bannerbanner
Внучка. Роман
Внучка. Роман

Полная версия

Внучка. Роман

Язык: Русский
Год издания: 2024
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 5

Внучка

Роман


Виктор Юнак

Издательство «Литературная Республика»

Выпускающий редактор Людмила Топольницкая

Дизайнер обложки Егор Савченков


© Виктор Юнак, 2024

© «Литературная Республика», 2024

© Егор Савченков, дизайн обложки, 2024


ISBN 978-5-605-27106-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Людей в кафе было немного и Николай Борисович Спицын, высокий, плотный мужчина лет пятидесяти с густой шевелюрой наполовину седых волос, с аккуратной бородкой толщиной в палец, решил, чтобы малость отдохнуть и поднабраться сил, выпить чашечку кофе. За сегодняшний день он устал – почти четыре часа бродил он по городу, не гнушаясь заглядывать и в те закоулки, куда обычно приличных людей не водят. Изучал один из крупных районных центров области и людей, живущих в нем. Район был самый дальний, километров триста от областного центра и таким закругленным клином врезался в соседнюю область.

Уже четвертый день он ездил по области, посещая райцентры, знакомясь со своим новым полем деятельности.

Как раз в одном таком закоулке, на самой окраине Воровайска он и забрел в кафе перекусить. И остановился на пороге в нерешительности: вероятно, в нем ничего не поменялось с поздних советских времен. Ну, разве что, декор да оборудование с мебелью. Насколько он понял, официантами здесь и не пахло (хорошо, что, в обмен, не пахло, образно говоря, и кислыми щами да тараканы не бегали тарелкам). Впрочем, секундное замешательство завершилось решимостью дойти до кассы и заказать себе кофе.

Очередь, пусть и небольшая, двигалась медленно. Точнее, пока не двигалась вообще. Раздатчица куда-то ушла, толстая кассирша, позевывая в кулак, сонными глазами блымала по очереди, пока не наткнулась на помятое, плохо выбритое лицо Аркаши Худикова, бывшего завсегдатая, бывшей пивнушки, сменившей нынче вывеску на более приличную – кафе «Цезарь», хотя и совсем не подходившую данному заведению. Скорее, это была память о советской столовой. Аркаша тут же поймал взгляд кассирши и, в знак приветствия, чуть приподнял за козырек поношенную бейсболку.

– Чё, Аркаша, тянет сюда, как к матушке? – ехидно поддела мужика кассирша.

– Да черт-те что сделали. Ну, черт с ней, с вывеской, так хоть бы пиво оставили разливное, – проворчал Аркаша в ответ.

Кассирша глухо засмеялась и живот ее при этом грозился сорвать кассу.

– Куда бес унес эту Райку? Тут жрать охота, хоть лопни, – отозвался еще один бывший завсегдатай.

– Придет сейчас. Чё ей спешить-то? Навару никакого нету, – снова зевнула кассирша.

Наконец, пришла раздатчица Райка. Очередь зашевелилась. Николай Борисович получил свой кофе, два кусочка сахару (кассирша лишь удивленно пожала плечами – и это всё?), и окинул взглядом зал, выбирая, куда бы пристроиться. Взгляд его упал на столик, за которым уже сидели Аркаша с сотоварищем. Его почему-то потянуло именно туда, хотя рядом были совершенно свободные столы.

– К вам можно присоединиться? Не помешаю?

Аркаша лишь молча зыркнул на слишком прилично одетого Спицына и предупредительно убрал со стола кепку, водворив ее вновь на давно нечесаную голову, повернув козырьком назад. Его сотоварищ придвинул поближе к себе тарелку с макаронами и двумя бледно-розового цвета сосисками. При этом он удивленно окинул взором полупустой зал.

– Если не погнушаетесь, милости просим.

– Что значит, не погнушаетесь? Я людей никогда не гнушался, – Николай Борисович сел, развернул упаковку сахара, оба кусочка опустил в чашку, тщательно размешивая ложечкой.

– Сидят там депутаты-дармоеды, в этой Москве. От сытой жизни законы всякие выдумывают, учат, как жить. То не пей, это не ешь, – причитал Аркаша. – А у меня каждодневно руки дрожат, понял. Раньше как хорошо было: шел на работу, свернул сюда, принял кружечку пивка и со спокойной душой к верстачку, понял. Как миленький работал. А работа у меня – во! Сам директор за меня пишется. Золотые потому что руки. А теперь: ни пивка тебе, ни креветок, одни приветы. Зато всё прибрали, стульёв понаставили, как на этом Западе.

– Так и завод теперь не тот, слышь, Аркаша! Прихватизирован! А кем?

– Кем?

– Так это, бывшим главным нашим ментом.

Разговор все более заинтересовывал Спицына. Он сначала слушал молча, затем решил спросить.

– Не нравятся, значит, новые порядки?

– А чё хорошего? Одна сплошная коррупция. А эта, едрисня так и вовсе распоясалась в горсовете: все под себя. А как выборы, так сразу все из нее, из этой партии и выходят. Стесняются, что ли?

– Знаешь, что недавно меня мой отпрыск тринадцатилетний спросил? – обратился Аркашин сотоварищ к Спицыну.

– Что?

– Папа, говорит, я теперь единорос, посмотри, как я подрос.

Аркаша прыснул со смеху, да при этом так неловко хотел поддеть сосиску вилкой, что она, подпрыгнув от прикосновения, выскочила из тарелки и подкатилась к чашке Спицына. Аркаша, засмущался, налившись краской, и быстро схватил ее потемневшей от постоянного общения с металлом ладонью и быстро вернул ее на предназначенное ей место. Сотоварищ сообразил в такой неловкий момент несколько отвлечь внимание Спицына и спросил:

– А вы, как я погляжу, не местный?

– Вы наблюдательный товарищ. В командировке я здесь.

– Судя по костюмчику, импортный?

– Верно! С запада привезли.

– А вы на Западе бывали? В Европе? – снова подал голос Аркаша и его давно выцветшие от хмеля глаза покрылись серой пленкой восхищения и зависти.

– Приходилось и в Европу ездить, и в Америке бывать.

– А правда, что нас, русских, в этих европах-америках не любят?

– Скорее, боятся. Непредсказуемости нашей боятся, не знают, что можно от нас ожидать.

– А это хорошо или плохо? – спросил сотоварищ.

– Смотря с какой стороны смотреть.

– Вот там житуха, наверное? – проглотив очередной кусок сосиски, произнес Аркаша.

– Разная там житуха, но я не об этом. Я о том… Тебя как зовут? – Николай Борисович, казалось, совсем забыл про уже совсем остывший кофе. Разговор его начал увлекать все больше.

– Аркаша я. Худиков.

– Так вот знай, Аркаша Худиков, если бы ты на Западе, перед приходом на завод принял бы кружечку, тебя бы даже через проходную не пустили. Да и в России при царе-батюшке Николае Втором, сразу после начала первой мировой войны был объявлен по всей Российской империи сухой закон…

– Иди ты! – Аркаша аж привстал.

– Врешь, поди! – вставил слово и сотоварищ.

– Не верится, правда? А ведь и тогда народу с трудом верилось. Казалось, убытки от этого будут колоссальные. А получилось-то что?

– Что получилось, не тяни?

– А то получилось, Аркаша, что в то время, при той организации труда, с теми средствами производства производительность труда возросла сразу в три раза. И Россия, отсталая, забитая, мужицкая Россия сумела в той войне с развитыми Германией и Австрией выдюжить.

– Ну да, а после этого мы еще и половцев с печенегами одолели, – как само собой разумеющееся произнес Аркаша.

Спицын, который в этот момент отхлебнул уже почти остывший кофе, выплеснул все это назад, в ту же чашку. Он тут же отставил ее в сторону, затем достал платок вытер губы и захохотал.

Оба друга удивленно смотрели на Спицына, искренне не понимая, что его так рассмешило.

– А чё я такого сказал? – наконец спросил Аркаша. – Это ж по телеку говорили.

– Мой тебе совет, Аркаша, не смотри ты этот телек. А если уж смотришь, то воспринимай все критически.

– А что, ты хочешь сказать, что в телеке все вранье? Так ведь, в самом деле, там про печенегов говорили. Я тоже слышал, – поддержал приятеля сотоварищ. – Или что – не одолели?

– Да нет, все правильно – одолели! Только это было лет за тысячу до германской войны.

– Ни х… фига себе! – присвистнул Аркаша. – Я и правда, об этом не подумал.

Спицын взглянул на часы и поднялся.

– Спасибо за компанию, мужики. К сожалению, у меня еще дела.

Аркаша с сотоварищем приподнялись, прощаясь. Спицын направился к выходу, достав телефон и приложив его к уху.

– Умный мужик, видать! – почтительно протянул, глядя ему вслед, Аркаша.

– Слушай, Аркаш, мне кажется, я его уже где-то видел, – также наблюдая за уходившим Спицыным, сотоварищ почесывал затылок.

– И где б ты его мог видеть, дура?

– Кажись, по телеку и видел.

– А что! Он может и в телеке – язык у него подвешен.

Николай Борисович вышел на улицу. Первые летние сумерки незаметно подкрались к городу, хотя до наступления темноты было еще далеко. Повсюду царила суета часа пик. Разумеется, она не сравнится с суетой большого города, но по местным меркам – было достаточно людно. То и дело туда-сюда проносились автобусы и маршрутки, лавировали на запруженной проезжей части разноцветные и разномастные легковушки и даже грузовики не были редки. Спицын видел, что мостовые в городе совсем никудышные и это еще больше замедляло движение. Впрочем, это беда всей страны.

Впрочем, Спицыну дышалось здесь довольно легко – в сравнении с загазованностью Москвы, да и областного центра, экология в Воровайске пока еще была в порядке. К тому же, здесь зелени много, да и река Воровайка, хотя и небольшая, и неширокая, зато чистая, вносила свою добрую лепту. Кстати, что за название интересное такое, надо бы выяснить.

Николаю Борисовичу захотелось спрятаться в тень какого-нибудь парка или скверика, чтобы вдохнуть полную грудь озона и осмыслить увиденное здесь и в других городах за эти четыре дня, понять, с чего ему начинать и что нужно кардинально изменить. Завтра он вернется в область. По своему многолетнему опыту он знал, что лучше всего и спокойнее всего ему думается именно при тихом шелесте зеленых волн на каком-нибудь уединенном зеленом островке, куда не доносится надсадный рев автомобильных моторов и где лишь изредка разрывают тишину звонкие детские голоса.

В задумчивости Николай Борисович едва не наткнулся на среднего роста худую женщину лет сорока пяти с распущенными длинными волосами медного цвета, несшую две тяжелые сумки с продуктами. Женщина решила немного передохнуть и, остановившись, поставила сумки на землю. В этот момент Николай Борисович и наткнулся на нее.

– Смотреть надо, куда идете, – раздраженным от усталости голосом бросила та.

– Простите, ради бога, – смутился Спицын. – Задумался я немного.

– Здесь людей, что червей после дождя, а он задумался. Того и гляди, сами кого-нибудь раздавите, либо на вас наступят, – уже более добродушно произнесла женщина, откинув назад вырвавшийся от ветра вперед локон, и снова берясь за сумки.

– Меня не раздавишь, я толстый, – улыбнулся Спицын. – Далеко вам идти-то? Позвольте я вам помогу.

Он вопросительно посмотрел на женщину своими большими, карими глазами и та благодарно улыбнулась.

– Спасибо вам огромное! А то устала после работы, такой пустячок домой не донесу.

Николай Борисович подхватил сумки и у него тут же от напряжения вспухли жилы на руках и шее.

– Ничего себе пустячок! Килограммов десять, не меньше! Как вам муж позволяет такие тяжести носить?

– А у меня нету мужа. А дочку жалко просить, она еще молодая, силы ей для другого пригодятся. Да и не далеко мне – напрямую через сквер, за мостом.

Они потихоньку пошли вперед.

– А я признаться, как раз какой-нибудь сквер или парк ищу. Хочу подышать свежим воздухом да птичек послушать.

– Да вон, сквер-то! За угол только свернуть. Там и правда зелени много… А вы, значит, нездешний?

– Да вот… Приехал сюда только сегодня.

– Проездом или работать, извините за любопытство?

– Ну, как сказать, – Птицын на мгновение задумался. – Считайте, что работать.

– Значит, надолго.

– Как получится. А город красивый, мне нравится.

Они дошли до перекрестка, за ним нужно было повернуть налево. И там Спицын, действительно, увидел много деревьев и окрашенную в черный цвет ажурную чугунную ограду. Он слегка замедлил шаг и стал с любопытством рассматривать свою случайную спутницу. Это была довольно живая, симпатичная женщина, с ухоженным лицом и роскошными, длинными ресницами. Женщина боковым зрением поймала его взгляд и немного смутилась.

– А вы давно живете в этом городе.

– Да, практически всю жизнь, – усмехнулась женщина. – С небольшим перерывом на учебу в институте. И родители, и прародители мои здесь жили. Город знаю, как собственную руку: где болит, и где тонко, а где и помыть не мешало бы.

– Простите, пожалуйста, мне неудобно обращаться к вам, не зная вашего имени-отчества.

– Тамара Ивановна.

– Очень приятно! А меня – Николай Борисович, – Сивоконь кивнула в ответ, а Спицын, между тем, продолжил:

– Не могли бы вы мне, Тамара Ивановна, в таком случае, сказать, где у вас тонко, и где не мешало бы помыть?

Они вошли на территорию сквера через такие же чугунные ворота, и Тамара Ивановна остановилась. Она этим самым хотела сказать, что он уже у цели, но Спицын смотрел на нее в ожидании ответа на поставленный вопрос и Сивоконь, немного смутившись, продолжила движение.

– Вы хотите откровенного ответа?

– Разумеется!

– Побольше бы порядка да поменьше шараханий и суматохи. Да еще хватит людей красить в белый и черный цвета.

– И что, много здесь краски на это уходит?

– Вы что, с луны свалились, или такой уж дотошный журналист? – засмеялась она. – Сейчас ведь всё журналисты моду взяли к людям приставать.

– Давайте считать, Тамара Ивановна, что я – свалившийся с луны дотошный журналист.

Женщина еще громче рассмеялась и остановилась.

– Есть тут у нас один… Ну, критикует очень сильно бывшего губернатора, да и мэра не забывает. Так его чем только не поливают. И в телевизоре, и в газетах. А ведь он нередко говорит в глаза властям то, о чем думает практически каждый вороваец. Потому что пресса вся куплена олигархом, да губернатором Коньковым. Или вот завод, где я работаю мастером. Электромеханических инструментов. Чудом уцелел завод в девяностые. В нулевые на ладан дышал после приватизации. А потом купил его наш бывший начальник УВД – и совсем плохо стало.

– А что так?

– Да ему на нас, наплевать, он там какие-то свои делишки проворачивает, даже зарплату не всегда вовремя выплачивает.

– И вы это терпите?

– А что делать? Куда пойдешь? Здесь, кроме этого завода, еще только трикотажная фабрика да пару пекарен и всё!

– А раньше как было?

– Раньше здесь еще большой домостроительный комбинат был – теперь на этом месте торгово-развлекательный центр открыли. Дело, конечно, тоже нужное: молодежи ведь надо где-то энергию свою сбрасывать. Зато сколько криминала там происходит.

Они перешли через небольшой мост, под которым лениво катила свои серого цвета воды речка Воровайка. Сивоконь остановилась и протянула руки к сумкам.

– Мы, собственно, из сквера-то вышли, Николай Борисович.

– Нет, нет, не беспокойтесь! Сквер ведь от меня теперь не уйдет. Я вас провожу до дома и назад вернусь, если не возражаете, конечно.

Она молча кивнула и не спеша двинулась дальше.

– А за то, что душу мне раскрыли, огромное вам спасибо.


Немного помолчали. Подошли к старой панельной пятиэтажке хрущевского призыва. Немного не доходя до первого подъезда, Сивоконь остановилась.

– Ну, вот мы и пришли. Еще раз спасибо за помощь.

– Не стоит благодарности.

Николай Борисович поставил на землю сумки, погладил одну другою покрасневшие от напряжения руки. Глянул на табличку с улицей и номером дома. Наконец, решился на самый важный вопрос.

– Простите, ради бога, еще раз Тамара Ивановна, что совсем замучил вас вопросами, но мне хотелось бы вас спросить еще кое о чем.

– Пожалуйста! Вопросы, это такая ноша, от которой я пока не устаю.

– Вы, вероятно, знаете о том, что сняли вашего губернатора?

– Конькова, что ли? Как же не знать. Почти десять лет здесь хозяйничал. Мы вообще удивлялись, как его не арестовали, как некоторых его коллег.

– А есть за что?

– Так это вы лучше в прокуратуре узнайте.

– Обязательно узнаю. А вас хотел бы просто спросить, каким человеком был Коньков?

– Себя он слишком любил. Ну, и деньги, конечно! Нравилось ему, когда его хвалили и заискивали перед ним. Хотя и не глупый мужчина был. При нем ведь не так и плохо народу жилось. Хотя, как я уже и говорила, не любил, когда супротив его воли шли. Ни один оппозиционный митинг не разрешал.

– Ну а как вы лично к нему относились?

– Да никак! Он что мне муж, сват, брат?

– Спасибо, Тамара Ивановна! – он взял ее маленькую ладонь в свою большую и пожал ее.

– Так это вам спасибо! И сумки мне помогли нести и разговором развлекали, – засмеялась она.


Николай Борисович повернулся и быстрым шагом заторопился к скверу. Достал телефон, набрал номер.

– Петя, улица Школьная у сквера. Давай, подъезжай.

Водитель, даже задремавший в салоне от долгого ожидания, включил зажигание.

– Уже еду, Николай Борисович.

Тамару Ивановну у самой двери подъезда остановили сидевшие на лавке две старушки-соседки.

– С кем это ты погуливаешь, Том?

– Я не погуливаю, теть Маша, просто вежливый мужчина предложил помочь мне донести сумки до дома.

Она не стала останавливаться, а сразу вошла в подъезд. Старушки же, глядя ей вслед, переглянулись.

– Знаем мы этих вежливых.

– Погоди, погоди, Тонь! Что-то мне лицо этого мужчины знакомым показалось. А?

Та лишь пожала плечами.

Никому ведь не могло даже в голову прийти, что по их городу ходит собственной персоной назначенный Москвой исполняющий обязанности губернатора Николай Борисович Спицын. Он всегда так делал, прибывая на новое место службы – сначала лично сам ознакомится со своим новым хозяйством, а затем уже соберет администрацию.

2

Тихонов сделал последнее усилие и устало сначала прилег на Филатову, затем откинулся на спину, прикрывшись одеялом до уровня груди. Они оба тяжело дышали, лица их хоть и были раскрасневшимися, но сладостно-умиротворенными.

Чуть более года прошло, как они стали интимно близкими людьми, и это их сблизило не только в постели, но и в общих целях в бизнесе. Ему под сорок, ей слегка за тридцать. Как раз пора обозначать перспективы дальнейшей судьбы.

Ирина Филатова – помощница президента крупной финансовой корпорации «ФедКол», одного из крупнейших налогоплательщиков региона, и, по совместительству, любовница этого самого президента – Фёдора Максимовича Кольчугина, который, несмотря на свои почти семьдесят и большие болячки, был все еще весьма активен и в бизнесе, и в постели (правда, здесь он редко когда мог обходиться без вспомогательных препаратов). Разумеется, Евгений Тихонов знал о периодических забавах своей любовницы со стариком, но они совместно выработали определенную тактику и целеустремленно ей следовали.

Тихонов с бритой налысо головой и довольно скуластым лицом был вице-президентом корпорации, блестящий экономист с оксфордским образованием. И мало кто сомневался, что, в случае отхода от дел, именно он станет президентом «ФедКола». Сам Кольчугин и Филатовой, и Тихонову доверял безоговорочно, а они, в свою очередь, делали все, чтобы привлечь на свою сторону весь, ну или, по крайней мере, большинство из топ-менеджмента корпорации.

– Я вчера получила результаты теста, – Филатова повернулась на бок и положила голову на плечо Тихонову. – Могу тебе официально сообщить – я беременна уже на третьем месяце.

Он поднял голову, посмотрел на нее сверху, но она продолжала лежать на плече, прилагая усилия и не давая ему повернуться. Они встретились глазами, и он заметил в ее зрачках какие-то лучики то ли радости, то ли хитрости. Выдохнув весь накопившийся в груди воздух, он снова опустил голову.

– Я смотрю, ты не рад?

– Я рад, – после небольшой паузы ответил он. – Только считаю, что это не совсем вовремя. Могли бы и подождать полгодика. Ты ведь сама говорила, что он проболтался тебе о том, что врач дал ему полгода – от силы год жизни.

– Наоборот! Как раз очень вовремя.

На сей раз уже она сама приподнялась и, согнув руку в локте, подставила ее под голову. Он повернулся к ней, и она прочитала в его взгляде удивленный вопрос.

– Но ведь нам еще практически целый год придется играть в подпольщиков, а тут твоя беременность.

– Зато потом мы сразу станем генералами, Жень.

– Объясни, пожалуйста.

– Теперь я заставлю старика на себе жениться. Ну, или, по крайней мере, переписать завещание на мое имя.

– И каким же образом, Ира? Ты, вероятно, забыла, что он женат.

– Да у него жена – божий одуванчик. Сама уже на ладан дышит. Зачем ей целый миллиард?

– Я знаю подобных божьих одуванчиков, которым уже под сто лет, и они прекрасно себя чувствуют.

– Я скажу ему, что жду от него ребенка.

– Ты хочешь меня убедить, что у этого старпера еще что-то стоит?

– А куда он денется, если снова выпьет вуку-вуку.

– Хорошо! Но ты уверена, что он тебе поверит?

– Поверит! Я же и в самом деле беременна…

– Но теперь ты повергаешь меня в сомнение, на счет твоей беременности.

Филатова поняла, что переборщила. Наклонилась к Тихонову, поцеловала его в губы.

– Не думай, что от него, Женя. Это твой ребенок. Представляешь, я стану наследницей всех его капиталов, а ты – президентом корпорации.

– Не говори «гоп», пока не перепрыгнем. Я думаю, некоторые члены Совета директоров с этим не согласятся.

– А куда они денутся, если мы с тобой еще и официально заключим брак.

– Послушай, детка! Он хоть и старый, но еще не в маразме. Ты не думаешь, что он может потребовать сделать ДНК-тест.

– Конечно, потребует. Но, Женечка, милый, в этой стране все продается и все покупается. А у нас с тобой денег достаточно, что получить нужное нам заключение медиков.

– Ты, оказывается, очень опасный человек, Ириша. Так ты когда-нибудь и меня самого подсидишь.

– Не дождешься, милый, – засмеялась она. – Я тебя люблю и никогда не предам… Ну, если, конечно, ты не станешь мне изменять с какой-нибудь молодой стервой.

Он обхватил ее тело, прижал к себе, пытался поцеловать, а она хохотала и вертела головой, уворачивая свое лицо.

3

Совет директоров корпорации принял решение вложиться в реальное производство, для чего была создана управляющая компания, а ее руководитель введен в совет директоров. Выбрали несколько вариантов в разных городах области, промониторив заранее промышленные предприятия. В каждый из этих городов Кольчугин отправил двух вице-президентов и исполнительного директора. Филатову выпал город Воровайск с его заводом электромеханических инструментов. По оценке экспертов, завод в последние пару лет резко снижал производительность, хотя возможности для его дальнейшего развития, безусловно, были.

Кроме мониторинга завода и его акционеров, была получена полная биографическая справка о мэре Воровайска Иванове. Ознакомившись с ней, Тихонов сразу понял, что эта рыбка клюнет на наживку. Он заранее созвонился с мэром и договорился о личной встрече. Речь в разговоре, разумеется, шла об инвестициях в городской бюджет.

И вот «гелендваген» Тихонова въехал в Воровайск, проехал самый большой мост через речку Мамайку, свернул на улицу, ведущую к центральной площади, где и находилась администрация города и района. Впереди на светофоре загорелся красный свет. Пока стоял в ожидании зеленого, Тихонов вдруг передумал ехать к администрации. Решил сначала проехать к заводу. Пока выстраивал в смартфоне новый маршрут, загорелся зеленый свет, и нетерпеливые водители сзади стоявших машин начали сигналить. Тихонов проехал перекресток и остановился у тротуара. Наконец, регистратор показал маршрут: нужно было развернуться и поехать в другой конец города.

Он затормозил у проходной, вышел из машины, пока не решив, что будет делать. Через проходную внутрь прошло сразу несколько человек. Судя по их неброским одеждам, это были рабочие. Он знал, что завод работал в две смены, и, глянув на часы, не без основания предположил, что это шла, как раз вторая смена. Пристройка проходной располагалась рядом с двухэтажным зданием администрации из белого кирпича, построенной, скорее всего, еще в шестидесятые-семидесятые годы прошлого столетия. Впрочем, здание было в приличном состоянии. Видно по всему, что администрация заботилась о нем. Сразу за пристройкой находились автоматические металлические ворота. Они как раз в этот момент открылись и с территории завода выехала груженая тентовая «ГАЗель».

Он прошелся несколько раз туда-сюда вдоль забора. Неожиданно ему в голову пришла лихая мысль – прикинуться человеком, который устраивается на работу на этот завод. Оставив вещи в машине, он вошел в здание и подошел к турникету, слева от которого сидел в плексигласовой кабинке охранник. Здесь была своя проходная.

На страницу:
1 из 5