Близнецы из Пиолана

11

Фабрегас не спал всю ночь. Рано утром он помчался в участок, по пути нарушая все допустимые ограничения скорости, словно надеясь таким образом избавиться от чувства вины, преследующего его с того момента, как он обнаружил бездыханное тело Нади. Он говорил себе, что должен был проявить больше внимания, больше такта. Помнить о том, что имеет дело с ребенком…

Слова детского психолога, услышанные накануне, лишь усилили его гнетущее состояние. Выяснилось, что еще один ребенок может подвергаться опасности. Мальчик, которому отвели роль Рафаэля… Фабрегас кипел от гнева. Он чувствовал себя беспомощным, неспособным управлять ситуацией. Грядут новые драмы – он это знал, чувствовал кожей, однако не имел ни одного четкого следа. Как добраться до этого ребенка, пока с ним ничего не случилось? Специалисты по информационным технологиям, находящиеся в его подчинении, сказали, что найти мальчика не представляется возможным. Они пытались вычислить его через аккаунт Нади, но у девочки оказалось полторы сотни друзей, половина из которых была мужского пола, и приватная переписка с ними не содержала в себе ничего подозрительного.

Фабрегас не знал даже, с чего начать поиски. Ничто не указывало на то, что ребенок из Пиолана или хотя бы из этого региона. Тем не менее нужно было провести проверку в «Ла Рока» – она оставалась его последней надеждой. Не только потому, что там училась половина городских детей, но и потому, что это было единственное место, имеющее отношение ко всем похищенным – близнецы Лессаж тридцать лет назад, а также Надя и Зелия ходили именно в эту школу.

Фабрегас явился в «Ла Рока» в сопровождении четырех подчиненных. Директора он предупредил заранее, чтобы тот облегчил ему задачу. План был прост: опросить всех мальчиков десяти-одиннадцати лет и выяснить, не появлялась ли в последнее время среди их фейсбучных друзей некая Солен или кто-то еще, с кем они не были знакомы в реальной жизни.

Директор, которому эта история нравилась все меньше и меньше, выполнил все требования жандармов наилучшим образом. Он освободил несколько классов, вызвал родителей тех учеников, которых предстояло опросить, и попросил учителей перенести утренние занятия на другое время.

Капитан, в свою очередь, провел короткий инструктаж для подчиненных: детей опрашивать только в присутствии кого-то из родителей или представителя DDASS[16]; ни в коем случае не выходить за рамки формата обычной беседы. При опросах будут присутствовать школьные учителя, которые проследят за тем, чтобы эти правила не нарушались. Отнюдь не всем родителям понравилась идея увидеть свое чадо сидящим напротив человека в жандармской униформе, но директор проявил незаурядный дипломатический талант и сумел их убедить, что все происходящее имеет лишь одну цель: предотвратить новые трагедии.

От результатов опроса Фабрегас пришел в ужас. Почти все дети сказали, что регулярно общаются в сети с людьми, которых не знают и никогда в жизни не видели. Аргументация была примерно такой: «Ну, он все время вывешивает всякие приколы у себя на стене», «У него куча друзей и свой Ютуб-канал». Единственное, что немного утешало, – никакой Солен в друзьях у опрошенных в последнее время не появлялось. Однако нельзя было исключить, что похититель использует и другие псевдонимы. Возможно, выбирает их, ориентируясь на увлечения своих будущих жертв. К тому же «Фейсбук» наверняка был далеко не единственным из его охотничьих угодий. Многие дети пренебрежительно говорили, что эта сеть «только для старичья» и что «из наших там одни придурки».

Через два часа Фабрегас вышел из класса в еще более угнетенном состоянии, чем туда зашел. В глубине души он понимал, что все эти расспросы бесполезны. Ни разу за все это время он не ощутил столь знакомого ему покалывания в основании шеи – этой личной примете он уже давно научился доверять. Если кому-то из этих детей предстоит стать следующей жертвой похитителя, те скудные сведения, которые жандармам все же удалось собрать, никак не смогут этому воспрепятствовать.

Фабрегас уже собрался уходить, когда его окликнул директор школы. Как выяснилось, ему прислали список работников службы доставки, которые привозили школьные обеды накануне.

– Среди них действительно был один временный работник, – сообщил директор с ноткой торжества. – Его анкету они тоже обещали прислать.

Эта информация, вместо того чтобы обрадовать капитана, лишний раз напомнила ему, сколько невыполненных задач остается на данный момент, тогда как время работает против него. Нужно найти Зелию живой и здоровой, при этом не забывать о том, что еще одному ребенку, ее ровеснику, может угрожать опасность. Фабрегас пытался убедить себя, что вероятность этого не слишком высока и стоит сконцентрировать все усилия на том преступлении, которое уже свершилось. Девочка похищена, и ее нужно вернуть родителям, пока еще не слишком поздно.

– Мне нужна эта анкета немедленно! – заявил он категоричным тоном, словно желая утвердиться в своем окончательном выборе.

– Должно быть, уже прислали, – ответил директор. – Если хотите, я схожу проверю.

– Я пойду с вами, – объявил Фабрегас и направился следом за директором в его кабинет.

Дойдя до двери кабинета, директор остановился и, немного поколебавшись, произнес:

– Есть еще кое-что, о чем вам нужно знать, капитан.

– Я вас слушаю.

– По поводу этого временного работника…

– Ну и?..

– Я выяснил, как вы меня и просили… Он приезжал и в тот день, когда исчезла Надя.

Фабрегас застыл на месте. Наконец-то он нашел зацепку. Он был в этом уверен.

Те несколько минут, которые понадобились директору, чтобы открыть дверь, включить компьютер и проверить почту, показались капитану нескончаемыми. В голове пульсировала только одна мысль: узнать имя и увидеть лицо человека, который отныне будет фигурировать в этом деле как главный подозреваемый.

Письмо с прикрепленным файлом действительно пришло. Директор хотел было распечатать файл, но Фабрегас больше не мог ждать. Он развернул монитор экраном к себе и открыл присланную анкету. Она содержала обычные сведения: имя, адрес, номер карточки социального страхования – все это существенно облегчало поиски. Затем Фабрегас всмотрелся в данные внимательнее – и ему показалось, что его внутренности завязываются в узел.

Здравый смысл подсказывал ему, что это может быть обычным совпадением.

Но стук крови в висках заглушал эти доводы.

Временного работника сети ресторанов «Элита» звали Рафаэль Дюпен, и, согласно данным карточки соцстрахования, он родился в 1978 году.

В том же году, что и Рафаэль Лессаж.

12

Фабрегас взял с собой всего двоих подчиненных, чтобы отправиться по адресу, указанному в анкете Рафаэля Дюпена. Официально капитан намеревался лишь задать этому человеку несколько вопросов в рамках текущего расследования: не заметил ли он чего-то странного в день исчезновения Зелии? Не видел ли он Надю, выходящую из школы, неделей раньше? Ни один следственный судья не выдал бы ордера на арест только на основании факта, что временный работник службы доставки школьных обедов носит то же имя и родился в том же году, что и мальчик, пропавший тридцать лет назад. В глазах любого чиновника эти детали сами по себе не давали основания для подозрений.

Однако первоначальная интуитивная догадка Фабрегаса вскоре нашла вполне рациональное подтверждение.

Остановившись возле дома под номером 1879 по авеню Прованс, жандармы вынуждены были смириться с очевидностью: Рафаэль Дюпен их провел. Это было небольшое двухэтажное здание, первый этаж которого занимал магазинчик печатной продукции, а на втором располагалась единственная квартира, принадлежащая его владельцу. Последний, впрочем, почти сразу же сообщил, что предоставлял свой почтовый ящик (за скромную плату) в распоряжение человека, о котором шла речь, – доставщика школьных обедов, – но тот редко забирал почту сам.

– Иногда вместо него приходила женщина, иногда – другой мужчина. А его я видел всего три-четыре раза – это за полгода.

– Вы могли бы его описать?

– Попробую, – вздохнул торговец, явно сожалея, что приходится терять драгоценное время вместо того, чтобы заработать несколько лишних евро.

Чуть раньше Фабрегас уже отправил запрос в ресторанную сеть «Элита» с требованием составить словесный портрет Рафаэля Дюпена. Если два описания совпадут, он сможет организовать наблюдение за магазином прессы, а также приступить к разработке плана незамедлительных действий. Поскольку в его распоряжении пока не было никаких внешних примет подозреваемого, расставлять по всей округе полицейские кордоны не имело смысла. Оставалось запастись терпением и ждать.

Вернувшись в участок, Фабрегас нос к носу столкнулся с Жаном Вемезом. Бывший начальник, судя по всему, успел разузнать последние новости и решил явиться непосредственно к их источнику за дополнительными сведениями.

– Извини, Жан, но при всем уважении к тебе я не могу посвящать тебя в детали расследования.

– Да подожди ты! Я знаю, что у тебя есть подозреваемый и что этот человек может оказаться сыном Виктора. Позволь тебе напомнить, что я практически полностью разрушил свою карьеру из-за поисков этого мальчика, и уж если кто заслуживает быть посвященным во все подробности, так это я!

Фабрегас кипел от возмущения. Эта информация ни в коем случае не должна распространиться. Придется принять жесткие меры, чтобы избежать утечек. Пиолан – городок всего на пять тысяч душ, и любой слух здесь разлетается мгновенно. Последнее, чего хотелось бы капитану, – чтобы все местные жители включились в охоту за воображаемым преступником.

– Позволь мне делать свою работу, – сдержанно сказал он. – У меня пока одни только предположения, и, честно тебе скажу, все они вилами по воде писаны. Все, что я могу тебе сказать, – человека, которого мы ищем, действительно зовут Рафаэль, и он родился в том же году, что и сын Виктора Лессажа. Но, согласись, это не бог весть что. К тому же у нас нет ни одного доказательства, что он причастен к похищению девочек. Все, чего я хочу, – это допросить его.

– Мне-то лапшу на уши не вешай. Не забывай, что я тебя и натаскал. Жюльен, ты ведь не просто так вышел на него? Кто-то дал тебе путеводную ниточку, верно?

Фабрегас сделал глубокий вдох и медленный выдох. Он понимал, что бывший начальник не оставит его в покое так просто, и не мог его в этом винить. На его месте он вел бы себя точно так же.

– Чтобы между нами не возникало разногласий, – сказал он, будто не слышал вопроса, – я попрошу тебя держать Виктора Лессажа подальше от всего этого.

– Но ведь речь идет о его сыне!

– Ты не знаешь этого наверняка, Жан, и я тоже не знаю! Если уж ты считаешь его своим другом, мне кажется, самое меньшее, что ты можешь для него сделать, – это не давать ему ложных надежд, пока все не прояснится.

На это Жан Вемез не нашел что возразить, поскольку и сам с трудом мог поверить в возвращение сына Виктора. Все эти годы у бывшего жандарма только крепла уверенность, что Рафаэль мертв. Она единственная помогала ему поддерживать в себе силы. «Дело близнецов из Пиолана» стало для него бездной, которая полностью его поглотила. Оно разрушило его брак, сильно осложнило отношения с сыном и едва не лишило разума. Если он до сих пор продолжал бороться, то только ради Виктора. Этот человек заслуживал того, чтобы узнать правду.

– Какой у тебя план? – спросил он, как бы по умолчанию принимая условие Фабрегаса.

– Как только у меня будут его приметы, я разошлю их во все участки, чтобы начать поиски повсюду. Если этого окажется недостаточно, пусть развесят объявления с его фотороботом на каждом столбе. До сих пор, как я понимаю, он особо не скрывался. Так что, надеюсь, еще до вечера мы узнаем о нем побольше.

Словно в подтверждение этих слов застекленная дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник юный лейтенант, один из помощников Фабрегаса, с листком бумаги в руке. Капитан жестом разрешил ему войти.

– Вы получили описание? – спросил он.

– Да, капитан. На его основании был составлен фоторобот.

– Хорошо. Вы знаете, что делать, – разошлите его во все полицейские участки и патрульные службы департамента.

Лейтенант, которому, судя по бравому виду, не надо было ничего повторять дважды, тем не менее замешкался у дверей.

– Чего вы ждете, Викар? Письменного распоряжения?

Лейтенант продолжал переминаться с ноги на ногу, не решаясь заговорить.

– Кажется, в этом нет особой необходимости, – наконец произнес он нерешительным тоном.

– Вот как? И почему же?

– Все как с цепи сорвались, – пробормотал лейтенант, – мы не успеваем отвечать на звонки… С тех пор как в городе узнали о пропаже Зелии, чуть ли не каждый житель хочет сообщить, что он что-то такое заметил… А теперь еще этот…

– Викар! – категоричным тоном прервал его Фабрегас. – Даю вам ровно десять секунд, чтобы все объяснить! Время пошло!

– Рафаэль Дюпен…

– Что – Рафаэль Дюпен?

– Он сидит у нас в приемной. Хочет с вами поговорить.

13

Фабрегас, безусловно, оценил бы по достоинству такую сознательность Рафаэля Дюпена, если бы не вновь усилившееся неприятное ощущение, которое не покидало его с самого начала расследования. Капитан в очередной раз убедился, что не управляет ходом событий, а подчиняется ему.

Он решил немного помариновать Дюпена в комнате для допросов, а заодно дать себе небольшую передышку, чтобы подумать, как лучше выстроить разговор. Капитан хотел составить впечатление о собеседнике заранее, поскольку, пусть даже Дюпен добровольно явился в участок, он по-прежнему оставался подозреваемым номер один.

Фабрегас наблюдал за Дюпеном сквозь поляризованное стекло. Человек, удобно расположившийся на стуле, закинув ногу на ногу, не проявлял ни малейшей обеспокоенности. Разве что иногда, словно забывшись, покусывал ноготь, но вид у него при этом был рассеянно-скучающий, словно он не знал, чем еще себя занять. Фабрегас слегка улыбнулся. Большинство преступников считают себя умнее всех. Они думают, что могут управлять своими эмоциями и сохранять внешнюю невозмутимость, словно профессиональные игроки в покер. В этом они, надо признать, не так уж неправы. Но они не понимают, что именно эта показная безмятежность их и выдает. Если бы им довелось хоть раз присутствовать на допросе в качестве посторонних наблюдателей, они бы знали, что невинный человек всегда трепещет перед лицом правосудия.

Фабрегас начал допрос тоном дружеской беседы. В конце концов, Рафаэль Дюпен явился сюда сам, по доброй воле, поэтому нет нужды излишне на него давить.

– Вы даже не представляете, от скольких хлопот вы нас избавили, месье Дюпен!

– Вот как?

– Ну да. Мы ведь уже собирались объявлять вас в розыск.

– Ах, вы об этом… – он пожал плечами. – На работе мне сказали, что вы хотите со мной поговорить.

– И вы тут же сами к нам пришли, – констатировал Фабрегас без тени иронии.

– Но ведь это проще всего было сделать, разве нет?

– Вы могли бы нам позвонить.

– У меня нет телефона.

Дюпен по-прежнему выглядел спокойным, почти апатичным. В его тоне Фабрегас не уловил ни малейшего раздражения. Казалось, этот допрос ничуть его не касается. Словно бы на вопросы отвечало физическое тело, тогда как у души были занятия поинтереснее. Где-то в другом месте.

– У вас нет телефона, – повторил Фабрегас, – и, насколько я понимаю, почтового ящика тоже нет.

– Именно так.

– Мы с коллегами побывали в доме, который вы указали в анкете как место проживания.

Подозреваемый слегка нахмурился, словно ему потребовалось сделать усилие, чтобы понять, куда клонит собеседник. Но почти сразу в его глазах промелькнул веселый огонек.

– Когда я пришел к ним наниматься, у меня вообще не было крыши над головой – с одной квартиры я съехал, другую еще не нашел. Поэтому и адреса не было. В анкете я указал тот, где забирал почту. А новый адрес я забыл им сообщить.

– Ах, вот в чем дело. Но вы забыли сообщить его не только в сети ресторанов «Элита», куда устроились на работу, но и в магазине прессы, где продолжали забирать почту.

– Да, наверно… Замотался на работе. Знаете, как бывает…

– Само собой. – Видя, что этот след никуда не ведет, Фабрегас предпочел сменить тему. – Вы родились в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, правильно?

– Именно так.

– Не могли бы вы уточнить, где?

– В Карсане. Богом забытый городок на том берегу Роны… А что, это важно?

Фабрегас отметил про себя, что Дюпен впервые отреагировал на заданный вопрос. А ведь этот человек с самого начала заявил, что понятия не имеет, зачем жандармы его ищут, но до сих пор так и не потребовал объяснений.

– Профессиональное любопытство, – уклончиво ответил капитан. – Ну что ж, месье Дюпен, я полагаю, вам не хочется здесь задерживаться, так что перейдем к делу. Как вы знаете, две девочки из школы «Ла Рока» пропали с интервалом в несколько дней, и до сих пор ничего не известно об одной из них.

Фабрегас не сообщил ничего сверх того, что было опубликовано в прессе. Только те, кто имел отношение к расследованию, знали о том, что Надя отсутствовала два дня по собственной воле, и тем более о том, что она совершила самоубийство.

– Да, я знаю. Ужасная история.

Это было сказано без особого сочувствия, но, в конце концов, отсутствие эмпатии само по себе не преступление.

– Нам известно, что вы доставляли обеды в школу в те дни, когда обе девочки исчезли.

– Да?.. Ну, раз вы так говорите…

Фабрегас начинал терять терпение. Он не мог понять, с кем имеет дело – то ли с недалеким обывателем, то ли с первоклассным актером.

– Да, я так говорю, – произнес он уже более сухо. – Но хотелось бы услышать, что скажете по этому поводу вы.

– По какому поводу? Простите, я не понимаю…

– Вы не заметили возле школы что-то странное или не совсем обычное в те два дня?

– Да разве я теперь вспомню?.. В какие два дня, кстати?

Все тот же безучастный голос. Такое ощущение, что говоришь с подростком, которого только что разбудили…

– Вчера, месье Дюпен, я говорю о вчерашнем дне! В тот день пропала Зелия. Что касается Нади, к ее похищению мы еще вернемся…

– Надя – это та, что вернулась?

– Совершенно верно. К сожалению, мы не можем сказать того же о Зелии, поэтому нам нужна ваша помощь.

– Но что вы хотите от меня услышать? Я приехал в школу к десяти утра и оставался на кухне до половины третьего. Потом я сел в фургон и поехал домой.

– Прямиком домой?

– Нет, конечно, сначала я заехал на работу, оставил грузовик там и пересел в свою машину.

– И за те четыре часа, что вы были на школьной кухне, вы ничего странного не заметили?

– Да нет, я был занят по горло. Может, мой напарник что-то видел? Он часто выходил из кухни в столовую. Вы с ним уже говорили?

– Пока нет, но обязательно поговорим.

Чем больше затягивался допрос, тем отчетливее Фабрегас понимал, что у него нет оснований задерживать этого человека. За исключением того, что он приезжал в школу в те два дня, когда пропали две девочки – причем одна из них, как выяснилось позже, скрывалась по собственной воле, – ему нечего было предъявить. А если считать это поводом для ареста, с таким же успехом можно арестовывать и директора, и всех учителей… Нет, единственная причина, по которой Рафаэль Дюпен оказался здесь, – это сочетание его имени и года рождения. Любой адвокат опротестует задержание в два счета, да еще и поглумится над незадачливыми стражами порядка… Но поскольку подозреваемый пока не настаивал на присутствии адвоката, Фабрегас решил пойти ва-банк:

– Месье Дюпен, не могли бы вы оставить нам свой образец ДНК?

14

Все это время Жан провел по другую сторону поляризованного стекла, наблюдая за допросом. Фабрегас не возражал: его бывший начальник умел быть убедительным. Жан Вемез знал Солен и Рафаэля почти столько же лет, сколько их собственный отец. Образы близнецов сопровождали его всю последующую жизнь – он запомнил каждую более-менее примечательную черточку их внешности и характера, проявившуюся за одиннадцать лет их жизни.

Однако сейчас он смотрел на человека сорока с лишним лет и понимал, что эти сведения вряд ли окажутся полезны. Да, Рафаэль Дюпен обладал некоторым, едва заметным сходством с исчезнувшим много лет назад подростком, но Жан ни в коем случае не стал бы категорически утверждать, что это он и есть. В его воспоминаниях у Рафаэля, которого он искал почти полжизни, были более тонкие черты и более задумчивое выражение лица, но разве нельзя сказать того же о любом мальчике его возраста? У человека, сидящего в комнате для допросов, были те же орехового цвета глаза, что у Рафаэля Лессажа, но более приплюснутый нос и слегка обвисшая кожа на лице, впрочем, это вполне объяснялось возрастными изменениями. Жан прекрасно помнил метаморфозу, произошедшую с его собственным сыном. Менее чем за два года ангелочек с шелковистыми волосами превратился в нескладного неуклюжего дылду, тощего как жердь. Даже голос стал другим. Издержки переходного возраста…

В конце концов Жан вынужден был признать: его экспертиза ничего не стоила. Рафаэль Дюпен мог оказаться Рафаэлем Лессажем – как мог им оказаться любой другой более-менее похожий мужчина, рожденный в 1978 году. Хотя в те времена это имя было менее распространено, оно отнюдь не считалось экзотичным. Конечно, Виктор Лессаж смог бы определить точнее, но требование Фабрегаса было категорическим: Виктор не должен знать ничего о ходе расследования и тем более появляться в участке. Предвидя возможную реакцию Лессажа-старшего, капитан справедливо опасался непоправимых последствий.

Рафаэль Дюпен отказался от анализа ДНК. Отказ прозвучал не грубо, но твердо. Подозреваемый слегка улыбнулся Фабрегасу и коротко ответил: «Нет». Судя по всему, этот человек знал о своих правах и понимал, что у него не могут принудительно взять образец ДНК в отсутствие серьезных либо многочисленных улик. Фабрегас, разумеется, сообщил, что отказ может расцениваться как косвенное свидетельство вины, но Дюпена это ничуть не впечатлило.

Фабрегасу ничего не оставалось, кроме как отпустить его. Не было никаких оснований для задержания, к тому же тот факт, что подозреваемый явился к жандармам самолично, развеял бы сомнения любого следственного судьи. Даже если Дюпен и есть тот самый человек, которого они ищут, он очень ловко маневрирует.

Дежурный проводил Дюпена к выходу, оставив Фабрегаса одного, в досаде и раздражении.

Через некоторое время, отчасти восстановив душевное равновесие, капитан вызвал Викара, чтобы дать ему новые инструкции. Теперь, когда жандармы выяснили настоящий адрес Рафаэля Дюпена и место его рождения, Фабрегас решил, что должен узнать о нем все.

– И если я говорю «все», лейтенант, это не фигура речи, – добавил он. – Я хочу знать, в какой школе он учился, чем занимались его родители, в каком состоянии его банковские счета… Короче, я хочу, чтобы вы прочесали всю его жизнь мелким гребнем. Надеюсь, я понятно выразился?

– Без ордера… – нерешительно произнес Викар.

Фабрегас ненадолго задумался, потом все же решил умерить свои притязания.

– Пока соберите столько данных, сколько сможете. При необходимости напирайте на то, что речь идет о безопасности детей. Я тем временем решу вопрос с ордером.

– Слушаюсь, капитан!

Когда Викар вышел, Фабрегас помахал рукой перед стеклом, давая знак Жану, который все это время терпеливо ждал в соседней комнате, что он может зайти. У капитана не было необходимости спрашивать бывшего шефа, узнал ли тот в подозреваемом Рафаэля Лессажа, – они заранее договорились, что в случае твердой уверенности Жан войдет в комнату, прервав допрос под каким-нибудь незначительным предлогом. Поскольку он этого не сделал, стало понятно, что его сомнения так и не развеялись.

– Слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, – с кислой миной процедил Фабрегас.

– Я не говорю, что это не он. Просто я не уверен…

– А образец ДНК мы не можем у него взять без его согласия.

– Да, я знаю.

Расследование так и не сдвинулось с мертвой точки, тогда как с момента исчезновения Зелии прошло уже двадцать четыре часа. Ее жизнь могла находиться в опасности – двое сидящих в комнате мужчин это прекрасно понимали. Но не было ни одного следа, по которому они могли бы пойти.

Догадываясь, о чем думает Фабрегас, Жан попытался его утешить:

– А что, если с Зелией та же история, что и с Надей? Может быть, она тоже скрывается по своей воле?

– Может быть… – без особой уверенности отозвался Фабрегас.

В глубине души Жан разделял его скептицизм, но мысль о том, что они могут найти еще одно бездыханное тело ребенка, была невыносима. Он так и не оправился после смерти Солен. До сих пор, тридцать с лишним лет спустя, перед глазами у него порой возникала девочка в белом платье и венке. Он закрывал глаза, но она не исчезала. Иногда она улыбалась, но чаще вид у нее был жалобным, она словно молила о чем-то… Такого он не пожелал бы никому, тем более человеку, сидящему напротив. Фабрегасу и без того отныне предстояло жить, постоянно помня о самоубийстве Нади, и этот груз был слишком тяжел, чтобы добавлять к нему новый.