За твоей спиной

– Что у вас случилось? – заглядывает в детскую Герман.

Лука как по команде зависает с открытым ртом.

– Ничего. – качаю головой.

– Я не слепой. Че ты ноешь? – обращается к сыну. – Ты мужик или кто?

– Гера, – прикрывая ребенка своим телом, умоляю: – Не лезь к нему, пожалуйста. Я принесу игрушку из машины.

Дергаюсь в сторону двери, но меня грубо отталкивают.

– Я сам принесу. Где ключи?

Паника внутри нарастает. Я давлю ее здравым смыслом. Герман не будет копаться в потайном ящике бардачка.

– Я схожу сама, – настаиваю.

Он подозрительно на меня смотрит.

– Ключи, – рявкает.

– В ящике. Под зеркалом в прихожей, – шепчу, чувствуя, что щеки горят от ужаса.

Пока муж спускается по лестнице, брякает ключами и хлопает дверью, молюсь Богу, чтобы он ничего не нашел.

А потом я слышу его обратные действия.

И они звучат зловеще.

Герман аккуратно щелкает замком на двери и медленно-медленно поднимается по лестнице. Так, словно с каждым шагом все больше злится.

– Принес? – спрашиваю, пытаясь не нервничать. И не дышать.

Поправляю волосы. Лука укрывается с одеялом. Плачет.

– Принес, – холодно скалится Герман.

Первым в мое лицо летит та самая игрушка Алило.

– Гера, – вскрикиваю, не успевая прикрыться.

– Значит, в магазин вчера ездила, сука? – спрашивает он и трясет перед моими глазами справкой из травмпункта с описанием ожогов на пальцах. – Придется тебе за это ответить…

Спустя три часа

– Мамочка, я хочу спать! – плачет Лука. – Куда мы едем?

– Потерпи, малыш!

Вокруг пугающая тьма.

Жаль, что снег растаял. Было бы не так темно и страшно.

Выжимаю педаль газа и посматриваю в боковые зеркала. Пусто. Не верится. Километров двадцать несусь просто по прямой, а потом, заметив догоняющий нас автомобиль, съезжаю на проселочную дорогу.

– Черт, – вскрикиваю, попадая в тупик.

К тому же автомобиль сворачивает за нами.

Меня потрясывает, но хуже, чем сегодня уже точно не будет. Когда вижу человека в форме полицейского, одновременно радуюсь, что это не Герман, и нервничаю.

В окно стучат.

Приспустив стекло, вежливо киваю.

– Добрый вечер! – подозрительно смотрит на меня молодой мужчина. – Капитан Афанасьев. У вас что-то случилось?

– Заблудилась.

– Можно ваши документы?

– Конечно.

Из наскоро собранной сумки достаю паспорт.

– Пожалуйста, – просовываю в щель и продолжаю тараторить: – Телефон оставила дома, такая растяпа. Мы к родственникам едем, я поворот перепутала. Еще и приболела, видимо. Муж говорил, что не стоит ехать, а я все равно рванула в ночь.

– Вам требуется помощь?

– Не-ет, – меня охватывает слепой ужас. – Не стоит его беспокоить. Мы без пяти минут в разводе. Я… назову вам номер. Позвоните, пожалуйста, этому человеку. Он должен мне помочь.– Я в порядке, – вру, прикрывая пылающую щеку. Плотнее запахиваю слишком легкое для начала ноября пальто, под которым только ночная сорочка. – Это ваш ребенок? – хмурится полицейский и переводит взгляд с моих документов на заднее сидение внедорожника, где жалобно всхлипывает пятилетний Лука. – Да!.. Это мой сын, капитан. – Снова отчасти вру. – Я свяжусь с вашим мужем, Татьяна Романовна.

– Конечно. Говорите, – извлекает мобильный из нагрудного кармана.

По памяти называю цифры, молясь, чтобы Расул не сменил номер. Потом как в тумане.

Капитан разговаривает с ответившим. Называет мои данные. Что-то рассказывает, а затем проталкивает телефон мне.

Дрожащей рукой принимаю его.

– Здравствуй, Таня, – слышу в трубке ровный, отбрасывающий меня в воспоминания голос. Цепляюсь за него, как за последнюю надежду, разбираю на атомы, пытаясь выхватить хоть каплю неравнодушия, но тщетно. Увы. С тех пор как Расул покинул Дубай, не было ни звонков, ни встреч. Ни единого намека, что случившийся между нами роман хоть что-нибудь для него значил.

Хаджаев всегда был таким.

Он не обманывал, не брал меня силой. Он ничего не обещал. Я все сама придумала. Наивная.

– Кажется, ты что-то хотела?

– Да… прости, – сбивчиво перебираю мысли в голове. – Мне нужна помощь. Надо срочно скрыться от мужа. Пожалуйста.

– Что это за ребенок? – перебивает. – Твой?

– Да… Нет, – шепчу, посматривая в сторону полицейского. – Лука он… сын Германа.

– То есть ты сбежала от одного из лучших в Москве адвокатов, прихватив чужого ребенка, и просишь у меня, чтобы я как-то в этом поучаствовал? – без энтузиазма спрашивает он.

– Ты сказал, что я могу обратиться к тебе, если мне понадобится помощь.

– Тогда я не знал, что ты так изобретательна, Таня.

– По-жа-луй-ста, Расул! – давлю интонацией, зажмуриваясь от страха, режущего сердце на лоскуты. – Пожалуйста…

Глава 5. Татьяна

– Кажется, это за вами, – кивает полицейский на моргающий слепящими фарами микроавтобус.

Как настоящий мужчина, он не бросил даму в беде и почти два часа провел в лесу.

Кое-как приглядевшись, замечаю, что номера на пожаловавшем от Хаджаева транспорте немосковские. Окна наглухо затонированы, а над водителем, на крыше установлен проблесковый маячок.

– Серьезный человек этот ваш знакомый, – почесывает затылок Афанасьев. Смотрит на меня с интересом.

– Это точно, – шепчу, разворачиваясь к своей машине. – Тот еще зануда.

Проверив, что за мной никто не идет, извлекаю из сумки ножницы и распарываю кожаную обивку на спинке водительского кресла. Разбирать его аккуратно времени нет. Бумагу за бумагой достаю доказательства ненормального поведения Германа: справки из травмпунктов с моими постоянными, «случайными» увечьями, заключения от педиатров и детских неврологов о том, в каком состоянии был мой сын, когда мы с мужем только поженились. Здесь же фотографии с камер видеонаблюдения, установленных в нашем дворе. Кажется, в тот день я выбесила мужа тем, что не убрала самокат Луки в гараж и Гера, не посмотрев в зеркала, резко сдал назад. Наехал на меня. Случайно опять же.

Спрятав «досье» в потайном кармане сумки, забрасываю ее на плечо и потуже завязываю пояс на пальто. Несмотря на это, под него забирается ледяной ветер. Он волнует шелковую ткань сорочки и вызывает озноб.

Аккуратно беру из кресла Луку, который спустя несколько часов истерики, после увиденного в своей комнате, наконец-то успокоился и уснул. Поправляю сыну шапочку, натягивая ее на уши.

Иду к дороге. Не оглядываясь. Душа рвется на части от неизвестности, но я с каждым шагом приближаюсь к микроавтобусу.

– Здравствуйте, – здороваюсь с мужчиной в строгом костюме. Явно кавказцем.

– Доброй ночи, Татьяна. Меня зовут Буба, – он быстро обстреливает взглядом стоящие на лесной дороге машины и тянет на себя дверь, чтобы помочь нам устроиться в салоне.

– А ваш автомобиль? – кричит Афанасьев, заглядывая внутрь.

– Я потом заберу, – на самом деле ключи я оставила там же. – Всего вам хорошего, капитан. И спасибо за помощь.

Мы долго едем куда-то. Сначала по трассе. Потом по Москве и снова оказываемся за городом. Я периодически засыпаю, ежусь от холода и прошу водителя добавить температуру на климат-контроле.

Один раз все же интересуюсь о месте нашего назначения, но мне сухо отвечают: «Расул Рашидович дал указание не говорить».

– Мне нужно заехать в магазин, – прошу сонно.

– Не положено.

– Но у нас даже еды нет!

– Не положено.

– Там вода хотя бы есть?

Мужчина с идиотским именем, которое я не запомнила, смотрит на меня в зеркало, как на дуру.

– Есть, – отвечает коротко.

Мне ведь не послышалась улыбка в голосе?

Отвернувшись к окну, горестно вздыхаю. В груди периодически тянет, нервы на пределе. Пытаюсь запомнить дорогу по указателям, но на третьем названии оставляю эту затею. После моего вынужденного, можно сказать, декретного отпуска, памяти почти не осталось.

Мы проезжаем небольшой коттеджный поселок и сворачиваем… в поле. Когда пересекаем его, в лесу я замечаю двухэтажный деревяный дом, огороженный высоким забором из черного профлиста.

Приобняв Луку, осматриваю местность. Кажется, что вокруг ни души. Жутко становится.

– Приехали, Татьяна.

– Мы здесь будем одни? – удивленно спрашиваю.

– Расул Рашидович на давал указаний охранять. Сказал доставить.

Стиснув зубы, закидываю сумку на плечо и подхватываю сына. Кажется, за время, пока мы ехали на улице, стало еще холоднее. Зима на пороге, а у меня ни одежды, ни денег…

– На самом деле, дом оборудован сигнализацией, – почему-то смягчается водитель. Видимо, почувствовав мой страх. – И места здесь тихие. Можете не переживать за это. Никто вас не побеспокоит. А ежели чего дежурная бригада будет через минут семь. Они из соседнего поселка приедут.

Я немного успокаиваюсь. Иду за водителем по узкой, заснеженной дорожке и дышу чистым воздухом. Лука, слава богу, даже не шелохнулся. Как я буду ему объяснять, где мы оказались и зачем? Не знаю.

– Проходите. Замок электронный. Сейчас я вам включу газовый котел. Через пару часов в доме станет тепло. Одеяла, постельное, полотенца – все в кладовой под лестницей. Разберетесь?

– Постараюсь, – неловко улыбаюсь.

В гостиной пахнет хвоей и чем-то домашним. Новым годом, радостью, счастьем. Тем, чего у меня давно не было.

Когда зажигается свет, разглядываю стены, обитые брусками, каменный пол и высокие потолки с кованными люстрами. Похоже на охотничий домик, только премиум-класса. Для избранных и богатых.

Аккуратно устроив Луку на диване, ставлю сумку на пол и разуваюсь.

– Еда есть на кухне. В морозилке мясо. В шкафу: крупы, консервы, аптечка. Вода из крана артезианская. Скважина свежая. Можете кипятить, если не доверяете. Чайник сами найдете.

– Спасибо. – мямлю.

– В ванной комнате тоже все есть. Только водонагреватель заранее включите. И будьте осторожнее с ребенком – кипяток сразу шпарит. Ошпарится малой.

– Спасибо вам… – уже гораздо искреннее благодарю и смущенно приподнимаю брови кивая.

– Буба, – бубнит он отворачиваясь.

Я впервые за ночь улыбаюсь.

– Спасибо вам, Буба. Правда.

Слезы на глаза наворачиваются. Столько всего пережила за эту ночь. Хочется скорее помыться.

Когда Буба прощается и мы остаемся одни, скидываю пальто и внимательно изучаю дом. Наверху две спальни и душевая, а под первым этажом обнаруживается дверь, ведущая в сауну. Заглядываю в окна, но кроме высокого забора и заваленного строительными материалами двора, ничего не вижу.

Поначалу здесь кажется жутко, но потом я осваиваюсь. Проверяю, заперта ли дверь, рассматриваю установленный щиток сигнализации с горящей красной лампочкой и выдыхаю с облегчением.

Лука просыпается поздно. И на удивление в хорошем настроении. Вопросов лишних не задает, ест наспех заваренную овсянку и находит пульт от телевизора.

– Мама, а папа нас здесь не найдет? Мы прячемся?

– Да, – вздыхаю. – Как прятки.

– Мы ведь его больше не увидим? – спрашивает Лука с надеждой.

Я старательно перевожу тему и прошу его достать игрушки из сумки. Захватив пару сменных комплектов и любимые вещи для сына, я совершенно забыла о себе, поэтому принимаю душ и, замотавшись в полотенце, отправляю сорочку с бельем в стиральную машинку. Порошок отыскивается в ящике под мойкой.

Так проходит два дня.

Ощущения странные. Я никуда не тороплюсь и не пытаюсь успеть, как обычно. В свободном режиме готовлю нам еду, днем мы обычно гуляем вокруг дома, а вечером валяемся на диване возле телевизора. У меня нет телефона или планшета, меня никто не контролирует и не проверяет. Это радует и одновременно пугает. Слишком быстро все произошло.

Страх неожиданно приходит ко мне на третью ночь. Кажется, бояться вообще стало моей традицией. Проснувшись от шума заезжающего на территорию автомобиля, мгновенно прихожу в себя. Правой рукой накрываю спящего Луку, левой стискиваю рукоятку приготовленного на всякий случай ножа.

Приподнявшись, зажигаю ночник.

Сигнализация издает три длинных звука и замолкает. Дверь открывают. И снова шаги на лестнице.

От каждого в голове разливаются воспоминания о Германе.

Бам-бам-бам. В ушах шумит. Сердце лупит по ребрам.

Опустив взгляд на нож, думаю о том, готова ли я буду с помощью него защитить себя и сына?

Сомневаюсь.

Когда узнаю Расула в дверном проеме, казалось бы, можно выдохнуть. Но нет. Пульс только усиливается. Щеки вспыхивают.

Три года не такой большой срок, но Хаджаев и не думал меняться: ровно остриженные черные волосы, модная небритость на лице, деловой костюм, будто советник главы Республики только что вышел с благотворительного вечера и, оставив жену в машине, забежал к нам.

Увы. Расул чужой. И никогда моим не был.

Прислонившись к стене, он молча оценивает взглядом моего спящего под одеялом сына и… меня. Лицо, растрепанные волосы, обнаженные плечи. Вспомнив, что я все еще в одной шелковой сорочке, смущаюсь и прикрываю грудь рукой.

– Привет, – проявляю банальную вежливость.

– Привет. Ты так рада меня видеть?

– В смысле? – пугаюсь, чем себя выдала.

Заметив, что держу нож, четко направленный на Хаджаева, прихожу в себя.

– Прости, пожалуйста, – опускаю руку. – Это по привычке…

– Интересные у тебя появились привычки, – замечает он, забрасывая руки в карманы брюк. – Это ведь как-то связано с синяком в пол-лица?

Инстинктивно дотрагиваюсь до скулы и морщусь от боли. Расул резко отталкивается спиной от стены и стремительно направляется к выходу:

– В сауне есть халаты. Оденься, Таня, и я жду тебя на кухне. Поговорим…

Глава 6. Татьяна.

И как я не додумалась про халат? – думаю, затягивая потуже узел на талии и шлепая босыми ногами в сторону кухни.

Очерчиваю взглядом внушительные плечи, обтянутые белой рубашкой, и пройдя мимо, сажусь напротив. Расул смотрит на меня исподлобья, тяжело дышит. Его ладони сцеплены в замок на столе прямо передо мной.

Я чувствую, как в горле пересыхает. Одновременно стараясь на него не смотреть, делаю вид, что не боюсь этого делать.

Никогда бы не хотела больше с ним встречаться, но последние три года я мало что решаю в своей жизни. У меня ее вообще нет.

Расул поднимает руку и только хочет задеть подбородок, как я резко отшатываюсь.

– Не трогай, – произношу ровно. – Пожалуйста.

Голос звучит как чужой. В нем нет уже привычного, тотального послушания мужу. Нет. Хаджаева я не боюсь, но Герман, в целом, пошатнул мою веру в мужчин. Пожалуй, даже в людей.

И если взять в расчет, что супруга я воспринимаю не иначе как шакала, у которого нет моральных принципов, то Расул скорее – вожак стаи. Может, и загрызет, но исключительно по справедливости. Это осознание добавляет мне смелости, но… вот загвоздка – волков я больше на дух не перевариваю.

Ни вождей, ни шакалов!.. Никого!

– Как ты в это вляпалась, дикарка?

Я морщусь словно от боли. Прозвище старое. Мне сегодняшней несоответствующее. Гораздо хуже смотрится жалость в глазах, где когда-то явно читалось восхищение.

– Странный вопрос, – безразлично пожимаю плечами. – В травмпункте, где приходится часто бывать, – прячу смущение за грустной улыбкой. – В общем, там женщина есть. Которая справки выписывает. Она у меня все время то же самое спрашивает…

– И что ты ей отвечаешь?

– То же, что и тебе – ничего. Когда я слышу этот вопрос, мне всегда стыдно до жути. Будто это я виновата, что Герман такой… Плохой себя чувствую. Грязной.

– Я этого не говорил. Не хочешь не рассказывай, но тогда чего ты ждешь от меня? Вы ведь не можете вечно жить в лесу?

– Нет.

– Так чего ты хочешь, Тань? – спрашивает он вкрадчиво.

– Я. Хочу. Уехать. Хочу новые документы и билеты в один конец. На Сахалин, к примеру. Там говорят красиво…

После недолгой паузы Расул качает головой.

– Я не нарушаю законы, которые Фемида учила меня защищать. Если тебе нужны поддельные документы, Таня, лучше поискать другое убежище, – разводит руками.

– Ты спросил. «Чего я хочу?». Я ответила. Только и всего.

Он постукивает пальцами по поверхности стола и задает новый вопрос:

– У тебя есть какой-то план?

– Я хочу доказать, что мой муж болен. Хочу, чтобы маму Луки признали умершей, и я могла его усыновить. Хочу, чтобы нас не трогали, – срываюсь.

Дрожать начинаю. Всем телом и душой.

– Почему ее не могут признать умершей? – сохраняет спокойствие Расул.

– Думаю, этому как-то способствует Герман. Правда, совершенно не понимаю, зачем ему это надо?

– Как она пропала?

Я смотрю ему в глаза и шепчу:

– Просто исчезла… В здании аэропорта.

Расул приподнимает брови, изображая крайнее удивление.

– Они собирались на отдых с годовалым Лукой. Сдали багаж, уже прошли таможню и досмотр. В отстойнике Агата исчезла… Просто как сквозь землю провалилась, Расул.

– Я так понимаю записи с камер видеонаблюдения подтверждают показания очевидцев?

– Конечно. У следователя, который ведет дело, к Герману нет никаких претензий.

– А у тебя? Тоже считаешь, она просто пропала?

– Я не знаю…

Обняв себя за плечи, гипнотизирую загорелые мужские руки. Раньше они символизировали надежность и защиту, а сейчас опасность. Все поменялось.

– Я тебя понял, – кивает Расул, что-то обдумывая и печатая сообщение в телефоне. – Узнаю, как можно тебе помочь. Живите пока здесь. Но связью лучше не пользоваться.

– Я и не планировала…

На лестнице появляется заспанный Лука в майке и трусах. Не обращая внимания на Расула, он быстро топает по ступеням и, преодолев гостиную, врезается в мои ноги.

Прячется.

– Ну ты чего? – смеюсь, поглаживая тонкие волосы. – Это Расул. Он наш друг.

Хаджаев на мое признание никак не реагирует. Внимательно за нами наблюдает. Я снова задаюсь вопросом, есть ли у них с Мадиной сын или дочка? А может уже двое? В интернете об этом ничего нет.

– Пить хочу, – жалобно просит Лука.

Посадив сына на свой стул, иду к чайнику. Затылок и спина тут же, будто под анестезией, подмораживает.

Сын жадно пьет воду, обхватив двумя руками прозрачный стакан, затем ставит его на стол и смачно вытирает рот. Уставляется на Расула. А тот не отводит глаз от Луки. Коротко ему кивает. Мол, чего тебе?

– А ты добрый друг? Или злой? – совсем по-взрослому интересуется мой пятилетний сын.

– Никогда не спрашивай такого у незнакомцев, – строгим голосом отвечает Расул.

Без особого энтузиазма, но и негрубо. Нормально.

– Почему?

– Потому что ты можешь поверить, а тебя обманут…

– Почему? – повторяет Лука.

– Потому что люди часто говорят друг другу неправду…

– Почему?

Моего лица касается чуть растерянный взгляд карих глаз. Прячу улыбку за волосами, опуская голову. К такому жизнь тебя не готовила, Расул Хаджаев?

– Ты знаешь, где находится твое сердце?

Лука кивает и прикладывает ладошку к груди.

– Теперь просто посмотри и подумай. Хороший я или плохой. Если хороший, сердцу будет тепло, если плохой – оно будет мерзнуть.

Сын замирает. Морщится. Вздыхает тяжело.

Убирает ладонь и снова прикладывает к майке.

– Так, давай-ка спать, – решаю закончить их эксперимент, пока Лука чего-нибудь не ляпнул, как все дети умеют.

– Мое сердце сказало, что ты добрый, – последнее, что произносит он, уже шлепая по лестницам в спальню.

Расул тоже поднимается. Подхватывает пиджак и надевает его, поочередно поправляя манжеты белоснежной рубашки. После этого убирает мобильный в карман брюк и смотрит в сторону лестницы. Кивает, словно решаясь.

– Хороший у тебя парень, Тань.

– Спасибо, – расплываюсь в улыбке.

Расул тоже грустно усмехается.

– Только имя дурацкое, – добавляет тихо. – Я уехал. Как что-нибудь придумаю, вернусь.

Глава 7. Расул

В Москве я всегда хочу только одного – поскорее вернуться в Республику. Не знаю, с чем именно это связано, но мне здесь… душно. Скучно и пресно, будто посолить забыли. Увы, даже в столичных ресторанах – невкусно.

Я люблю свою родину. Горжусь ей безмерно. Патриот, твою мать. Мне нравится, как солнце встает на рассвете, а пики гор прячутся за облаками.

Выхожу из полпредства и, подняв воротник пальто, тут же заворачиваю за угол. Ветер резким порывом бьет по лицу так, что дыхание приходится задерживать. Улыбаюсь. Странно, но море вдруг напоминает.

Уверенно пересекаю заставленную припаркованными машинами проезжую часть и, нырнув в арку, дергаю на себя дверь. В нос ударяет запах ванили.

– Здравствуйте, Расул Рашидович – кричит девчонка из-за барной стойки.

– Привет, Агуша.

Направляюсь к проходу между столиками и, преодолев несколько метров, бью друга по плечу.

– Привет, бродяга…

– Ух! Какие люди!.. – с иронией отвечает Ренат, лениво поднимаясь с места. – Сам советник главы Республики пожаловал!..

Крепко обнявшись, обмениваемся бодрым рукопожатием. И еще раз на эмоциях коротко обнимаемся.

– Все растешь? – спрашиваю, кивая на внушительный бицепс.

– Как и ты…

– Я-то всегда был большим, – подмигиваю с долей иронии.

Он смеется и качает головой. Не злится больше. Детство кончилось.

С Аскеровым мы еще в нулевых посещали в Махачкале секцию спортивной борьбы. Несмотря на астенический тип телосложения, Ренат рос настоящим бойцом и правильным, верным товарищем. Правда, выигрывал мало. После школы с отцом переехал в Москву, и мы ненадолго потерялись.

Когда встретились вновь, не узнал его: Аскеров раскачался, раздобрел. Шкаф такой.

– Как ты там? Тяжко? Главный доволен? – закидывает вопросами, как из пулемета.

– Сложно сказать, – философски отвечаю, отправляя пальто на соседний стул и, обращаясь в сторону барной стойки. – Кофе сделай, пожалуйста.

Девчонка кивает и берет кружку.

– Главный-то? – переключаюсь на друга, почесывая подбородок. – Вроде не жалуется.

– Ну, ты пока что живой, Расул, – смеется друг. – На твоей должности, это уже победа!

– Сплюнь, – морщусь. Аж передергивает.

– Как у вас там с Каспием?

– Дело вернули к нам на доследование.

– Участки успели изъять?..

– Пока только опечатали. Со всем содержимым.

Ренат давится кофе.

– Двадцать участков? – переспрашивает.

Я довольно киваю.

– Скоро туристический сезон. В случае если суд изменит решение, они ведь не успеют ничего достроить в срок.

– Суд не изменит решение, – твердо сообщаю. – Земли Каспия – это федеральная собственность. И она ей останется. Иначе на хрен тогда нам вообще работать?

– Ты-ы псих! – с восторгом тянет.

– Кто бы говорил, – тихо отвечаю и убирая от себя пустые тарелки, которыми сервирован стол, серьезно спрашиваю: – Есть что-нибудь по моему вопросу, Ренат?

Он тоже становится сосредоточенным.

Наша встреча здесь с пометкой «инкогнито». Никто не должен знать, что сотрудник ФСБ делится со мной следственной информацией.

– Девочка твоя… его гирей огрела перед уходом.

– Гирей? – повторяю. – Да она руку поднять не в состоянии. Пусть не пиздит.

– Салтыков заявил на нее. Статьи две. Нападение и похищение ребенка. Ты ведь знаешь, где она находится?

Ренат приподнимает брови в ожидании ответа. Я делаю покер-фейс.

– Понятия не имею, – поблагодарив официантку, в два глотка приходую эспрессо. Горло обжигает горечь.

– Я серьезно, Расул. Не лезь в это дело. Они семья. Сами разберутся.

– Разобрались уже, – ворчу, оставляя на столе тысячную купюру и забирая пальто. – Я ушел. Приятно было НЕ увидеться, Ренат. Если ты понимаешь, о чем я.

– Взаимно, – вздыхает Аскеров, подавая руку.

Отыскав на парковке микроавтобус, забираюсь внутрь и сажусь рядом с выдвинутым столиком. Вытягиваю ноги и зависаю.

– Куда-то едем, шеф?

– Стоим пока, Буба

– Я тогда до супермаркета отойду. Надо вашим гостям запасы пополнить.

– Конечно. Сходи, закупись.

Глядя в окно, что-то сам с собой кумекаю. Да-нет. Да-нет. Голова ломится. Брату набираю. Три часа назад мы расстались на «подумать», но ощущения странные. Будто уже все решил, что-то упустив. Самое главное.

– Ты же понимаешь, что выход только один? – мрачно спрашивает Амир. – Заграницу их не вывезти. Самолет, поезд – все мимо.

Я снова прокручиваю в голове все возможные маршруты. Раз за разом отсеиваю то, что не подходит.

– Ты ведь все уже для себя решил? Да?

– Нет места идеальнее Республики, – постукивая пальцами по столу, соглашаюсь.

Сам себе не верю. Таню! В Республику! Не место ей там. Зачем?

Я, блядь, с ума сойду.

Брат тихо смеется в трубку. Это, как обычно, раздражает. Разница у нас в полтора года. Вроде ерунда, но он навсегда старший. А значит, так считается, что лучший?.. Конкуренцию я люблю, но тут хоть из штанов выпрыгни – взрослее не станешь. Приходится брать харизмой.