Притяни к себе счастье. Сборник психологических сказок

– Зелье не компот, яблоками не обойдёшься. Что класть хоть научи! – заныла Надежда.

– Тетрадь то у тебя зачем? Читай! – стоя уже на пороге проворчала Мышь, – помни только, без эликсира домой не вернешься! Здесь останешься навсегда! – и исчезла, тихонько прикрывая дверь, клубок выскользнул следом.

Надежда спешно схватилась за тетрадь и начала листать страницы, пробегая глазами несколько абзацев тут и там, и в какой-то момент наткнулась на рецепт, где говорилось о способностях к выживанию, ценностях, племени и энергии.

– Вот, вот он, нужный рецепт, – бормотала она, – ища глазами необходимые ингредиенты.

Подошла к очагу, запалила огонь и, доставая чугунок, начала перечислять:

8 листиков шиповника

Шепотка толченой коры столетнего дуба

21 лепесток сирени

Веточка ракитника

21 каплю берёзового сока

17 слезинок

2 морковки

0,5 литра козьего молока и 0,5 литра колодезной воды

Большую ложку мёда

Когда всё закипит, перемешать и бросить в варево 16 бусин с браслетов

Варить 1 час, непрерывно помешивая.

Когда остынет окунуть туда 12 раз кристалл.

Перелить всё в синий флакон и 9 раз обнять его, периодически взбалтывая. Употреблять на рассвете по 13 капель.

Пока отыскивала нужные ингредиенты, задумалась, где взять 17 слёз? Плакать ей не хотелось, она улыбнулась и решила положить смешинки.

– Кашу маслом не испортишь, – вспомнила давно слышанную поговорку и добавила, – смех лучшее лекарство.

Процесс зельеварения затянулся. Проснувшийся кот потребовал молоко, и пришлось с ним поделиться, а в эликсир добавить отвар овса, а вместо ракитника, который Надежда нигде не обнаружила положить плющ. Она привыкла к импровизации в приготовлении пищи, но эти замены её немного смущали. На вкус не повлияет, однозначно, а вот на качество волшебства – неизвестно.

Так или иначе, эликсир был готов, перелит в синий вычурный флакон с притертой пробкой. Надя прижала флакон к груди, и обняла его 9 раз, как было велено. На секунду она закрыла глаза и еле слышно прошептала: «Хочу открыть глаза и оказаться дома в горячей ванне с чашкой огненного кофе в руках». Женщина открыла глаза и поняла, что стоит возле своего дома. Купаясь в лучах алого заката, она подставила лицо теплу уходящего дня. Впитывая каждой клеточкой тела магию сгущающихся сумерек, она призвала на помощь мудрость Вселенной и энергию природы.

– Всё-таки, видимо, немного нахимичила со сменой ингредиентов, раз оказалась не совсем там, где хотела, —, засмеялась она.

Но наедине с небом, лавочкой, вечереющим последождием и птичьими трелями над головой, ей было ничуть не хуже, чем в горячей ванне. Она держала в руках пухлую старую тетрадь и вспоминала свои приключения. Ей вновь вспомнились бабушкины слова:

—Фантазёрка ты, внученька, мечтательница. Дар в тебе сказки сочинять, смотри не потеряй его! Он в человеке, как цветочек, а мечты – солнышко. А чтобы дар тот расцвел, да в силу вошёл, ароматами напитался – нужно всю жизнь идти на свет мечты.

—А что если попробовать? – подумала Надежда и лукаво улыбнулась.

Вскоре рукопись была готова. Немного посомневавшись и, не слушая увещевания родных, она отправила её в несколько издательств. Время ожидания тянулось долго. Ведь ждать и догонять – это то ещё занятие. Но издательства откликнулись, что берут её рукопись в работу, и даже пригласили на заключение договора. Известие это породило в ней смешанное чувство радости и беспокойства.

– А вдруг не получится? А вдруг вернут, да ещё отругают?

Но она пила по утрам эликсир из синей бутылки, листала старую тетрадь и напитавшись энергией, продолжала писать свои чудные сказки и они стали разлетаться, как горячие пирожки. Радости её не было предела.

Благословение Рода

Шурочка могла подолгу стоять на берегу, смотреть на окружающую природу или слушать шум ветра. Ласковые тёплые волны, нагретые солнцем камни, чистый воздух, который так приятно вдыхать полной грудью – все это делало её умиротворенной. Изо дня в день она приходила сюда набраться сил, смотрела на голубую гладь вод в окаймлении холмов, слушала крики чаек. А пенистые волны бились о берег всё ближе и ближе к её ногам, словно хотели схватить её и утащить к себе.

Дома же, она чувствовала, что сковывает ее что-то по рукам и ногам, сердце сжимается ледяным комом или скачет зайцем. Она вглядывалась в собственную жизнь, даже не жизнь, а повторение судьбы матери и бабушки и ей становилось не по себе. Неужели она будет также болеть, ворчать, всю жизнь подавлять свои амбиции и цели? Ведь в семье родителей все жили средне, не высовывались и выскочек не любили. Может время такое было – лишнее слово не скажи, может, привычка. Да и потом, уже в своей семье муж подсмеивался: «Со свиным рылом, да в калашный ряд».

Ей вспомнилось, как в детстве её всё время одергивали, говоря: «Всяк сверчок знай свой шесток», а когда спрашивала почему так или эдак, то добавляли: «Не в свои сани не садись». Не очень понимая почему, она на слово верила старшим, ведь они учили жить. Бабушка никогда не говорила о своих чувствах, она скрывала своё происхождение, мало рассказывала о жизни, загадочно улыбалась и пела Шурочке песенки про кота. Все свои тайны она унесла с собой в могилу, но это только на первый взгляд. Эти самые тайны и непрожитые чувства перешли по наследству Шурочке, а она, возможно, передала их своим детям. Потому как привыкла, вроде так и надо, так все живут.

Но что – то сломалось внутри, и стала Шурочка все чаще тосковать о свободе, о чем-то неведомо прекрасном, что собственной, именно собственной, жизнью зовется. Вот и сегодня допоздна женщина слушала перешептывания ветра, а потом любовалась танцем звёзд в синеве небосклона, отпуская мысли в свободный полёт и перебирая аккорды мелодий судеб, судеб родных и близких.

– Видимо, сегодня ничего дельного в голову так и не придёт, – подумала она, заходя домой, – завтра подумаю.

Напряжение дало себя знать. Шурочка обреченно зевнула и, задремала под нежные соловьиные трели, льющиеся в приоткрытое окно.

Шурочка спешила на самолет. В одной руке держала билет в один конец с неразборчиво вписанным там пунктом назначения, а в другой сжимала ручку огромного чемодана на колёсиках. В этом чемодане было самое ценное, без чего она не мыслила себя. «Пип —пип…!» – жалобно всхлипнул индикатор над багажной лентой у стойки регистрации.

– Перевес, – равнодушно объявил дежурный, – принять на борт ваш багаж не представляется возможным.

– Я доплачу! – занервничала Шурочка.

– Вот все вы так, доплачу, доплачу… Кирпичи что ли везёте?

Доплатив, Шурочка сломя голову поскакала к трапу. Ещё чего не хватало, чтоб каждый интересовался, что у неё в чемодане. Да у неё там вся жизнь. Рабочий в оранжевом комбинезоне помог поднять на борт багаж, и проводил взглядом женщину, которая даже не обернулась. Шурочке показалось, что полёт был недолгим, и мягкое приземление её порадовало, но потом самолёт резко завихлял и выкатился к тропе. Единственная пассажирка спустилась по трапу, ухватила свой багаж и двинулась по тропинке, которая уверенно повела её через поле. Нырнула в берёзовую рощу и заспешила дальше. Шурочка огляделась. Вековые горы в синих шапках за рекой издали приветствовали её. Вокруг такая красота и покой. Только на душе у Шурочки как-то тревожно, потому и поспешила она на Поляну заветную, в Лес Зачарованный. В ушах жалобно вздохнул ветер, в груди громко ухнуло сердце. Рядом с ней стало твориться что-то невообразимое: птахи то испуганно гомонили, то так же настороженно молчали. То с одной стороны, то с другой проносились серые тени бегущих волков. В высоком небе среди рваных серых облаков носились большие птицы, похожие на драконов, оглашая небо тревожными криками.

– Чуден Лес, – Шурочка решительно двинулась вперёд по какой-то ей одной ведомой тропе, лишь вздохнув, – кого и чего только нет здесь,

Неожиданно она оказалась внутри облака тумана. Влага появилась на лице, плечах, под ногами, в чашечке каждого листика и на каждой веточке. В этой белёсой смеси, такой густой и такой неощутимой разом, спрятались деревья, и едва приметная тропа. Через несколько минут туман побежал вперед, подталкивая её. Шурочка еле выбралась из молочного облака, а оно устроилось на макушке сосны, разложив свои причудливые юбки, аккуратно расправив их и наблюдая за путницей.

Долго ли коротко плутала женщина по лесу, но, в конце концов, оказалась на краю большой поляны, опоясанной хвойным лесом. В центре – огромный многолетний дуб, окружённый большими валунами. Где-то в глубине души Шурочка поняла, что она на месте, что это Заповедная Поляна, и что этот дуб – Древо её Рода. В центре круга, образованного валунами вдруг вспыхнул небольшой костёр и появился седовласый Старец. Женщина почувствовала зов и двинулась к кругу. Немного не дойдя до границы, остановилась.

– Ты одна из нас, Александра, – не то утверждая, не то вопрошая молвил Старец, – за помощью пришла, и жестом пригласил к костру.

Маленький огонёк вспыхнул и запылал ярче. Камни, окутанные полупрозрачной дымкой, превратились в кресла. В них восседали нарядно одетые мужчины и женщины – Хранители Рода. Под дубом самое большое кресло пустовало. Седовласый Старец, с мудрыми глазами и мощной фигурой, что встретил её, прошёл к нему и сел. Шурочка тихо направилась следом, и её тотчас заметили, ей улыбнулись. Хранителей было 14 – 7 по правую руку от Старейшины и 7 по левую. Одно кресло пустовало, видимо для неё. Она осторожно подошла к нему, провела рукой по шершавой поверхности камня, и пальцы сразу начало покалывать. Тепло побежало от руки по всему телу. Ей показалось, что это не кресло, а трон, в котором ощущается Сила – Сила Рода. Шурочка устроилась на этом величественном месте, закрыла глаза.

– Зачем пришла, мы знаем, но знаешь ли ты? – строго глядя на неё, спросил Старейшина.

Шурочка испуганно вжалась в кресло.

– Для чего ты таскаешь эти кирпичи? Как же ты так не жалеешь-то себя? – продолжил он.

—Там вся моя жизнь! Все самое ценное и дорогое. Все, без чего меня нет… Я даже не представляю, что можно отсюда выложить, и где-то оставить, – Шурочка горестно вздохнула.

– Открывай, – эхом откликнулись Хранители.

Шурочка щёлкнула замками, подняла крышку и погладила рукой содержимое. Огромные камни заполняли всё нутро чемодана. Серебристые, голубые, розовые и даже чёрные, они горделиво сверкали боками, словно, говоря:

– Вот мы какие, ценные – драгоценные, красивые – прекрасивые, хозяйке нужные!

– Да уж, самое то, с собой таскать, – проворчал Хранитель справа.

Старец строго взглянул на него и, указав на потемневший от времени, немного замшелый камень, велел отнести его к костру.

– Это же устои в семье, – самоуверенно воскликнула Шурочка, – верность порядкам, поступкам и проступкам, правилам и запретам.

– Вот-вот, так устоялось всё, что мхом обросло.

Один из Хранителей взял розовый камень с пузырями и поднял его вверх, тот засветился и детским тоненьким голоском пропищал: «Мамочка, я так тебя люблю! Я, как и ты, тоже буду ничего не успевать и все делать в последний момент». Голубой камень в полоску басил о том, что нельзя плакать, потому что это некрасиво. А черный вопил, что надо быть лучше других, сочувствовать и переживать за всех. Камни шевелились, верещали на разные голоса, создавая шум.

– Вот они твои устои – повторение судеб родителей, бабушек и дедушек. Что хорошего в этом? Надо жить своей жизнью, иметь своё мнение, заботиться о себе и знать цену. Разве ты хочешь идти маминой дорогой или бабушкиной? Неужели ты об этом не задумывалась?

– Я не буду повторять ничью судьбу, согласно закивала головой женщина, – буду жить по-своему, искать новые пути.

Шурочка почувствовала, как сквозь неё от каждого их Хранителей потёк золотой поток. Он пропитывал её всю и сливался с пламенем костра. Над огнем появился тонкий золотистый обруч и двинулся по воздуху к первому слева Хранителю. Шурочка почувствовала зов: «Подойди, Чаруша!»

– Твоё истинное имя – Чаруша. Его знать должны только ты и Род, – сказал Хранитель Шурочке, преклонившей перед ним колени, и, словно венец, надел ей на голову обруч-диадему со словами, – имя одно. В любом другом Роде тебя примут по истинному имени. Оно не меняется никогда, какие бы посвящения ты не получила в последствии. Это не прозвище. Обретя истинное имя, его не потеряешь. Забыть его, конечно, можно, но Род все равно будет его помнить. Имя – это ключ к памяти твоего Рода. Ты одна из нас! Помни, кто ты есть!

С этими словами он снял обруч и передал следующему Хранителю. Идя по кругу, Шурочка получила от каждого Хранителя Благословение и Дар. Она кланялась, принимая ту Силу и Любовь, что приходили к ней. Когда диадема попала к Старейшине, он посмотрел прямо в глаза женщине. Любовь переполнила Шурочку, и она услышала:

—Ты наша! Проси чего хочешь, Чаруша, – хоть золота мешок, хоть лучшего жеребца, хоть коров стадо. Только храни всегда внутри тепло и любовь. Помни, кто ты есть!

Старейшина надел на её голову диадему-обруч и выжидающе посмотрел в глаза. Все золотые лучи вновь сосредоточились на Шурочке. Та задумалась. О чём можно просить Род? Ведь ей дали столько любви и силы, что она готова горы свернуть.

– Ну, горы не трогай, пусть себе стоят, – засмеялся Старейшина, словно читая её мысли, для себя желай что-нибудь, Чаруша, для своей собственной жизни.

Шурочка улыбнулась, ей не нужны коровы и жеребцы, и мешок золота ни к чему, пусть будет лад в семье, здоровье, достаток. Пусть не прерывается связь с Родом, ей ведь так хочется узнать истоки, истории предков и написать об этом для потомков. Хранители согласно кивнули и вынесли на поляну огромный сундук. Старейшина легко откинул крышку, и Шурочка на мгновение ослепла от света, что излучал огненный шар, лежащий внутри.

—Так выглядит наше Благословение, – говорит Старейшина, – Видишь, это просто Свет, чистая энергия. Из неё уже создаются покровы и события. Мы запечатаем слова Благословения в твоём разуме и твоём сердце. Душа их уже давно знает. Встань, Чаруша, подойди ближе к шару и закрой глаза.

Шурочка приблизилась к огненному шару и закрыла глаза. Она не знала, не ощущала, сколько времени простояла так, Перед её внутренним взором шар мерцал и светился, будто в нём отражались лучи солнца. Шурочку окружили, множество людей, в красивых одеждах и пошли хороводом, создавая Обережный круг. Глаза их были закрыты, но движения точны и грациозны. Они пели ей своё благословение: «Род надо чтить и уважать, традиции, конечно, соблюдать. Вниманьем никого не обделять, поляну Родовую навещать. Своею жизнью нужно жить, а путы, что мешают, просто распустить».

Когда Шурочка наконец-то открыла глаза, костёр погас, и Хранители исчезли, кресла превратились в валуны. А она сидела на одном из этих валунов под бескрайней завораживающей глубиной чёрной бездны, усыпанной мириадами светлячков-звезд. На голове у неё обруч-диадема, а на руках браслеты из перламутровых жемчужин. Она подошла к дубу, поклонилась ему и прижалась, ощущая шершавый ствол. Ветви, напитанные Любовью, обняли Шурочку и она услышала их шелест: «Ты можешь приходить к нам за Силой, Помощью и Благословением, когда тебе будет это нужно. Помни, кто ты есть».

В приоткрытое окно проник свежий воздух и, не находя препятствия, сквозняком прогулялся по комнате. Неистовый птичий щебет ворвался следом и заставил Шурочку открыть глаза. Золотые лучи утреннего солнца ласково прокрались по подушке, маня за собой. Просыпаться Шурочке совсем не хотелось, такой чудный сон был. От воспоминаний голова пошла кругом, что-то ёкнуло и сжалось в груди. Хранители. Поляна. Костёр. Что это было? Её рука потянулась за стаканом воды, и она жадно сделала большой глоток. Поднялась с постели, накинула халат, сунула ноги в тапки, и подошла к кофеварке. Повернувшись, взглянула в зеркало и обомлела. Ей показалось, что там отражается какая-то женщина. Нет, глаза её, Шурочкины, подбородок, волосы тоже её. Но на голове возвышался обруч-диадема. Да и такого шикарного платья у Шурочки никогда не было. Взгляд зацепился за браслеты из крупных жемчужин на запястье. Шурочка перевела взгляд на свои руки, держащие пустой стакан – браслетов не было. Она потрясла головой, ущипнула себя за бедро – сон что ли? Кто ж там в зеркале?

– Ты одна из нас, Чаруша! – звонко засмеялось отражение, – Помни, кто ты есть!

Шурочка подошла к зеркалу ближе, потрогала его серебристую поверхность. Там отражалась она, Шурочка. Немного лохматая после сна, в халате и тапочках.

– Совсем крыша поехала, привидится же такое, – махнула рукой и двинулась на кухню.

Возле кофеварки лежала та самая диадема из сна. Шурочка схватила её и прижала к щеке. Ощутила тепло костра и услышала шёпот:

– Храни всегда внутри тепло и любовь. Помни, кто ты есть!

– Голос предков, – воскликнула она, – так это был не сон?!

Её семья часто собирается вместе. Они перебирают старые фотографии, вспоминая бабушек, дедушек, тетушек. Отыскались родственники, о которых Шурочка даже не подозревала. Она побывала в Сибири и на Дальнем Востоке, где жили прадеды, прошлась по тем местам, где могла ступать их нога, узнала много интересного о тех временах и теперь собирая всё это вместе, хочет сделать летопись Рода. И в семье у неё с благословления Рода все здоровы, дружны и живут в мире, согласии и достатке.

Путешествие на ту сторону

День молча погружался в бездонные сумерки. Облака, словно седоватые кудри на чьей-то голове, расползлись по темнеющей глади небес, а огромный глаз луны, как надсмотрщик, лениво взирал из корявой глазницы:

– Все на месте в Королевстве? Все идёт чередом?

В распахнутые окна покоев заползли душный аромат туберозы, рулады лягушачьего хора и переливы соловья. Незаметно подкрадывалась ночь. Обычно красота таких моментов околдовывала Её Величество, уносила в воспоминания, подбрасывала новые мысли. Но сегодня Королева просто печально побрела к конюшне. Главный конюший, молча, поклонился и потёр свой красный нос, похожий на свёклу.

– Ну и вонь у тебя здесь, – повела носом Королева, – подготовь мне гнедую, немедленно! И чтобы когда я вернусь, здесь пахло розами! Ро – за – ми, – произнесла она по слогам.

– Куда направляетесь, Ваше Высочество, на ночь глядя? – конюший отвязал невзрачную кобылицу и подвёл к Королеве.

– Не твоё дело! Ступай, порядок наводи!

Королева ловко вскочила в седло и ударила кобылу под бока кожаными сапожками. Лошадь, удивлённо заржав и ударив копытом, обернулась и смерила её надменным взглядом, а затем грациозно пошла меж деревьями. Королева, еще в детстве, будучи любопытным ребёнком, исследовала окрестные леса и поля и знала тут каждую тропинку, каждое дерево. Вот и сегодня все было как обычно – шагом, рысью… Что произошло, Королева не поняла, но вдруг кобыла рванула в карьер. Прохладный ночной воздух бил в лицо, деревья слились в единую зеленную полосу. Разгорячённая кобыла летела над дорогой, как птица, едва касаясь копытами земли, но вдруг споткнулась и всадница, не удержавшись в седле, рухнула на землю. Казалось, прошла вечность, когда она смогла наконец-то открыть глаза. И поняла лишь одно, что находится в незнакомом и странном месте у ручья. Лошадь стояла неподвижно, расплескав гриву по воде, глядя искоса на свою наездницу.

– Очевидно, мне нужна новая кобыла, – в голосе Королевы слышалась не только обида, но и сожаление, – с тобой мы давно и понимаю, тебе тяжело это слышать. Но ночные прогулки и дальние поездки утомляют тебя. Только я не могу позволить себе такие траты, в казне почти нет денег, и казначей вряд ли согласится на такую покупку.

Во дворец они добрались, когда солнце уже вставало, и прохладный воздух заставлял ёжиться. Слуга принял лошадь, и повел вниз на конюшни. А Королева взошла на крыльцо и исчезла за резной дверью. Прошла в спальные покои и присела подле трёх свечей, бросавшие яркие отблески на роскошную постель, однако пока не собиралась отдыхать, ей не давали покоя предстоящие траты: столько всего надо, а тут ещё и кобыла подвела. Вскоре её привлёк какой-то шум во дворе, и она подошла к зашторенному окну. Сдвинув занавеску, увидела как во двор въехала блестящая белая карета, запряжённая лоснящимися белыми, в тон экипажу, лошадками в попонах с золотой отделкой. Позади ехал султан на великолепном жеребце в турецкой сбруе, узорчатом чепраке с кисточками и короткими стременами.

– Хороший арабский жеребец может бежать рысью от заката до рассвета, – подумала Королева, – мне срочно нужен такой жеребец, желательно из конюшни султана! Он знает в них толк! Ну почему содержание Королевства вылетает мне в копеечку, и я не могу позволить себе, то чего просит душа? Боже, как непросто быть Королевой!

Она подошла к зеркалу, поправила волосы, припудрила носик и хотела, было, выйти к прибывшим гостям, но взгляд задержался на шкатулке красного дерева с инкрустацией под чернёное серебро, которую ещё вчера доставил курьер, а она не удосужилась открыть до вечерней прогулки. Повертев в руках и попытавшись открыть шкатулку, которая, конечно, не поддалась без ключа, отложила в сторону и вышла к гостям. Торжественный приём, обед, пышная церемония с чаем отвлекли её от мыслей о белоснежном арабском скакуне и странной шкатулке. Но вечером вернулись назад и не давали покоя, вновь и вновь возвращая к тому, что она не может позволить себе желаемое.

Войдя в покои, Королева осторожно взяла шкатулку и к её удивлению она тотчас открылась. На бархатной полоске лежал золотой кулон в виде звезды с изображением бутона белой розы в центре и записка, где мелким почерком было выведено: «Твоя сказка начинается тут» и нарисован дуб. А ниже более крупно написано: «Мы хотим то, что хотим».

– Странно! – занервничала Королева и на её щеках даже проступили красные пятна, – кто прислал мне эту нелепую записку? Какая ещё сказка начинается?! Что я дитё неразумное?! А кулон ничего, симпатичный, – молвила она, надевая на шею тонкую золотую цепочку.

– Вот и славно, начинаем путешествие.

– Переутомилась я что-то, уже мерещится ерунда всякая, – проворчала Королева, услышав эти слова, даже от неожиданности присела, и огляделась Рядом никого не было. Но её насторожило то, что кулон начал вдруг светиться и роза на нем раскрывать лепестки.

– Ты активировала, – тот же менторский голос из шкатулки продолжал, – игру. Делай первый ход, иначе будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

– Какая игра, какой ход? Ничего не понимаю, – продолжала нервничать Королева.

– Твоя сказка начинается и она не должна застрять на первом же шаге. Вперёд, моя Королева!

Поток воздуха подхватил её и завертел с такой силой, что у той перехватило дыхание, и вот уже темное небо раскинулось над её головой. Упругий ветер несёт ароматы полыни и шалфея, а земля, покрытая изумрудной травой, мягко пружинит под копытами рыжего мустанга, на котором мчится отважная всадница.

—Ех-ха!» – выдохнула она, – неси, брат, – и, наклонившись, прижалась к горячей шее коня, – лети, конь! Лети!

И только ветер засвистел в ушах, развевая её светлые, почти белые волосы – ей показалось, что они и вправду взлетели, оторвавшись от земли. А Земля, удаляясь сине-зелёным шаром, осталась где-то внизу. Сверху, навстречу, надвигалась чернота – густая и ощутимая – и они окунулись в неё – окунулись без страха – спокойно и привычно… Копыта, мелькающие с невероятной быстротой, высекали искры огня из этой тьмы – а она, собирая их в ладони, бросала вверх – и всё ярче, всё зримее становился Млечный Путь, указывая им дорогу.

Через какое-то время конь со своей всадницей опустился на поляне у огромного дуба. Легко спрыгнув с коня, она посмотрела не него какими-то мудрыми, бездонными глазами, а красавец конь, подогнув передние ноги, стал на колени, склонился перед женщиной в глубоком поклоне – и застыл, как изваяние.

– Спасибо тебе, брат мой! – улыбнулась женщина тихо и светло, – и до встречи!

Неожиданно гигантская ветка с дуба улеглась перед ней стрелкой, указывающей путь. Стало тихо. Ни щебета, ни жужжанья, ничего. В этом безмолвии плыли облака, будто волшебные с огромные привидения. Отрывались друг от друга, сливались вновь, образуя стайки, смотрели, и, казалось, беззвучно хихикали. Женщина резко раздвинула ветви, шагнула в чащу, не обращая внимания на то, что затрещали кусты, посыпались сверху шишки. Это ничуть не смутило её. Она продиралась вперёд, ещё не зная зачем, но чувствуя, что ей туда. Лес оборвался неожиданно, открыв небольшую поляну с покосившейся избушкой, выглядывающей из-за ограды. Женщина приостановилась, что-то буркнула себе под нос и шагнула за городьбу. Избушка участливо посмотрела на нее мутными окнами и захлопнула ставни. Женщина решила обойти вокруг в поисках входа, но не тут-то было. Ноги словно приросли к земле. Тогда она робко постучала по створке, ответом была тишина. Женщина задумалась, остаться ни с чем, как-то не вязалось с её понятиями. Она забарабанила так, что избушку стало потряхивать.