По мокрой траве, на исходе лета (альтернативная реальность)

– Что? – Ника задохнулась, будто получила удар под дых. Удар действительно получился. Ментальный удар.

Удар по ней, Веронике. По ее дурацкой мечте, что когда-нибудь Дэн ее все-таки заметит, когда-нибудь оценит…

Слепец.

– Мы собираемся пожениться, – спокойно сказала Настя, – Нравится тебе это или нет.

И повернулась, уже не глядя на бывшую подругу, стала подниматься по лестнице, ведущей к аудитории, где у них должна была состояться лекция, а препод по обыкновению задерживался.

…Кое-как Нике удалось высидеть две пары (не сорваться на истерику), потом она не выдержала и позвонила Денису.

– Мы можем встретиться?

– По поводу? – спросил Дэн скучным голосом.

Собственно, разговор можно было не продолжать.

Однако, Вероника сделала еще попытку.

– Ну… по поводу нас…

– Ник, извини, я сейчас должен бежать на тренировку, – сказал Денис с плохо скрытой досадой, – Давай в другой раз, хорошо?

Другого раза не будет, поняла Вероника.

Вообще не будет никакого раза. Он по-прежнему слепо привязан к своей вероломной стерве, слушает только ее и верит только ей, и не подействуют на него никакие слова, никакие увещевания…

Ника знала. Это ведь была далеко не первая ее попытка что-то ему втолковать, как-то вразумить…

Нет. И слушать не станет.

Слепец.

*       *       *

Денис

…Я и так отлично знал, что Вероника может мне рассказать, о чем поведать.

Это, собственно, все знали.

Включая моего лучшего друга Саньку, которому я не собирался рассказывать о своих подозрениях в отношении Насти от слова “вообще”, если б не его простодушная (до идиотизма) Света, девушка-художница (творческая натура, ага) как-то не ляпнула в компании, что у моей девушки, надо полагать, “крутой папочка”.

Папочка, так и сказала.

Мне, конечно, кровь бросилась в лицо.

Просипел: “С чего ты решила?”

И тогда она (простая как три копейки) рассказала, из какой “тачки” выходила Настя и с кем под руку (блин, под руку!) направлялась на выставку французских импрессионистов, куда сама Светка попасть не могла, разве только по особому приглашению.

Что я мог на это ответить? Делая вид, что не замечаю многозначительного Санькиного взгляда, промямлил, что та, видимо, “просто обозналась”.

А Светка фыркнула – дескать, ей ли, профессиональной художнице (без пяти минут), спутать мою Настасью с другой такой же красоткой…

После чего Санька врезал ей ногой по голени и вытащил из комнаты, не иначе, с целью “сделать внушение” (на тему разговоров в доме повешенного о качестве веревок).

Ну а я, само собой, остался сидеть как оплеванный.

Ибо прекрасно знал, кого могли принять за ее отца (тогда как реально ее отец к тому времени уже год как скончался в возрасте шестидесяти трех лет).

…И вот, таким образом, окольными путями, я регулярно узнавал, с кем моя девушка помимо меня…

Конечно, неспроста. Конечно, не задаром.

Еще был. Не-отец ее официально оформил своим переводчиком-референтом. С положенным окладом.

…Почему я терпел? Почему ее не бросил? Почему хотя бы не разобрался с ней “по-мужски”?

А смысл?

Я просто не хотел ее потерять.

Вот такой элементарный ответ на вопрос “Почему?”

*      *       *

Поездка на турбазу (с хождением на лыжах и проживанием в отдельном уютном “бунгало”) была испорчена сразу же, в первый день, с первого похода по лыжне (точнее, первым же спуском с довольно крутого склона).

Я только успел крикнуть Насте “Осторожно!”, как она грохнулась. Классически упала. На бок. И потянула лодыжку. Так сильно растянула, что на обратной дороге я вынужден был тащить на себе и наши с ней лыжи, и ее, повисшую на моем плече.

Когда мы, наконец, доковыляли до своего бунгало, Настя немедленно растянулась на кровати, не раздеваясь. Шипя и шепотом ругаясь (исключительно цензурно, нецензурных слов я от Настеньки не слышал никогда), стала растирать распухающую лодыжку.

Я нашел в сумке спортивную мазь (захватил с собой, как знал – что-то случится) и эластичный бинт.

Занялся ее ногой.

Ощутил ее пальцы на своем затылке. Ее ласкающие прикосновения. Поднял голову. Она смотрела с улыбкой. Своей особенной улыбкой, которую использовала в особые моменты.

Разведение огня в камине и глинтвейн отложили на “потом”. “На потом”, а после уж “на фиг”.

И все было бы хорошо, все было бы просто замечательно…

…пока в какой-то момент мне не пришло в голову, что ведь ее ухоженные, идеально гладкие ножки, и педикюр, и все прочее, чего затрагивали процедуры в салоне, где она регулярно проводила куда больше времени, чем, мне казалось, ей было необходимо, всё это, по большому счету, делалось не для меня.

Всё это делалось для знатока французских импрессионистов. Кого несведущие дурочки вроде Светки принимали за ее отца (ввиду его “почтенного” – “за сорок” – возраста).

…Настя всегда очень тонко чувствовала мой настрой.

И тут что-то почувствовала. Немного от меня отодвинулась. Уже не улыбаясь.

– Что опять не так, Денис?

Голос у нее похолодел. Да и Денисом она меня называла далеко не всегда. Обычно я был для нее Дэном, Дэнни, а интимные моменты – “тигренком”.

– Все нормально, – буркнул я.

– Знаешь, все еще можно и переиграть, – сказала она спокойно, – Ты можешь забрать из загса наше заявление и заново подать… к примеру, с Вероникой.

– При чем здесь она? – я ощутил досаду. Похоже, Настя попросту “переводила стрелки”.

– Ну, она-то тебе вряд ли когда-нибудь даст повод для ревности, – Настя слегка усмехнулась. Как-то зло усмехнулась. И холодно.

– Не говори ерунды.

– Если ты продолжаешь меня в чем-то подозревать, то лучше не продолжать.

– Ты действительно… его бросила? – знала бы она, каких усилий мне стоило это озвучить…

– Иди ты… – она резко встала, но тут же охнула и схватилась рукой за угол столика, – Черт! Нашел время выяснять отношения, когда я охромела! – в ее глазах было нечто среднее между злостью и смехом, и я оттаял. Я ощутил как никогда остро, как сильно ее люблю… и…

В общем, конфликт был снова спущен на тормозах. Как обычно.

*     *      *

Ира

“Так что просто не дай ему уйти…”

“А ты думаешь, в сказку попала?” – вспомнила Ирочка популярный в соцсетях слоган.

Да. Именно так она и думала.

С самой первой встречи. Точнее, с того “свидания” в кофейне, где Ира заказала себе только чашечку латте, а пирожное перед ней поставил он.

Причем, одно из самых ее любимых. Со свежими ягодами и взбитыми сливками.

– Очень надеюсь, что вы не на диете.

Ира ощутила, что готова покраснеть как школьница. Скрыла смущение за усмешкой.

– Только что собиралась начать.

В его зеленоватых глазах тоже мелькнули смешливые искорки.

– Сделайте одолжение, начните свою диету не сегодня.

Ира “сделала одолжение”.

– Значит, вы – шеф охранного агентства?

Он чуть сощурился.

– Кто вам сказал? Вероятно, шепнул ваш коллега?

Ира кивнула.

– Охранно-сыскного, – уточнил он, – Или просто охранного… с некоторыми дополнительными функциями.

Протянул ей свою визитку. Ира взяла.

– Надеюсь, свой телефон вы мне тоже дадите?

– Какой? Рабочий или…

– Или, – он улыбнулся, – Ваша работа, конечно, в высшей степени почетна… но мне она мало интересна.

– Криминалистика вам не интересна? – Ира ощутила себя слегка задетой.

– Я ее изучал. Не так досконально, конечно, как вы, но… скажем, прошел ознакомительный курс.

– Только не говорите, что тоже заканчивали юрфак.

– Заканчивал, – спокойно подтвердил он, – Заочно. Экстерном. В нашем стране, видите ли, нельзя становиться во главе охранно-сыскного агентства без соответствующего образования.

Ира ощутила неловкость. Да врет, скорее всего…

А если не врет?

Глупых и хвастливых мужчин она теперь не могла.

Но он не производил впечатления ни глупца, ни хвастуна.

Этот спокойный, уверенный взгляд… он ее буквально завораживал.

Как, наверное, матерый кот способен заворожить глупую неосторожную мышку.

– А до этого… до того, как встать во главе охранного агентства, кем вы были?

– Сотрудником структуры с трехбуквенной аббревиатурой, – сказал Волконский небрежно, даже как-то скучающе, делая аккуратный глоток своего “американо”, – Да вам уж наверняка коллеги намекнули.

Ира опять ощутила замешательство и, чтобы его скрыть, переключилась на пирожное (оказавшееся даже вкуснее, чем ожидалось).

– Мне следует вас опасаться?

Он вскинул брови, а после негромко рассмеялся.

– Скорее мне вас. Симпатичная блондинка с интеллектом далеко не блондинки, это как раз тот тип женщин, которого мужчинам определенно следует опасаться.

Ира едва не ляпнула: “Я не блондинка”, но вовремя себя одернула.

Кстати, Волконский тоже не был, строго говоря, блондином. Скорее шатеном. Точнее, темно-русым. С такой сексуальной попой, и улыбкой, и…

Ира с каким-то суеверным страхом осознала, что, кажется, попалась.

Причем, сопротивляться этому не хотелось от слова “совсем”.

*      *      *

Волконский

В чем разница между шпионом и разведчиком?

Очень просто. Шпион – он ихний. А разведчик – наш.

Кондовый советский анекдот

…Разумеется, он врал. Напропалую врал, как обычно.

Хотя кое в чем и не врал. Деятельность прокуроров-криминалистов его действительно мало интересовала по той простой причине, по какой математика для шестого класса не интересует студента математического вуза.

Профессиональный разведчик (а им Сергей некогда и являлся) обязан знать такие тонкости криминологии и криминалистики, которым на юридических факультетах если и обучают, то далеко не всех. И не во всех вузах. Иными словами, познания этой милой девушки (тридцатилетней, на глазок прикинул Волконский) в криминалистике были по его меркам довольно примитивны.

Ему не требовался “свой человек” в органах. Точнее, свой человек имелся, и не чета этой симпатичной крашеной блондиночке.

Она ему просто понравилась. Приглянулась.

От Ирины не требовалось особой откровенности. Все, что ему нужно было знать, он и так “прочел” без труда. Типичная “хорошая девочка”, отличница (ну, твердая хорошистка уж точно), из благополучной (хоть звезд с неба и не хватающей) семьи. Скорее, всего есть брат или сестра. И, скорее всего, младшие.

С личной жизнью – полный швах. Запросы высокие, без сомнения. Опыт есть, негативный. Но не слишком негативный и не слишком большой. Замуж скорее всего “сходила”, но ненадолго. И детей нет (в противном случае не согласилась бы с ним засиживаться в кофейне, а торопилась бы домой после долгого дежурства).

Словом, именно то, что ему в данный момент и было нужно.

Никакого “взрыва”, никаких “эмоциональных качелей”, никакой особенной страсти. Все спокойно, уравновешенно, все “по схеме”. Событий торопить не надо, как не надо и долго топтаться на одном месте. Практически идеальный вариант. Из нее может (при должном старании и умении со стороны партнера) получиться образцовая жена. Или по меньшей мере спутница жизни.

Посему, прощаясь с миловидной криминалисткой, Сергей на прощание лишь легонько поцеловал кончики ее пальцев. Время для полноценного поцелуя наступит позже. А еще позже и для всего остального.

…Он сел в свою машину (немецкую иномарку), рассеянно скользнув взглядом по заснеженной вечерней улице. Неподалеку в “Мерседес” усаживалась пара – длинноногая девушка в песцовом полушубке, с пышными темными волосами и элегантный мужчина среднего возраста. Банкир и его… подруга. Сергей с досадой отвел глаза. Правильно сделал, что не стал выяснять ее номер и тем более звонить. Не по Сеньке шапка…

*      *      *

Глава 2. Тучи сгустились (хоть это заметили далеко не все)

Банкир и его… подруга? Нет, его девочка.

“Его девка”, – подумала Настя.

Некоторые решения очень легко принять, но чрезвычайно трудно исполнить.

…Насте пришло в голову, как же она ненавидит нынешний месяц – февраль, с его злыми метелями, непроглядно темными вечерами, пасмурными, серыми днями, когда рассвет едва успеет продрать глаза, как день опять уходит, погружается в вечер, пусть и расцвеченный огнями фонарей и рекламной иллюминацией, все равно – черный…

Эта нелюбовь к февралю была абсолютно иррациональной. Если с ней и случались (неприятности) нехорошие вещи, то обычно в ноябре или декабре.

Тем не менее, эти месяцы не вызывали у нее внутренней дрожи. Такой дрожи, какую вызывал февраль. Самый короткий (объективно) и самый темный (а вот это уже чистый субъективизм) месяц в году.

– Что случилось, малыш? – участливо спросил Горицкий.

Она находилась в его загородном доме (особняке). Стол был сервирован для легкого ужина. Разумеется, со спиртным. Каким-то легким вином, то ли чилийским, то ли испанским. Баснословно дорогим, разумеется. (Она не интересовалась марками вин. Сознательно не хотела учиться тому, что в любом случае в жизни вряд ли пригодится. В ее жизни. Будущей жизни с Денисом).

Настя лениво ковырнула вилкой в салате. Аппетит отсутствовал, что было, конечно же, неудивительно.

Дело в том, что, заверив Дэна в своем окончательном разрыве с банкиром, господина Горицкого она в известность еще не поставила.

Из малодушия. Из нерешительности. Или здесь была еще какая-то скрытая причина? Причина, скрытая даже от нее самой.

…Настя вспомнила разговор с отцом, состоявшийся где-то за полгода до того, как его не стало.

Отец, разумеется, не мог не догадываться, с кем встречается дочь (помимо “легального” бойфренда Дениса), но не считал нужным на нее давить, выспрашивать и, тем паче, “клещами вытягивать” из нее правду.

Просто однажды, пригласив в свой кабинет, заговорил – своим негромким, спокойным, хорошо поставленным “профессорским” голосом.

– Когда меня не станет, Настёна… – жестом прервал ее возражения. Даже слабо улыбнулся, – Когда-то ведь меня не станет, к этой мысли тебе придется привыкнуть…

Так вот, хочу, чтобы ты знала одно – что бы с тобой ни случилось, какие бы каверзы тебе жизнь ни подстраивала – а она, скажу тебе, большая мастерица подстраивать каверзы, – ты должна знать одно – у тебя всегда есть ты.

Истинная ты. Чистая и сильная. Что бы тебе ни говорили. Как бы тобой ни пытались манипулировать. Как бы ни предавали… а предавать будут, не сомневайся, люди большие мастера предавать…

Так вот знай – твое истинное “я” никому не под силу у тебя забрать. И пока ты об этом будешь помнить, пока будешь это знать… ты всё выдержишь. Ты не сломаешься. Даже если на какое-то мгновение тебе покажется, что тебя сломали, что всё пропало, что жить не стоит…

… у тебя всегда останешься ты. Тот самый стержень, который не даст тебе упасть.

Она тогда не до конца восприняла слова отца. Ее слишком напугала его фраза “когда меня не станет”.

И лишь после того, как папы по-настоящему не стало, Настя заново вспомнила сказанное им: “Твое “я” не даст тебе сломаться. На людей не нужно слишком полагаться, люди склонны предавать… Единственный человек, который тебя не предаст – ты сама. Пока будешь это помнить, любые препоны (а Судьба очень любит создавать препоны) будут тебе по плечу.”

…– Ничего не случилось, – Настя отложила в сторону столовый прибор и, сделав пару глотков воды (к спиртному она была абсолютно равнодушна), наконец, сказала, – Я просто решила поставить точку.

– Точку… в чем? – осторожно спросил Горицкий. Похоже, начиная понимать, к чему она клонит.

Настя молча пожала плечами. Пусть не прикидывается. Этот матерый хищник с отменно развитой интуицией и отточенными навыками выживания в дебрях дикого отечественного капитализма обычно всё схватывал на лету.

– Точку… в наших отношениях?

Она опустила глаза, потом обвела взглядом гостиную. До чего изысканная, до чего роскошная обстановка… откуда же у нее отчетливое ощущение дискомфорта?

Видимо, гены. Гены далеких предков, вполне уютно себя чувствовавших в деревенских избенках. И не мечтающих о дворцах.

– Я могу узнать, по какой причине? – мягко спросил Горицкий. Мягкость, разумеется, была обманчивой.

В его взгляде мягкости не было. В цепком и внимательном взгляде светло-ореховых глаз.

“А ведь интересный мужчина”, – отстраненно подумала Настя. Наверняка многие женщины – начиная со служащих его финансовой компании, заканчивая светскими “львицами”, – мечтают заполучить такого…

Такую “добычу”.

А она, умница-красавица, вздумала нос воротить.

(Эта дурацкая мысль даже вызвала у нее мимолетную усмешку).

– Мы с Дэном подали заявление, – сказала Настя.

– Заявление в ЗАГС? – голос его приобрел еле заметную хрипотцу.

Она – на сей раз, с удивлением, – вскинула глаза на своего солидного покровителя (патрона).

– Именно.

– Да… – Горицкий несколько секунд просидел неподвижно, потом вышел из-за стола. Приблизился к окну. Сказал, не оборачиваясь (на сей раз голос его звучал глухо):

– И какова причина такой спешки? Ты случаем не беременна?

Настя ощутила жар в щеках.

– Нет! – ответила резче, чем хотелось. – Просто…

Просто мне надоело ощущать себя шлюхой.

Оп. Вот и сказано то, чего говорить не следовало ни под каким видом.

Горицкий резко обернулся. Побледнел.

– Что за бред? Что ты несешь?

Он тоже не слишком себя контролировал. Во всяком случае, раньше столь резких и грубых реплик в свой адрес Настя от него не слышала.

– Ну, содержанкой, – она понизила голос, чувствуя, что лицо продолжает гореть. И мечтая об одном – чтобы этот тягостный разговор, это ненужное объяснение закончились как можно быстрее.

Пусть делает, что угодно – отберет “тачку”, заблокирует ее счета, даже “цацки” заставит вернуть – только оставит ее в покое. Сделает вид, что они не знакомы.

Что ничего не было.

И она останется с Дэном. Со своим светловолосым и сероглазым “тигрой”, который, опустившись на одно колено, “по-рыцарски” бинтует ее распухшую лодыжку и делает вид, что сердится на нее, такую неуклюжую и неспортивную “лыжницу”, тогда как в действительности любит ее, как никто другой. (Включая господина Горицкого с его дорогими подарками. Нет, не подарками – презентами. И его рыночной философией, гласящей – за всё нужно платить. Платить или, на худой конец, расплачиваться.)

– Малыш, – его голос смягчился (Настя подумала – каких усилий ему это стоило?). Он приблизился к ней, присел рядом на банкетку, тихонько взял ее руки в свои. – Мне думается, ты поступаешь… опрометчиво.

Она отвела глаза.

Ну сколько можно? Вероятно, занудство его сына, Егора, в свое время не дававшего ей проходу в глупой надежде на взаимность (которой по определению быть не могло), было унаследовано от отца, по крайней мере, частично.

Господин Горицкий не умел проигрывать, как выяснилось. Или разучился за последние годы, строя карьеру сверх успешного финансиста. Деляги. Финансового спекулянта, если называть вещи своими именами.

Всего лишь спекулянта, несмотря на полученное блестящее образование и уверенное владение светским этикетом.

– Может, не нужно спешить?

Настя мягко, но непреклонно отняла свои руки. Опять потянулась к бокалу, наполненному хрустально чистой, практически родниковой водой.

– Просто подумай, – Горицкий вернулся на свое место за столом и тоже выпил. Только не воды, а баснословно дорогого (коллекционного) вина. Пару глотков. – Подумай хорошенько.

– Я подумала.

– Так ли? – он чуть сощурился, и на сей раз в его глазах мелькнули зеленоватые искорки. “Как у хищного камышового кота”, – отметила она.

– Боюсь, все-таки нет. Знаешь, что? Давай договоримся – ты не станешь делать поспешных шагов, и мы вернемся к этому разговору… скажем, месяца через два. Или, максимум, три. Согласна?

Она вздохнула.

– И что это изменит?

– Возможно, что-то и изменит. Возможно, девочка моя.

“Не твоя, – мысленно огрызнулась Настя, – Ни разу не твоя, по большому счету”.

*      *       *

Финансист

…Тонкие руки с длинными “музыкальными” пальцами, тонкие лодыжки… хрупкая, почти подростковая фигурка, небольшая (однако, женственная) грудь…

Чуть припухшие, яркие, почти детские губы. Аккуратный прямой носик. И огромные миндалевидные, затененные пушистыми ресницами глаза. Под “соболиными” бровями.

Она сама вряд ли сознает, насколько хороша. Насколько желанна.

Эти завитки темных волос над высоким лбом и у висков. Этот чуть хрипловатый, мягкий, низкий голос…

Эта озорная улыбка.

И кошачья грация в каждом движении.

…Лишь в этот момент он с ужасающей отчетливостью осознал, что совсем не готов ее потерять. Потерять свою девочку.

Которая, казалось, всецело ему принадлежит.

Увы. Лишь казалось.

По-настоящему она принадлежала отнюдь не ему.

…Черт, да что это с ним, в самом деле? Неужто всерьез привязался к этой пигалице? Она ведь, строго говоря, в дочери ему годится…

“Что тебе не помешало быть с ней как с полноценной женщиной”, – ехидно шепнул внутренний голос.

…Где он совершил ошибку? Когда свернул не туда? Как вообще допустил нынешнюю ситуацию?

Ситуацию, в которой отчетливо ощутил себя проигравшим.

Нет. Он не готов ее потерять. Совсем не готов.

…А ведь интуиция изначально нашептывала – не связывайся, эта девочка далеко не проста…

С самого начала. Когда Егор начал за ней активно ухлестывать, а, ничего не добившись, впал в глубокую депрессию.

Ему бы, Горицкому, отправить сынка “на воды” да и забыть. Нет, любопытство взыграло – что ж это за юная нимфа, отвергающая влюбленного в нее мажора?

Любопытство наказуемо, народная мудрость, как всегда, оказалась права.

Он и сам не заметил, как “коготок увяз”. А дальше, как известно, и “птичке пропасть”.

…Может, это просто задетое самолюбие сейчас взъерепенилось? Как она посмела да как смогла…

А вот смогла.

Загадочная русская душа, будь она неладна. Описанная великим Федором Михайловичем в образе обольстительной чертовки Настасьи Филипповны – по сути, оторвы оторвой, но в глубине души – абсолютно невинной…

Впрочем, Настенька, конечно же, не оторва. Нет. Девчонка по сути. Девчонка, сама не знающая, чего хочет.

Вожжа под хвост ей попала, не иначе. Блажь взыграла.

Может, и следует ее отпустить сейчас?

Пусть уходит. Хочет быть со своим мальчишкой – ради Бога. Он не станет ее удерживать. Лети, птаха, лети… до первых заморозков.

“Заморозков” в виде безденежья, в виде потери возможностей, которые ей мог предоставить (и предоставлял) он, состоятельный любовник, но которых никогда не сможет предоставить мальчишка-студент, даже не имеющий отдельного жилья.

…Гадкие мысли. И настроение гадкое.

Все-таки, в чем он ошибся? Где оступился? И как нужно было поступить?

Что может ей дать этот щенок, из того, что не способен дать он, сорокапятилетний состоявшийся мужчина?

Штамп в паспорте? И только-то?

Ему казалось, нынешняя молодежь в массе своей давно плюет на такие вещи, которые имели вес во времена его, Горицкого, молодости.

Как выяснилось, кому-то все же не наплевать. Для кого-то эти формальности имеют значение. И не только как самый простой способ объединить капиталы.

…Ну, а ему что мешает сделать такой же шаг? Единственный сын, Егор, для которого известие о том, с кем папа “крутит шашни” уже достаточно долгое время, станет сильным ударом?

А станет ли? Гера давно о Настеньке не вспоминает. Гера учится в Оксфорде (ни много, ни мало), у него другие увлечения, да и девушки все как на подбор – “с подиума”…

Хотя, конечно, всегда желаннее та, которой не добился…

А если добился, но потерял?..

Ладно, Гера – не уважительная причина, по большому счету. Сын зависит от него практически всецело и еще долго будет зависеть. Гера достаточно благоразумен, чтобы не раздувать скандала и тем более не “рвать” с отцом. Не тот случай.

…Настя украдкой (но нетерпеливо) посмотрела на экран своего мобильника. Нынешней молодежи телефоны заменяют часы.

Он поднялся из-за стола.

– Хорошо, – сказал уже сухо, – Сейчас попрошу Александра отвезти тебя домой.

Она опустила глаза. Похоже, ей все-таки было стыдно. Неловко, по меньшей мере.

– Могу доехать и на такси.

– Не говори ерунды, – отрезал Горицкий, – Да, и еще… я не могу отменить поездку в Бельгию и не имею возможности подыскать тебе замену в максимально короткий срок. Так что ты очень меня обяжешь, если выполнишь напоследок свои обязанности.

Настя кивнула.

– Конечно.

Обязанности переводчика-референта. Только на этот раз не будет никакого интима. Никаких вечерних прогулок по Брюсселю и ужинов в уютных тихих заведениях.

И от этой мысли на душе у Горицкого стало совсем погано.

*      *       *