bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 3

Мика Танака

Дикий цветок

Я познакомилась с ним в небольшом уютном ресторанчике. Он инициировал это знакомство сам. Без доли колебания подсел за мой столик.

Помню, какой юношеский задор излучали его глаза, стоило ему совсем немного приспустить свои солнцезащитные очки на переносице. Он выделялся среди других мужчин. Вроде бы и самая обычная внешность, но было в ней что-то, что заставляло задерживать взгляд. А уж стоило ему заговорить…

Голоса других посетителей начали растворяться на фоне его собственного. Они перестали быть даже фоновым шумом. От природы своей я всегда была отличной слушательницей. А он, несмотря на свой оглушительный успех и огромную историю за спиной, оставленную на страницах книг, всегда мечтал быть услышанным.

Глава 1

Томоя прижал горящую после оплеухи щеку ладонью. В ушах все еще раздавалось эхо от шлепка. В доме нависла давящая тишина. Мать стояла в ужасе, прижимая к себе кухонное полотенце, затравленно наблюдая в сторонке за тем, что происходит. А за ней прятался напуганный младший брат Томои – Хару. Принимала участие и подруга детства, неравнодушная к Томое все это время, а сейчас особенно переживающая за него. Хотелось кинуться к нему. Обнять и утешить. И лишь разгневанный отец не поддавался жалости, игнорируя чувства всех наблюдающих. Все, что ему сейчас хотелось, так это растоптать собственного сына.


– Не прощу. Слышишь? Никогда не прощу этого кощунства! Мой первенец и превратил себя в не пойми что… Что это за мода такая?


Ая зажала ладонью рот, усиленно стараясь сдержать желание разрыдаться на глазах у всей семьи Сакураги.


– Что я сделал такого ужасного, что ты не можешь смириться? – спросил пока еще спокойно парень.

– Что ты сделал ужасного? – истерично усмехнулся отец.


Мужчина подошел к сыну вплотную и, сдерживая очередной порыв ударить Томою, со всей присущей ему в данный момент злостью, процедил сквозь зубы:


– Мой сын похож на одного из этих! Кто не по чести живет! Как еще я могу это назвать? И как я могу спокойно к этому относиться? Элтона Джона переслушал? Тоже решил вписаться в это все?

– Что? – недоумевая переспросил парень, смотря на отца так, будто тот последний на всем белом свете предатель.

– А как еще называть можно того, кто прокалывает себе ухо?


Развернувшись, мужчина направился в сторону кухни, дабы испить саке для самоуспокоения. Глава семьи не был тем, кто злоупотреблял привычкой заглушать накатившие бурей эмоции алкоголем, но иного выхода во всей этой истории он не нашел. Мужчина уселся за котацу, спиной ко всем членам семьи, будто игнорируя всех и вся и принялся неспешно разливать горячительный напиток в крошечную посуду.


– Ненавижу… От всей души ненавижу тебя… Лучше бы кто-то другой был моим сыном, но не ты, – бухтел обиженно старший Сакураги, не поворачивая головы.


Это было слишком. Пожалуй даже очень для молодого парня. Томоя многое мог по жизни стерпеть, прикусив язык. Тем более, если дело касалось самых родных и близких ему людей. Но такие слова он просто априори не сможет простить. Даже собственному отцу.


– Что ж. Тогда мне остается только уйти, чтобы не омрачать тебя своим присутствием.

– Томоя! – тут же закричала мать, кидаясь в сторону сына.

– Стоять! – раскатистым басом раздался грозный голос главы семьи. – Пусть катится, если решил. Лучше без него, чем с позором, который он нам принесет.


Ничего более не желая слушать, старший сын направился в свою комнату. Ая за ним.


– Томоя-кун, пожалуйста, остынь. Он просто шокирован. Дай ему время, пожалуйста. Он все поймет, – лепетала девушка, растерянно наблюдая за тем, как он начал собирать сумки.


Парень будто не слышал ее. Сейчас его больше волновало, сколько у него осталось из отложенных денег, что он успел заработать на временных подработках. Сакураги откупорил коробочку, некогда предназначавшуюся для печенья, и начал пересчитывать заработанные «потом и кровью» купюры.


– Томоя-кун… Ну поговори же со мной, пожалуйста, – взмолилась она, падая на колени возле него.


Ая обхватила парня за ногу, но Томою даже это не остановило, что уж говорить про женские слезы. Он продолжил шерстить по ящикам, абсолютно игнорируя подругу детства, что продолжала умолять его о чем-то. Мать тоже пыталась что-то тихо говорить за дверью, но ее тут же прерывал отец, продолжая громко возмущаться.


Сакураги осмотрел все ящики и заметил уже давненько завалявшиеся без дела английский разговорник и словарь, чудом сохранившиеся еще со школьных времен. Тут в его голову и подоспело готовое решение. Он не просто уйдет из этого дома. Он навсегда покинет эту страну. Ведь переездом в другой город Томоя свои проблемы не решит. А родители обязательно найдут его. Или же будут жить с уверенностью, что он не осилит самостоятельную жизнь и вернется к ним при первой же реальной трудности, преградившей ему путь к отдельному от них существованию. Такого он просто себе позволить не мог. Только не его гордость.


– Отпусти, пожалуйста, – попросил девушку спокойно он.


Ае ничего не оставалось, кроме как разомкнуть замок из собственных пальцев. Томоя в гневе страшен. И кричит так, что посуда в доме дрожит. И ей очень не хотелось быть одной из тех, на кого он «выльет» все свое раздражение. Поэтому Ая лишь беспомощно продолжала сидеть на полу и наблюдать за сборами своего Томои, который так и не узнал, насколько он был ей дорог все это время. Это признание так и не сорвалось с ее уст и оно навсегда останется неозвученным. А она все плакала, понимая, что, возможно, потеряет его навсегда. Ведь настроен Сакураги был решительно.


Вошедшая в комнату мать сделала попытку воспрепятствовать, ухватившись за плечи сына.


– Томоя! Одумайся, пожалуйста! Скажи, что все то, что ты сейчас сказал – это шутка.


Уж что-что, а Томоя унаследовал от отца это чистое мужское качество – никогда не вестись на жалость. Даже сейчас он смотрел на мать так, будто бы его абсолютно не волновало, что они будут делать дальше после его отъезда. К матери он всегда питал нежные чувства, несмотря на то, что та никогда не препятствовала нравоучениям в его сторону отца. Его даже не задел тот факт, что она не встала на его сторону. В любой другой момент он бы обнял ее и успокоил. Но не в этот. Сана тряслась, смотря покрасневшими от слез глазами на сына. Для нее, как для матери, было страшным ударом, что ее ребенок так неожиданно решил оторваться от нее. Радостью это было лишь тогда, когда он покинул ее утробу. А вот сейчас ее угнетало осознание, что он потерял их доверие навсегда.


– Мама, – ласково проговорил Томоя, спокойно убирая нежные материнские руки с себя.


Характером Томоя ни в кого не пошел, а вот внешне был копией своей матери. Это же досталось и его младшему брату. Соседи в шутку называли их матрешками.


– Не плачь, пожалуйста. Рано или поздно я бы все равно ушел, – доходчиво объяснял матери парень, стараясь не разочаровать еще сильнее, что было сложно в этот момент.

– Но это слишком рано. Ты еще ребенок, Томоя. Мы простим тебе этот пирсинг! Даю тебе слово! Простим! Только не уходи! – рыдала взахлеб разбитая горем женщина, чуть ли не повиснув на сыне в очередной раз.

– Мам, не надо. Ничего не надо больше. Спасибо за все. За все, что дала мне ты и этот дом. Я никогда тебя не забуду.


Отпрянув, Томоя взял руки матери в свои и перевел взгляд на подругу своего детства.


– Ая-чан, тебе тоже спасибо. У меня никогда не было более преданного друга, чем ты. Прости за все, что я когда-то наговорил или сделал. Понимаю, что для тебя это просто слова, но…Мне правда жаль. Я всегда знал, что ты будешь на моей стороне. Ты столько мне прощала. Даже то, что прощать не стоило. Я не имею права просить тебя о чем-то после всего, верно? Но я…Я был бы признателен, если бы ты иногда приглядывала за матерью и Хару. Ведь им будет одиноко первое время.


«Друга». Это слово Аю всегда очень сильно печалило. Между ними ведь был секс. Довольно рано. И хотя он был всего лишь однажды, но ее чувства к Томое лишь окрепли с тех пор. Отношения их были непростые, но она никогда не держала на него злости. Не стала она сопротивляться и тогда, когда Томоя откровенно признался, что хочет лишиться девственности. Но кем-то больше он ее не мог воспринимать. Кем-то больше, чем просто подругу детства или же младшую сестру на худой конец. Хотя в раннем детстве всегда относился к ней хорошо, защищал ее. Она действительно была ему дорога и много значила для него. Вот, что он четко осознавал, когда приступы подросткового гнева покидали его. Томоя еще никогда не думал о серьезных отношениях. Желание «повзрослеть» было лишь типичным выбросом из лавы бурлящих гормонов, которые захватили его в свой плен. Не более того. Тинейджерам всегда важно делать глупые вещи «для галочки». Мозг их в такие моменты будто намеренно отключается.


– Что же я буду делать без тебя? – вопрошала страдающая мать, стараясь удержать его в своих объятиях.

– У вас есть Хару. Вложите в него все, что хотели. Пусть он поступит в самый престижный университет. Как все хорошие дети заботливых родителей.


Брата Томоя любил. Правда не всегда брал его с собой на гулянки с подругой. У них были свои секреты, а Хару по натуре своей мальчик наивный. Мог что-то взболтнуть случайно, безо всякой задней мысли, выдавая тем самым авантюры старшего брата. При упоминании младшего, на лице Томои даже возникла улыбка.


Шокированная решительностью сына Сана стояла, будто истукан. Этим воспользовался парень, продолжая свои сборы. Пока женская часть беспомощно проливала слезы, Томоя в темпе закидывал вещи в сумки. К сожалению, всего нужного с собой не возьмешь. Столько вещей хотелось бы увезти на память, но раз уж он избрал путь взрослой жизни, то это значит, что настало время стать практичным.


Закинув одну спортивную сумку на плечо, вторую он держал в руке. Осмотрев в последний раз свою комнату, он одарил взглядом Аю и мать. Ничего не говоря, Томоя отдал им поклон и покинул свою спальню. Упавшая на колени мать разрыдалась, что было из сил. Хару стоял и беззвучно плакал, наблюдая за удаляющимся братом из-за угла. Томоя уселся на небольшой приступок, начиная обуваться. Тяжело было игнорировать ту тяжесть и чувство вины, что нависли над ним. Но сейчас это решение было единственным верным, что пришло ему в голову.


– Никогда. Слышал меня? Чтобы никогда не возвращался в этот дом больше. Ты мне никто, – раздался равнодушный, но в то же время полный ненависти голос отца со стороны кухни.


Завязывая на кроссовках шнурки, Томоя приостановился, потупив пустой взгляд куда-то сквозь дверь будто бы.


– Не волнуйся. Я не из тех мальчиков, кто готов пожертвовать своей гордостью. Ты ведь понимаешь это, как никто другой, отец. Спасибо за то, что вложил в меня. Не сомневайся, все это пригодится мне в жизни. Твое доброе имя точно никогда не будет в грязи.


Поднявшись, Сакураги отодвинул входную дверь и вышел из дома. Позади него послышался топот ног. Это были мать и Ая. Они спешили остановить его в очередной раз. Внешняя «броня» начала потихоньку давать сбой, потому Томоя ринулся прочь с родной местности. Он бежал вдоль соседних домов, оставляя их за спиной и уже в прошлом. Он покидал родной Ибараки. Жила семья Сакураги в этом крохотном городишке со времен свадьбы Саны и Тэтцуи. В свое время отец Саны не одобрил этот брак, поэтому молодая семья была вынуждена переехать из Токио туда, где им жилье пришлось бы по карману. Благодаря своей предусмотрительности, молодой и упорный трудяга Тэтцуя уже имел хорошие накопления. И на первенца было отложено, и на жилье. Так и поселилась семья в Ибараки, где на момент их въезда проживало не более двухсот пятидесяти тысяч с половиной человек.


До причала было около десяти минут, если идти прогулочным шагом. Но Томоя старался преодолевать расстояние куда более шустрее. За ним бежали, выбиваясь из сил Сана и Ая. Можно сказать, что парню повезло. Главное лишь добраться до самого Токио, а там уже он планировал купить второй билет, на самолет. Да, это здорово ударит по бюджету, но если он не решится сейчас, то не решится уже никогда.


Наспех купив последний билет в кассе, Сакураги заскочил на паром ровно за несколько секунд до того, как посадка закончилась. Сана и Ая были в истерике. Подоспели они уже тогда, когда паром начал отплывать. Томоя старался не смотреть в их сторону. Ведь так будет больнее. Впрочем, как бы не старался парень скрыть свои эмоции, сейчас он мог позволить себе эту маленькую слабость. Поэтому позволил течь накатывающим слезам наконец-то. В этой толпе ему было не стыдно. Он видит их в последний раз. А они и не вспомнят о нем, как помнили бы эти слезы Сана и Ая.


Глава 2


Благополучно добравшись до Токио, Томоя взял билет на самый ближайший рейс, который был в наличии. У парня в планах было полететь в Штаты. Своими глазами посмотреть «американскую мечту». Хотя при этом он и отдавал себе отчет в том, что рисковал остаться с грошами в кармане, но желание посмотреть Голливуд было просто космическим. Получилось только трансфером через Стамбул. Парень жутко нервничал. Это было его первым и большим приключением.


Оказавшись уже в воздухе, Томоя со словарем в руках, наблюдал за тем, какой крошечной сейчас казалась его родная страна здесь, сверху. Да, одно дело смотришь на карте. А вот когда так, то совсем иные впечатления. Рядом с ним сидел мужчина в деловом костюме и лениво попивал воду. В руке у него был итальянский разговорник, который он штудировал вдоль и поперек. Томоя украдкой глянул на содержимое книжки и поморщился, просто не представляя, как это все можно выучить. Мужчина заметил заинтересованный взгляд парня и улыбнулся ему.


– В первый раз летишь?

– Да.

– Мать с отцом решили послать тебя на обучение в США?

– Нет. Я сбежал из дома.

– Не может быть, – встревожился редеющий мужичок, поправляя на переносице очки.

– Все в порядке. У меня за плечами медицинский колледж. Я думаю, что я справлюсь.


Улыбнувшись в ответ, Сакураги продемонстрировал английский словарь попутчику.


– Меня зовут Мацузава Хидеки. Очень рад знакомству.


Мужчина проникся теплотой к парню и предложил ему обменяться рукопожатием. На европейский лад, прямо как и хотелось всегда Томое. Он охотно ответил.


– Сакураги Томоя. Это взаимно.

– Так что у тебя случилось, сынок? Что-то серьезное?

– Ничего такого, – пожал плечами Томоя. – Просто я понял, что уже достаточно взрослый, чтобы жить с родителями.

– Вот оно как. Но это ведь спонтанное решение. Ты ведь ничего такого не планировал. Как будешь выкручиваться? Тебе есть куда идти?

– Я что-нибудь придумаю. Всегда умею находить выход из любой ситуации.


Мужчина шумно выдохнул через ноздри, глядя на юного беглеца с сожалением.


– А лет-то тебе сколько?

– Пока девятнадцать.

– Оставил девушку там, да?

– Нет. Девушки у меня нет.


Усмехнувшись, мужичок чуть ближе придвинулся к своему молодому попутчику.


– Ты любишь свободные отношения, да?

– В каком смысле? – озадаченно захлопал ресницами парень.

– Ну, что-то вроде как иметь секс, но при этом не связывать себя с кем-то отношениями.

– Ничего подобного, – смутился Томоя. – Просто не нашлась та с которой мне действительно хотелось бы быть. Заниматься сексом без каких-либо чувств – противно. А заниматься им с подругой детства…кажется чем-то таким неправильным, будто бы делаю я это внутри семьи.

– У меня вот есть семья. Есть жена. Трое детей. Но я никогда не могу противостоять соблазну переспать с кем-нибудь в командировке. Дома я образцовый отец и муж. Делаю все во благо семьи. А стоит только полететь заграницу, так мои руки развязываются. Где только не побываю, кого только не ощупаю. Томоя, мужчина – это самец. В его предназначении лежит миссия поиметь как можно больше самок.


Не то чтобы Томоя ощутил к Хидеки неприязнь, но такая философия была ему чужда. Ведь если каждая будет отдаваться вот такому редеющему, не очень привлекательному женатику за деньги…то неиспорченных девушек не останется совсем. Томое не особо льстила мысль, что его будущая партнерша признается, что оседлала больше членов, чем имеется пальцев на обеих руках. Потому на это высказывание он ничего не ответил.


– Там в Америке женщины очень своеобразные и фривольные. Тебе не придется долго ухаживать за ними, чтобы получить к ним доступ. Запомни эту информацию, – хитро улыбнулся господин Мацузава.

– Вообще, я еду туда, чтобы попробовать реализовать свои творческие способности. Хочу попробовать сняться в кино.


Казалось бы, что Хидеки за всю жизнь ничего смешнее не слыхал. Его пробрал такой хохот, что на него обернулись все пассажиры в салоне.


– Я тебя умоляю. Там снимают мужчин, вроде Шварцнеггера и Сталлоне. Такую привилегию себе может позволить только Вуди Аллен, если ты понимаешь…о чем я. Он ведь сам себе режиссер.


Мужчина недвусмысленно намекнул, что японцы никак не могут претендовать на подобное со своими внешними данными.


– В этом ремесле везет только женщинам. И то через постель. А что ты можешь предложить?


Кажется, что Томоя поторопился с выводами. Подобно его родному отцу, этот незнакомый мужик порицал все, что он говорил. Обрубал все планы и мечты на корню. Единственное, что не в агрессивной манере, а больше даже насмехался, что было еще обиднее. Потому, более Томоя не хотел взаимодействовать со своим неприятным «соседом». Во всяком случае в ближайшие пару часов уж точно. Хотя и лететь ему предстояло не так уж и мало, но и «чесать» языком долго с этим развратным типом он не имел никакого желания. Поэтому, парень погрузился с головой в свой разговорник английского языка.


Эти мучительные тринадцать часов полета он выдержал с трудом. Мацузава продолжал совать свой сплюснутый, как у пекинеса нос во все, что только можно было. Конечно, нужно и отдать должное. Он сказал Томое держаться рядом с ним, чтобы тот не потерялся, в случае чего. Такой жест доброй воли парень оценил очень положительно. И подумал, что действительно, почему бы и нет.


В зоне ожидания им предстояло пробыть около двух часов, как только они прибыли в Стамбул. Новый знакомый пригласил Томою на поздний ужин, чтобы не пришлось долго ждать подачи еды уже в самом самолете.


Неожиданность произошла внезапно, когда господин Мацузава и его протеже уже почти приближались к стойке регистрации, выстояв свою очередь. Двое инспекторов с подозрением пялились на молодого японца так, будто бы тот был матерым контрабандистом. Но ничего особенного в нем не было. Томоя был одет в самую обыкновенную темную бомберку с белыми рукавами, под ней белая футболка, на талии красовались голубые спортивные джинсы. Завершался сей образ фирменными белыми кроссовками, что ему подарила мать на его крайний день рождения. Видать, азиаты в Стамбуле такая большая редкость, а представление о них настолько стереотипное и примитивное, что эти двое подумали, что Томоя решил провести что-то запрещенное в джинсах, выдавая это за нескромные и нетипичные для себя размеры.


– Разберись с ним, – пробубнил инспектор своему коллеге, оставаясь стоять на месте.


Ничего не говоря, рослый и довольно высокий мужчина направился в сторону стоявших возле стойки регистрации Мацузавы и его юного попутчика. Мацузава сразу понял, что пришли не к нему, хотя начал уже заочно паниковать, что его могут к чему-то приплести, раз уж они вместе.


– Так или иначе, мы не вместе или что-то в этом роде, – практически на идеальном английском проговорил мужичок, быстро забирая свои документы.


Томоя не понял, что сказал господин Мацузава, но судя по тому, как тот начал суетиться, понял, что помощи от него по факту не будет никакой. Он буквально растворился в толпе, оставляя Сакураги абсолютно одного. Парень понимал, что паниковать некогда. Он быстро достал свой разговорник и начал лихорадочно листать страницы, где были оставлены закладки, что он делал еще во время полета.


– Пройдемте со мной, – проговорил с акцентом мужчина, осматривая парня сверху вниз своим строгим взглядом.

– Но у меня скоро рейс, – взволнованно, едва разборчиво проговорил японец на ломанном английском, не отрывая взгляд от книжки.

– Это не займет много времени.


Видимо, все еще надеясь до последнего на какое-то сочувствие, Томоя в очередной раз попробовал выискать господина Мацузаву взглядом, но от того уже и след простыл. Его снова предали.


В пункте досмотра Сакураги чувствовал себя неуверенно и скованно, но стоял спокойно, сложив руки вместе. А вот сам инспектор будто бы специально не торопился. Лениво перебирал вещи в сумках, осматривал их, так и не найдя ничего интересного, за что можно было бы зацепиться. Временами он переводил взгляд на самого парня. Заметив, что у того проколото ухо, мужчина убрал руки за спину и неспешным шагом подошел к японцу, начиная обхаживать его.


– Дурь не возишь с собой?

– Простите? – удивленно вскинул бровью Томоя.

– Ты меня слышал! – прикрикнул мужчина, начиная тянуть парня за бомберку.


Перепуганный столь агрессивной реакцией гайджина, японец шлепнул его по руке, стараясь твердо устоять на ногах.


– Что происходит? – спросил, вошедший инспектор-контролер, слегка опешив от происходящего.


– Заберите меня отсюда от этого ненормального! – взмолился японец, смотря на вошедшего контролера, как на свою последнюю надежду в этом чертовом месте.

– Ненормального? – удивился жутко пожилой и усатый мужичок, неуверенно смакуя столь редкое английское слово.


***


– И как я теперь полечу в США? – вопрошал напрочь рассеянный Томоя, смотря на контролера, что проверял его документы возле стойки регистрации.

– Мы можем посадить вас на следующий самолет без доплаты. Но улететь в США получится не ранее, чем через девятнадцать часов. Простите, – с сожалением подытожил усатый мужичок, вручая парню его документ обратно.

– И что же мне делать все эти девятнадцать часов? – спросил поникшим голосом японец, поглядывая на свои наручные часы.

– Снимите номер в гостинице. Отдохните немного и поспите, – пожал плечами инспектор, убирая руки за спину.


Томоя тяжело выдохнул, прикрывая глаза.


На улице уже смеркалось. Он совершенно один в незнакомой ему стране. Куда идти – он совершенно не понимал. Стояло лишь одно одинокое такси, ожидая своего клиента. Курящий одну за другой сигарету худощавый мужчина средних лет пялился в его сторону, явно в ожидании. Зная теперь какие тут обитают «кадры», Томоя не решился вновь испытывать судьбу, пока его не окликнул звонкий женский голос:


– Эй, свет очей моих! Ты чего скитаешься?


Томоя обернулся и увидел женщину крайне массивного телосложения. И хотя английский был у нее хуже, чем его «ингриш», ему виделась эта встреча большой удачей. Женщина ведь не может обидеть, как он думал изначально.


Глава 3


Ей было на вид около пятидесяти. Томоя думал, что мусульманки сплошь и рядом носят закрытую одежду, но это оказалось вовсе не так. Одета она была на привычный европейскому обывателю лад: желтая футболка и штаны-бананы. Вся размалеванная и в украшениях, будто рождественская елка. Так устроена психика человека, что когда он видит женщину, то к ней больше доверия, чем к мужчине. Поэтому, Томоя и доверился, не задумываясь о последствиях. Особенно, когда увидел, что буквально через пару секунд к женщине присоединилась молодая девушка. Судя по всему, ее дочь. В отличие от «тучной» матери, она была очень стройная и высокая. Надо отдать должное, что очень симпатичная. На ней было закрытое цветочное платье, прикрывающее абсолютно все, что только можно. Сакураги подошел к ним ближе, безо всякой опаски за собственную жизнь.


– Простите. Я опоздал на самолет. Следующий только через девятнадцать часов. И я не знаю, где мне найти гостиницу. Помогите, пожалуйста?


Девушка скорчила гримасу, полную непонимания. Она повернула голову к матери и начала задавать какие-то вопросы на местном языке. Мать же довольно быстро, не отводя от парня свой заинтересованный взгляд, «отстреливалась» ответами.


– Так это не беда. Мы поможем. Тут не так далеко.


Ее слова звучали сейчас настолько искренне для японца, что он и подумать не мог о том, что чужая нация будет как-то использовать его для собственной выгоды. Никогда бы на женщин он такого не подумал. Тем более на мусульманок.

На страницу:
1 из 3