,

Ледяных мертвецов расцарапали пальцы

Бледный сумрак холодного неба.

Позабытого храброго воина слышится клич боевой,

Эхом в дебрях полночных он вызов приветствует свой,

И дрожат фонари этих северных далей

Под бесстрашные крики над головой.

В нежной песне чуть слышно доносится голос ответный,

Это дух Давендин там поет до утра на равнине окрестной,

Шепот ветра всю ночь напролет

Песню Духа разносит над бездной.

Сосны темные плачут в ночи и шумят голосам в унисон,

Когда ветер полночный шевелится в кронах, развеяв их сон,

И ты тоже послушай легенду,

В ней сливается песня и стон.

У холма и реки во вражде было пролито крови немало,

Давендин ветер слушала ночью, а сердце ее замирало:

Может, родственник или любимый

Рухнет жертвой смертельного жала?

Станет непокоренным великим который? Прославит чей род

Смерть? Покажет на поясе свежие скальпы соперников тот.

Кто похвалится: «О, Давендин!

Смерть принес я в презренный народ»?

Она слушает, слушает, слушает – кличь боевой разорвал

Ночь, властитель высот для триумфа устроил привал,

И рассказ победителя, ужас вселяющий,

Про убийства в ночной тишине налетает, как вал.

Ее сердце! Пульсирует бешено и замерзает в груди у нее,

Потому что с рукой ледяною в любимого брата вошло острие,

А смертельный удар тот – возлюбленный в битве нанес,

Будто сердце пронзило копье.

Она слышит, как мать говорит: «Белый пояс из раковин ты

Свой надень, и иди к дикарю-триумфатору в синь высоты,

Пойте вместе, и мира проси между нами,

Белый вампум к ногам положи, как границу вражды.

Чтоб не гибли сородичи, братья не пали с отцом, из небес

Ты в могучую ненависть эту склонись, как сгорающий лес,

Мирный вампум из раковин бледных возьми,

И спаси своих братьев, покуда наш род не исчез.

Тихо девушка встала, и к берегу тихо скользнула она

По убитому брату тоскует, врагу вся любовь отдана,

Любит сильно и жаждет свой вампум отдать,

На пустом берегу вдруг его повстречала одна.

«Мир, – запела она, – О, могучий герой! Белый вампум – тебе,

Спрячь свой нож, что родной моей крови вкусило в борьбе,

Прежде, чем утолит оно жажду, напившись,

Белый вампум вверяю судьбе».

Отвечал он: «Твою, Давендин, я оставлю в покое родню,

Принимаю твой пояс, но злобой своею тебя не гоню -

Она требует самого чудного дара взамен,

Прежде, чем я позволю им новую встретить зарю.

Давендайн, твое пение, просьба о мире войну прекратит,

Ибо имя твое говорит о заре, и для мира подобен твой вид,

Ради глаз твоих с тенями пурпура

Мою ненависть мир победит.

Давендин, Дочь Зари, ненавистна твоя мне родня,

На руках моих кровь их, но сердце с тобою красно у меня,

Давендин, Дочь Зари,

Ты уйдешь, проиграв, или вместе мы с этого дня?»

А родные все ждали ее, и в ночи возрастала тревога,

Ждали дочь свою с поясом белым из вампума долго,

Но забыв обо всем, она следует с ним в те края,

Куда ночи и дни за любимым уводит дорога.

Дух живет на реке, и есть призрак на берегу,

Я в веках песню их о любви среди звёзд сберегу,

Когда вместе крадутся среди тишины,

Разглядеть их неясные тени могу.

Dawendine

There's a spirit on the river, there's a ghost upon the shore,

They are chanting, they are singing through the starlight evermore,

As they steal amid the silence,

And the shadows of the shore.

You can hear them when the Northern candles light the Northern sky,

Those pale, uncertain candle flames, that shiver, dart and die,

Those dead men's icy finger tips,

Athwart the Northern sky.

You can hear the ringing war-cry of a long-forgotten brave

Echo through the midnight forest, echo o'er the midnight wave,

And the Northern lanterns tremble

At the war-cry of that brave.

And you hear a voice responding, but in soft and tender song;

It is Dawendine's spirit singing, singing all night long;

And the whisper of the night wind

Bears afar her Spirit song.

And the wailing pine trees murmur with their voice attuned to hers,

Murmur when they 'rouse from slumber as the night wind through them stirs;

And you listen to their legend,

And their voices blend with hers.

There was feud and there was bloodshed near the river by the hill;

And Dawendine listened, while her very heart stood still:

Would her kinsman or her lover

Be the victim by the hill?

Who would be the great unconquered? who come boasting how he dealt

Death? and show his rival's scalplock fresh and bleeding at his belt.

Who would say, "O Dawendine!

Look upon the death I dealt?"

And she listens, listens, listens – till a war-cry rends the night,

Cry of her victorious lover, monarch he of all the height;

And his triumph wakes the horrors,

Kills the silence of the night.

Heart of her! it throbs so madly, then lies freezing in her breast,

For the icy hand of death has chilled the brother she loved best;

And her lover dealt the death-blow;

And her heart dies in her breast.

And she hears her mother saying, "Take thy belt of wampum white;

Go unto yon evil savage while he glories on the height;

Sing and sue for peace between us:

At his feet lay wampum white.

"Lest thy kinsmen all may perish, all thy brothers and thy sire

Fall before his mighty hatred as the forest falls to fire;

Take thy wampum pale and peaceful,

Save thy brothers, save thy sire."

And the girl arises softly, softly slips toward the shore;

Loves she well the murdered brother, loves his hated foeman more,

Loves, and longs to give the wampum;

And she meets him on the shore.

"Peace," she sings, "O mighty victor, Peace! I bring thee wampum white.

Sheathe thy knife whose blade has tasted my young kinsman's blood to-night

Ere it drink to slake its thirsting,

I have brought thee wampum white."

Answers he, "O Dawendine! I will let thy kinsmen be,

I accept thy belt of wampum; but my hate demands for me

That they give their fairest treasure,

Ere I let thy kinsmen be.

"Dawendine, for thy singing, for thy suing, war shall cease;

For thy name, which speaks of dawning, Thou shalt be the dawn of peace;

For thine eyes whose purple shadows tell of dawn,

My hate shall cease.

"Dawendine, Child of Dawning, hateful are thy kin to me;

Red my fingers with their heart blood, but my heart is red for thee:

Dawendine, Child of Dawning,

Wilt thou fail or follow me?"

And her kinsmen still are waiting her returning from the night,

Waiting, waiting for her coming with her belt of wampum white;

But forgetting all, she follows,

Where he leads through day or night.

There's a spirit on the river, there's a ghost upon the shore,

And they sing of love and loving through the starlight evermore,

As they steal amid the silence,

And the shadows of the shore.

День рассвета

Мысль о тебе покоилась в душе весь день вчера,

И когда сон бродил – теперь, как и в другие вечера,

Она затмила звёзды, чтоб мечтой явиться в снах,

Проснулась утром с именем любимым на устах.

Я пробудилась, милый, с нежным утром твоих глаз

Великолепных, в облаках, прикрытых тайною подчас,

Чтоб с пламенем изжить всепоглощающую серость,

Полеты солнц разгонят тьму, с началом утра сверяясь.

Прохладою рассветной веет в воздухе дремотная роса,

Но сердцу горячо, во сне твои привиделись глаза,

И лишь мои на умирающую ночь глядят тоскливо очи,

Чтоб видеть пробуждающийся день, спокойный после ночи.

Но утро сквозь тяжелый воздух здесь подобно чуду,

Заря в одеждах серых бархатных еще блуждает всюду,

И отдыха часы очнулись – без мечты, без снов своих,

В подушках запада помешкав, распростерлись крылья их.

С чудесным нежным запахом исходит влага от земли,

И ароматы трав, росистых теплых мхов парят вдали,

Бледнеют звёзды в западном далеком сумраке простора,

На небе аметистовом луна в лучах зари исчезнет скоро.

Происхождение теней, когда они, расправив крылья, ниже

Спускаются, узнает ночью ветер в темной сонной нише,

Что плачет тихо здесь в своих скитаниях бездомных,

Мне эхом входит в сердце одиночество рыданий томных.

Промчалась ночь, любимый, день свободен новый ныне,

Еще один голодной жажды день моей, возможно, половине,

Какое дело до зари прекрасной мне? До неба голубого?

Ночь лишь моя, когда твои глаза с утра не вижу снова.

Day Dawn

All yesterday the thought of you was resting in my soul,

And when sleep wandered o'er the world that very thought she stole

To fill my dreams with splendour such as stars could not eclipse,

And in the morn I wakened with your name upon my lips.

Awakened, my beloved, to the morning of your eyes,

Your splendid eyes, so full of clouds, wherein a shadow tries

To overcome the flame that melts into the world of grey,

As coming suns dissolve the dark that veils the edge of day.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.