Черный халифат

– Мишка, как твоя Алена?

– Никак. Развелись.

– Как-то у тебя все быстро, – крякнул Горюнов. – Не успели пожениться, уже разбежались?

– Ты чаще уезжай так надолго, забудешь и как я выгляжу, – упрекнул Знарков. – А у тебя как на дамском фронте? Помню, была какая-то Лена…

– Лена, Таня… – Петр махнул рукой. – С моими командировками… Кто выдержит?

– В командировках ли дело? Когда мы учились в школе, в Твери, ты ведь был компанейским парнем. Служба тебя иссушила, как солнце Востока.

Петр молча кивнул. Он и сам чувствовал в себе эти изменения. Но как могло быть иначе?

Распрощавшись с другом до завтра, Горюнов пошел к метро пешком. Солнце пекло затылок. У метро он купил букетик позднеосенних крупных ромашек, подумав, что надо прояснить вопрос с поспешным исчезновением соседки Александры, тем более завтра уже не будет смысла что-либо прояснять.

Он отвык от метро и сейчас от покачиваний в забитом пассажирами вагоне впал в задумчивость. Здесь он чувствовал себя в безопасности, даже среди такого количества людей – это расслабляло. Мысленно вернулся к новости, которой его ошарашил утром Александров, – Аббас Джабар Али Хамид в ИГИЛ?! Не замечал он за ним склонности к экстремизму, во всяком случае, если в Аббасе и таилась склонность к этому самому экстремизму, то лишь по отношению к туркам…

1996 год

После рабочей смены в порту Петр, которого в Стамбуле (это было еще до багдадской командировки) звали Марек Брожек, любил порыбачить на Галатском мосту до вечернего променада по наргиле-кафе…

Польский он выучил на спор за лето между первым и вторым курсом ВИИЯ, во всяком случае, сносно болтал, пока преподаватель арабского не услышал его экзерсисы на перемене. «То-то я слышу в вашем арабском странный акцент, – арабист выглядел как человек, которого давно мучила неразрешимая проблема, и он вдруг обнаружил решение, – этот ваш ужасный польский. Я вас сегодня по грамматике погоняю. Это отобьет охоту смешивать изучение арабского с польским…»

В Стамбуле Петр сделал все возможное, чтобы обратить на себя внимание в определенных кругах. Была опасность вызвать больший интерес у местных спецслужб, чем у курдов. Однако выбора особого Петр не имел. Александров поставил его перед необходимостью выполнять приказ – выйти на контакт с курдскими боевиками из НАОК [НАОК – народная армия освобождения Курдистана]. Еще не возникло проблем в Сирии, но руководство считало необходимым наладить связи с НАОК – опытной, неплохо вооруженной, сформированной давно, обкатавшей себя в боестолкновениях с армией и полицией Турции.

Попытки внедриться в одну из групп подполья, действующую в Стамбуле, уже предпринимались до него, но, если судить по донесениям тех разведчиков, не имели особого успеха. Структура довольно закрытая. Рядовым боевиком, наверное, можно наняться, однако курды не располагают достаточными средствами, чтобы содержать таких бойцов, пусть они даже семи пядей во лбу, а кроме того, предпочитают видеть в своих рядах курдов, проверенных, верящих свято в идею независимого Курдистана, а это возможно только при национальной заинтересованности.

Петр таскался по стамбульским наргиле-кафе, особенно тем, о которых ходила дурная слава, где собирались сомнительные личности и куда захаживали курды. Он заводил массу ни к чему не обязывающих знакомств и «пробалтывался» по мелочам. То, выпив лишнего, «сбивался» на арабский, обнаруживая, что он липовый поляк, то хвастался в умении хорошо стрелять. Ради туристов в местных кафе продавали алкоголь. Поляку выпить не препятствовали никакие морально-этические и религиозные ограничения. Банальные трюки обратить на себя внимание Горюнов использовал отчасти по тогдашней неопытности. Такое поведение могло вызвать лишь подозрение в том, что он работает на какую-либо спецслужбу. Однако, нарушая инструкции, он подспудно надеялся – непрофессионализм как раз и не вызовет подозрений.

По поводу курдского вопроса он никаких высказываний не допускал, но тем не менее старался выбирать курдов в качестве собеседников, обозначая, что готов бороться за любую идею, лишь бы платили и ради остроты ощущений.

Впервые на него вышли через месяц, на футбольном матче… Петр пошел на футбол с Савашем, хозяином квартиры, у которого снимал комнату. С ним он не просто соседствовал, но и приятельствовал.

На трибуне большого стадиона Инёню они сидели почти на самом верху. Прохладный вечер, подсвеченный мощными прожекторами по периметру овальной чаши, заставлял ежиться даже в шерстяном пиджаке. За высокими стенами, подпирающими террасы трибун, при ветреной погоде разметал довольно высокие волны Босфор.

Играл «Бешикташ» на своей домашней арене с «Фенербахче». Трибуны гудели, пели, били в барабаны. «Они болеют на футболе так же дружно, как молятся», – подумал Петр, глядя на безумствующую толпу фанатов. Он уже тогда думал, что дисциплинированность мусульман, приученность к послушанию, уважение к любому старшему, с одной стороны, создает из них отличных и даже великих воинов, о чем красноречиво говорят исторические факты, а, с другой стороны, эти же качества играют дурную шутку с молодежью, недостаточно грамотной, не слишком устойчивой психологически, но готовой к решительным действиям. Это используют уже многие годы вербовщики в различные террористические организации по всему миру. Почему-то именно мусульмане становятся шахидами, а если на это удается уговорить представителей других вероисповеданий, они все равно, прежде чем отправить на небеса сотню-другую человек, принимают ислам.

В любой религии хватает своих фанатиков и радикалов, однако ислам за последнее время побил все рекорды. Сильная вера, во что бы ты ни верил, может вызывать при недостатке воспитания и образования страшные патологические формы заблуждения, и ладно, если бы они грозили уничтожением только их обладателю. Но такие персоны, вернее, те, кто ими манипулирует, обычно желают смерти сотням окружающих…

На противоположной стороне в Южном секторе запалили петарды. Полиция не торопилась вмешиваться, зная норов болельщиков, своих соотечественников. Отдежурив, полицейские могли точно так же орать и бесноваться на арене любого стамбульского стадиона – и Фенербахче Шюкрю Сараджоглу, и Али Сами Йен, и на недавно открытом огромном стадионе «Ататюрк». Последний раз, когда Петр был на футболе, болельщики отдирали пластиковые сиденья с трибун и закидывали ими полицейских, швыряли их в коридор, куда удалились не оправдавшие их надежд футболисты.

Петр не обратил внимания, когда рядом с ним сел новый зритель с шарфом «Фенербахче» на шее. Это был обычный болельщик, пока он не спросил:

– Ты Марек?

Когда Петр кивнул, ему ткнули ствол пистолета под ребра.

В этот момент «Бешикташ» забил, болельщики бесновались, полетели петарды, что-то просвистело над головой Петра. Незнакомец крепко подхватил Горюнова под локоть.

– Выйдем! – крикнул он ему на ухо.

– Куда? – встрепенулся Саваш.

– Я быстро! – отмахнулся Петр и под конвоем пробрался к лестнице мимо возмущенных их хождениями болельщиков, наступая им на ноги.

Они вышли в коридор, почти пустой, вдалеке маячили двое полицейских. Горюнов взглянул в их сторону мельком, но тут же услышал короткое:

– Даже не думай!

Повернувшись, разглядел своего сопровождающего. Чуть ниже ростом Горюнова, черноглазый, чернобровый, с подвижным худощавым смуглым лицом. Он напомнил Петру отчего-то индейца из старого советского фильма. Но сейчас этот Чингачгук целился не из примитивного лука, а из пистолета.

На полицейских Горюнов взглянул на самом деле с опасением, что они вмешаются и все испортят. Он мог обезвредить чернявого парня, однако это абсолютно не входило в его планы.

– Ты кто? – спросил Петр, не проявляя никакого испуга.

– Думаешь, кто-то купится на твои дешевые трюки и заявления о том, какой ты крутой? – не ответил парень.

– Да я вроде и не рассчитывал на признание публики, – насмешливо посмотрел на него Петр. Он пытался понять, чьего роду-племени этот тип.

– Ты слишком хорошо говоришь по-турецки.

– Еще бы, особенно если учесть, что я поляк! Да убери ты ствол. Дырку в боку провертел. Больно же! А то отниму пушку.

– Напугал! – ухмыльнулся парень, но поверил и убрал пистолет, сунув его за пояс.

«Интересно, как он через рамку металлодетектора прошел? – прикинул про себя Горюнов. – Уж не потому ли, что полицейский или из MIT [MIT – Милли Истихбарат Тешкиляты – национальная разведывательная организация Турции, занимающаяся как разведкой, так и контрразведкой]? Подставной? Забавно, кто из нас кому подставляется?»

Их «общение» напомнило Петру странный танец, когда вроде бы он и совместный, но один танцует аргентинское танго, а другой – лезгинку. Оба двигаются энергично, но каждый по-своему. Горюнов тщил себя надеждой, что он-то танцует изысканное танго.

– Ты не турок, не поляк… – задумчиво проговорил чернявый. – Может, иранец?

Смысл вопросов навел Петра на мысль, что перед ним все же курд из РПК. Чего турку боятся иранцев? А он именно боялся.

Петр мог объясниться на персидском, потому что во времена арабского завоевания в персидский вошло много заимствований из арабского, но почему этот курд решил, что он иранец?

– Слышали, как ты говорил на арабском, – пояснил тот.

– Очень смешно! Где Иран и где арабский? – со смешком сказал Горюнов. – Что ты от меня хочешь? Думаешь, вычислил шпиона? А я вот, например, считаю, что ты – сотрудник MIT. Как ты протащил пушку сюда через металлодетектор?

– А если у меня тут родственник работает? Например, газон стрижет.

– Допустим, – кивнул Петр. – Долго будем выяснять ху из ху? Или ты хочешь конкретики? Тогда сведи меня со своим командиром. Знаешь Мардини? Ахмета Мардини? По глазам вижу, что знаешь. С ним и будет конкретика. И попроси его больше не подсылать неумех, которые тычут мне в бок пистолетом, даже не снятым с предохранителя.

– Могу и снять! – погрозил парень.

– Сними, рискни здоровьем! Сообщи своему боссу, что я не претендую на роль рядового боевика. Мне нужен контакт. Уверять, что я не иранец, не стану. Хочешь – верь, хочешь – нет. То, что я не турок, ты и так понял. Бояться вам стоит больше их. Мозгуйте! – Он повернулся и пошел обратно на трибуны, не оборачиваясь и пока еще не понимая, что думать по поводу этой встречи.

На следующий день Горюнов, вытащив из металлического шкафчика в портовой раздевалке складную удочку и захватив пластиковый жбанчик, куда обычно складывал улов, сунул в карман банку с креветками в качестве наживки и направился на мост Галата. Ему нравилось вечерами постоять с удочкой, глядя на воды бухты Золотой Рог, сияющие от закатного солнца. Покрикивали чайки, летевшие в старый город, чтобы ночевать на черепичных крышах и выхватывать рыбные потроха из бачков около ресторанов.

На работу в порт Петр устроился без проблем – докером-механизатором. По сути, он был грузчиком и механиком в одном лице, только не таскал грузы на себе, как делали грузчики всех времен и народов в старину, а перемещал их с помощью кранов, экскаваторов, тягачей и бульдозеров. Перед отъездом из России прошел обучение, получил липовые документы, что работал в портах Германии и Польши. Однако по настоянию руководства пришлось попрактиковаться в питерском порту. «Мелочей не бывает, – занудливо наставлял Александров. – Ты еще молодой, учись всему, пригодится. А то вас всех хлебом не корми, дай пострелять и освоить что-нибудь вроде тхэквондо». Это был камешек в огород Горюнова – он мастер спорта по тхэквондо, обладатель черного пояса. Еще до ВИИЯ, в школе увлекался, да и в институте продолжал участвовать в соревнованиях.

…На мосту, кроме него, стояло еще с десяток завсегдатаев-рыбаков и несколько женщин в хиджабах, ловивших рыбу не менее ловко, чем мужчины; сновали за спиной припозднившиеся туристы. Солнце уже исчезло, рассеянный свет отражала поверхность бухты. За спинами рыбаков проезжали машины. Таксисты сигналили, как обычно, раздраженно и часто, а то и высовывались из окна и начинали ругаться, даже не с кем-то конкретно, а так, ради принципа. Вдруг за спиной Петра остановилась машина. В общем шуме он не обратил на это внимания. А зря…

Кто-то ткнул ему в поясницу ствол и велел: «Быстро! В машину!» Препираться, очевидно, не стоило. «Брось! – приказал незнакомец, имея в виду удочку, заметив нерешительность Горюнова. – Живо!»

Он так и не увидел, кто ему давил на поясницу пистолетом. Забравшись в машину, тут же получил кулаком под ребра, пока хватал ртом воздух, ему на голову натянули то ли шапку, то ли повязку и прокомментировали: «Для твоей же безопасности». Петру показалось, что это тот самый чернявый, с которым Горюнов виделся на футболе.

Покружив по городу, машина остановилась. Под колесами зашуршал гравий. Петра толкнули в спину, чтобы вылезал. Взяв его под локоть, повели по гравию, затем по трем ступенькам в дом. Деревянный пол под ногами скрипел. Горюнов подумал, что, скорее всего, они уехали за город. Страха не было. Страх – это паника. А Петр чувствовал себя напряженным, собранным, с обострившимся слухом, и кожей ощущал, как ему казалось, все происходящее в комнате. Но долго испытывать экстрасенсорные способности не пришлось – повязку с глаз псевдополяка сняли.

Сбоку и чуть сзади действительно стоял чернявый, перед Петром сидел мужчина на единственном стуле, составляющим всю обстановку этой комнаты. Закрытые снаружи ставни не давали возможности сориентироваться с местоположением дома. Но у Горюнова сложилось впечатление, что это один из домов, брошенных, деревянных, полуразвалившихся, расположенных на берегу Босфора.

Мужчина сидел как-то по-особенному устойчиво, чуть расставив ноги и упершись руками в колени. Он и сидя производил впечатление человека невысокого, но крепкого. Легкая седина на висках и надо лбом, там, где густые волосы были зачесаны назад, придавала ему умудренный опытом вид и создавала налет вселенской усталости. Таким людям хочется доверять, однако Петр не страдал доверчивостью.

– Чем обязан визитом к вам? – спросил Горюнов, тяготясь долгой паузой и взглядом, изучающим, заинтересованным.

Чернявый вышел, оставив их наедине.

– Я бы хотел тебя послушать, – низким хрипловатым голосом сказал сидящий. – Ты же рвался выйти на контакт. Меня зовут Ахмет.

– Очень приятно. Марек… – Петр замялся и попросил: – Хорошо бы подтверждение того, что я разговариваю с тем самым Ахметом.

Мужчина склонил голову к плечу, улыбнулся:

– Тебе что, паспорт показать? Какой? Иракский, иранский, турецкий?..

Александров, инструктируя Горюнова перед поездкой, предупреждал, что связаться надо именно с этим человеком, поскольку года два назад были попытки с его стороны выйти на российские спецслужбы. Он приезжал в Россию, но что-то у него не заладилось. Ему удалось связаться с кем-то из контрразведчиков, а его передвижения по Москве не остались незамеченными. Однако на оговоренную встречу Мардини не явился и быстро после этого ушел от слежки, исчез из Москвы, а затем вернулся в Турцию. Повода задерживать его у контрразведчиков не было, и Мардини затерялся в Стамбуле. Хотя предполагалось, что он уехал оттуда сразу в Северный Ирак, в горы Кандиль.

И вот теперь он собственной персоной перед Горюновым. Петр видел его фотографию в Москве и уточнял лишь для проформы.

– Вспомните 1994 год, Москву, – решил не ходить вокруг да около Горюнов.

Ахмет всмотрелся в него и даже подался вперед:

– Я с тобой там не встречался. Не помню… Ты слишком молод.

– Это не имеет значения. Встреча тогда не состоялась. Вы же хотели о чем-то вести переговоры?

– Допустим. Но обстоятельства меня вынудили уехать и скрываться. В Москве за мной следили турки.

Горюнов кивнул. Эти слова подтверждались контрразведчиками. Была замечена слежка, ведущаяся за Ахметом параллельно с наружным наблюдением российских спецслужб.

– Ты уполномочен вести со мной переговоры? – напрямую спросил Мардини.

– Думаю, да. Во всяком случае, смог бы послужить неким связующим звеном. Вопрос в том, какие именно цели вы преследовали, пытаясь связаться тогда в Москве с людьми из…

– Да-да, – перебил курд, – я понимаю о чем ты, – он обвел взглядом комнату так, что Петр догадался – помещение прослушивают, а Ахмет собирался вести переговоры с российскими спецслужбами в обход некоторых своих товарищей по РПК.

Мардини достал блокнот из кармана, что-то быстро написал в нем и протянул его Горюнову. Тот прочел адрес, под которым было написано: «Аббас Джабар Али Хамид – он все знает».

Ахмет пошевелил пальцами в воздухе, словно подманивая блокнот, задержавшийся в руках Петра. Тому пришлось напрячь память, чтобы запомнить написанное.

– Мы встретимся еще и все обсудим, – завершил разговор курд и кивнул многозначительно.

Чернявый, стоявший за дверью, так же старательно завязал глаза Горюнову, хотя после разговора с Мардини это было, наверное, излишне, и отвез обратно к мосту. К удивлению Петра, удочка лежала там же, где он ее оставил.

2013 год

Горюнов вышел из московского метро с заметно помятым букетиком и направился к автобусной остановке. Полчаса простоял, чувствуя, как похолодало. Ромашки еще больше сникли от колючего осеннего ветра. Петр с брюзгливым выражением лица, ругаясь вполголоса, поймал такси.

– Ну и цены в Москве! – пробормотал он, когда вылез из машины около своего подъезда.

Петр предвкушал горячую ванну, общение с Александрой, возможно, ужин – готовит девушка хорошо. Он ехал в лифте, прислонившись затылком к обитой коричневым пластиком стенке и улыбался. Поймав себя на этом, Горюнов насупился, но тут же рассмеялся. «Ну почему бы мне не жениться? – размечтался он. – Наверное, уже пора».

В благостном расположении духа подошел к двери в общий коридор. Только собрался ее открыть, как сзади к нему подскочили с криком: «Руки за голову!» К этому добавились крепкие выражения, направленные на то, чтобы у задерживаемого не возник соблазн посопротивляться. Тычки в спину совершались не только руками, но и стволом автомата. Глянув искоса, Петр убедился, что это полицейские и вежливо предложил:

– Ребята, удостоверение в кармане. В правом.

Ему поверили, продолжая, однако, держать на прицеле автомата. Удостоверение нашли и отступились.

– Извините, товарищ полковник. Повернитесь, пожалуйста.

Сержант все еще рассматривал удостоверение и, увидев лицо Горюнова, сличив его с фотографией в удостоверении, успокоился окончательно.

– В чем, собственно, дело, сержант? – Петр спрятал протянутое ему удостоверение. Голос его утратил недавнюю вежливость.

– Сигнал поступил… – сержант приблизился к Горюнову. – Ваша соседка. Она сообщила, что у вас есть оружие и литература на арабском, она посчитала, – он хмыкнул, продемонстрировав золотой зуб, – что вы террорист.

Петр прикинул, когда Александра вчера могла заметить пистолет, тем более что тот лежал в запертом сейфе. Эта мысль придала ему ускорение. Забыв про полицейских, он ринулся в квартиру. Одолев замки, торопливо зашел в комнату. Ну, конечно, сейф открыт. Петр заглянул внутрь. Все на месте. Когда торопился вчера в душ, просто-напросто забыл его запереть. Вообще-то там лежали кроме денег кое-какие документы, награды, однако Саша с перепугу увидела только пистолет.

«Вот поэтому с утра убежала, не попрощавшись. Бойкая девица. Сразу полицию высвистала. Бдительная. У меня, может, трепетное, лирическое чувство зарождалось, а она легавых на меня натравила».

Он с сожалением посмотрел на подвявший букет, который бросил на столик под зеркалом в коридоре. Настрой на романтический вечер увял так же, как эти позднеосенние ромашки.

Петр разделся, чтобы идти в душ. В одних трусах босиком прошелся по коридору, поежился. От окна тянуло теперь не морозцем, а сыростью – начал падать мокрый снег. В зеркальную дверцу шкафа-купе Горюнов посмотрел на себя. Весь смуглый, но руки до локтей и лицо казались вовсе черными. Снова заметил, что похудел, и это слегка старило его. На тренированном теле заметнее стали мышцы и вены. «Можно подрабатывать натурщиком, – подумал он самодовольно и тут же с грустью: – Хотя мои честно заработанные сорок три года у меня на физиономии написаны. Хорошо хоть нет седых волос».

Он достал из кармана куртки мобильный. Набрал по памяти номер.

– Мам! Это я. Привет! Как ты?.. Нормальный у меня голос. С акцентом? Это скоро пройдет. Ну, не выдумывай, ничего я не ранен. Здоров как вол! Может, приеду… Почему это сразу «ушлют»? Еще скажи сакраментальное: «Тебе жениться пора». Вот-вот! Чтобы еще и жена на мозги капала. Не надо, не приезжай. Говорю же, сам приеду, в отпуск… Ну, когда дадут. Тете Маше привет.

Петр торопливо отключил телефон, справедливо опасаясь материных слез. Он наверняка оторвал ее от просмотра какого-нибудь сериала. Ими она утешалась… Пока мать не опомнилась, не отошла от хитросплетений сюжета и не прочувствовала, что разговаривает с сыном, голос которого не слышала уже очень давно, надо было сворачивать беседу. Иначе расплачется обязательно.

В дверь позвонили как-то нервно. Изучая в глазок Александру, прикидывая, стоит ли открывать, Петр услышал ее приглушенный дерматином голос:

– Петр, откройте, пожалуйста! Если вы со мной не объяснитесь, я ведь не поленюсь, в ФСБ позвоню.

– Да что ж такое-то! Откуда такая на мою голову?! – Он дернул с крючка в ванной полотенце, обернул вокруг бедер и отпер дверь.

Александра стояла, не переступая порог, словно в любой момент готовилась броситься наутек. Напряженная, настороженная. Увидев соседа полураздетым, она слегка опешила, но тут же пошла в наступление:

– Что, полицию подкупил?!

– Не боишься к террористу заходить? – насмешливо спросил Горюнов. – Сейчас пистолет достану… – Он поправил полотенце на поясе.

– Ну, если не террорист… – сбавила обороты Саша и прикусила нижнюю губу смущенно.

– Тогда, конечно, маньяк.

– А если серьезно?

– Серьезно? Переводчик с арабского. Военный переводчик, – выдал полуправду Петр.

– Цветочки кому? – Саша заметила ромашки через плечо соседа.

– На похороны моих начавших было зарождаться чувств.

Александра глупо хихикнула, уловив намек. Темно-синие ее глаза глядели заинтересованно.

– Жалко же, – упрекнула она.

– Мои чувства?

– Цветочки, – ядовито уточнила Саша.

– Так поставь их в какой-нибудь сосуд. Я замерз, – Петр поежился и пошел в ванную, оставив входную дверь открытой, как ловушку для лани с синими глазами и пшеничными волосами, собранными в хвостик.

Приманка в виде чахлого букетика сработала. Когда Петр вышел из-под горячего душа, снова завернувшись в полотенце, он, как и вчера, обнаружил, что квартира наполнена ароматами готовящейся еды. Причем не рыбы.

– Грибы и оладьи, – анонсировала раскрасневшаяся у плиты Саша. – Это в качестве извинений… И только, – уточнила она, покосившись на полотенце на его бедрах.

– Сейчас фрак к ужину надену, – церемонно поклонился он, едва не уронив полотенце. – Правда, фрак у меня напоминает обычные треники, но не верь глазам своим.

– Ты меня смущаешь.

– Стыдливая женщина стоит целого города, а стыдливый мужчина – козленка.

– Откуда это? – рассмеялась Саша.

– Народная курдская мудрость. Пойду оденусь.

Через десять минут он дегустировал хрустящие оладьи и грибы.

– Надеюсь, эти грибы не с юбочкой на ножке были? – Петр наслаждался едой и созерцанием коленки Саши, которую краем глаза видел торчащей из-под клеенки.

Александра фыркнула. Задвинула коленку под стол.

– Я похожа на отравительницу? Я миролюбивая женщина.

– А что? Ты довольно последовательна. Когда со мной наряд полиции не совладал, решила травануть. И насчет миролюбия я бы помолчал. Женщина, которая рвет на куски несчастного червяка и нанизывает его извивающиеся части на крючок, чтобы затем прикончить невинную рыбешку, – это…

– Ну да, – с вызовом выпятила острый подбородок Александра, – я не такая, как все! Охотница! Тебя это удивляет?

– Вовсе нет. Я, к сожалению, знаю, какие женщины бывают, – улыбка сошла с лица Горюнова. Он вспомнил курдянок, которых Аббас попросил поинструктировать в стрельбе из разных видов оружия. В том числе из снайперки…

– Ты женоненавистник? – Александра встала, чтобы снять с конфорки закипевший чайник.

Он посмотрел на ее спину и чуть ниже и довольно искренне ответил:

– Не-а! Может, поженимся?

Саша обернулась, взглянула задумчиво и чуть удивленно:

– Это шутка? Или предложение, так сказать, одноразового характера?

– Брак с благородной женщиной – ступенька к почету, – от смущения Петр выдал теперь иракскую поговорку. – Вообще-то не одноразовое.

– Мы друг друга не знаем… – пожала плечами Александра.

– А что должны знать? – Он встал, пошарил по крышке холодильника, достал сигареты. Посмотрел на них и улыбнулся: – Дурные привычки? Вот. – Тут же подумал, что в ИГИЛ за курение изобьют, да еще и публично, и добавил: – Но в ближайшее время брошу. Выпиваю редко. По необходимости.