Человек слова

Поэт!

В рифмы я с утра играл,Всё подряд я рифмовал!Срифмовал сперва котаОт ушей и до хвоста!Срифмовал я стайку птиц,Так похожих на синиц!Рифмовал потом обед:Суп, компот и винегрет!Выйдя погулять во двор,Срифмовал легко забор!Рифмовал затем вокругВсех друзей я и подруг!Было мне ничуть не леньРифмовать дождливый день,И, гоня печали прочь,Срифмовал потом я ночь.Рифмовал и миг, и часПеред всеми напрямую…А хотите, я сейчасВас здесь тоже зарифмую?

Бабочки-пушинки

В тихом парке над травой,Белоснежнее, чем льдинки,Рассекая летний зной,Блещут бабочки-пушинки!Я пытаюсь их обнять,Но они полны пружинок,Взглядом даже не пойматьЭтих бабочек-блондинок!Вверх и вниз, теперь вот вбок:Мимолётны и незримы!Я за ними прыг да скок,Но они неуловимы!Провожаю взглядом их,Столь безудержных в полёте,И пускаю вслед им стих —Как бумажный самолётик…

Оптимист!

Не считаю грусть ошибкой,Но люблю на мир смотретьС чистой, светлою улыбкойИ о чём-то добром петь!Я ищу без сожалений,Веря, что всегда найдуВыход из своих сомнений,Что прогонит свет беду!Если скажут: дождик – серый,Не поверю в это я.Я считаю, что он белый!Поглядите-ка, друзья!Может быть, и наше солнце,Чемпион среди светил,Не даёт лишь свет в оконце,А даёт ещё и сил?Может, солнце – символ веры,Что не вечен дождь и гром,Что в природе чувство мерыВластно над любым дождём!Так зачем мне ждать с тоскою,Сторонясь морских пучин,Невод с рыбкой золотоюИз неведомых глубин?Посмотрев на мир с улыбкой,Сам я стану этой рыбкой!

Пломбирная страна

Как попасть в волшебный мир,Где на ветках, словно слива,Зреет холодом пломбирИ качается красиво?В том краю в июльский знойВсе стремятся в сад прохлады.Поспешим и мы с тобой —Нам, конечно, будут рады!Все пломбиры так и ждут,Чтобы их сорвали с веток:Ведь не просто так растут,А для взрослых и для деток!И, уже собрав с пятóкКрупных – с инеем – пломбиров,Ощутил, что жар (как ток)Пробежал по мне пунктиром!..…Я открыл глаза. Где зонт? —Раскалился я, как печка!И бежит за горизонтОт меня родная речка!– Братцы! Жарко! Караул!Но, ловя ориентиры,Речку я догнав, нырнул!..…Может быть, на дне пломбиры?

Хорошо летать!

Хорошо летать, как птица,Или словно самолёт,То как стрекоза кружиться,То как быстрый вертолёт.Хорошо лететь над домом,Над родным моим двором,Хорошо махать знакомымКепки ярким козырьком.Хорошо лететь над речкой,И, летя, шуметь грозойНад пасущейся овечкойИ над дремлющей козой.Есть во мне к полётам дар,Но вот мысль одна всё гложет:Где б достать воздушный шар? —Кто, ребята, мне поможет?

Малина

Ел малину я с куста.Досчитал её до ста.Лето. Солнечное утро.Мне казалось – жизнь проста.Но в саду рос абрикос,И возник большой вопрос:Дотянусь ли я до фрукта,Если встану в полный рост?Но совсем я был без сил:Куст малины подкосил…

Спасатель!

Мне купили эскимо!Лезет в рот оно само!Ставит прямо над губамиШоколадное «клеймо»!Сложно мне его нести:Тает прямо по пути!Я его грызу зубами,Чтоб от солнышка спасти!Показав высокий класс,Откусил в последний раз! —Всё! Опасность миновала!Я мороженое спас!

Дождь-проказник

Дождь июльский – это праздник,С ним мы крепко дружим!Любим, если он, проказник,Гонит нас по лужам!Босоногим мчимся вихрем,А дождю неймётся:То припустит, то притихнет,То опять взорвётся!И бежим мы без оглядкиВместе с летним счастьем!Пусть бы были все осадкиВот таким «ненастьем»!

Бадминтон

Я играю в бадминтон,Как заправский чемпион,В парке нашем хвалят птицыМой удар со всех сторон!Мастер я крутых подач —Мой волан летит, как мяч:Прилетают насладитьсяДятел, ворон, даже грач!Самый шустрый воробейМне чирикает: «Забей!»Он – болельщик мой со стажемИ болеет всех сильней!Слышу я: «Вот молодец!» —Мудрый мне кричит скворец,Знает: спорт для деток важен —Он ведь сам давно отец.Я у птиц лауреат,Но не надо мне наград,Друг в игре мне нужен очень,Вот кому я буду рад!Я люблю играть с душой:Вот сегодня – сам с собой.Может кто-то, между прочим,Хочет матч сыграть со мной?

Солнечное молоко

В полдень солнце влило в мореКовш парного молока.Браво солнечной корове,Что пасётся в облаках!Пена волн теперь парнáяНе во сне, а наяву —И от счастья замирая,В тёплых волнах я плыву!И пока стремлюсь я в далиНа спине и на боку,Я мечтаю, чтоб упалиС неба плюшки к молоку!

Шарики

Лето. Было очень жаркоВ эти выходные,Мы купили возле паркаШарики цветные.И потом в квартире нашей,Как на карнавале,Мы с моей сестрёнкой МашейС ними танцевали.Красный, жёлтый, голубой,И зелёный с синим,Есть и шарик золотой —Он такой красивый!Мы играли допоздна,В комнате летали,Но настало время сна,Да и мы устали.Тихо в сумраке ночном,Но на самом делеЭти шарики потомВ сны к нам прилетели.И бродили мы во снеВместе с ними по Луне.

Гамак и море

Я качался в гамаке,Будто в лодке на реке,А с веслом меня сближалоЭскимо в моей руке.В летнем зное всё текло,Но пока я «ел весло»,Мыслям места было мало,Вот меня и понесло!Я подумал, что не зряВсе суда спешат в моря:Есть там место разгулятьсяДля любого корабля.И хоть скромен мой гамак,Он по форме как каяк,Так что я смогу добратьсяК морю этак или так.И чтоб быть там поскорей,Я качнул гамак сильней,А в итоге оказалсяСредь берёзовых ветвей.Но, взглянув через листвуВверх на неба синеву,Понял я: нельзя сдаваться!И решил, что доплыву!Так что, море, не скучай!В гамаке меня встречай!

Воздушный змей

Пространство смыкая,От ветра немея,Мы все запускаемВоздушного змея.Хоть ветер полощетЕго корпус гладкий,Но змей наш не ропщетНа неба осадки.Бежим мы по полю,В руках наших – нитка.Лети, змей, на волю!Взлетай-ка с улыбкой!А ветер смеётсяИ шепчет: «Ребята,Ваш змей выше солнцаПоднялся куда-то!»

Модельер

Я взяла листы бумаги,Краски, кисти и мелки!Я полным-полна отвагиВсем сомненьям вопреки.Прихватила ножниц пару,А еще конторский клей.Я хочу задать всем жару —Быть смелее, веселей!Голова полна эскизов,Сердце терпит суету,Я спокойно, без капризов,Воплощаю в жизнь мечту.Куклы же со мною рядомВерят – это всё не сон.И рисую им нарядыЯ на будущий сезон.Чувство вкуса, чувство меры…Я швеёю спать ложусь,Просыпаюсь модельеромИ – тружусь, тружусь, тружусь.

Ловкая газировка!

Я сегодня пил «Тархун».Оказалось, он – шалун:Газом мне ударив в нос,В свой зелёный мир унёс!В край пахучих нежных травМы домчались с ним стремглав:Сделал всех меня быстрейВзлёт зелёных пузырей!Да! Вот так – с одним глоткомЯ оставил вдруг свой дом…И признаться вам боюсь,Что не скоро я вернусь, —За «Тархуном» ведь черёдЛимонада настаёт:В царство грушевых чудесОтнесёт меня «Дюшес»!Путешественник я ловкий,Если выпью газировки!

Приключенческие сны

Я люблю, когда мне снятсяПриключенческие сны!Пулей там могу промчатьсяЧерез тридцать три страны,Чтобы в честный бой ворваться,Изменив весь ход войны,Чтобы вверх легко взобратьсяВ штурме крепостной стены.И на шпагах там сражатьсяВ освещении луны…Но будильник рад стараться —Зазвонил, прервав все сны!Что ж, я в целом не расстроен:Стану наяву героем!

Чей ручей?

Через парк бежал ручей.Я спросил его: «Ты чей?»Рассмешил ручей вопрос,Но ответил он всерьёз:«Я – не этих и не тех,Я – один ручей для ВСЕХ!»

Риччи

Появился в жизни вдругСамый настоящий друг!И наполнился весь домСразу светом и теплом!«Что за друг?» – у вас вопрос.– Это наш любимый пёс!Он не плачет и не хнычет,Только радостно рычит,А зовут любимца Риччи,Риччи, Риччи, не молчи!..Ты полай, дружок, немного,Чтобы тут из-за углаКошка чёрная дорогуНам с тобой не перешла.

Нет преград для нашей кошки

Говорила кошка наша(Кстати, имя кошки – Маша):«Мне не свойственны причудыВ отношении посуды.Блюдце, чашка или миска —Мне по сути это близко!Есть могу хоть из ладошки,Как мои подруги-кошки,И признаюсь, что сметануОтовсюду я достану!Хоть в стакан могу залезть,Если хочется поесть».

Если панды бы летали…

Если панды бы летали,Я за них бы уцепилсяИ, как на воздушном шаре,В небе синем очутился.И смотрел бы с высоты я,Как внизу там, в океане,На волнах киты крутыеДружно машут плавниками!

Верблюжата и караван

На песке, смеясь, лежатДвое славных верблюжат.В шёпоте песочных волнТишиною воздух пóлон!Отдыхает караван —Он пришёл из дальних стран.Ветер спит, и облака,И верблюды спят пока.Скоро дальше им идтиПо пустынному пути.Верблюжата подрастут —Тоже тихо вдаль пойдут.

Какого цвета зебра?

То, что зебра полосата,Знают точно все ребята!Чёрно-белые полоскиИ милы, и очень броски!Вот бы красок ей немножкоВ чёрно-белую одёжку!Кстати, крайне интересно:Как полоскам там – не тесно?Больше там полосок белыхИли чёрных, загорелых?Как же зебре называться?Надо в этом разобраться!Чёрно-белой? Бело-чёрной?Тут поможет лишь учёный…

Ленивец

Наблюдаем за ленивцемЯ и верные друзья:Вот назвать его счастливцемМожно или же нельзя?Он, по сути, одиночка,Обожает сладко спать,Из еды в день – три листочка,Иногда бывает пять.По земле гуляет редко,Дом родной ленивцу – ветка.За день сильно утомившись,Он на ветке (классный вид!),Вверх ногами зацепившись,Сладко-сладко, крепко спит.Раз ему так долго спится,Что ленивцу может сниться?Вероятно, сны цветные,Вверхтормашные, крутые?Разберёмся в этом, детки,И повиснем с ним на ветке!Ведь так просто превратитьсяНа минуточку в ленивца.Но, друзья, не забываем,Что не стоит быть лентяем!

Талант

Быть хочу легкоатлетомИ на край земли нестись,Лучшим став зимой и летом,Над Олимпом вознестись.В силах я своих уверен,Хоть всего мне восемь лет,Мамой я не раз проверенВ том, что я – легкоатлет!Я талантлив! Это точно!Я в семье такой один! —Лишь меня, когда так срочно,Просят сбегать в магазин.

К дедушке

Я поеду в гости к деду —Как же этого я ждал!Знаю, что когда приеду,Будет зоокарнавал!И такой своей удачеОчень рад я каждый раз,Ведь у дедушки на дачеМир животных – напоказ!Встретит там меня корова:Машка – белые бока,И с дороги я парногоВыпью с пенкой молока.После к кроликам зайду я,У меня морковь для них,В нос их нежно поцелую,Прочитаю громко стих.Загляну я к поросятам,Поприветствую свинью,А потом воды утятамВ миску медную налью.Заскочу в курятник шумный,Петуху скажу: «Привет!»Гвалт в курятнике безумный —Целый день покоя нет!Ближе к вечеру, качаяНа крылечке диск луны,Сядем с дедом, выпьем чаюИ посмотрим после сны.

В синем небе я купаюсь

Я вам всем сейчас признаюсь,Что на свой же риск и страх,В синем небе я купаюсь,Отражаясь в облаках!В небе я люблю купаться,Плыть, смеясь, за облаками,Жарким солнцем наслаждаться,Теребить лучи руками!Нет на свете лучше моря,Нет воды на свете чище,Песне ветра громко вторя,Я кричу ему: «Дружище!»Обнимаю облака я,Горизонту улыбаясь:– Мир! Смотри, вот я какая!В небе синем я купаюсь!Рядом птиц отважных параКрылья-пёрышки полощет,Вижу солнца жёлтый парус,Вижу поле, вижу рощу.Как прекрасно на просторе!Дням уже потерян счёт,Я в небесном синем мореОкунусь разок ещё!Пролечу я над полями,Смехом радостно звеня,И вернусь скорее к маме —Заждалась она меня.

На Марс!

Мы хотим лететь на Марс!Не когда-то, а сейчас!Это я и друг мой МишкаИ весёлая Иришка!Чтоб отправиться в полёт,Нужен нам не самолёт,Ведь к другой лететь планетеПредстоит нам на ракете!Сбор с утра у космодромаНа столе у Мишки дома,Чтобы выстроить ракету,Взяли мы по табурету,Взгромоздились на столеВ нашем звёздном корабле.Взяли в руки по конфете:Надо что-то есть в ракете.Стартовали утром в среду —Мамы, ждите нас к обеду!

Вижу цель!

«Вижу цель, преград не вижу! —Вот собачий мой девиз!Кто со мною до Парижа? —Ну-ка, крепче пристегнись!Если нужно до Мадрида,С этим тоже нет проблем!А какие будут виды! —Высший класс! На зависть всем!Долетим хоть до Нью-Йорка,Хоть до самых Филиппин! —Нет быстрее в мире йорка,Я такой всего один!И внизу мелькают страны,Стал как мячик шар земной,Словно лужи, океаныПролетают подо мной!Я почти что на орбите,Мне пол-лапы до Луны!Только вы не говорите,Что всего лишь это сны…»…Потянулся пёс со вздохом,Сон стряхнул с себя, зевнул…Я подумал: «С виду кроха,Но вот Землю обогнул!»

Сонные сосиски

Съев сосиски, наш щеночекПрямо в миске и прилёг,И теперь он, как клубочек,Спит себе без задних ног.Что-то он во сне бормочет,Может, хочет рассказать,Как сосиски любит очень —Не еда, а благодать!Ведь не зря твердят, что вместеХодят сон и аппетит:Только он успел поесть, иСразу там же крепко спит.И теперь щеночку в мискеСнятся те же две сосиски!

Морской волк

Был задумчив пёс и тих,Сидя на причале;Нюхал кудри волн морских,Что под ним шуршали,Наблюдал он, как с волнойБерег в пене таял,Но тряхнул вдруг головойИ волне пролаял:«Слышал я, что где-то тутВолки есть морские.Сколько их, и как живут,И они какие? —Любят выть ли на ЛунуЗвёздными ночамиИли воют на волнуС дерзкими очами?Всё про них хочу узнать! —И добавил строже:– С волком мы – ни дать ни взять —Очень ведь похожи!»Море не дало ответС новою волною,Но услышал пёс: «Привет!» —За своей спиною.То был старый капитанСмелых мореходов,Седоусый ветеранСтранствий и походов.И сказал он псу тогдаС хрипотцой, но с толком:«Звался в прошлые годаЯ морским, брат, волком.Где я только не бывал,Счёт морям потерян,Даже сам девятый валМною был проверен!Океаны бороздил,Пережил немало,Но ни разу я не выл,Стоя у штурвала…»…Пёс вильнул хвостом своимИ подумал: «Всё жеДруг на друга мы с морскимВолком так похожи! —Как мечтаю я взлетатьНад крутой волною!Всех хочу с собой позвать!Кто, друзья, со мною?»

Ханох Дашевский

Родился в Риге. Образование получил в Латвийском университете.

Участвовал в еврейском национальном движении, являлся одним из руководителей нелегального литературно-художественного семинара «Рижские чтения по иудаике».

В Израиле живет с 1988 года. Поэт, прозаик, переводчик, публицист. Член Союза русскоязычных писателей Израиля (СРПИ), Международного Союза писателей Иерусалима, Международной Гильдии писателей (Германия), Интернационального Союза писателей (Москва), Союза писателей XXI века (Москва), литературного объединения «Столица» (Иерусалим).

Автор шести книг поэтических переводов, а также романов «Сертификат» и «Долина костей», вошедших в дилогию «Дыхание жизни». Лауреат премий – СРПИ им. Давида Самойлова и «Русское литературное слово», номинант на премию Российской Гильдии мастеров перевода.

В Литве

(Отрывок из романа «Рог Мессии»)

Депортированный в 1941 году из Литвы и освобождённый из лагеря по спецамнистии для вступления в формирующуюся на территории СССР польскую армию, бывший состоятельный коммерсант Юда Айзексон не стремится на фронт. Его цель – пересидеть в тылу с понравившейся русской женщиной эту войну, к которой (Юда уверен в этом) он не имеет никакого отношения.

Но рассказ о гибели оставшейся в Каунасе семьи меняет не только жизнь Юды – меняет, пусть и не сразу, его самого.

Доставшаяся Юде Айзексону комната была, вероятно, одной из худших в одноэтажном, длинном, принадлежащем хлебозаводу бараке. Половину потолка занимало огромное причудливое пятно, образовавшееся из-за протекавшей долгое время крыши. Крышу залатали, но пятно осталось, давая возможность Юде созерцать его, словно картину художника-модерниста, прежде чем перевести взгляд на ободранные грязные стены.

Его желание осуществилось: он находился в Илецке, угроза попасть на фронт миновала, но никакой радости это не принесло. Совсем наоборот.

Как и обещала Дарья, её свёкор встретил Юду на станции. Не дав раскрыть ему рта и оставив ждать в станционном зале, старик забрал документы и пропал. Станция была узловой, и в переполненном помещении Юда отчаялся найти место не только на скамье, но и на полу, хотя на мокрый и грязный пол он всё равно бы не сел. Так он и стоял, смутно догадываясь, что остаться в городе не удастся, и придётся ехать дальше, в неведомый Янги-Юль, куда занесла нелёгкая польскую армию Андерса.

Прошёл час. Юда изнемогал, но должна была пройти ещё целая вечность, пока Дарьин свёкор появился снова, неожиданно выскочив из какой-то боковой двери.

– Ну, мил-человек, вот тебе документ со всеми печатями, и поезжай-ка ты с Богом своею дорогой. Знаю, что ты на Дашку пялился, да не по тебе кобылка. А ты хорош: решил, значит, воспользоваться…

– Зачем вы так? Она не маленькая. Дайте ей самой выбирать.

– Выбирать? Кого выбирать? Такого, как ты, приблудного? Смотри, ежели что! У меня сын в НКВД. Держи свою бумагу, а про Дарью забудь. Не смотри, что вдова. Месяц как похоронку получила, ещё слёз не выплакала. Сирота она, и я ей за отца. В обиду не дам! – повысив голос, заявил свёкор, хотя вокруг были люди. – Заруби на длинном своём носу, что ты ей не пара!

Последние слова старик мог бы и не произносить. Подъезжая к Илецку на дрезине, Юда пришёл к такому же выводу. Теперь его стремление остаться в городе проистекало только из нежелания попасть с поляками на фронт. Айзексон рассчитывал, что свёкор Дарьи, занимавший важную должность на станции, подскажет, что надо делать. Да и сын его мог бы помочь. Но поведение старого железнодорожника не позволяло даже думать об этом.

В армии Андерса, куда Юда вынужден был вернуться, царили антисоветские настроения. Сам Владислав Андерс был боевым генералом и польским патриотом, но ни он, ни его офицеры не хотели сражаться на стороне коммунистов. Даже с захватившими Польшу нацистами.

Прозондировав почву, Юда убедился, что его предположения верны. Одним евреем больше, одним меньше – полякам было всё равно, но лучше, если меньше. Они не прочь были демобилизовать Юду, но что скажет советская сторона? Юда хорошо помнил, что попал в польскую армию по специальной амнистии и не хотел снова оказаться в лагере.

Помогли врачи. После перенесённых болезней Юда мало подходил для военной службы. Его комиссовали, и он уже собирал вещи, когда к нему подошёл Менахем Бегин. Этот нервный молодой человек из Брест-Литовска руководитель польского Бейтара[1], пользовался непререкаемым авторитетом среди евреев армии Андерса. Бегин был в том же лагере, что Юда, – на Печоре. Там они и познакомились.

Менахем не стал заходить с тыла. Сухо поздоровавшись, он словно наотмашь ударил Юду.

– Убегаешь, Юдл?

– С какой стати я должен воевать за поляков? – перешёл в контратаку Юда. – Польская армия нужна была, чтобы вырваться из лагеря. Теперь я свободен. Меня комиссовали.

– За поляков воевать? – переспросил Бегин. – Может, и не должен. А за евреев?

– Я в эти разговоры о массовых убийствах не верю. Такого просто не может быть. Я немцев знаю, вёл с ними дела. В тридцать шестом году…

– Значит, ты последний, кто остаётся при своём мнении, – перебил Юду Бегин. – А мы тут уже оплакали наших близких. В Вильно убивают, в Ковно. Бóльшая часть Рижского гетто уничтожена, в городках и местечках Латвии евреев больше нет. То же самое на всех литовских и польских землях.

– С чего ты взял, Менахем? Откуда знаешь?

– Польское правительство в Лондоне располагает сведениями. Мне об этом в штабе Андерса сообщили. И вот ещё что… это уже не секрет: польская армия из России уходит. И знаешь куда? А вот это уже секрет, но тебе сообщу – в Палестину.

– В Палестину?.. Поляки?! Зачем?

– Под крыло к англичанам. Так что нам с поляками по пу ти. И ты не глупи. Иди к генералу, скажи, что с врачами не согласен, хочешь на фронт. Андерс такие эффекты любит. А не поможет – постараемся что-нибудь придумать. Мы тебя тут не оставим.

Юда растерялся. Он не знал, что ответить Бегину Палестина? При чём здесь он? Менахем – сионист, вот пусть и отправляется туда со своей компанией. А ему, Юде Айзексону что там делать?

Хотя… Такой человек, как он, и в Палестине не пропадёт. А потом переберётся куда-нибудь. В Америку, например. Кончится же когда-нибудь эта война.

Внезапно Юде показалось, что он совершает чудовищную ошибку. Палестины испугался? А занесённая снегом Россия лучше? А советские лагеря? Или он не пробовал лагерную баланду? Не подвернись вовремя польская армия, не было бы его сейчас в живых. И где гарантия, что он не окажется снова на Печоре?.. Или в другом таком же месте, как будто специально созданном для того, чтобы там выживало как можно меньше? Выходит, всё правильно, и надо уходить с поляками. А дети, Дина? Убивают евреев, но те, у кого есть деньги, разве не могут купить себе жизнь? Раньше, при погромах, такое бывало, а он, несмотря на советскую власть, сохранил кое-какие средства. Дина об этом знает. Нет, нельзя уходить с Андерсом, когда есть надежда, что Дина и мальчики живы. Оставаться надо, и будь что будет.

Окончательно решив, что поступает правильно, и пообещав Бегину (чтобы тот отвязался) обратиться к генералу, Юда весь оставшийся день потратил на то, чтобы побыстрее получить документы и убраться из лагеря Андерса.

Назавтра он уже был в поезде, направлявшемся через Оренбург (вернее, Чкалов, хотя многие употребляли старое название) в Куйбышев.

Но и в вагоне раздумья не оставляли Юду Он вновь и вновь повторял, что остаётся в России из-за семьи, и даже себе не хотел признаваться, что виной всему немного раскосые глаза и чёрная коса Дарьи.

Не помогали никакие доводы. Юда словно забыл о принятом после расставания с Дарьей решении, о нелёгком разговоре с её свёкром и о том, что совсем недавно думал о Дине. То, что он еврей, только усугубляло и без того непростую ситуацию, но Айзексоном овладело наваждение, и разум тут был бессилен. Поэтому, когда поезд, то бесконечно стоявший на станциях, то неожиданно застревавший посреди голой степи дотащился до Илецка, Юда знал, что ему нужна Дарья и только она, а всё остальное – прикрытие.

Состав, в котором ехал Айзексон, на Дарьином полустанке не останавливался. Сойдя с поезда и рискуя попасть под маневрирующие паровозы, Юда перешёл казавшиеся бесконечными разветвлённые пути и стал разыскивать дрезину. Возле одной, стоявшей у ворот депо, крутились люди, и, направившись туда, Юда услышал повелительный окрик:

– А ну-ка стой!

Айзексон обернулся. На него смотрел пожилой железнодорожник в чёрной шинели, и Юда безошибочно узнал в нём Дарьиного свёкра.

– Ты что тут делаешь?..

Юда растерялся. У него не был заготовлен ответ.

– К Дарье собрался? Тебе что, неясно сказали: держись от неё подальше! А я-то думал, ты понятливый. Неужто сам не видишь? Немолод и роду-племени неподходящего. А главное…

– Поеду к ней, и пусть она решает, – перебил старика Юда.

Он словно забыл о том, что свёкор Дарьи и его энкавэдэшник-сын легко могут загнать человека туда, откуда ему уже точно не выбраться.

– А что ей решать?.. Её здесь нету. В Челябинске она. В госпитале с мужем, – прищурился старик.

– С мужем? – опешил Юда. – Но он же…

– С ним, с кем же ещё, – подтвердил свёкор. – Жив оказался наш Федя. Раненый тяжело, да ничего! Дарья кого угодно подымет, даже безногого. Понял теперь? Вот и езжай отсюда по-хорошему. Россия большая…

Кое-как пережив потрясение и крах лелеемых в долгой дороге надежд, Айзексон двинулся устраивать свои дела. Из Илецка он решил не уезжать. Надоело мотаться, пора уже было пристать к какому-то берегу.

Как демобилизованному по болезни ему помогли с работой, и Юда попал на хлебозавод, бухгалтером в финансовый отдел. С его опытом он быстро разобрался что к чему, на заводе им были довольны, но сам Айзексон чувствовал себя отвратительно. Теперь он думал о том, что зря не согласился с Бегиным и упустил свой шанс. Оправдываясь перед своей совестью, он пытался убедить себя, что только мысль о семье удержала его в России, но перед глазами стояла Дарья, и оказалось, что перед собой лукавить непросто.

В конце концов Юда пришёл к выводу, что Бог всё-таки есть. Ещё не зная, живы или нет его близкие, он устремился к другой женщине, хотя прекрасно понимал, что этот степной цветок не для него. Вот и получил по носу! И не только по носу, а по всей исхудавшей, заросшей физиономии!

Стояла середина марта, но снег валил такой, что трудно было передвигаться, и только тулуп – подарок Дарьи – спасал от мороза. Зато на работе было тепло, и, отогреваясь, Юда не сразу расслышал голос начальника – пожилого экономиста Георгия Павловича:

– Юдель! Вас в отдел кадров вызывают!

В отдел кадров так просто не вызывали, и Юда забеспокоился.

Он оказался прав. Какой-то тип, явно не кадровик, а из другого известного ведомства, долго изводил Юду расспросами об армии Андерса, интересовался биографией, вертел в руках заключение медкомиссии и закончил, как он выразился, «содержательную беседу» следующими словами: